my kind of love

– Баки, должен существовать другой выход! Так же нельзя! – Ты прав, Стив, нельзя, чтобы мне опять сносило башню от определенного набора фраз. Чтобы я срывался с цепи, как бешеный пес и рвал на куски абсолютно всех без разбора. Сучья «Гидра» постаралась на славу, глубоко запустив в меня свои щупальца. Ты же знаешь, что делают с остервеневшими животными? Их пристреливают или, что более гуманно, усыпляют. На глаза Баки невольно просятся слезы, а рот растягивается в широкой улыбке, пробившейся сквозь размытую завесу его утраченной личности. Сейчас улыбка Барнса выглядит естественной и, кажется, беззаботной, несмотря на боль, которую он перенес, несмотря на демонов его прошлого, которые навсегда будут преследовать его, несмотря на разбитые и кровавые воспоминания, которые заставляют его ненавидеть себя. Он улыбается, чтобы Роджерсу было спокойно. Он хочет, чтобы Стив знал, что все в порядке, что все, что он задумал – правильно. Стив должен смириться и перестать его отговаривать. Ведь то, что он собирался сделать, избавит его лучшего друга от лишних проблем, и не будет ставить того перед неразрешимым выбором: Барнс или кто-то другой, например, Тони Старк. Его улыбка, словно немая форма мольбы, просящая понять и принять его окончательное решение. – Все в порядке, Стив. Ну что со мной может случиться? Столько пролежал, пролежу еще. Позволь мне это сделать. Я больше не буду твоей проблемой. Не стану бременем для самого себя. Разреши мне окунуться в дремоту, чтобы я не видел преследующих меня демонов, пытающихся своей костлявой граблей дотянуться до тех, кто мне дорог. – Я не боюсь твоих демонов, Баки. Я боюсь тебя потерять. Боюсь, что заснешь и больше не проснешься. – Уверен, ты сможешь найти мой хрустальный гроб и разбудить спящую красавицу поцелуем настоящей любви. – Мать твою, Баки, даже в такой момент ты умудряешься шутить! Кто знает, что может произойти за время твоей спячки в криокапсуле? А сколько должно пройти лет, чтобы я вновь смог к тебе прикоснуться, крепко обнять, ощутить вкус твоих губ? – Надеюсь достаточно, чтобы светила медицины, науки и техники смогли найти верный способ отформатировать мой жесткий диск, – показывая пальцем на собственный лоб, – не повредив корпус и оставив светлые воспоминания о нас с тобой. Стив, пойми я опасен. Для тебя, для окружающих. Меня бесят эти провалы в памяти, ночные подрывы, истошные вопли и несанкционированные попытки задушить тебя среди ночи голыми руками, приняв за одного из своих мучителей. Я больше не вынесу пожизненного заключения в тюрьме строгого режима. И потом, где гарантия, что не найдется очередной парень-злодей, который подобно Гельмуту Земо не сделает из меня смертельное оружие против всего человечества. – Баки, пожалуйста! Не поступай так! Как я смогу… Ты же знаешь, что я к тебе чувствую! Мы же… – Стив, я тоже тебя люблю, потому вынужден так поступить. Я знаю, ты пытался защитить меня от всего мира и прежде всего от меня самого. Ты здесь, со мной и это для меня более чем достаточно. Просто подожди – это все, о чем я прошу. Я ждал тебя семьдесят лет, полагая, что ты никогда уже не вернешься. Так что теперь твоя очередь, Роджерс, ждать моего возвращения. Мы еще встретимся, дружище. Подумаешь, всего какая-то жизнь.