И снова. после останутся лица

В ярком свете люстры ресницы Шивона кажутся намного длиннее. Он смотрит на Хёкдже, и его острый взгляд проникает прямо за душу парня. Чуть наклонившись вперед, Шивон берет его за руку и игриво целует костяшки пальцев: "Расслабься. Я сделаю все так, как тебе нравится"... Короткая пауза. Смешок. "Но ты пока и сам не знаешь, что тебе нравится, правда?" Ынхёк внезапно осознает, насколько красивые у Шивона глаза - темные, ясные и жестокие. Но затем он понимает, что это всего лишь глаза. Зрачки и радужка. В точности как у Донхэ. Ынхёк думает, что, возможно, в Донхэ на самом деле нет ничего особого. Возможно, он, как Шивон и Хичоль - просто человек с другим лицом и другими глазами. Зрачки и радужка. Нет никаких причин, чтобы его любить. Впрочем, нет никаких причин, чтобы любить хоть кого-то. "Покажи мне", - произносит Ынхёк сухим и тяжелым голосом. Он отводит руку назад, проводит пальцами по волосам и касается запястьем острой ключицы, поворачивает голову и показывает Шивону линию своих скул. Секс - это всего лишь количество поз. Кольца с бриллиантами, скользящие по увлажненным блеском губам. Хорошее освещение и ведро звездной пыли, фальшивой. При помощи пальцев и языка, скользящих во рту блондина, Шивон показывает Ынхёку то, что ему нравится. Это приятно, решает Ынхёк. Приятно. Жарко. Идеально, быстро и сильно, а во время легких пауз они доказывают друг другу, что за романтикой и красивыми лицами нет ничего. Ынхёк зарывается в сатин и шелк, стонет, покрываясь пленкой пота, а Хёкдже в это время думает о поцелуях. Ему не нужны бриллиантовые кольца на липких от блеска губах, ему не нужны ни искусственный свет, ни пыль, ни холодное совершенство. Мягкий, застенчивый и зажатый поцелуй под палящим солнцем - это все, что ему нужно, но за последние годы он не получил ни одного, и теперь может только метаться в своих воспоминаниях, так же судорожно, как Ынхёк мечется на простынях. Он забирается под запятнанную потом простынь и низкие стоны Ынхёка и начинает собирать себя по кускам. ___ Хёкдже вспоминает день, когда Донхэ собирался уйти. Это была суббота, пасмурная и немного ветреная, день первой фотосессии Хёкдже за рубежом. Тогда он вернулся из Франции. Или, быть может, Бразилии. Устав ждать Донхэ в аэропорту, он остановил первое попавшееся такси и поехал домой. Он ожидал увидеть Донхэ в кровати, сонным, но вместо этого нашел его заплаканным и растрепанным на кухонном полу. - Я не могу, - все время твердил Донхэ. - Я тяну тебя вниз. Ты мог попасть на обложку журнала, но я упустил этот шанс и... прости. Я не имею права быть твоим менеджером. Ты должен был послушать Итука и нанять Шивона вместо меня. Я не гожусь на эту работу. Просто... Все, что у меня есть - это любовь, мои чувства к тебе, но этого мало. Я не знаю, что делать. Я ухожу. - Нет, - Хёкдже обнял Донхэ за шею и притянул его ближе к себе. - Нет. Возможно, ты не знаешь, что делать, но я тоже не знаю. Когда ты уйдешь, я не смогу понять, как мне быть. Ты не можешь вот так меня бросить. Хёкдже не помнит, как эти слова привели к поцелую, зажатому и короткому, но. Не помнит, как тот поцелуй опрокинул их на стоптанный половик. Они парили на волшебном ковре где-то у берегов Сеула, и ничто другое не имело смысл. Только они, здесь и сейчас. Колени и руки, языки и ресницы, долгие взгляды и застенчивые слова. Боль и желание. Короткие поцелуи. Мальчишки, неуверенные в себе, но страстные, двигавшиеся навстречу друг другу, подстраивавшиеся под медленный ритм. Тогда был их первый раз, но они почти не говорили об этом, были слишком взволнованы и до боли возбуждены. Не говорили почти, потому что знали - лишние разговоры разрушат все. Любые неправильные слова были острыми и угловатыми, а их эмоции с точностью до наоборот, поэтому они лишь цеплялись за неуклюжие руки друг друга, колени и стоны, и пусть получался уродливый хаос, этот хаос был слаще всего. Удовольствие окрашивалось желтым светом, проскальзывая меж проникающих в комнату солнечных лучей. Черные тени, подобно душам, сливались в одну. Донхэ изучал тело Хёкдже, не пропуская ни сантиметра кожи, оставлял за собой поцелуи - мягкие, гладкие, страстные, оставлял поцелуи, но не болезненные следы от зубов, ведь тело Хёкдже было для него слишком дорого, а тело Ынхёка не принадлежало ни одному из них. Донхэ кончил, выкрикивая имя Хёкдже, и парень мог бы поклясться, что никогда больше не был настолько счастлив и рад слышать свое имя, слетающее с губ Донхэ. Из него вытекала кровь, и все болело настолько, что он не мог толком дышать, но ему было все равно, он был счастлив. И хотя боль не приносила ему удовольствия, он всхлипывал в руках Донхэ как ребенок и заставлял парня ощутить все степени своей вины. Хёкдже было, в общем-то, все равно какие именно эмоции испытывал Донхэ, пока речь шла о нем, о них двоих. Он перебирал пальцами их тонкие тени, пока они лежали, свернувшись в объятиях друг друга, и обещал себе, что так будет всегда. "Однажды мы разбогатеем и станем известными", - сказал Хёкдже, уткнувшись носом в шею Донхэ. "Мы разбогатеем, но между нами ничего не изменится". И не важно, на каком дорогом ковре они будут заниматься сексом, пока их собственный волшебный ковер будет парить над Лондоном или Нью-Йорком, или даже пролетать гребаный Санкт-Петербург, солнечный свет всегда будет ласкать их лица. Так Хёкдже думал и верил в то, что эта мечта не будет иметь конца. ___ Очевидно, ей все же пришел конец, раз теперь Хёкдже в одиночестве копается в этом воспоминании. Он сидит в бесконечном стеклянном особняке Шивона и абсолютно не чувствует на себе ни одного солнечного луча. Хёкдже наблюдает за тем, как Ынхёк развязывает на Шивоне галстук от Джорджио Армани, и в его голове возникает вопрос: сможет ли он когда-нибудь снова заняться любовью как в тот раз с Донхэ? Вопросу, конечно же, не достается ответ. От Хёкдже осталось слишком мало, и вопрос даже озвучить по-настоящему некому, слишком мало осталось и от Донхэ - теперь некому услышать ответ. Донхэ повзрослел слишком быстро, изменился слишком серьезно за прошедшие десять лет, теперь он ушел, и предпринимать что-то уже слишком поздно. Поздно и все. Прощайте, солнечные поцелуи. Над кроватью Шивона расположено зеркало. Хёкдже вглядывается в отражение, смотрит, как напрягаются и сокращаются его мускулы, пялится на себя, на Ынхёка, на Хёкдже и вдруг понимает, что изменился сам. В отражении кто-то другой, кто-то, кого он даже не узнает. Дело не в макияже, просто этот кто-то больше никто. Он даже не человек, а всего лишь красивый кусок человеческой плоти и химии, раскинувшийся на дорогих простынях. Хёкдже любопытно - неужели он тоже успел повзрослеть слишком быстро? Измениться и повзрослеть? *** Шивон сообщает Хёкдже, что он получит контракт. Накидывает на плечи халат и просит поцелуй на прощание, говорит: "Эй, оставайся на связи, ладно? Завтра у меня вечеринка на крыше, там будут леди из высшего света, можешь прийти и попытаться выловить парочку предложений"... Голос Шивона вдруг пропадает на задний план, а Хёкдже рассматривает огромный, больше чем сама жизнь, портрет Хичоля, который висит на стене. На самом деле ему плевать на какие-то там предложения - он все равно падает, так какая разница с какой скоростью он слетит ко дну? - А что насчет Хичоля? - спрашивает Хёкдже, а Шивон замолкает, всего на секунду, перехватывает направление его взгляда, чтобы тоже посмотреть на портрет. - Он приглашен. - Он любил тебя. И все еще любит. - Я его тоже. И Хёкдже бьет Шивона в лицо. В последний раз он дрался еще в шестом классе, когда Чонун съел его вермишель, и сейчас ему хорошо. Он чувствует себя виноватым, сожалеет в меру, но не из-за Шивона или Хичоля, а из-за Ынхёка, из-за того, что разбил костяшки его идеальных пальцев. Хёкдже меняется и не знает, в кого превратится, но все в порядке. Все хорошо. Он раз за разом повторяет себе, что все хорошо, и покидает особняк Шивона, пройдясь по дорожкам лучше, чем Ынхёк когда-либо выходил на подиум. Абсолютно все хорошо. *** Хёкдже проваливается в долгий сон, пока Ынхёк подписывает многостраничные контракты от крупных лейблов, названия которых Хёкдже даже не пытается запомнить - в конце концов, именитых брендов настоящая тьма, но по сути это не имеет никакого значения. Ни сейчас, ни раньше, они никогда не волновали Хёкдже. Ынхёк идет на вечеринку Шивона, изящную за краями бокалов шампанского и абсолютно грязную изнутри. В свете огней и шуме смеха он обретает уверенность в себе и величие, а у Хёкдже от происходящего начинает раскалываться голова. Поэтому он засыпает и начинает мечтать о прошлом. Всего десять лет назад, плюс минус несколько минут, за которые для Донхэ ничего не изменилось, и за которые Хёкдже лишился воздуха, они были простыми мальчишками с плохим юмором и плохими манерами, были никем в городе с населением в миллионы людей. - Но я не никто, - настаивал на своем Донхэ, он был шумным и самоуверенным, и Хёкдже с нежностью мог различить его Мокпо-акцент. - Однажды я стану известным. Я стану супермоделью, а потом актером, уеду в Голливуд и познакомлюсь с тем певцом, у которого еще светлые волосы, знаешь. Хёкдже всегда был большим реалистом, потому что... ну как двое парней, которым даже не хватает смелости попробовать пиво, могут устоять на вершине мира? К тому же блондины из Голливуда не говорят по-корейски, а Донхэ выпадал из английской речи с такой же скоростью, с какой Хёкдже забивал в футбольные ворота мячи. У них появится куча коммуникативных проблем и, наверняка, проблем с питанием - Донхэ ведь обязательно растолстеет, если будет есть слишком много гамбургеров. Но Хёкдже никогда не говорил об этом Донхэ, он выглядел слишком трогательным и глупым, мечтая о своих зарубежных певцах. К тому же, кто знает, может, однажды его мечты осуществятся. Они лежали, вытянувшись, на крыше, смотрели на облака и составляли свои великие подростковые аналогии о связи Сеула и их душ, а Хёкдже пытался представить, каково это - общаться с кем-то известным. - Ты забудешь меня? - спросил он. - Когда станешь знаменитостью. - Нет, конечно же, - Донхэ ответил без малейшего намека на колебания, и это заставило Хёкдже занервничать. - Я серьезно, Хэ. А что если ты изменишься, когда обретешь славу? Ты же помнишь весь этот ужас, о котором мы читаем в газетах. Помнишь все те скандалы? Я не хочу, чтобы ты изменился. Ты очень нравишься мне таким, какой ты сейчас. Разумеется, радио работало слишком громко, а Донхэ был слишком наивным, чтобы услышать в голосе Хёкдже неподдельное беспокойство. - Значит, я не буду меняться, ради тебя. Хёкдже знал, что Донхэ не понял его вопроса, и это было нормально, потому что они стояли на минном поле неправильных ответов, а вопрос был из числа тех, что не щадят душу. Он только надеялся, что они смогут прожить без этого самого ответа как можно дольше. Слегка приподнявшись на локтях, Хёкдже посмотрел на Донхэ, который качал головой в такт музыке, увидел его светлые, чистые глаза и начал молиться Господу, чтобы его лучший друг оказался недостаточно высоким, чтобы ходить по подиуму. Господь ответил на его молитвы летом, во время их последних школьных каникул, ответил через телефонный звонок. Хёкдже сидел на кровати, скрестив ноги, и гипнотизируя взглядом плакат Манчестер Юнайтед, думал о том, что хорошо бы разучить новую хореографию, раз уж он собрался становиться танцором. А затем из динамиков телефона послышался голос Итука и разрушил все надежды на раз. Важные люди хотят встретиться с ним, - сказал Итук, - да-да, с ним, Ли Хёкдже, а не с Ли Донхэ. Хотят встретиться и обсудить контракт, и нет, здесь нет никаких ошибок. Тогда Хёкдже почувствовал себя по-настоящему виноватым, частично потому, что Донхэ так отчаянно мечтал о славе и высокой моде, но в основном потому, что ему не было его жаль. Он чувствовал себя виноватым за то, что радовался - слава не хочет принимать и отбирать у него Донхэ. Хёкдже извинился перед Господом за то, что он такой эгоистичный друг и за то, что уже начал придумывать хореографию для Донхэ, выдумывать для друга позицию в будущей студии танцев Хёкдже. Его мысли не изменились и через час после звонка Итука. Он верил, что Донхэ, возможно, согласится заниматься танцами вместе с ним. Они могут вместе стать королями танца или кем-то вроде того. Могут быть как Нам Хён Чжун, он ведь жутко крутой. Только вот этот план полетел к чертям, когда Донхэ вернулся и начал кричать от радости, вместо того, чтобы плакать, начал обнимать Хёкдже, вместо того, чтобы позволить Хёкдже обнять его. - Господи, ты же будешь супермоделью! - Донхэ кричал так громко, что Хёкдже не был уверен в том, как он скажет Донхэ о своих планах открыть танцевальную студию. В конечном итоге он промолчал. Он видел, как Донхэ пытался скрыть радостью свою боль от отказа, пытался улыбаться, глотая слезы. Разве Хёкдже мог отобрать у него это прикрытие? Какое право он на это имел? - Нет, я, наверное, просто... - Хёкдже хотел сказать, что наверняка слишком быстро провалится в этом бизнесе, но волнение в надломленном голосе Донхэ заставило его просто смущенно улыбнуться. - Да, я буду моделью. - Супермоделью! - Супермоделью, - повторил Хёкдже эхом, когда слезы Донхэ уже пропитали его рубашку и прижгли кожу прямо напротив сердца. С неслышным вздохом он позволил своим мечтам о королях танца Донхэ и Хёкдже медленно обратиться в пепел. Донхэ было больно, он плакал, лишившись своей мечты, а Хёкдже прекрасно знал, что без мечты он не сможет. Донхэ всегда был слишком наивным и хрупким, чтобы пробиваться в мире, не имея мечты. Поэтому Хёкдже дал ему новую: - Ты будешь моим менеджером. Мы станем знаменитыми вместе. - А потом ты станешь известным актером, поедешь в Голливуд и заберешь меня с собой, чтобы мы познакомились с теми певцами и увидели настоящие футбольные матчи... Хёкдже родился не слишком сильным, но стал намного сильнее, отказавшись от своих стремлений ради мечты Донхэ, ради его Голливуда, певцов и футбольных матчей. И как ни странно, это сделало его гораздо счастливее, чем он вообще мог бы себе представить. *** - Мне кажется, ты расплющил лицо, когда падал, - замечает Хичоль, втыкая в Ынхёка огромное множество мелких булавок. Он бросает своему ассистенту несколько безразличных всем остальным слов на английском, а двумя минутами позже разрешает Ынхёку уже в сотый раз за примерку раздеться до нижнего белья. Хичоль оценивающе смотрит на его тело и добавляет: - А еще ты переспал с Шивоном. - Я... - Не отнекивайся. Я знаю. Только Шивон оставляет после себя такие уродливые синяки, - Хичоль ведет себя практически грубо, но Ынхёк не пытается с ним ругаться - нет никаких сомнений, что он выиграет в борьбе двух характеров и оставит экс Шивона рыдать, размазывая по щекам подводку для глаз черным, широким слоем. И все же, ему любопытно - почему так легко смотреть на дрожащие от тихих всхлипываний плечи Хичоля? Куда вообще подевалось сердце? А впрочем, какая разница? Есть у него сердце или же нет, пока люди восхищаются его внешностью, он может быть хоть каннибалом, и никто не посмеет его осудить. За исключением, может быть, Хёкдже. Как жаль, что никому дела нет до его мыслей. Как жаль, что он сейчас далеко. *** Хёкдже парит над своими воспоминаниями на волшебном ковре, также как Ынхёк пролетает сквозь облака на частных, дорогих самолетах. Он закрывает глаза, и разные сцены вспыхивают в его мыслях, как фотографии, пропущенные через розовый фильтр. В одной из таких сцен Итук приводит восемнадцатилетнего Хёкдже в огромную комнату, которая выглядит точно из телевизора, а может даже и лучше. Стеклянные потолки уходят к самому небу, маленькие точечные лампочки падают вниз словно звезды, пылающие мягкие огни красных и синих оттенков скользят по идеальным лицам прекрасных людей. Хёкдже с трудом верит в то, что все это на самом деле, но в определенный момент понимает, почему Донхэ выбрал для себя именно такую мечту. Подобное совершенство прельщает. Слишком. Устрашающее, безупречное совершенство, способное надломить мужество Хёкдже. Хёкдже разглядывает незнакомых людей, они разглядывают его в ответ. Наклонив головы и прищурив глаза, отбивают наманикюренными пальцами раздражающие мелодии. Они разговаривают друг с другом, не сводя глаз с Хёкдже, вроде бы и замечают его существование, но отказываются его признавать, поэтому под их общим взглядом Хёкдже сжимается, уменьшается, кажется, до размеров пылинки в прозрачном воздухе. Он пытается успокоиться, сосредоточиться на чем-то неодушевленном, смотрит на белые диваны и кремовые коврики, но даже они раздражают его и заставляют нервничать. - Друзья, - Итук опускает руку на плечо Хёкдже, а тот изо всех сил борется с искушением вцепиться в парня и начать умолять выпустить его из этой комнаты, вернуть его под солнце, которому он принадлежит. - Поздоровайтесь с Хёкдже. Между моделями прокатывается несколько волн абсолютного равнодушия и скептицизма. Они уже потеряли секундный интерес к Хёкдже, и большинство теперь даже не отрывается от журналов или сотовых телефонов, лежащих на их коленях. Впрочем, те, кто стоят чуть дальше выглядят совсем иначе - так, будто они вообще свалились с другой планеты. Они продолжают свою жужжащую болтовню, даже не замечая слова Итука. - Шивон, если ты не против, может, уделишь нам немного внимания? - говорит Итук, и один скромный с виду, хорошо воспитанный парень растягивает губы в спокойной улыбке. Рядом с ним сидит вызывающе одетый брюнет, который создает настоящую суету и вдруг начинает шуметь еще громче. Хёкдже кажется странным, что Итук не обратился сразу к нему. - Давай, представься всем, - Итук обращает общее внимание на Хёкдже, а Хёкдже тихо радуется тому, что его толком не слушают и уж точно слушать не хотят. - Я Ли Хёк— - Я же просил воду со льдом, - тот самый брюнет, проигнорированный Итуком, внезапно начинает кричать на девушку, которую до этого момента Хёкдже не замечал. Его даже пугает то, что она кажется такой незаметной. - С твоим корейским все хорошо? Или ты оглохла? Это не вода со льдом! Это обыкновенная холодная вода. Я разве просил холодную воду? Я просил воду со льдом! Хёкдже оглядывается на Итука, ожидая, что он что-то предпримет, но Итук не делает ничего - только вздыхает и смотрит на Хёкдже так, будто все в полном порядке. По сути, всем собравшимся в комнате людям происходящее не кажется странным, и Хёкдже думает, что ему, возможно, показалось. Галлюцинации или призраки? - Давай, - подбадривает Итук, бросив быстрый взгляд на часы, что подсказывает Хёкдже, что лучше ему закончить кратко, ведь на самом деле все это пустая формальность - никого не волнует кто он такой, все эти люди просто уверены, что назавтра он уже вылетит из модельного бизнеса. Что, в общем-то, так и есть. - Я Ли Хёкдже, - он знает, что здесь нельзя ни на кого смотреть, но никак не может отвести взгляда от вызывающего брюнета и его красивого лица, выразительных глаз, полных губ и фарфоровой кожи. - Меня нанял Итук-сонсеним, поэтому я буду проходить стажировку следующие несколько месяцев. Эм, я очень жду возможности поработать с Хичолем-сонбэ... - Хёкдже замолкает, как только брюнет бросает на него убийственный, испепеляющий взгляд. - Ты больше здесь не работаешь, - говорит брюнет. В первое мгновение Хёкдже теряется, решив, что уволили его, но затем девушка рядом с парнем начинает плакать. - Хичоль, пожалуйста... - вздыхает Итук. У Хёкдже уходит довольно много времени на то, чтобы осознать - он уже видел этого брюнета на обложках журналов. Это же Ким Хичоль, парень, который рекламировал дорогой парфюм и все время целовался со знаменитыми девушками. Но на фотографиях он казался совсем другим. Это другой человек. Не Хичоль. Правда ведь? - Мне не терпится приступить к работе... - пытается сказать Хёкдже, но снова замолкает и на этот раз не по своей воле. Хичоль поднимается с кожаного дивана, подходит к нему и, даже не вздрогнув, переворачивает на голову Хёкдже стакан холодной воды. - Ты, должно быть, шутишь. Как твое имя? Ли... Как? Еще разок? Хотя неважно, я как-нибудь подберу для тебя прилагательное. Впрочем, я слишком занят для такой херни... Придумай что-нибудь сам и не путайся, блять, у меня под ногами. Слова Хичоля ранят Хёкдже со скоростью стука его каблуков. Удар, удар, удар, прямо в душу парня. Хичоль уходит, оставив за собой раскрытую дверь и горькие слезы в глазах Хёкдже. И тем не менее, все хорошо - раскрытые двери, слезы, люди, которые являются совсем не теми, кем кажутся - все хорошо, пока Донхэ рядом. Хёкдже терпит часы выматывающих лекций, хотя все еще не до конца их понимает, ведь между разными походками по прямой совсем пустяковая разница. Терпит болезненные примерки и стилистов, которые пытаются впихнуть его кости в брендовую одежду и дергают его за волосы, чтобы он не смел отвлекаться. Терпит недели диет, не ест ничего кроме моркови и сельдерея и уже начинает думать, что скоро его кожа станет оранжевого цвета. Но все хорошо. Пока Донхэ рядом. Пока Хёкдже видит его в конце каждого дня. Ему больше ничего не нужно, ни еда, ни сон, ни доброта. Только Донхэ. Боль не страшна. Когда Хёкдже притворяется, что его день был по-настоящему сказочным и рассказывает об узких подиумных дорожках, о сплетнях, услышанных во время примерок, попросту обо всем, в глазах Донхэ виден блеск. Боль не страшна, она того стоит. Иногда Донхэ пытается расспрашивать о плохих вещах, о том правдивы ли слухи о дискриминации новичков, и Хёкдже остается только одно - лгать. Он хотел бы рассказать правду, он слишком устал от бесконечных подножек, тычков под ребра, недобрых взглядов и криков, но для Донхэ модельный бизнес - мечта. И пусть Хёкдже хочет, чтобы Донхэ утешил его и сделал его жизнь лучше, но мечта должна быть прекрасной и сладкой, Хёкдже должен сделать ее такой ради Донхэ. Не той мечтой, в которой он плачет, запершись в ванной, а потом выслушивает ругань из-за того, что его тушь растеклась от слез, а той, в которой он красиво ходит по подиуму, а растекшаяся тушь выглядит сексуально. Именно поэтому, когда Донхэ спрашивает: "Тебе больно?", Хёкдже может только нацепить на себя дерзость, как это называют фотографы, и твердить самому себе, что боль приносит ему удовольствие. И даже если это самая глупая выдумка, которую он слышал за всю свою жизнь, возможно, ее можно превратить в правду. ___ Люди вроде Шивона падают с неба подобно ангелам, чтобы научить Хёкдже проявлять доброту, научить его достаточно быстро ходить по подиуму и обращать холодные удары в пользу своего опыта. Он говорит, что все происходящее не такой уж кошмар, если оценить его под правильным углом. Шивон безупречен. Он достаточно подкован для того, чтобы захотеть собрать мелкие кусочки, на которые раскалывается Хёкдже после своих горьких истерик в ванной, и попытаться склеить из них что-то новое, например, Ынхёка. - Все не так плохо, знаешь, - постоянно повторяет Шивон, когда вытаскивает Хёкдже из ванной комнаты и вытирает слезы на его щеках. - Ты просто должен отделиться от своих чувств. - Но это все слишком странно! Они же видели, как Хичоль-сонбэ толкнул меня! Так почему они кричали на меня за то, что я упал, хотя это он толкнул меня— - Тише, Хёкдже, я понимаю, - и он действительно понимает, потому что работает с Хичолем и знает, какую боль иногда приходится вынести под солнцем. - Не позволяй всему этому ранить тебя. Пусть будет больно тому, кто может вынести эту боль. Как насчет Ынхёка? Пусть он принимает удары. - Но я и есть Ын— - Не обманывай себя. Ынхёк более эффектный, более уверенный, он лучше тебя. Ынхёк делает то, что ему вздумается, поступает по-своему, и ему это нравится. Ты не Ынхёк, Хёкдже. Ты никогда им не будешь, а он никогда не захочет иметь дело с кем-то вроде тебя. И хотя слова Шивона казались Хёкдже абсолютной бессмыслицей, в конце концов, имя - это всего лишь имя, и Ынхёк и Хёкдже - один человек, но в этой бессмыслице была своя истина, и Хёкдже обнаружил ее, когда посмотрелся к себе в зеркало и увидел в отражении жестокий, холодный взгляд. - Не двигайся, - недовольным тоном говорит визажист и в очередной раз тянет Хёкдже за волосы. - Еще раз дерни мои волосы, и ты пожалеешь об этом, сука. Эти слова произносит не Хёкдже, и все же именно он чувствует себя великолепно. Он ощущает себя виноватым и грубым, но все же ему намного лучше, чем когда-либо прежде. ___ Модельный бизнес похож на бездонный океан шампанского и секса. Хёкдже восхищается Ынхёком, а Ынхёк ненавидит его в ответ, но это нормально, потому что Хёкдже живой человек и умеет дышать, а Ынхёк - акула, рожденная чтобы плавать. Пока Хёкдже паникует, пытаясь запомнить, что нужно говорить "восхитительно" вместо "круто", "ярко" вместо "пестро", "Александр Маккуин" вместо "сойдет шмотка", Ынхёк идеально со всем справляется. Это похоже на совместное выживание, они больше не падают, только плавают в океане бизнеса, быстро, решительно и великолепно. Жизнь налаживается с каждым днем, и Хёкдже начинает по-настоящему ждать дебюта, ловит себя на том, что больше не лжет, говоря Донхэ, что его дела как нельзя лучше. Хотя иногда он все же волнуется из-за Ынхёка - он лучше, сильнее и умнее его, и из-за этого Хёкдже нервничает, но затем он видит Донхэ, вспоминает, что он любит именно его, а не Ынхёка, и все беспокойства уходят. Потому что Ынхёк не может быть настоящим, ни одна маленькая часть Хёкдже, в которой нет Донхэ, просто не может существовать отдельно. ___ День первого показа наступает как-то слишком уж быстро. Хёкдже колотит крупная, неконтролируемая дрожь. Он стоит за кулисами, обливаясь холодным потом, и цепляется за пальцы Донхэ. Вокруг настоящие дизайнеры, настоящие модели и репортеры, важные люди, которые приехали на показ в огромных Роллс-Ройсах. Кто-то объявляет через микрофон очередность выхода моделей, но Хёкдже слишком нервничает, чтобы запомнить свой номер. Стилист отчитывает его за излишнюю дерганность, но Хёкдже не слышит. Он слишком потерян. Цепляется за драгоценную жизнь, стискивая пальцы Донхэ в белом свете и ужасающем шуме. Не слышит ничего. Почти умирает, пытаясь дышать. А затем громко хлопает дверь, и в комнате повисает абсолютная тишина. - Ты мой менеджер! Какого черта ты делал в ванной вместе с ним? В каком месте этот ебаный Ли Хёкдже лучше меня? Скажи мне, серьезно, скажи мне! - Хичоль кричит слишком пронзительно, и Хёкдже почти верит в то, что комната вовсе не переполнена чужими людьми, что здесь никого нет. Человек, объявляющий номера, замолкает, стихает, и умирает буквально все, а Хёкдже вздрагивает, когда случайно видит в зеркале отражение Ынхёка. Шивон обнимает ладонями лицо Хичоля, притягивает парня к себе и говорит ему что-то совсем тихо, неслышно, а затем Хичоль взрывается новым криком. - Не лги мне, Шивон! Не смей лгать! Хёкдже чувствует, что должен выйти вперед и внести в ситуацию ясность, но он этого не делает. Он только отступает назад и, присоединившись к сотням других людей, наблюдает за тем, как Хичоль тонет в своих грязных и ненужных человеческих эмоциях. На секунду его удивляет собственное поведение, но затем он понимает, что играет в Ынхёка, а Ынхёку нет до Хичоля никакого дела. Он просто возвращается к туалетному столику и позволяет стилисту нанести еще больше химии на его прическу. А еще он ловит ошарашенный взгляд Донхэ, который, не отрываясь, пялится на Хичоля, и вспоминает, что его друг впервые попал за кулисы бизнеса. Хёкдже пинает Ынхёка, вышвыривает его из своей души, чтобы попытаться склеить в прекрасное разрушенную мечту Донхэ или хотя бы спасти то, что от нее осталось. - Все хорошо, - говорит он спокойно, нацепив улыбку, которая, кажется, только раздражает Донхэ. - Он постоянно себя так ведет. На прошлой неделе он вообще швырнул в Шивона зеркало. Донхэ бледнеет, его губы дрожат, слабая улыбка меркнет и исчезает, а Хёкдже готов броситься вперед и поймать его перед падением. - Не беспокойся, мы никогда не станем такими, - говорит он, хотя Ынхёк не совсем уверен кого именно Хёкдже имеет в виду. ___ Шивон называет проход по подиуму прогулкой по доске пиратского судна, и Хёкдже понимает почему, как только делает первый шаг. Где-то в зале сидят Донхэ, Шивон и Итук, но он не видит никого из них, потому что плывет вслепую, хоть и широко распахнув глаза, захлебывается, умирая, хоть и остается живым. В тени Хичоля и его костюма от кутюр, вручную расшитого тысячами страз и жемчужин, Хёкдже слепнет, доска под его ногами слишком шаткая, он вот-вот упадет и утонет, и единственный способ выплыть - Ынхёк. И Ынхёк затмевает всех. ___ Телефонный звонок раздается тем же вечером, еще до того, как Хёкдже успевает раздеться и забраться в постель. Громкая трель душит тишину в маленькой квартире, заставляет его нервничать, чувствовать волнение и ужасный, непередаваемый страх. Хёкдже боится, потому что знает - это звонок успеха. Звонок, который разбудит Ынхёка, и даже если Хёкдже выключит телефон, он все равно будет звонить. Ынхёк становится реальным, нужным, живым. Его хотят, и это говорит о многом. Тем же вечером Ынхёк превращает былые мечты Хёкдже о совместной с Донхэ танцевальной студии в прах, делает их устаревшими и немодными. - Позволь мне хотя бы отвечать на звонки, - говорит Донхэ. - Я твой менеджер, и это моя работа. Но Хёкдже сопротивляется, он хочет оставить Донхэ только себе, не подпускать его близко к Ынхёку. Поэтому он только показывает на свое почти обнаженное тело жестом, в котором кроется частичка шарма модели, и говорит: "Сейчас ты мой парень, и это..." - он обхватывает шею Донхэ руками в перчатках из белой кожи, обнимает его и притягивает к себе. - "Это твоя работа". Первый поцелуй получается естественным и немного странным, и Хёкдже засыпает быстрее, чем они успевают разнять объятия. ___ Зыбучий песок. Хичоль утопает с такой же скоростью, с какой Ынхёк взбирается вверх. Хёкдже хочет проявить к нему немного жалости, потому что действительно грустно, когда модель терпит крах в таком большом городе, как Милан. Однако же каждый раз, когда он пытается завести разговор, Хичоль рушит все его надежды на примирение: "Заткнись. Меня тошнит от твоей болтовни. Держись, блять, от меня подальше". Иногда Ынхёк вспыхивает и развивает конфликт, а иногда даже он оказывается слишком уставшим для разговоров, ведь жизнь модели - вихрь боли и стресса, стресса и загнивания, загнивания и разрушения. Хёкдже ненавидит то, как люди твердят ему, что он должен молчать, ведь хорошие вешалки - предметы бездушные и не умеют говорить. Он ненавидит то, что Хичоль постоянно бьет его за то, что он никогда не делал. Ненавидит то, как Ынхёк тащит его вперед, навстречу легкой жизни, где ничто не причиняет боль, где все, за исключением его самого, знают кто он такой. Незнакомцы говорят Хёкдже о своей любви, а он просто трещит по швам. Ненавидит всё и всех, всех дизайнеров всевозможных лейблов. Его пугает их смех, то, как они пьют свой чертов кофе и слишком сильно превозносят Ынхёка. Слишком. Как будто Хёкдже никогда и не существовал. Если бы в этом было все дело, Хёкдже выбрал бы другой путь, свернул бы подальше и начал бы жить своей танцевальной студией на окраине города. Но, к лучшему или нет, Донхэ по-прежнему рядом, и это удерживает Хёкдже на месте. Донхэ рядом, в конце каждого дня он ждет Хёкдже, выслушивает его стоны и жалобы, видит, как он выбивается из сил и падает в обмороки, а потом укладывает его бессознательное тело в кровать. Донхэ вытягивает Хёкдже раз за разом, поэтому он может падать еще глубже на дно, позволяя Ынхёку восставать из его пепла. ___ Хёкдже понимает, что перестал быть никому не известным новичком, когда они с Донхэ сидят за столиком в зоне отдыха одного из торговых центров. Они едят мороженое, а люди, сидящие рядом, вдруг начинают оживленно указывать на него пальцами. Их разговоры сжигают душу Хёкдже и заставляют Ынхёка пылать от гордости. - Эй, разве этот парень тебе никого не напоминает? - О Боже, он выглядит в точности как тот, из рекламы Фенди! - Я хочу спросить у него автограф. Как думаешь, можно? - Не будь дурой, Господи, ты и правда думаешь, что настоящая знаменитость будет сидеть в этом дырявом торговом центре и есть мороженое? Донхэ смущается и, поперхнувшись, чуть ли не выплевывает мороженое в лицо незнакомок, а потом собирается и поспешно отводит Хёкдже в высококлассное французское кафе, чтобы поесть того же мороженого. Хёкдже смеется и без устали повторяет Донхэ, что все хорошо, что это не обязательно и ему больше нравятся простые места, к тому же пафос ему ни к чему - он никогда не станет профессионалом. Но тревожный колокольчик не перестает звенеть. В перерыве между примеркой одежды и проходкой по подиуму Итук подзывает Хёкдже к себе и говорит, что Донхэ тянет его на дно. - У Шивона больше опыта. Ты можешь стать настоящей звездой, Ынхёк, можешь стать следующем Хичолем, но Донхэ портит твою прекрасную внешность. - Нет. Своей красотой я обязан Донхэ, - резко отвечает Хёкдже. Он не верит в Ынхёка, не верит в славу, моду, гламур. Единственное, чего он хочет - чтобы Донхэ хорошо провел время, чтобы ему было хорошо, а затем они смогут выбраться из этого места и открыть студию танцев. Итук только вздыхает. Хотя возможно не из-за Хёкдже, а потому что увидел, как Хичоль вышвырнул в окно очередную скульптуру, пытаясь доказать хитроумную схему измены Шивона и вообще теорию заговора против него. - Твое дело, парень. Только не оступись. Когда начнешь падать, уже не сможешь остановиться. И благодаря этому разговору, Хёкдже оказывается в объятиях Донхэ, на промокшем от пота и выпачканном спермой волшебном ковре, который уже стал ядром его жизни. Дорогая одежда, волнующая музыка, новый пентхаус в самом центре Сеула и огромные подушки на мягкой королевской кровати - все это не стоит ни цента. Единственное, что дает Хёкдже силы жить - утро, которое он встречает вместе с Донхэ. Именно благодаря Донхэ Хёкдже продолжает жить день за днем, позировать день за днем. Именно благодаря ему Хёкдже подкармливает Ынхёка, до тех пор, пока Ынхёк не начинает подкармливать его самого. ___ - Ты слышал о том, что Хичоль улетает во Францию? - Зачем? Разве уже началась неделя моды? - Нет, он бросает бизнес. Мода сжигает моделей и все сезонные тренды так же, как Хичоля сжигает дым его сигарет. По правде говоря, исчезновение Хичоля Хёкдже замечает только благодаря тому, что никто больше не ставит ему подножки на подиуме, никто не обращается с ним как с прислугой и не обвиняет в проступках, которых он никогда и не совершал. - Так что теперь, когда королева выбыла из игры, это твой шанс, - Итук сердечно хлопает Хёкдже по спине и выбрасывает последний стаканчик латте, который заказывал еще будучи креативным директором. - Шивон займет мое место. Ты ему нравишься, так что сможешь зайти так далеко, как только захочешь. Хёкдже немного жаль Хичоля. Если бы Донхэ обошелся с ним так, как Шивон поступил с Хичолем, Хёкдже абсолютно точно не смог бы это пережить. Но Донхэ не Шивон, а он не Хичоль, и чувства между ними гораздо глубже. Эти чувства настоящие, они навсегда. ___ Итук оказался прав. После его ухода в отставку, Шивон проявил благосклонность к Ынхёку, и парень смог значительно продвинуться в своей карьере, зайти дальше всех остальных. Он открывал коллекции Оскара де ла Рента, Хермес, Диор, Джона Гальяно, Блюмарин, Ланвин и Александра Маккуина. Закрывал коллекции от Шанель, Виктор&Рольф, Жан-поля Готье, Марка Джейкобса и Луи Виттона. Ынхёк превосходил все рекорды и воплощал в себе изыск и роскошь, высокую гордость и стабильный доход. Он появлялся на обложках корейских и американских журналов, присутствовал на лондонских, парижских и миланских и неделях моды. Ынхёк покорил абсолютно всех, заставил в своем присутствии всех и каждого затаить дыхание, всех, и даже самого Хёкдже. Ему было непривычно давать Ынхёку свободу, но со временем он научился адаптироваться к нему, потому что видел - Донхэ им гордится. Возможно, они не хотели этого признавать, но в их реальности был нужен Ынхёк. *** Перебирая свои воспоминания, Хёкдже находит все это забавным, потому что сейчас их реальность полностью соткана из Ынхёка, и Хёкдже в ней просто не нужен. Он словно аксессуар. Бесполезный мальчишка, который застрял во времени, в том летнем дне десятилетней давности, когда он сидел на кровати со скрещенными ногами, придумывал хореографию и боялся, что потеряет Донхэ из-за обретенной им славы. - Прости, если тебя это утешит, Шивон не умеет трахаться, - сладко говорит Хёкдже, пока Хичоль приходит в себя. - От этого мне совсем не легче, - отвечает Хичоль слабым голосом. Он - королева прошлого, и Хёкдже знает, что совсем скоро этот трон перейдет к нему. Губы Хичоля дрожат, он открывает и закрывает рот, и только спустя долгую паузу продолжает: "Прекрати спать с Шивоном. Лучше возвращайся к этому своему коротышке-менеджеру, как его там зовут. Пожалуйста". Хёкдже не отвечает, а Хичоль улыбается холодной, вымученной улыбкой: "А если уж падаешь, сделай свое падение эффектным".