my kind of love

Зачем он каждую среду тащит свое бренное тело в то маленькое кафе с танцевальной площадкой и как душевный мазохист упивается собственной болью? Зачем каждый раз разрывает невидимые швы в области сердца, позволяя ему глупому гулко биться о ломаные ребра и вновь кровоточить? Но Питеру Хейлу этого мало. Мужчина раз за разом посыпает разверстую рану горсткой соли, когда затаив дыхание, с вожделением и тоской смотрит на Стайлза и Лидию, его бывших учеников, исполняющих страстную румбу. Почему так темно, невыносимо холодно и тесно в его просторном лофте, бывшем когда-то танцевальной студией? Это одиночество с некоторых пор поселилось с ним рядом, окутав своими зябкими клешнями, не давая Питеру вздохнуть полной грудью. Это оно, блядское сделало из него затворника, периодически прикладывающегося к бутылке. Вот и сейчас он медленно подходить к бару, лихорадочно открывает бутылку «Мадеры» и хлещет прямо с горла. К херам манеры! Тут не перед кем расшаркиваться! Делая еще пару внушительных глотков, обжигающих горло и нутро, он не спеша возвращается к столу с магнитофоном и включает что-то медленное из латиноамериканской программы. Страстно прижав к себе початую бутылку крепкого вина, он начинает исполнять сольный танец, плавно двигая бедрами в такт музыке. Оказавшись у стены с длинным рядом зеркал, Хейл прищурившись, начинает себя разглядывать. Похудел, осунулся, на лице трехдневная щетина, мешки под глазами. Ну и хер с ним! Совершая очередной элемент танца, не забывая вливать в себя крепкое вино, Хейл более тщательно вглядывается в зеркало, рисующее перед ним фантомные сюжеты из недавнего прошлого. Он, Лидия, Стайлз поочередно соединяются в страстном поцелуе во время общего танца. Воспоминания и спиртное слившись воедино, начинают гулко нестись по венам и артериям, заставляя Хейла вновь почувствовать прилив сексуального желания к этой молодой паре. Но дело тут не только в половом влечении и слиянии тел в тройственном тандеме. Он все еще до безумия любит их обоих. Скучает по их улыбке, чуть сбившемуся терпкому дыханию, страстным объятиям, проникновенным поцелуям и открытым, полным желания взглядам цвета изумруда и выдержанного виски. Как там сказала эта рыжая бестия? Позволить ей со Стайлзом его любить? Позволить всем им глубже ощутить то магическое чувство, которое возникло во время их совместных тренировок? Разрешить себе самому зайти дальше установленных им же жестких рамок УЧИТЕЛЬ – УЧЕНИК? И Стайлз, кажется, любезно предлагал воспользоваться их с Лидией квартирой, чтобы не превращать, по словам Питера, танцевальную студию в бордель. А ведь стоило согласиться! А он старый дурак, трус и чересчур правильный кретин все испортил, не дав им троим шанса испытать это незабываемое чувство единения до конца, велев Стайлзу и Лидии немедленно проваливать. Хейл с силой швыряет бутылку с остатками пойла в одно из огромных зеркал, глядя как по нему молниеносно расползлась паутина мелких осколков, отображающих его многократно. - Ты все равно один, понимаешь?! – пьяно орет Хейл, глядя на каждого себя в острых кусках зеркал, отдаленно слыша лихорадочную трель дверного звонка, затем гулкие удары кулаков о металл. – Кого это, к чертям, принесло? – хмельно цедит Питер, на слегка ватных ногах следуя к выходу. Открыв тяжелую железную дверь, он мигом трезвеет и одновременно перестает дышать, а слова, сдобренные ругательствами, так и застревают где-то в районе гортани, слегка покалывая корень языка. - Питер, извини! Мы просто хотели… - взволнованно начинает Лидия, замечая, что у их бывшего учителя далеко нецветущий вид. - С тобой все хорошо? – заботливо роняет Стайлз, слегка прищурившись. Позволить двум этим ангелам войти? Предоставить, наконец, возможность утолить обоюдный голод, внеся в его смятенную душу немного любви, тепла и света, а его измученному телу дать долгожданную разрядку? Или навсегда закрыть вместе с этой бронированной дверью путь к своему сердцу, позволив одиночеству довести его до сумасшествия и непроглядного душевного мрака? С достоинством удерживая на лице остатки гордости, Хейл делает такой необходимый ему жадный вдох. Черпая силу в паре взволнованных глаз, мужчина пытается сделать правильный выбор. Он слегка отступает от входной двери, неуверенно, а затем смиренно раскрывая перед Стайлзом и Лидией свои объятия, словно птица крылья. И молодая пара, колеблясь всего мгновение, со смесью неверия и облегчения одновременно, бросается навстречу своему учителю, обволакивая его долгожданным теплом, светом и любовью, словно все это время без Питера ей чего-то не хватало для полной жизненной идиллии. Хейл не станет себя спрашивать, что делать с этим шквалом эмоций, жарких поцелуев, ласковых и в меру жестких прикосновений их разгоряченных тел во время соития. У него останется лишь пара вопросов, которые будут терзать его сознание совсем чуточку, до момента всеобщего удовлетворения. Это то, почему он жил без всего этого и зачем так долго себя наказывал, обрекая на безликое одиночество.