Правильный подход

      Воскресенье, между десятью и половиной одиннадцатого       В незнакомой комнате с невыразительными серыми стенами царила полумгла. Света было ровно столько, чтобы можно было различить разные мелочи вроде волнистого узора на плотных шторах или пересчитать ворсинки бежевого ковролина. Создавалось такое впечатление, что этому уголку квартиры чуждо само понятие света, особенно принимая во внимание творящиеся в нем события. По воздуху плыл сладковато-дурманный запах, запах, который гость сможет в будущем узнать из тысячи – так пах одеколон Спока; и кажущаяся густой тишина разрывалась яростным мычанием.       В помещении было двое: учитель и ученик. Вот ведь странное дело: вроде как урок идет, а – темнота; учиться должны, а – тишина, ну... относительная тишина. И учебой они занимались как-то непонятно: до странного необычным способом: Спок сидел на изогнутом диванчике, одетый в белую рубашку с закатанными рукавами и закинув ногу на ногу, а Джим, совершенно голый и злой, лежал на приспособлении, напоминающем ему спортивного «коня», к ножкам которого были крепко привязаны его руки и ноги. Никаких тетрадей, никаких учебников, да и репетитор, такое чувство, на подростка внимания совсем не обращает. А иначе почему смотрит на подопечного с холодным безразличием?       Вот так: обнаженный, поставленный раком, парень наверняка ощущал, как злость и паника заполняют сознание. Именно тот момент был самым подходящим для осознания того, что орать во всю глотку: «помогите!» – не есть трусость в последней инстанции. О, он бы обязательно закричал, только вот во рту у него был кляп, ремешки которого крепко обхватывали голову и крепились где-то на затылке. И выражать самые свои яркие чувства Джим мог только уже знакомым мычанием, стыдящими стонами и слабым расшатыванием конструкции.       – Вам стоит преподать урок, Джеймс, – спокойный голос со вкрадчивыми нотками разлился по комнате, заставив подростка замереть.       Всего секунду Кирк оставался в спокойствии, а потом его будто прорвало: он стал с новой силой дергаться в путах, яростно мычать одному ему ведомые проклятия и пытаться вывернуть шею так, чтобы ненавистный репетитор попал в поле зрения. До того момента, как Спок подал голос, его гость и понятия не имел, что в комнате не один. Находиться в таком положении: задом кверху и спиной к чужаку, не зная, что тот делает – и в штанах-то было бы некомфортно, а тут Джима лишили и такой незначительной защиты, поэтому его желание «видеть и знать» – было вполне оправданным.       Как Кирк докатился до жизни такой? Почему связан и находится в таком незавидном положении? Причем тут Спок и зачем репетитору все это нужно? Ах, да, это все началось днем ранее, когда Джим приступил к исполнению своего гениального плана по избавлению от «старпера».       Суббота, днем ранее       Подготовку своего грандиозного плана Кирк начал на следующий же день после того, как придумал его. Вернее начал бы, если бы попросту не забыл об этом деле. Если в понедельник вечером у него еще плавало что-то такое смутное на задворках сознания, то во вторник с утра парень абсолютно забыл захватить с собой оставленные Споком бумажки. С теми же результатами прошли и остальные будни дни.       Нет, Джим не был пустоголовым остолопом с памятью золотой рыбки. Просто всю неделю Кристофер задерживался на работе и возвращался домой практически под утро, а значит, некому было за вечерними разговорами напоминать Кирку о великом замысле. А у молодого парня с кипящей кровью были темы для размышлений и помимо едва знакомого мужика, с которым он общался от силу пару минут.       Закономерным итогом стало то, что прорешивать тесты «дьявольски удачливому» интригану пришлось ночью пятницы (хотя он бы и окончательно о них забыл, не напомни ему отец звонком о субботнем занятии с репетитором). И эти самые дурацкие тесты стали прямо-таки камнем преткновения: во-первых, они были в меру сложными – Джим вполне мог бы их прорешать, если постарался бы (но в плане указано: завалить тест, и парень собирался следовать по задуманному), а во-вторых, «прикидываться шлангом» оказалось сложнее, чем он себе представлял. Это вам не на уроках халтурить.       Настоящей пыткой для раздраженного на самого себя Кирка было тщательно отбирать темы, в которых он «не разбирался» и решать задачи, щедро приправляя наиглупейшими ошибками. Ближе к утру, когда дело уже полегоньку двигалось к завершению, Джим начал отчетливо понимать, что он сам себя перехитрил со своими интригами, и куда как проще было вызвать отца на прямой откровенный разговор. Ну да «назвался груздем – полезай в кузов». Упрямства Кирку было не занимать.       И вот опять суббота, десять утра, Джеймс сладко спит в своей кровати (он добрался до нее всего пару часов назад и заснул, стоило только голове коснуться подушки), а дверной звонок разрывается от непрерывающейся противной трели. Дома, кроме Кирка, никого нет – Пайк опять проводил ночь на работе. Парень не знал, чем там занимается его отец – он ни словом об этом не обмолвился, но раз даже пятничным вечером не смог вернуться – дела, можно догадаться, весьма важные.       До комнаты Джима посторонние звуки доносились так тихо, что он бы и дальше успешно игнорировал раннего гостя, даже не зная о его прибытии, но трели прекратились. Вместо этого по комнате разлилась веселая ритмичная музыка – Кирк услышал ее в одном из ночных клубов и без зазрений совести поставил себе на вызовы.       Не меняя положения: лицом в подушку, парень принялся заторможенно водить рукой по постели, пытаясь нашарить назойливое устройство. Не найдя телефон на привычных местах, Джим со страдальческим стоном приподнял голову и разлепил один глаз, хмуро осматривая мало что соображающим взглядом комнату.       Звон шел откуда-то снизу.       Усмотрев, наконец, скинутые вчера на пол штаны, Кирк сделал логический вывод: пиликает в одном из задних карманов. Он леностно-сонным движением свесил руку с кровати, выковыривая устройство на свет божий и принимая вызов:       – Да? – собственный хриплый тихий голос звучал чужим в ушах не проснувшегося толком парня.       – Иди открой дверь! – сердито рявкнул отец из трубки.       – Что? – переспросил непонимающе Джим, оставляя телефон лежать у уха, а руку роняя обратно на постель.       – Открой чертову дверь!       – Зачем? Ты ключи забыл?       – Джим, – угрожающе начал Кристофер.       – М?       – Джим!       – Да иду я, иду! – раздраженно воскликнул подросток, вновь отрывая голову от подушки и сбрасывая вызов. – Как вообще можно забыть ключи? – На глаза Кирку попался циферблат часов с экрана блокировки: 10.22. – Черт, я заснул всего три часа назад, – буркнул Джим, откидывая телефон и поднимаясь с кровати.       Искренне считая, что идет открывать дверь отцу, парень как был: в трусах веселой оранжевой расцветки – направился в прихожую. Не смотря на то, что всего пару часов назад он «готовился» к сегодняшнему занятию, спросонья этот факт ну никак не вспоминался. Особенно когда хотелось подняться обратно в комнату и рухнуть на кровать, чтобы подремать еще часик-другой (и так несколько часиков подряд).       Помятый и взъерошенный, Кирк щелкнул замком и открыл дверь. Не в силах удержаться, парень прикрыл рот ладонью и от души зевнул, зажмуриваясь на мгновение, а когда взглянул на порог, то глазами встретился с высоким брюнетом, который неделю назад назвался его, черт побери, репетитором.       – О, – только и выдавил из себя Джим, не зная: пустить гостя в дом или все-таки закрыть дверь перед его носом – уж слишком велико было искушение.       Задачу парню облегчил сам гость: он стремительно шагнул в открывшийся проход, заставляя Кирка невольно посторониться, и с негромким хлопком закрыл за собой дверь. Вместе с уличной свежестью до парня донесся стойкий запах мужского одеколона, заставивший поморщиться: чего-чего, а искусственных запахов Джеймс не любил. Никак не комментируя ни внешний вид ученика, ни свое ожидание на пороге – словно бы ничего из этого не тронуло спокойствия Спока, брюнет, как и в прошлое свое посещение, снял ботинки, поставил их на знакомое место и направился прямиком в комнату Джима.       Наблюдение за подобной наглостью помогло Кирку окончательно проснуться.       – Эй, и что это было? – нахальности возмущенному подростку было не занимать.       Поняв, что спина его потенциального собеседника вот-вот скроется за поворотом, Джим сорвался с места и проследовал за гостем. Не смотря на то, что Спок шел размеренным шагом, парень еле успел его догнать до того, как тот вошел в комнату.       – Эй! Эй! – пытался обратить на себя внимание Кирк. – А ну, стой!       Он совершенно не ожидал, что брюнет последует его милой просьбе и остановится, разворачиваясь к невоспитанному мальчишке. Массивное препятствие в виде замершего на месте репетитора Джим заметил не сразу, а потому с размаху налетел на мужчину. К стыду Кирка, «препятствие» не шелохнулось ни на дюйм, тогда как сам он едва не отлетел назад.       Раздраженно цыкнув языком, парень вздернул подбородок и с вызовом продолжил:       – Ты в гостях, а не у себя дома!       – Удивительно, – Спок спокойно реагировал на выпады ученика, и только его взгляд, более пронзительный, чем всегда, мог выдать медленно копящуюся ярость.       – Что именно?       – Вы все-таки способны делать верные умозаключения. Я не у себя дома.       – Слышь, ты, – голос Кирка наполнился враждебностью, – сбавь обороты. В гостях надо быть повежливее.       Парень совершенно упускал из виду тот факт, что сам этой вежливостью не отличался. Ведь с самой первой встречи грубил приставленному к нему преподавателю не только за спиной, но и в лицо, ничуть не стесняясь в выражении эмоций. А уж что-что, но эмоции у него всегда были сильными.       – В гостях, – Спок голосом выделил часть фразы, – как вы правильно заметили, Джеймс, – нужно. Но я сейчас нахожусь на работе. И вижу перед собой не состоявшегося хозяина, с которым гостям нужно быть «повежливее», а огрызающегося щенка, что нуждается в хорошей дрессировке.       Кирк никогда не был сторонником грубого спорта; он умел драться, как и любой другой его отчаянный сверстник, но предпочитал разруливать конфликтные ситуации без применения силы. Во-первых, Джим не хотел ходить в синяках. Да, конечно, он бы вышел победителем, и его противникам досталось бы много хуже, но то, что шрамы украшают мужчин, по его мнению, придумали вот как раз такие «противники» – по-простому неудачники. А девушкам больше нравилось гулять с немного дикими красавчиками, к каким Кирк себя и причислял. Во-вторых, каждая драка имеет последствия. И самым безобидным будет, если проигравший нажалуется своей «крыше». А вдруг копы? А там и до дисциплинарной комиссии недалеко. И прощай карманные денежки, прощай ночные клубы, прощай непыльная работенка – штамп «нарушитель общественного порядка» навсегда останется прикреплен к личному идентификатору.       Но сейчас, в эту самую минуту, стоило ему услышать далеко не лестное о себе определение, сорвавшееся с губ брюнета, глаза Джима будто заволокла кровавая пелена. Он мог отшучиваться сколько угодно в любой другой ситуации, где не было бы ни Спока, ни его издевательски брошенного «щенок», но это слово для парня было своеобразным переключателем. Слишком часто он слышал его в детстве, когда ходил от одной приемной семьи к другой по меньшей мере трижды в год. Слишком много грязных, тяжелых, наполненных яростью воспоминаний с ним связано. И Спок, который и так с первых минут попал в «немилость», сказал это. Назвал его щенком.       Если бы его спросили, в какой момент он осознал собственное бессилие, Кирк не смог бы ответить. Может, тогда, когда стоящий напротив репетитор с легкостью перехватил направленный ему в лицо кулак? Или в тот момент, когда брюнет с показным безразличием выпустил из стальной хватки его руку, словно разрешая продолжать бесплодные попытки? Или все началось многим ранее, еще в то самое время, когда Кристофер узнал о существовании Спока и решил, что тот будет самым подходящим репетитором для его сына? Но Джим точно смог бы ответить на другой, более прозаичный вопрос: «Нет, он не собирается сдаваться».       Парень не был знаком со спортивными единоборствами, считая их пустой тратой времени. Да и не подходили они к характеру того, кто имел обыкновение добиваться желаемого путями, не всегда соседствующими с правилами. А потому Джим не гнушался сейчас идти против взбесившего его брюнета приемами, которые в обычном спорте посчитали бы подлыми.       – Ублюдок, – шипел он в перерывах между ударами, – не смей называть меня щенком!       Но еще сильнее Кирка начинало бесить то, что ни один из его выпадов так и не достиг цели. Этот проклятый репетитор, отбросивший к стене знакомый уже парню портфель и успевший каким-то совсем уж мистическим образом расстегнуть пиджак во время драки, читал Джима словно раскрытую книгу и раз за разом гасил порывистые движения противника. Хотя если бы разум Кирка был не замутнен яростью, он бы осознал, что «противником» является с большой натяжкой.       – Я называю вещи своими именами, – преподаватель даже не запыхался, и голос его звучал все так же размеренно и спокойно, может быть только глубже, чем обычно.       – У меня есть имя, – чуть ли не рыча, процедил парень. – Джеймс!       – О, вот как? – По всей видимости, Споку уже надоела вся эта возня, и он, скрутив руки ученика, медленно, чеканя каждое слово, произнес: – Тогда прекратите истерику, Джеймс, – имя он особенно подчеркнул интонацией.       Лицо Кирка исказилось злостью, но вырываться и возобновлять драку он не стал. Щеки его раскраснелись, дыхание к черту сбилось, а руки мелко подрагивали – сказывалось недавнее напряжение, в котором пребывал «немного дикий красавчик». Парень не знал, чего ждал брюнет, так открыто оскорбляя его, но совершенно точно знал, что тот получит: затаившего обиду врага.       – Раз уж мы разрешили эту проблему, можно приступать к занятиям.       Вот Джима только что удерживали сильные руки, а в следующее мгновение он был уже свободен. А Спок, отряхнув пиджак от невидимых соринок, поднял с пола свой порфель. И почему-то невозмутимое спокойствие брюнета, который тот будто специально демонстрировал, вызвало у Кирка очередную вспышку злости.       – Черта с два. Мне не нужен репетитор. Тем более такой ублюдок, как ты. – Во время перепалки волосы Джима растрепались и челка упала на глаза, отчего брошенный на учителя взгляд казался диким.       – Смею заверить вас, Джеймс, что подобный щенок, – он намеренно повторил это слово, с ленцой склонив голову вбок, – ох, простите, – Спок сделал вид, что оговорился, и тут же «поправился», – ученик – не есть предмет моих мечтаний.       Кирк едва смог сдержаться; он стиснул зубы с такой силой, что на челюсти заходили желваки, а десны протестующе заныли. Смерив Спока взглядом исподлобья, парень медленно, буквально заставляя себя сделать очередной шаг без желания вновь начать махать кулаками, направился к двери в свою комнату. Намеренно столкнувшись плечами с брюнетом – подросток не мог не утолить жажду мести хотя бы такой ребячливостью – Джим прошел в святая святых и поднял свой телефон. Первым в списке контактов был Маккой.       «– Да?» – донеслось по-привычному деловое.       – Ты свободен?       «– Нет. Что-то случилось?»       – ...да.       «– Что-то серьезное?»       – ...       «– Джим?» – голос наполнился беспокойством.       Спок, которому надоело стоять в коридоре, прошел в комнату следом за Кирком и устроился на стуле. Подхватив со столешницы измятые листы с заданиями, над запарыванием которых парень бился всю ночь, брюнет принялся просматривать написанное.       Джим одарил уничижающим взглядом недавно назначенного на «должность» врага, а уже затем процедил в трубку:       – Нет.       «– Черт. Ты меня с ума сведешь. Надоели уже эти твои приколы», – Лео замолчал ненадолго. – «Слушай, я сейчас за городом. Помнишь тот домик у озера? Приезжай».       – В следующий раз.       Не дожидаясь ответа, Кирк отключился и поднял смятые штаны, все еще валявшиеся на полу. Наскоро натянув их, парень выудил из-под подушки футболку, в которой также был вчера, и, не тратя времени даром, кинулся к выходу из дома. Он больше не желал находиться в обществе небезызвестного самодовольного ублюдка, отравляющего своим присутствием его комнату. Последним, что услышал Спок, был малодушный хлопок дверью.       Как только брюнет остался наедине с самим собой, он откинулся на спинку стула и провел рукой по волосам, поднимая челку вверх и нарушая идеальность своей прически. Откинув бесполезные бумаги на стол, Спок ослабил галстук и размял шею. В гробовой тишине «перехруст» позвонков прозвучал особенно громко.       – Вот поэтому я ненавижу детей. Их надо воспитывать.