Маленькие трудности при написании великих книг

      — На бумаге этот план мне нравился гораздо больше, — осторожно заметил Сириус Блэк на восьмой день скитаний в албанском лесу, который только на карте выглядел маленьким зелёным островком, а на деле оказался раз в восемь больше Запретного леса.       — Уникальное предложение посетить Министерство магии всё ещё в силе, — вяло отозвалась агент, скучающим взглядом скользя по окружающему их однообразному пейзажу.       Блэк картинно закатил глаза, но ничего не сказал. Всё что можно, нельзя и за что получают аваду в спину даже в не сильно приличном обществе эти двое уже успели сказать друг другу. Собственно, все эти восемь дней они не столько вели разведку местности — ради осуществления которой они и зашли в лес намного дальше от нужной им точки, — сколько препирались друг с другом.       Он критиковал её решения — она разносила в пух и прах его предложения. Он упрекал её в излишней осторожности — она обвиняла его в чрезмерной беспечности. Они начали спорить ещё до отбытия из школы и с полной самоотдачей предавались этому занятию днями напролёт, в то время как все остальные предпочитали делать вид, что наслаждаются местными красотами. Поскольку желание встревать в милые и полные трепетной заботы о благополучии друг друга перепалки между литературным агентом и несостоявшимся маньяком исчезло у прочих членов команды довольно быстро. А у Локхарта и Уэлша, прекрасно знавших этих двоих, не возникло и вовсе.       Однако помимо «не встревай в споры между ними, окажешься ещё и виноват» была и вторая, не менее важная причина, из-за которой даже Поттер, славящийся своей любовью влезать куда надо и не надо, особенно когда дело касалось его крёстного, предпочитал во время привалов сидеть с друзьями в сторонке и, игнорируя приглушённые магией голоса спорщиков, листать ту самую книгу.       Всё дело было в том, что, по большому счёту, все споры были на пустом месте, поскольку албанский лес, мягко говоря, не оправдал возложенных на него надежд и ожиданий. Убежище тёмного лорда, предполагаемое местонахождение крестража, обитель таинственного и крайне разговорчивого не пойми чего, да и просто непроходимая чаща по версии как маглов, так и волшебников оказалась до крайности пустым и безжизненным, с точки зрения волшебников, местечком.       Можно было ломиться напролом, ожидая застать кого-то врасплох, можно было ползти под чарами невидимости, ожидая опять-таки застигнуть хоть кого-то — бесполезно. За последние несколько дней пути они не встретили ни единой живой или неживой души. Лес был абсолютно пуст. В нём были только деревья, кусты и промозглый туман, окутывающий плотной вуалью всё, до чего могли дотянуться его липкие объятья. Даже зима по какой-то странной причине обошла Албанию стороной.       — Мне этот лес совсем не нравится, — тихо заметил Рон, опасливо озираясь по сторонам и всем своим видом в очередной раз показывая, что лично он с превеликим удовольствием остался бы в замке. — А ещё этот туман.       — Туман образуется из-за охлаждения тёплого влажного воздуха при его движении над более холодной поверхностью, — пояснила вечно всезнающая Грейнджер.       — И всё? Просто потому что два воздуха смешались? — недоверчиво протянул Уизли, с сомнением оглядывая укутанные беловатой дымкой деревья.       — Если тебе не нравится эта версия, могу предложить другую, — с самой очаровательной улыбкой обернувшись к подростку, сказала агент. — Как известно, сырой промозглый туман образуется там, где размножаются дементоры.       — То есть… мы тут ходим, а они прямо сейчас… вот прямо вот тут…       — Да-да. Поэтому смотри под ноги, а не по сторонам. Спасать твою нежную детскую психику от непоправимой моральной травмы никто не будет.       — Дементоры не люди, а поэтому размножаются они несколько иначе, — фыркнула Гермиона.       — О, эксперт в вопросах размножения дементоров. Правда, я ожидала услышать мнение другого спеца по этой части.       — Я сидел в камере: с одной стороны решётка в пустой коридор, с другой стороны маленькое окошко, выходящее в тюремный двор. Ни там, ни там они не размножались.       — А может, ты просто не видел?       — Не думаю, что я много потерял.       — Знаете, если вам интересен этот вопрос, — живо отозвался Уэлш, — то я могу…       — Нам не интересен этот вопрос, — с нажимом прошипела его супруга, метнув на него предупреждающий взгляд.       Гроза семейных склепов со скелетами и складов грязного белья, на которого неделя вынужденного молчания действовала ещё хуже, чем на Блэка бездействие, разом сник, но спорить с женой не рискнул. Агент, и прежде никогда не отличавшаяся кротким характером, согласно авторитетному мнению несостоявшегося маньяка, в последние дни совершенно слетела с катушек и всё больше напоминала его мамочку в те далёкие — и уже хотя бы поэтому прекрасные годы, когда её стремление испортить жизнь окружающим не было ограничено картинной рамой.       — Это не дементоры, — поспешила заполнить неловкую тишину Гермиона, — но такая погода всё равно не характерна для этих мест. Тут что-то…       — Мы идём в ловушку, мисс Грейнджер, — даже не обернувшись, бросила агент. — Живых — нет, мёртвых — нет, и даже снега, которого должно быть минимум по колено, я также не наблюдаю. Добавим сюда, что обнаружители молчат, а вредноскоп впервые за полтора года прикидывается обычной стекляшкой, хотя до этого он у меня служил чем-то вроде ночника, — и получится просто замечательная картина!       — Которая означает, что мы на верном пути, — тихо, но твёрдо сказал Поттер, спокойно — можно даже сказать, с демонстративным спокойствием — обойдя замершую истуканом Миранду.       Гилдерой ждал бури. Того, что сейчас агент разразится очередной тирадой сродни тем, что обрушивались на голову Блэка, но, видно, сил спорить, ругаться и объяснять, какие все вокруг идиоты, у Миранды больше не было. Как не было и причины уходить из этой ловушки, чтобы поменять её на одну из двух других. Агент страдальчески подняла глаза к небу:       — Мерлин, что я делаю здесь с этими самоубийцами?       — Идёшь спасать мир? — осторожно предположил её супруг.       Блэк весело хмыкнул, агент тяжело вздохнула, Гилдерой Локхарт с сомнением посмотрел на отмолчавшееся небо. Не то чтобы он ждал ответов от Мерлина, Морганы или пресловутого магловского бога, но его тоже порой до крайности интересовал вопрос, что он тут делает.       Всё шло, шло и зашло слишком далеко. Не об этом он мечтал сидя в маленькой комнатке в доме на окраине Лондона. Он хотел славы, а не того, чтобы Волан-де-Морт объявил его чуть ли не своим врагом номер один. Он грезил о толпах поклонников, а не о том, чтобы тысячи волшебников с надеждой смотрели на него, ожидая, что он победит самого жестокого волшебника двадцатого века. Он мечтал о признании своих талантов сильными мира сего, а не о том, чтобы Аластор Грюм сначала сделал из него приманку, а потом и вовсе попытался потаскать по допросам. Он ещё без малого десять лет назад твёрдо решил, что слишком молод, красив, умён — да и вообще слишком важен для мира в качестве живого героя, а потому ни в какие авантюры, связанные с риском для жизни, без плана, поддержки и страховки ввязываться не будет. Судьба решила иначе, а потому он уже не в первый и даже не во второй раз ввязался в опасное для его бесценной жизни дело и, наплевав на здравый смысл, упрямо двигался навстречу героической гибели.       Инстинкт самосохранения — этот первейший друг и помощник героя, который ранее всегда помогал советом и выручал в трудную минуту, — глядя на творящееся вокруг непотребство, впервые за долгие годы молчал. Наверное, понял, что раз достучаться до своего единственного союзника в лице здравого смысла нельзя, то и шансов вразумить Локхарта у него нет. А потому он заперся где-то в самом дальнем и тёмном уголке сознания, навесив амбарный замок на дверь, и категорично заявил, что раз его советы никому не нужны, то пусть сами без него и разбираются. Он вылезет оттуда только в конце июня и, мрачно оглядев картину кровавого побоища и тотальной безнадёжности, за секунду до апокалипсиса скажет своё торжественно-укоризненное: а я предупреждал!       И надо признать, что это странное, непривычное молчание пугало обычно бесстрашного героя намного больше, чем бесконечное ожидание мучительной смерти.       Смерть вообще, как и положено столь почтенной даме, не торопилась на свидание, отчего их безумная и полная надежд не пойми на что вылазка вполне могла сойти за обычное путешествие. Разве что восьми чемоданов с мантиями у него больше не было. Всё его состояние и достояние ныне составляли халат и ночнушка, в которых он лежал в Мунго и сражался в Министерстве, да две чёрные типовые мантии, которые ему презентовали в Хогвартсе. Мракоборцев, всецело занятых вопросами защиты школы и тем, чтобы Пожиратели не обнаружили, какими именно путями попадают в замок предметы первой необходимости, крайне мало интересовали мелкие нужды его обитателей, а потому мало того, что мантии были чёрными, купленными даже не у Малкин, а в каком-то мелком магазинчике, так ещё и явно были с чьего-то плеча. Впрочем, наверное, впервые в жизни Локхарта это, кажется, даже совсем не беспокоило. Они были целыми, относительно удобными, а после пары магических манипуляций так и вовсе никто не мог узнать, что раньше они были на два размера больше. Когда война закончится, он купит десять или даже двадцать мантий. За деньги же можно купить всё.       Почти всё.       Ни за какие деньги он не сможет купить и достать то, что было уничтожено вместе с его домом. В магическом пламени, которое тщетно пытались потушить как волшебники, так и оказавшиеся там магловские пожарные, погибло много вещей. Более сотни редких изданий книг. Около двух тысяч сувениров и боевых трофеев, взятых на память. Четыреста двадцать семь новых, ни разу не одетых мантий, пошитых на все случаи жизни, поглотил огонь. Он сожрал всё. Всё, включая маленькую, богато инкрустированную драгоценными камнями шкатулочку с письмами.       Уцелели только те, что у него были в тот роковой день вне дома или были получены после. Всего шестнадцать писем да пара открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления, которые Миранда успела прихватить во время побега из Мунго. Больше писем не было. Была ли виновата разгоравшаяся война или то, что доступ к палате больного был наглухо перекрыт, а послания и букеты проходили по двадцать рук, прежде чем попасть в палату, было неизвестно. Но факт оставался фактом. Поток писем прекратился в конце июля, последнюю записку, написанную излишне витиеватым почерком, агент извлекла из цветов в начале сентября, к моменту «воскрешения» героя все поступавшие букеты были без опознавательных знаков. Единственное, что позволяло агенту безошибочно вычислить отправителя, так это то, что Сюзанна была единственным человеком, что не присылал охапки роз. Впрочем, как замечала сама Миранда, эти букеты явно покупались и отсылались уже кем-то другим. Думать о том, кто этот «другой» и что сейчас с президентом фан-клуба, Локхарт не хотел.       По вечерам, не в силах заснуть, он пытался писать новую книгу, но то, что пока получалось, даже отдалённо не походило на рассказ о подвигах героя или хотя бы на приключенческий роман. С каждой строчкой его грядущий шедевр всё больше напоминал завещание. Странное завещание.       Завещать ему было нечего. Дома больше нет, счёт в Гринготтсе всё ещё за ним, но гоблины помимо репутации ещё и пекутся о своём будущем, а потому, чтобы снять наличность, что сторонникам Министерства в изгнании, что сторонникам Истинного Министерства магии, надо выполнить практически невыполнимые в данный момент условия, так что смело можно сказать, что денег у него нет. Впрочем, зачем ему деньги? У них есть запас еды, воды, вещей первой необходимости и, конечно, у них есть их прекрасная волшебная палатка. Яркий шатёр в васильково-розовую полоску, на который Локхарт в своё время спустил половину гонорара за свою пятую книгу.       Он был виден за несколько миль, резал глаза яркостью красок, и будь в этом лесу хоть кто-то кроме них — а Мэтью чуть меньше понимал в чарах невидимости, — то их бы давно заметили. Причём не только невидимые обитатели леса с разговорчивым не пойми кем во главе, но даже те маглы, что, по заверениям Гермионы, болтаются на какой-то железяке над планетой и разглядывают её с высоты. Единственный плюс этого кошмара эпилептика был в том, что внутри было восемь спален, четыре ванных, библиотека, кухня, столовая и, конечно, огромная гостиная с массивным камином в виде драконьей пасти. Правда, всё это великолепие, как с внезапным удивлением осознал Локхарт, было кривым, вычурным и до тошноты аляпистым. Особенно резало глаза это буйство красок, когда они забирались внутрь после шатания по бесцветному серому лесу. Но они приглушали свет, и было вполне терпимо.       До тех пор, пока агент не начинала рассказывать, как первый красавец Англии выбирал это чудо в магазине. Она мастерски пародировала стайку кивающих как китайские болванчики продавцов, что, окружив героя, поддакивали его восторгам, периодически вставляя свои комментарии о том, какой именитый дизайнер это создал, сколько сусального золота было пущено на люстры, лампы и всё то, что можно было им покрыть, сколько несчастных павлинов лишилось своих хвостов и, конечно, как удачно вписался в интерьер огромный, ручной работы гобелен с Локхартом, повергающим дракона, присланный одним из заграничных отделений его фан-клуба. Судя по тому, что белоснежные зубы героя раза в два превосходили аналогичные у дракона, бедный драконёнок (а это, судя по размерам, был именно он) умер от ужаса. Локхарт сам чуть не умер, глядя на это непотребство, когда впервые вполз в их логово в самом начале путешествия. Миранда клялась Мерлином, его подтяжками и ногой Морганы, что никаких чар применено к внутреннему убранству не было и он лицезрит именно то, что купил. Именно тот сияющий идеал, в котором в своё время хотел остаться жить, утверждая, что это самое прекрасное, что было когда-либо создано магическим гением в плане опять же магической архитектуры.       Это было единственное время, когда она улыбалась и в их палатке звучал смех, а потому сгорающий от стыда Локхарт лишь тихонько бурчал, что «это было давно и всё неправда» и вообще, ни один павлин, как уверяли продавцы, серьёзно не пострадал! Всё было сделано с заботой об окружающей среде!       Оценила ли окружающая среда подобную заботу, было пока не ясно, впрочем, такая же неясность царила и по другому, не менее важному вопросу, который касался второго пункта «гениального плана» и значился как «получаем от объекта информацию».       — А мы точно его должны… ну… того самого? — неуверенно начал Рон, когда молчание стало совсем невыносимым. Было очевидно, что слова агента о том, что они идут в ловушку, явились неким спусковым крючком для озвучивания вслух других, ещё менее приятных вопросов. Озвучивать их как всегда пришлось Уизли. Мэтью, конечно, как-то пошутил, что это всё потому, что он единственный рыжий в их компании, но все как-то давно уже заметили, что Рон просто был единственным, на кого агент почему-то не обижалась и вообще реагировала слишком уж спокойно.       — Да, того самого, если он, конечно, не скажет нам, где крестраж.       — И кто ЭТО будет делать?       — Гарри и сделает, ему же надо на ком-то потренироваться, прежде чем идти к лорду.       — Я?! — Судя по тому, как с Поттера сдуло всю его уверенность, такого поворота событий он не ожидал.       — Ну не я же. Ты наш будущий спаситель, тем более несовершеннолетний. Больше десятки тебе не дадут.       — Я не убивал раньше и уж тем более не буду никого пытать или убивать теперь! Тем более для тренировки.       — О-о, даже так? Может, нам позвать из его рептилячьего рая дух безвременно почившего василиска?       — Василиск не считается, к тому же мне помог профессор.       Профессору, пусть и бывшему, от этого комментария и обращённых взглядов стало не по себе. Не то чтобы он не верил в Британское правосудие, силу денег и мастерство своего адвоката, но проверять подобное не хотелось от слова совсем. Да и пытки, как и любой другой вид насилия, претили всей его высокоморальной натуре, о чём он и поспешил сообщить своему агенту, которая последним явно не отличалась:       — Мэнди, ты не хуже меня знаешь, что я никогда в своей жизни никого не убивал.       — Никого? — с удивлением переспросил Уизли. — А как же…       — Призрак и многочисленные упыри технически уже были мертвы, — отмахнулся великий герой. — Да и ничем похожим на убийство там и не пахло. Изгнание и усмирение. Весь фокус в куче амулетов и железной выдержке, — серьёзным тоном сообщил он, тактично умолчав, что в случае с упырями железной была ещё и хватка агента на шкирке, руке и некоторых других ещё более значимых частях его бренного тела, но это было уже, как говорится, не для печати.       — Ну, это явно не привидение, — осторожно вклинился Мэтью, — так что вопрос в силе. И поскольку, я так понимаю, спрашивать, убивал ли кто-нибудь до этого момента, не имеет смысла, то спрошу иначе: кто-нибудь хотя бы видел, как кого-нибудь убивали?       Миранда закатила глаза, Блэк как-то невесело рассмеялся, Гарри мрачно посмотрел на журналиста.       — Эм… да, глупый был вопрос. Тогда второй: кто-нибудь вообще готов убить, если будет на то необходимость? А то может неловко получиться. Мы придём, и… И всё.       Поднялось только две руки.       — Почему я не удивлён?       — А вот я, напротив, удивлена, что кому-то снова хочется в Азкабан.       — Ну, Азкабан, при всех своих недостатках, меня устроит всё-таки больше, чем кладбище, — вторя снисходительному тону агента, сказал Блэк. — К тому же если мы победим в войне, то, я так понимаю, суд учтёт и то, что мы уничтожали противника, и то, что делали это на благо Англии, и то, что я уже своё отсидел. Авансом.       — Согласно английскому законодательству, тебе зачтётся только то, что нельзя быть дважды осуждённым по одному и тому же делу, также как и по одному и тому же убийству. Так что Петтигрю ты можешь заавадить хоть в Министерстве, а вот с остальными этот фокус уже не пройдёт. Разве что мы сможешь опоить нашего будущего знакомого зельем с волосом Хвоста и в суде настаивать на том, что ты был уверен, что это Петтигрю. Но я так понимаю, хоть все эти годы ты и лелеял планы о мести, призывая на голову этой крысы всевозможные кары, локона его волос, перевязанного ленточкой, в шкатулке у тебя нет. Следовательно, этот вариант отпадает, придётся действовать по старинке и желательно без фанатизма.       — Я могу держать себя в руках.       — Никто и не спорит. Просто напоминаю, какое это муторное занятие — заметать следы и отмывать кровь.       — Мы же волшебники, — скривился Мэтью.       — Именно что волшебники, которым надо «слегка» преступить закон. Да и к тому же, я думаю, ты-то должен знать, как легко вычислить тех, кто всё делает магией. Обратные чары — и вот, вся ставшая невидимой кровь мигом возвращается на прежнее место, то же самое насчёт прочих заклинаний. Даже вчерашний школьник с помощью двух-трёх простеньких заклятий определит, где, на что и в каких целях была применена магия.       — Обычная уборка, а после трансфигурировать и где-то прикопать, — согласно кивнул Блэк. — Только желательно для этого одолжить чью-то палочку.       — Мне нравится этот план. Слышал, Гарри, немного фантазии, совсем чуть-чуть удачи, и никто даже не узнает, что это мы его. Трансфигурируем во что-нибудь и закопаем у Хагрида на грядке.       — Почему сразу у Хагрида?! — выдавил из себя Поттер, которого, как и его друзей, судя по всему, немного шокировал подобный разговор.       — Элементарно, Поттер. Все привыкли, что у него всякая чертовщина творится, так что даже если и вырастет какая-то странная фигня, то все лишь пожмут плечами и скажут: «опять Хагрид балуется». У него вечно тыквы раз в пять больше положенного вырастают да соплохвосты и прочая мерзость не пойми откуда материализуются. Мы будем вне подозрений!       — Эм… милая, ты, надеюсь, не забыла, что Хагрид тем, что вырастает на грядках, периодически детей кормит.       — И потому я Гилдерою сразу сказала, ещё во время первого года в Хогвартсе, чтобы он не вздумал есть его стряпню. Поверь, даже тебе лучше не знать, из чего и как он готовит свои кексы. Про торты вообще молчу, их Грюму надо предложить в качестве орудия пыток, которое ещё не было запрещено женевской конвен…       Она что-то ещё хотела сказать, но её взгляд наткнулся на троицу гриффиндорцев, которые ошарашенно смотрели, как на их глазах идёт обсуждение того, как именно будут добываться сведенья, а после скрываться улики. Учитывая, что улики планировалось не столько скрывать, сколько зарывать, метод получения информации был далёк от гуманного Империо.       — Что? Мы же сразу сказали, что идём нарушать закон, пытать и, возможно, даже убивать. Убийство группой по предварительному сговору, с применением пыток — от пятнадцати лет по магловскому законодательству и от двадцати до Азкабана по магическому.       — Мы думали, вы шутите, — неуверенно начал Рон, кинув быстрый взгляд на друзей.       — Ага. Оборжаться можно. Шутки кончились ещё полтора года назад, во время финала кубка, если не раньше.       — Ну, то есть мы знали, что это всё будет трудно и опасно, но мы думали, вы преувеличиваете, надеясь, что мы откажемся.       Миранда со вздохом покачала головой и извлекла из сумочки пудреницу:       — Я создам порт-ключ до Манчестера, там используете резервный порт-ключ до Лондона. Вас выкинет возле одного из убежищ третьего класса. Грюм, конечно, за это по головке не погладит, но вы слишком лакомая добыча для Пожирателей, а все многочисленные…       — Мы никуда не пойдём, — уверенно заявила гриффиндорка.       — Шутки кончились, мисс Грейнджер. Это именно то, что я до вас пыталась донести начиная с момента нашего официального знакомства. Этот мир, конечно, магический, но ни черта не сказочный, а потому в нём заправляют большие дяди и тёти, которым плевать не только на жизни магических зверушек, но и на всяких детишек. Особенно когда эти детишки стоят на пути к их могуществу.       — Можно не убивать. Должен быть другой способ, — поддержал подругу Гарри.       — Какой? Может, здесь мы обойдёмся и без чрезмерного насилия, ну а с Лордом что будем делать? Скажем, что он плохой, что так нельзя и убивать плохо? Он покивает головой, во всём раскается, и тогда мир, дружба и лозунг «Маглы тоже люди»? Даже первокурсники не так наивны!       Я просто хочу сказать, что, несмотря ни на что, вы всё ещё дети. Вы видели его, сражались с ним, участвовали в уничтожении крестражей, но всё это, так или иначе, происходило на территории школы. На вашей территории, где у вас были какие-никакие, но преимущества. Здесь этого не будет. Мы сейчас на его территории и играем по его правилам. Диадему он спрятал впопыхах, за медальон своей жизнью заплатил Регулус Блэк, с дневником вам просто повезло, но всё висело на волоске, про кольцо я вообще молчу.       Поттер попытался что-то сказать, но агент подняла руку в останавливающем жесте, явно давая понять, что хочет договорить:       — Гарри, никто не ставит под сомнение защиту, поставленную твоей матерью. Пока ты жил у Дурслей, с тобой случалось всякое, но причинить зло тебе никто не мог. Даже Добби чары подпустили только потому, что то, что он творил, хоть и должно было навредить тебе, но по итогу должно было спасти тебе жизнь. То же самое — по моему мнению — творилось со всеми вами все эти годы. Вас защищала магия школы. Вы вляпывались в такие истории, из которых и взрослый волшебник живым не всегда выйдет, а вам всё сходило с рук.       — Да какая магия, мы…       — Гарри Джеймс Поттер, забудь на секунду о том, что ты — это ты. Забудь и представь, что читаешь газету, где даже не Рита, а какой-то левый журналист написал, что живёт на свете некий мальчик. В одиннадцать лет он — не зная ничего сильнее заклятия открывания дверей да банальной левиосы — прошёл защиту, установленную сильнейшими волшебниками Англии. На втором курсе завалил огромного василиска, на третьем…       — Меня чуть не убили в конце четвёртого курса!       — Вот именно! Единственный раз, когда всё чуть не закончилось крайне печально, ты был вне школы!       Гарри явно что-то хотел сказать, но слова не находились. Оно и не удивительно, бить такую карту, по мнению Локхарта, было нечем.       Не дождавшись ответа, Миранда Уэлш с тихим щелчком открыла пудреницу, проверяя исправность порт-ключа, и с едва заметной грустной улыбкой протянула его замершей троице:       — Я просто не хочу снова смотреть, как умирают близкие мне люди.       Теперь уже что-то хотел сказать Уизли, но не успел, его опередила Гермиона: быстрым, уверенным шагом подошла к агенту и, обняв её, что-то горячо зашептала на ухо. Миранда дёрнулась, недовольно пробурчала что-то неразборчивое в ответ, но даже не попыталась оттолкнуть.       — Женщины, — тихо пробормотал Сириус Блэк пару мгновений спустя, когда стало понятно, что по крайней мере сегодня прогонять неразлучную троицу никто не будет. Взгляд, который он тут же почувствовал на себе, дал недвусмысленно понять, что, во-первых, его слышали, а во-вторых, приступ внезапного миролюбия мог пройти так же быстро, как и наступил.       — Меня просто уже достала эта тишина и то, что тут ничего не происходит. Ловушки должны быть понятными: с кучей врагов и безвыходной ситуацией. А пока безвыходная и беспросветная тут только скука, — словно в оправдание быстро сказала Миранда, мягко, но весьма уверенно отстранив гриффиндорку.       Повисло молчание. Идей, предложений и хоть каких-то ещё не опробованных ранее вариантов не было. Они стояли в середине абсолютно пустого леса, не зная ни что делать, ни куда идти. Все чары были давно перепробованы, включая даже «акцио крестраж», сказанное больше для очистки совести, чем с надеждой на успех.       — Лорд сказал, что, когда Хвост его искал, ему помогли крысы, — наконец напомнил Гарри.       — Да-да, — закатила глаза агент. — Тьма, овладевавшая телами несчастных зверушек. Но здесь даже не пахнет магическим полем или ещё чем-то вроде того и…       — И мы перепробовали все способы проверки, но ведь необязательно, что это магия?       — Что тогда? Секретные разработки магловских военных? Защитное поле базы рептилоидов? Вампиры?       — Репти… кто? — недоуменно переспросил Блэк.       — Рептилоиды. Сверхразумные ящерицы, которые прилетели издалека, — с восторженным блеском в глазах бросился объяснять Уэлш. — Маглы верят, что они захватили наш мир и тайком им управляют. Хитрые, жестокие, властолюбивые, коварные существа, некоторые из которых даже могут маскироваться под настоящих людей! А ещё они…       — Понял, понял. Только с чего бы это родне Мэнди заманивать нас в ловушку и сотрудничать с Лордом? Я, конечно, слышал, что она с ними не ладит, но зачем так-то?       — Маглов Лорд на дух не выносит, — быстро сказала Грейнджер, как и прочие чутко уловив, что если не перевести тему сейчас, то они опять будут слушать длинный экскурс в историю двух семейств. С перечислением сомнительных связей и болезней, с обязательным открыванием шкафов, в которых под грудами грязного белья тихо-мирно спит очередной скелет. Занятие на фоне нынешней серости и скуки безусловно интересное и познавательное, но ни на шаг не приближающее их к крестражу. — Но вот вампиры. Почему бы и нет?       Объяснять что-то, чего не знает Гермиона, Миранда любила всё-таки больше, чем спорить с Блэком, тем более что прошлый разбор родословной закончился, мягко говоря, не в её пользу, а потому, поколебавшись с мгновение и убедившись, что Мэтью с Локхартом уступают эту честь ей, приступила к объяснению.       — Вряд ли это кто-то из них. Всем известно, что вампиры делятся на две категории. Тупые кровососы, которым лишь бы пожрать, и лощёные аристократы, которые сдыхать от голода будут, но подай им шестнадцатилетнюю девственницу с голубыми глазами и второй группой крови. И чтоб резус был обязательно отрицательным! И тем, и тем здесь делать нечего. Потому как здесь даже грязные крестьяне не объявляются.       — Согласно карте, неподалёку находится несколько деревушек.       — Маленькие деревушки, в которых друг друга знают в лицо и даже если кого-то день не видели, то уже через два дня начинают гулять сплетни и слухи. Скрыть пропажу невозможно, а туристов здесь не так много. Молоденький вампирчик выдаст себя с головой, да и банально силёнок, в отличие от элитарных старпёров, на такую территорию не хватит.       — А что, если он не какой-то доморощенный, а один из тех, кого ты назвала элитарным старпёром? У него и сил хватит.       — Моральных? На то, чтобы жрать деревенщину? Исключено. Их не так много, они ненавидят солнечный свет, а самое главное, распущенность современного общества, из-за которой шестнадцатилетние девственницы с голубыми глазами и второй отрицательной встречаются ещё реже, чем единороги. К тому же даже если опустить тот факт, что покрыть весь лес заклятием дома даже для самого древнего из них непосильная задачка, остаётся добровольный контроль.       — Что значит добровольный контроль? — переспросил не сильный по части сложных магических взаимоотношений Поттер.       — Это значит, что они сидят тихо-мирно в своих замках, к ним шастают всякие учёные, которым они рассказывают, как замечательно жилось на свете лет семьсот назад. Используют свою магию, когда надо сделать всё тихо в глазах магического сообщества, поскольку вампирскую магию фиг отследишь, ещё иногда нагоняют жути на туристов, поднимая ажиотаж среди маглов. А взамен им таки находят «единорога».       — Они!...       — Гермиона, я тебя умоляю, двадцать первый век уже на пороге. Магловские девки тащатся от них ещё больше, чем старые кошатницы от Гилдероя. Прости, Гил, но это правда. Но можешь не волноваться, мы берём количеством. Ну и тем, что ты, в отличие от них, не клянёшься в любви до осинового кола, чтобы годика через четыре, когда «единорог» малость постареет и приестся, заявить о невозможности любви. Рассказывая об адских муках, угрызении совести и о том, что ради блага красавицы, за которой вот-вот начнётся охота агрессивно настроенных маглов и упырей, выступающих против подобного союза. Обо всём, из-за чего им надо срочно расстаться. Он останется здесь, благородно приняв удар на себя, давая ей время сбежать в другую страну, поменять имя и вообще жить долго и очень счастливо обосновавшись на другом континенте, чтобы он, если всё удачно сложится, смог хотя бы издалека как-нибудь увидеть её и порадоваться тому, что она счастлива.       — И они действительно навещают?       Судя по тому, как прыснул со смеху Блэк, вопрос был слишком наивен даже для мисс Грейнджер.       — Им нельзя покидать свои владения без ведома приставленного к ним куратора. Поэтому теоретически они, конечно, могут это сделать, но зачем: куча бумаг, куча вопросов, куча стоящих с палочками наготове волшебников, которые будут следить за каждым шагом. Зачем всё это, когда дома родной склеп, гроб, летучие мышки, которые будут скучать, а самое главное, свеженький наивно хлопающий ресницами «единорог».       Судя по тому, как воинственно втянула в себя воздух мисс Грейнджер, в эту секунду был подписан приговор всему элитарному кружку любителей единорогов, в то время как несчастные домовики отныне могли вздохнуть с облегчением, вернувшись к родной и крайне любимой уборке не опасаясь более быть «спасёнными из рабства».       — И все вампиры на это соглашаются? — очевидно желая вбить особенно красивый гвоздь в будущий гроб кружка, спросила гриффиндорка.       — Молоденькие очень слабы, поэтому их мнением можно пренебречь, а старые уже наелись и накупались в реках крови, так что да. Чего бы им не соглашаться?       — И никто не поднимает бунт? Ну или хотя бы не пытается нарушить правила?       — Революционные настроения свойственны молодости, а ею там перестало пахнуть столетия три назад. Но стоит признать, что пара случаев, конечно, бывала, но их скрывали как могли. Поскольку проблема эта очень деликатная — и даже если кому из вампиров и вонзится щепка от гроба в зад и он решит тряхнуть стариной, то он никогда не будет делать это достоянием общественности, а работники Министерства никогда не полезут к такому напролом. Всё-таки древний вампир — это опасная тварь. Старые, циничные, да и к тому же они и так уже мертвы — чего им бояться?!       — Потому зовут кого-то вроде вас?       — Да-да, я помню, это моя вторая самая любимая книга! — оживился Мэтью. — Жаль, меня тогда с вами не было, я бы в замке вам помог! Тот план с поимкой был просто гениален, особенно вторая часть, где вы использовали румынских авроров. Маме тоже книга понравилась, особенно финал: она даже расплакалась, когда читала.       Брови Блэка удивлённо поползли вверх, что было неудивительно, поскольку он был единственным из присутствующих, кто не читал творений величайшего писателя, а потому не был в курсе той истории.       Локхарт же поспешил отвести взгляд в сторону. Эту историю он любил ещё меньше, чем эпопею с привидением. Он тогда, что называется, повёлся на уговоры, потому как верил в три вещи, в которые верить было нельзя, но сказались отсутствие, на тот момент, жизненного опыта и присутствие относительной наивности. Гилдерой Локхарт тогда верил: в честность политиков, в существование журналисткой этики и в то, что нормальные люди называют нормами приличия.       Румынский министр магии клялся не только своей мамой, но и мамами Мерлина и магловского бога, что данный экземпляр совсем от рук отбился: на Министерство плюёт, маглов жрёт, от охотников либо бегает, либо опять-таки выпивает досуха. Проблема была в том, что формально на Министерство вампир не плевал, просто он совсем старый стал и забыл ответить на запросы и встретиться с куратором. Маглов тоже вроде как не жрал: пропали и пропали, он в этот момент в склепе лежал. Гроб без окошка, спит он как мёртвый, а потому «не видел, не слышал» — ну и дальше по тексту с искренним сочувствием в глазах. Ну, а с охотниками — магловскими охотниками, — которые пробрались в его жилище, всё было ещё проще. Как говорится, незнание законов не освобождает от ответственности, а угроза воткнуть осиновый кол — это как-никак действительно угроза.       Министр поклялся тремя высокоуважаемыми мамами, что даёт своё благословение, как и всевозможные разрешения, и, конечно, целый отряд местных авроров в качестве прикрытия. Так что Локхарт действительно верил, когда шёл в замок, что он под видом туриста снимет комнату, выманит кровососа и, удачно застав его врасплох, воспользуется своим преимуществом. И совсем не важно, что у него голубые глаза, вторая отрицательная группа крови, ему совсем немного лет и он ослепительный блондин. Он же блондин, а не блондинка!       В общем, такого предательства он не ожидал.       — Половину Румынии исколесили в итоге за этим кровососом, — пробурчала Миранда. — Ушёл гад в последний момент из-под самого носа. Называется, элитное подразделение перекрыло все выходы из замка. Один прок от них и был, что закованная в кандалы жертва и одна из авроров оказались влюблённой парочкой. Их драматическим воссоединением кое-как и спасли финал.       — А как он выглядел? — тихо спросил Блэк. — Ну, тот вампир.       — Как и положено древнему вампиру, который по молодости надирался в пабе с Годриком Гриффиндором.       — Ммм… Предполагаю, у него мертвенно-белая кожа с чуть сероватым оттенком?       — Да.       — И он лысый, как Лорд, но при этом зубастый, как его змея?       — Вроде того, хотя в рот змеи я лично не смотрела.       — И наверняка у него странная отметина на лице, будто кислотой в лицо плеснули?       — Кислота — это грубо: там были слёзы радости, любезно предоставленные фан-клубом, освящённые магловским священником, и вся эта прелесть была в особом флаконе, что, помимо прочего, удерживал свет утреннего солнца. Он был припасён на крайний случай, как не сильно гуманное оружие. И кстати, ты не говорил, что читал ещё одну книгу.       — Я и не читал, — всё так же напряжённо глядя куда-то за левое плечо агента, сказал Блэк.       — Тогда…       Мэтью проследил за взглядом бывшего маньяка.       — Твою же…       — …и Моргану за ногу, — закончил герой.       — Давно не виделись, — сказал тот, кого Гилдерой Локхарт не хотел видеть даже в гробу, поскольку спящие вампиры, вопреки расхожему мнению, ни черта не миленькие, даже когда спят носом к стенке.       — Граф, какая неожиданная встреча, — расплылась в самой обворожительной улыбке агент. — Мы так рады видеть вас по-прежнему неживым и здоровым. Таким же, как и в ту ночь, когда мы виделись в последний раз. У нас тогда, помнится, возникло маленькое недопонимание.       — Вы хотели меня убить, — мрачно, как и положено вампиру, заметил их старый знакомый, с подозрением разглядывая их с относительно безопасного расстояния. Хотя это скорее было пространством для манёвра, поскольку они все слишком хорошо знали друг друга, чтобы хоть на миг подумать о том, что в сложившейся ситуации есть то самое «безопасное» расстояние. Для старого вампира и волшебной палочки за существенное расстояние считался только другой континент. И то не всегда.       Впрочем, агента этим смутить было нельзя. Даже то, что старик, вероятно, слышал всю её речь касательно торжественных похорон его праха под стенами школы магии, где-то возле тыкв, не могло заставить дрогнуть её улыбку.       — Технически вы, граф, уже мертвы более девятисот лет, — мягко поправила она.       — Девятьсот семьдесят три года, восемь месяцев и двенадцать дней! И знаете, что я хочу вам сказа…       Что им такого важного хочет сказать граф, так и осталось тайной, поскольку сразу два красных луча одновременно ударили в него. Единственной причиной, почему тот не свалился с ветки, где устроил наблюдательный пункт, было то, что его явно что-то удерживало наверху, не позволяя даже шелохнуться.       — Эй, вы… — удивлённо вскрикнула Грейнджер, глядя на маньяка и агента, которые, похоже, несмотря на свои извечные споры по любому поводу, проявили завидное единодушие и даже единодействие в этот момент.       — Он тянет время. Следил за нами всё это время, но ничего не делал. А теперь, внимание, вопрос, почему он вылез именно сейчас, а не два дня назад? Ждал, пока мы обнимемся, расцелуемся и объявим о дружбе нерушимой?       — Ну, Лорд же нападал на Гарри исключительно в конце учебного года, — пожал плечами журналист.       — С лордом, слава Мерлину, я тесно не общалась, а вот этого гада мы сумели тогда прижать только потому, что он решил, что победил. Вывод — ловушка есть и мы, походу, уже в ней, так что никому не шевелиться. — Она быстрым движением извлекла пудреницу, внимательно в неё всмотрелась и, недовольно покачав головой, быстро убрала обратно. — Порт-ключ не работает.       — Аппарация также заблокирована, — мрачно сказал Блэк, — причём только отсюда, сюда, судя по всем признакам, аппарировать можно. Так что, думаю, скоро стоит ждать гостей.       — Сколько у нас времени?       — Раз он вылез, то запас не более десяти минут. Больше он бы на глумление не оставил. Всё-таки, несмотря на почтенный возраст, он ещё не выжил из ума.       — Думаю, он вылез не только потому, что надеялся на подкрепление извне, — напряжённым голосом заметил Мэтью. — Он же вампир, значит, есть заклятие дома. И я, конечно, понимаю, что одно дело — его замок, пять этажей над землёй и ещё два под, и совсем другое — этот лес с его огромной территорией. Но это бы объяснило, почему вы его так легко вырубили и где… где все.       Где все? Почему чары не могут засечь ни живых, ни мёртвых? Какого Мерлина с Морганой тут происходит? И почему один из почётного списка старейших вампиров был вырублен простым заклинанием?       Удивительно: не задав ни одного вопроса, они получили все ответы. Другое дело, что ни один из них, по понятным причинам, им не нравился.       — Мы всё это время шастали по туманному лесу, в котором не было ни живых, ни того, что остаётся от живых, когда они становятся мёртвыми. Проверка на упырей должна была быть самым логичным из того, что мы должны были сделать, — проворчал Блэк, в то время как Локхарт с помощью пары-тройки не самых своих любимых заклинаний пытался проверить то, что находится под ними.       — Во-первых, я проверяла; во-вторых, эта тварь стала раз в пять сильней, если смогла сделать то, о чём мы все подумали; в-третьих, это какое-то необычное проклятие, или морок, или что он тут устроил; а самое главное, в-четвёртых, это в книжках, комиксах и магловских фильмах сразу ясно. Туман — куча зомбарей. Действуй такая логика в реальном мире, то лорд уже давно бы просил политического убежища у правительства Арктики и Антарктики. Поскольку всем известно, что если в начале истории главный герой остаётся сироткой, о которой было сделано пророчество, то главному злодею ловить в этой истории уже нечего.       — А почему там-то? — спросил Рон, стараясь не смотреть под ноги.       — Потому что там живут суровые ребята, которые смеялись в лицо мировому магическому сообществу и публично подтирались всякими конвенциями. Они единственные, у кого есть магическое правительство и нет магловского. А все маглы между тем свято верят, что они сами решили, что огромедный кусок территории, забитый всякими ресурсами, никому не принадлежит.       — А-а-а… Вспомнил. Отец о них говорил. Ну, точнее о их главном. Он…       — Сумасшедший дружок Николаса Фламеля, который помогал ему создать камешек. Каждый чёртов год он наряжается в ярко-красное подобие шубы пополам с халатом и едет раздавать магловским детишкам подарки, поскольку считает, что немного волшебства нужно даже маглам. Ему пытались запретить это, так он сказал… ну, много чего он им сказал хорошего, а потом добавил, что коли они хотят, то могут подать на него жалобу. Ну, а жалобами он, как признанный и бессменный лидер страны, может чуть ли не прилюдно подтереться, да и магловское правительство всегда на его стороне. Как узнают, о ком речь, так начинают прыгать как ненормальные, крича «он существует!», попутно умоляя устроить встречу с ним. Так что каждый год у нас летают по небу огромные сани, запряжённые оленями, а в них сидит бородатый мужик, который беспрестанно ржёт, поскольку, в отличие от магловских детишек, он прекрасно видит кучу злых как магловские черти работников министерства, которым приходится смотреть, как он творит магию на глазах у маглов, точно при этом зная, что ему за это ни-чер-та не будет.       — Вот бы его сюда.       — Ты был плохим мальчиком, Гарри: не слушал взрослых, плохо кушал, отказался убить плохого волшебника.       — Готово! — прервал рассуждения агента Локхарт. — Сейчас посмотрим, что у нас тут.       Гилдерой Локхарт не сильно любил рентгеновские чары по двум причинам: во-первых, он всегда отдавал предпочтение быстрым заклинаниям, а во-вторых, они показывали то, что скрыто под землёй, а под землёй редко крылось что-то хорошее или, на худой конец, симпатичное. Этот раз не стал исключением — скорее эталоном, на который — если ему удастся выбраться отсюда живым — он будет ссылаться до конца своих дней (ну или до конца июня, что, в принципе, одно и то же). Моментом, который он будет отныне всегда вспоминать с мыслью «ну это вряд ли переплюнет». Он, как, впрочем, и все остальные, даже немного завидовал Уизли, который, поняв, к чему идёт дело, и помня о своей маленькой восьмилапой фобии, предусмотрительно закрыл глаза.       Оно и к лучшему.       Миранда, похоже, разделяла эту точку зрения, но всё же осторожно покосилась на Уизли, который, зажмурившись, стоял в паре шагов от них, держась за Грейнджер с Поттером, и, как видно, не горел желанием заглянуть страху в лицо. В лица, морды, моськи и прочие оскаленные передние части голов, что вместе с прочими частями тел предстали пред ними как на ладони.       — Рон, прежде чем я предложу тебе открыть глаза, я бы хотела спросить. Магловским мальчикам твоего возраста очень нравятся истории про оживших мертвецов. А тебе?       — Нет!       — Тогда лучше не открывай глаза.       — Что — там? — страдальчески прошептал подросток, чьё не в меру богатое воображение, очевидно, уже вовсю рисовало малоприятные, а потому крайне яркие картинки.       — Ты когда-нибудь видел крысу-зомби, змею-зомби, паука-зомби и… Так, Гарри, что там возле твоей левой ноги.       — По виду, раньше это было кротом, и тут нет никаких пауков — только мелкая живность.       — Как вы можете спокойно так!..       — От вас нахваталась. Вы же у нас любители погулять по запретному лесу ночью, посражаться с тёмными лордами в свободное от экзаменов время, да и к тому же мы в лесу, в котором нет людей, но зато полно зомбарей, которых может спровоцировать всё что угодно. Сам понимаешь, в такой ситуации падать на землю с рыданиями и воплями спасите-помогите — так себе идея.       — Жертв вампирского гипноза правильнее называть…       — Гермиона, при всей моей симпатии и антипатии к тебе. Не важно, как их называть, куда важнее, как от них избавиться! К тому же это явно не гипноз, ты посмотри на них, они же все сдохли явно не на прошлой неделе.       — Вы от них не избавитесь. Они слуги. Мои слуги! Мои друзья, — прошелестел откуда-то сверху голос очухавшегося кровососа. Он, крепко вцепившись в ветку, с благоговением смотрел на невидимых ранее тварей, что пока лишь по какой-то странной случайности не кидались в атаку.       — Такие друзья и верные слуги, что ты боишься сюда спуститься или просто не хочешь ножки марать? — крикнула не желавшая или не сумевшая промолчать даже сейчас агент. Правда после уже куда тише добавила: — И как ты так быстро оклемался?!       — Мне больше интересно, почему он не пытается нас атаковать.       Гилдерой Локхарт был на удивление спокоен. Где-то под ним, в земле, прятались куча упыриных созданий, в паре десятков шагов от него совсем не величественно насмехался над ними старый вампир, но вопреки всему паники не было и инстинкт самосохранения продолжал спокойно сидеть где-то в глубине души, либо не считая происходящие чем-то стоящим, либо…       Всезнающий и всех раздражающий мастер расставления ловушек на последователей Тёмных сил, а также непревзойдённый мастер впутывания и выпутывания из передряг Аластор Грюм имел своё мнение по поводу того, как надо действовать в ситуации, когда загнавший тебя в угол враг не проявляет должного рвения для нанесения финального удара.       Заруби на носу, напиши на обратной стороне век, выжги клеймом на коже: если тебя по какой-то причине не хотят добить, то это не значит, что у твоего противника взыграло благородство, твоя побитая рожа напомнила ему дядюшку Сеймура, который был единственным любившим его человеком, и, конечно, можешь быть уверен, что дело не в празднике имени чего-то-там, в который нельзя убивать своих врагов. Это значит, что ты зачем-то ещё нужен, причём желательно живым. То же самое касается ситуаций, когда твой враг получил явное преимущество в ходе боя, заманив тебя в ловушку, и стоит всего в паре десятков шагов, расписывая твою жуткую смерть — с вероятностью в сто процентов я могу сказать, почему так, поскольку объяснения у подобного поведения всего два:        1) Он патологический идиот с завышенным самомнением и безмерным желанием потрындеть о жизни своей злодейской — что вряд ли.       2) Он сам боится или не может войти внутрь — что практически наверняка.       Глядя на самодовольно глядящего на них с безопасной ветки вампира, Локхарт был готов привычно поверить мнению старого мракоборца:       — Мэнди? Это не он их контролирует. То есть он вообще их не контролирует.       — В смысле? — тихо, едва пошевелив губами, прошептала она.       — У него не хватило бы сил и на поле, и на прислужников, даже если бы он выпил коктейль из крови человека и единорога. И все твари являются простейшими существами с разумом на уровне инстинктов.       — И?       — Это ловушка. Мёртвые мёртвых не жрут, потому кроме него тут никого и нет. Но они всё это время на нас не нападали, значит, он сделал что-то, чтобы они на нас напали, но при этом лишился защиты. Наверное, решил действовать, когда увидел, как ты достала порт-ключ. Да и посмотри, как он там держится, приклеил себя, что ли.       — Чтобы мы его на землю не сшибли, — кивнула она. — Ладно, пока у нас есть время, надо выяснить, на что реагируют эти твари. На голос они не идут, приказ отдать он им, очевидно, не может, на магию они не реагируют. Кстати о магии, ты заметил, что против старика она сработала как-то слишком слабо?       По мнению первого красавца Британии, «сработала как-то слишком слабо» было опять же слишком слабо сказано. От сил заклятий непримиримой парочки излишне болтливого кровососа должны были уже как минимум отпаивать чаем на границе, а максимум встречать, удивлённо хлопая глазами, те маглы, что на железной штуке летают над планетой. Однако парадокс: на границе было тихо, тишину и покой небесной железяки и её обитателей никто не нарушал, а сам вампир по-прежнему сидел на ветке и слезать не собирался. Как и убегать.       Магия у вампиров, как у всяких представителей малых магических народов, весьма специфична. Где-то сильнее, где-то слабее, а где-то их и простой магл убъёт и не заметит. Фигурально выражаясь, конечно, поскольку, как рассказывает история и показывает статистика, знающие про вампиров от и до волшебники не наубивали столько любителей единорогов, сколько это сделали простые маглы, которые считали своим долгом раструбить о том на весь мир. Лишая честных волшебников тем самым сна, премий и законного отпуска. Заставляя тратить время на написание муторных отчётов, выслушивание порицаний и поиски единорогов, дабы загладить вину за поведение «они милые, беззащитные, не ведают, что творят» маглов.       О том, что беззащитные справлялись в разы лучше вооружённых и обученных авроров, все как-то забывали.       Несмотря на это, в бой против четырёх волшебников, когда земля — это то место, упав на которое ты автоматически упокоишься навек, ни один вампир, пусть и столь старый, бы не полез. Даже чтобы окончить во второй раз свой жизненный путь. Тем более во второй раз. Уж кто-кто, а вампиры, если и решались расстаться с опостылевшим миром, то делали это всегда напоказ. Так, чтобы все восторгались, пугались, а соседи-кровососы так и вовсе кушать не могли от зависти.       Гилдерой Локхарт с сомнением посмотрел себе под ноги. О прислужниках, жертвах вампиров, он знал, по счастью, только из книг, вот только то, что он видел в данный момент под ставшей прозрачной землёй, никак не тянуло на них. Эти существа не были живыми, но и полностью мёртвыми их назвать было нельзя. Их маленькие тушки и тела были уже местами тронуты гниением, у некоторых так и вовсе были выгрызены целые куски плоти, так что торчали смутно белеющие косточки. Жёлтые, маленькие зубы казались совсем крошечными, как и глаза, светившиеся странным, истинно мертвенным светом. Что бы с ними ни делали — это был явно не результат обычного обращения в прислугу.       — Проверка на движение? — стараясь скрыть неуверенность, сказал Локхарт, вспомнив соответствующую главу в той самой книге.       Старый мракоборец очень любил — и всем настоятельно советовал — проверять зелья, сомнительные чары и потенциальные ловушки исключительно с помощью маленьких, белых, пушистых и абсолютно беззащитных крольчат. Ласково называя их идеальным воплощением тьмы, поскольку абсолютно любая тёмная тварь, попав в его руки, чувствовала себя маленькой и беззащитной и уже в ходе первого допроса начинала уверять всех в том, что она белая и пушистая. Как крольчонок.       За это, помимо стандартных и уже привычных обвинений в паранойе и старческом маразме, был удостоен обвинениями в садизме и излишней кровожадности.       Гилдерой, правда, в это не верил. По его мнению, причина была скорее в том, что нужно было маленькое, теплокровное, не обременённое интеллектом и силой существо. Кролики годились идеально, да и в отличие от прочих зверюшек, они вызывали жалость у всех без исключений, что позволяло бонусом нагнать жути на молоденьких авроров, чтобы каждый раз глядя на Аластора они подсознательно ассоциировали себя с несчастным зверьком.       — Ну, беги, ушастый, — сказала Миранда, привычно взявшая эту часть на себя. Избавляя тем самым высокоморальную натуру от мук совести и ночных кошмаров.       — Не убежал, — флегматично заметил Блэк всего пару мгновений спустя, когда свеженаколдованный агентом кролик сделал пару быстрых прыжков по земле и случилось… Случилось то, что случилось, и все, кроме Рона, стоящего с закрытыми глазами, возблагодарили Мерлина, магловского бога и Моргану в придачу за то, что с момента завтрака прошло достаточно много времени, чтобы яичница с беконом пришли к выводу, что не покинут желудок даже по такому случаю.       — Реагирует на движение. Интересно, если они всё время были здесь, то почему не нападали раньше?       — Потому что это типичный пример простых заклятий по теории профессора Гролла, — сдавленно прошептала Грейнджер, стараясь не смотреть в сторону почившего — во всех смыслах подопытного — кролика.       — Понятия не имею, кто это такой, но если в двух словах?       — Сильные заклятия и мощные чары подразумевают хитрые магические формулы, создаваемые с расчётом на то, что им будет сопротивляться сильный маг, знающий сотни не менее сильных заклинаний. Поэтому иногда бывает, что несокрушимые на первый взгляд чары рушатся от самого простого заклятия. Рон не любит пауков, поэтому мы поставили отпугивающие чары от насекомых и мелких существ. Очевидно, когда ставилось поле и заклятие, те, кто это делал, не думали, что… — Она на секунду задумалась, бросив короткий взгляд на место происшествия. — …хотя, может, это и не подтверждение теории, а самая обычная лазейка. Что-то вроде пароля, поскольку все свои будут знать, что без этих чар тут нельзя появляться.       — Хорошая теория, кстати, заодно объясняет, чего это он так не спешил к своим друзьям, — с довольной усмешкой заметила агент. — Испугался, что мы сбежим, и решил снять их всех с поводка. Хороший план: у них снесло все инстинкты, включая самосохранение, а потому отпугивающие чары стали бесполезны. Только он, похоже, слишком поздно понял, что теперь им всё равно, что хомячить, лишь бы это имело в жилах кровь: неважно, живая она или выпитая.       Логика у старого кровососа, получалось, действительно страдала, но лучше от этого, по мнению храбрейшего героя магического мира, ситуация не становилась. Поскольку данный вампир хоть и был исчадием тьмы с мерзким характером, но всё-таки не тянул на статус мирового зла, а потому негласный принцип всех героев «я умру, но ты умрёшь со мной!» не грел душу от слова совсем. Во всяком случае, обидно помереть в конце тридцать третьей, не опубликованной ещё книги от рук того, кого ты не добил в шестой.       Точнее не от рук, а от зубов его подопечных. Магию что-то блокировало. Не намертво, она продолжала работать, но существенно слабее, так что он был почему-то уверен, что если они захотят красиво покончить с этим, то даже несокрушимая авада может дать осечку или вообще проявить себя как-то не так. Правда проверять подобное, тем более на себе, не хотелось, как и тратить на подобные глупости оставшиеся у них минуты.       — Это всё надо сжечь к чёрто… — агент бросила быстрый взгляд на троицу, — к маме заклятого врага магловского бога. — И, не давая спросить, зачем означенной даме дались подобные действия, снова обратила всё внимание на героя, который почему-то медлил со своим священным долгом по спасению всех и вся: — Ну, чего ты ждёшь?       — Адское пламя под землёй? Ты серьёзно? — С видом, что такого безумия он не ожидал даже от неё, переспросил Блэк, избавляя Локхарта от необходимости объяснять не самую приятную правду. — Его и опытный волшебник не всегда удержит, а тут под землёй, да ещё с этим странным полем: кто знает, как оно отреагирует!       — Да, давайте просто умрём. Быстро, но не очень красиво, — тяжело вздохнула агент, прежде чем её губы изогнулись в привычной насмешливой ухмылке. — Что, Блэк, не ту аниформу ты выбрал для своего превращения. Надо было птичку какую или жука, как Скитер.       — Тебе бы подошла пиявка.       — Предпочту комара.       — Вы можете хотя бы сейчас не ругаться?!       — А есть идеи более интересного проведения последних часов нашей жизни?       — Есть, — сказала Грейнджер, — Букля — сова, и она может…       — Позвать подмогу в лес, полный этой мерзости? Хотя идея с совой мне нравится.       — Заклинание уменьшения? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Блэк. — Даже если что-то пойдёт не так и их сильно уменьшит, то проблемой это не будет.       — Да, подойдёт. Вопрос только в том, хватит ли твоих сил, чтобы удержать этих тварей, пока я всех уменьшу и посажу на сову?       — Даже не сомневайся. Лучше скажи, делала подобное с людьми раньше?       — Один раз обратила в таракана.       — Неплохо.       — Подо… подождите, что вы тут обсуждаете?!       — Мы уже обсудили, Гарри. Заклинание уменьшения, и вы улетаете отсюда на Букле.       — Я не оставлю вас здесь, у нас ещё есть время!       — Времени нет. Что-то задержало Пожирателей, серьёзно задержало, раз за столько дней они сюда не явились, но когда они появятся, рассчитывать на то, что хотя бы вторая группа будет идиотами и будет так же мгновенно сожрана, немного не разумно.       — Разум никогда не был самой сильной чертой мистера Поттера, — не скрывая злорадства, заметил чей-то очень знакомый голос. — Признаюсь, когда старик предложил план подобной ловушки, я был категорически против. Колоссальная трата ресурсов и сил для охраны никому не нужного участка леса. Но он так уверял Милорда, что это идеальная западня, так расписывал то, что именно сюда ломанутся толпы авроров вместе с Грюмом, что тот махнул рукой. К тому же старик клялся, что сумеет перетащить на нашу сторону вампиров под обещанием того, что они смогут упиваться магловской кровью до тех пор, пока она у них из ушей не польётся. — Фигура, облачённая в простую чёрную мантию, сделала широкий жест, показывающий на окружающий их лес. — Как видите, желающих откликнуться на призыв было целое море.       Всё-таки теория Аластора Грюма насчёт любителей потрындеть перед тем, как отправить вас на свидание к предкам, как и все прочие великие теории и законы, имела исключение. Данное исключение, в количестве двух штук, сейчас стояло в паре десятков шагов от них и с явным интересом разглядывало присутствующих. Стояли они на земле, ничуть не боясь того, что пряталось в ней, так что либо они не знали, что там, либо уже успели в связи с этим что-то предпринять.       — Ну вот видите, на один вопрос меньше, — сказала Миранда, очевидно тоже чутко уловившая, что Пожиратель не прочь позлорадствовать. Как над ними, так и над вампиром. — Очевидно, всё до крайности просто и наш старый знакомый к этому бардаку имеет хоть и прямое, но не столь явное отношение. Подозреваю, это место было его давним убежищем, где он веками всё обустраивал вдали от чуткого уха и зоркого глаза Министерства. А когда сюда приполз полудохлый кошмар магического мира и рассказал, что убить его не так уж и легко по ряду причин, старик обрадовался, заделался в лучшие друзья и поднял свой маленький бунт, решать который позвали нас.        — Я-то всё голову ломала, куда ты делся, — довольно крикнула она кровососу. — Никто бы не стал с тобой сотрудничать и тем более укрывать. Когда мы вытащили на свет все твои тёмные делишки, от тебя вынуждены были отвернуться собратья, коих засадили под ещё больший контроль и всё магическое сообщество, которому ты подложил свинью самим фактом того, что контроль не совершенен. Скажи, лорд сильно ругался, когда вместо того, чтобы таскать ему нужные ингредиенты и искать союзников, ты начал качать права и устраивать кровавые вечеринки, а после приполз как побитая собака сюда, пояснив, что на тебя теперь объявлена охота и ты ныне для него бесполезен?       — Я привёл к нему волшебника!       — Было большой удачей заманить молоденького и до чертей наивного профессора тёмных искусств. Ручаюсь, он пошёл за тобой, потому что ты наплёл ему жалостливую историю про оболганного вампира-вегетарианца, который сидит в лесу и питается крысами?       Гилдерой Локхарт с сомнением оглядывал происходящее, даже не слушая гневные оправдания пополам с обещаниями мученической смерти в исполнении своего древнего и не совсем живого знакомого. Что-то было не так. То есть всё было не так начиная с того, что они так легко попались, и заканчивая тем, что сейчас, судя по всему, должны были пойти на корм либо отправиться в гости к вышеупомянутому лорду. Однако команда «Фас!» всё не звучала, Миранда, ещё в начале разговора сделавшая едва заметный жест, означавший, чтоб они не вмешивались, продолжала увлечённо переругиваться с вампиром, в то время как Пожиратели спокойно стояли на земле, терпеливо слушая перепалку, а маленькие и крайне дохленькие создания столь же терпеливо ждали, пока ужин даст о себе знать.       Глядя на это, Гилдерой Локхарт понял, что он понятия не имеет ни о том, что происходит, ни о том, чего уже лично ему стоит ждать. Он лишь надеялся, что всё будет хорошо и Мэнди действительно знает, что делает.       Надежда существенно пошатнулась, когда один из пожирателей, очевидно устав слушать про особенности единорогов и способы стряхивания старины, вздохнул и молча снял маску.       — Снейп?       — Это чтобы мои последние минуты были ещё мучительней? — флегматично осведомился Блэк.       — Брось. Мы столько лет знаем друг друга, что даже говорить о паре жалких минут некрасиво. Но мне, например, интересно: что будет, когда они все очнутся? — изобразив нечто похожее на участливую улыбку, сказал бывший профессор зельеварения.       — Они их сожрут. Сожрут, как всех прочих!       — Много было прочих? — быстро переведя взгляд с вампира на Пожирателя и обратно, осведомилась агент.       — За последний год, по его словам, сюда чуть ли не каждую неделю заглядывал Аластор Грюм с целой армией мракоборцев, я уж не говорю о Гарри Поттере, который, облачившись в мантию-невидимку, пробирался сюда, чтобы потрепать нервы старому, больному вампиру.       — Чушь. Гарри всё это время был в Хогвартсе.       — И я о том же. Это было сомнительным удовольствием искать здесь нечто невидимое, когда точно знаешь, что его тут попросту нет. Зато мусор прибрали. Они… — Снейп кивнул на землю. — …были не сильно аккуратны. Поначалу.       — Может, уже хватит? — нетерпеливо фыркнул сверху вампир, которому, как видно, не сильно понравилось то, что его триумф превратился в показательное перетряхивание его вампирского грязного белья, коего за столько лет накопилось просто до неприличия много.       — Полностью согласна. Я, конечно, понимаю, что пять минут злорадства — это святое, но, может… поможешь?       Вопреки всем законам логики, первое, о чём в это мгновение подумал Гилдерой Локхарт, так это то, что не каждый день увидишь, как у старого, умудрённого опытом вампира отпадает челюсть от удивления: обнажая знаменитые клыки. Второй мыслью было то, что, наверное, больно вот так падать, с такой высоты.       Не растерялась от неожиданности только Миранда. Бросив быстрый взгляд на распластанную тушку вампира и поняв, что вся неживность не несётся к нему с целью продемонстрировать свои зубки и силу укуса, она ещё секунду помедлила и направилась к гостям, попутно небрежным пинком ноги отшвырнув с дороги то, что когда-то было кротом, у которого вся морда была всё ещё в крови невинно убиенного крольчонка.       — Обязательно было так долго тянуть?       — Макнейр мог передумать и захотеть присоединиться к нам.       — Макнейр? Тот палач?       — Нас послали втроём, но он терпеть не может не-мёртвых. Его, как представителя столь древней профессии, оскорбляет тот факт, что некоторые могут жить даже после смерти. Даже то, что на них заклятие усмирения и они не вылезут его встречать, не смогло переубедить.       — Неудивительно. Что тут вообще творится? Заклятие дома на целый лес с кучей упырей и старый вампир, которого можно уделать, как первокурсника?       — Я могу объяснить во всех подробностях, чтобы вы поняли и опубликовали посвящённую этому статью в научном журнале, дабы любой желающий, имеющий под рукой старого вампира и пару десятков артефактов чёрной магии, мог это повторить, но вы уверены, что именно на это стоит потратить те пятнадцать минут, что у нас есть? — едко осведомился Снейп.       — Всего пятнадцать минут?       — На него теперь мало что действует из магии, а если и действует, то крайне недолго. Исправить память столь старому вампиру не наследив я не смогу, а молчать он не будет. Выход всего один, и он объяснит Тому-Кого-Нельзя-Называть, почему он так истошно звал всех сюда, а потом спустил этих тварей с поводка.       — Но он, он же… — наконец выдавила из себя ошарашенная гриффиндорка, растерянно глядя на спокойно разговаривающих.       — Где ваше хвалёное критическое мышление, мисс Грейнджер? По-вашему, человек, дважды спасший Гилдерою жизнь, стал бы его убивать? — иронично осведомилась агент.       — Но первое покушение было…       — Сделано им аккурат, когда мы закончили. По счастливой случайности, рядом была я, которая спасла Гила и впоследствии устроила скандал в Мунго, тем самым выбив право на охрану у дверей и то, что, несмотря ни на что, ни один из целителей не мог войти внутрь без нашего разрешения.       Сириус Блэк посмотрел на агента, потом на Локхарта, потом на Гермиону, а после обречённо вздохнул и, разрешающе махнув рукой, ворчливо бросил:       — Ну давайте, добейте меня!       — Как пожелаешь. Блэк, — сказал Люциус Малфой, стягивая маску.       Качественнее добить и морально убить присутствующих смог бы, наверное, только сам Лорд Волан-де-Морт, лично явившись сюда, чтобы покаяться, попросить прощения и заявить, что он решил стать вегетарианцем, вступить в ГАВНЭ и жениться на какой-нибудь магле.       — Знаете, — после недолгого, но весьма напряжённого молчания, выдавил Мэтью, пытаясь изобразить на лице что-то отдалённо напоминающее улыбку, — у маглов есть такие шоу, в которых прямо у них перед носом случается что-то невероятное. А потом из ближайших кустов выпрыгивают другие маглы и ржут над тем маглом, над которым подшутили. Ну, над его реакцией на происходящее.       Гилдерой Локхарт поймал себя на том, что невольно бросил взгляд на ближайшие кусты, ожидая, что вот теперь точно появятся Пожиратели вместе со своим неугомонным Хозяином, жаждущим поставить-таки свою трагедию Мальчик-Который-Умер.       Мальчик-Который-Несмотря-Ни-На-Что-Всё-Ещё-Был-Жив, как и его крёстный, напротив, вместо кустов на удивление синхронно переместили взгляд с Пожирателей на Миранду. Взгляд был тяжёлый, мрачный, и если бы Гарри столько времени не убеждал окружающих в своём пацифизме, то Локхарт с чистой совестью назвал бы его убийственным. Во всяком случае, он почему-то подумал, что спроси надежду магического мира №2 о том, готов ли он убить или пытать кого-нибудь, то ответ мог бы быть сейчас несколько иным.       — Я вас не понимаю. То вам надо, чтобы вселенское зло покаялось, то не надо. Вы уж определитесь наконец, — с видом оскорблённой в своих самых лучших намерениях невинности сказала агент, переключив всё своё внимание на вампира. Ну или старательно пытаясь спрятать тем самым улыбку. Всё-таки маглы знали толк в развлекательных передачах.       — Мне просто интересно — как? — выдавил из себя Блэк, сделав пас рукой, показывая на Малфоя-старшего. Как видно, появление Снейпа он ещё мог худо-бедно переварить, вспоминая, как выгораживал его в своё время Дамблдор, но вот появление правой руки Волан-де-Морта напрочь рушило привычную картину мира.       — Гил умеет убеждать.       Все взгляды обратились на героя, в то время как перед его собственным внутренним взором пронеслась вся его долгая и прекрасная до появления Поттера — и терпимо-сносная после жизнь. В ней он вершил добро и карал зло, сражался с монстрами и спасал невинных, бросал вызов кошмару магического мира и отчаянно пытался выжить. Вот только долгих бесед о спасении души и перевербовке убеждённых маглоненавистцев в этих воспоминаниях не было. Ну или он об этом не помнил.       — Это долгая история, а у нас не так много времени, — напомнил главный шпион Дамблдора.       — Кстати о времени, что там такое у вас происходит, что Лорд игнорировал его призывы о помощи? Я, конечно, понимаю, что он вас там всех достал, но целую неделю игнорировать его, по-моему, было перебором.       — Он выяснил расположение шести убежищ первого класса.       — Предатель?       — Такую информацию иначе не получить. Возможно их несколько и они занимают высокие должности, но я думаю, это всего один высокопоставленный человек, пользующийся к тому же доверием Скримджера и министра.       — Наш министр из тех, кто с подозрением косится на собственную тень, так что, скорее всего, несколько. Вы знаете, где именно?       — Каждый знает только о той части плана, что касается его самого. Он очень осторожен в последнее время. Я знаю о плане захвата Министерства — не более, Люциус же будет просто сопровождать его.       — Он решил в очередной раз выбить Министерских сидельцев?       — Почему бы и нет. Под шумок происходящего подмоги им ждать неоткуда. А если ударить единовременно, то может сложиться впечатление, что силы куда больше, чем есть на самом деле.       — Или облажаться, потратив все доступные ресурсы впустую.       — До сих пор прямым атакам подвергалось только Министерство, так что шанс застать врасплох весьма велик.       — Дамблдор уже знает?       — У нас не было возможности сообщить.       — То есть если бы мы не пришли сюда, вы бы так и не передали эту информацию? — вклинился уже, как видно, переваривший появление Снейпа и Малфоя и не смогший промолчать Поттер.       — Возможно.       — Думаете только о себе?       — Мистер Поттер, вы когда-нибудь врали Ему? Стояли в двух шагах от него, понимая, что если он хотя бы заподозрит вас, то вы будете завидовать тем маглам, что попадали в руки Сивого? Являлись в условленное место, где надо оставить письмо, каждую секунду будучи готовым, что появится Сам-Знаете-Кто и скажет, что он уже давно подозревал вас? Нет? А я всё это делал и потому могу вас заверить, у меня была на то веская причина. Но если вам интересно, то я, так и быть, скажу, что с июля не имею возможности связаться с Дамблдором. Тот-Кого-Нельзя-Называть, конечно, поверил, что меня фактически заставили участвовать в спасении вашего драгоценного профессора, и в то, что я сделал всё возможное, когда мне приказали его убить, но это не означает, что он не следит теперь за каждым моим шагом. Мы не избранные, мистер Поттер, которые могут спокойно заявиться на особо охраняемую территорию, куда боится совать нос даже Беллатриса Лестрейндж, — с явной насмешкой сказал Снейп. — С чего вам вообще пришла в голову эта идея? Явиться в лес, где когда-то хранилось сами знаете что и прятался тёмный лорд. Вы бы ещё в Министерстве магии их поискали или Годрикову впадину посетили. Тоже очень хорошие…       Северус Снейп остановился на полуслове и ещё раз оглядел присутствующих внимательным, цепким взглядом. Присутствующие изо всех сил старались сделать вид, что подозрение, столь явно отразившееся в глазах зельевара, крайне беспочвенно — и вообще, они взрослые серьёзные люди.       Глупая и до крайности жалкая попытка, поскольку, по мнению Локхарта, подобное испытание не смог бы пройти даже лучший из специально подготовленных авроров. У Снейпа не было сыворотки правды, пыточных инструментов и он не собирался применять чары. Ему всё это было попросту не нужно, поскольку на его стороне было кое-что посильнее, чем весь этот магический и не магический хлам, с помощью которого принято выпытывать правду. У него было то, что позволяло спокойно врать глядя прямо в глаза Волан-де-Морту, с пугающим даже Пожирателей равнодушием смотря на пытки маглов. То, что помогало стоять перед Аластором Грюмом, терпеливо выслушивая рассуждения на тему, что тот уже в конец сбился со счёта, сколько раз зельевар кого предал и чьим на самом деле агентом является. То, благодаря чему он был самым доверенным лицом Дамблдора, которому раскрывались самые безумные планы директора и который их выслушивал со смирением, достойным магловских святых.       У профессора зельеварения Северуса Снейпа был опыт долгой работы в школе чародейства и волшебства Хогвартс.       За эти годы он наслушался самых невероятных историй и теорий о том, почему заживляющее зелье, сваренное на его уроке, умудряется прожечь котёл насквозь. Зачем Волан-де-Морт в один прекрасный момент бросил все свои коварные планы и провёл вечер за похищением домашней работы по зельеварению. Какой именно положительный эффект окажет приглашение в качестве преподавателя именно на ту должность, на которую он так давно метит, всяких подозрительных личностей с тёмным прошлым, сомнительным настоящим и до крайности туманным будущим. В общем, не было в этом мире ничего, что могло его удивить, напугать или обмануть. Особенно обмануть.       Так что у него не ушло много времени на то, чтобы сложить два и два и, повернувшись к Малфою как к единственному, на его взгляд, нормальному и адекватному волшебнику, словно извиняясь сказать:       — Моя оплошность, я забыл, с кем имею дело.       Объяснять, что план был неплох, его одобрил Дамблдор и с логикой в процессе объяснения всё было в порядке, не представлялось возможным. Также как и обсуждать при Малфое подробности поисков крестражей.       — Будем считать, что даже от вашей безрассудной выходки был прок. Мы избавились от надоедливого старика, разъяснили, что по следующим двум пунктам плана у вас недочёт, и обменялись информацией. Уйдёте отсюда одновременно с нами. Не знаю, какие фокусы может выкинуть Макнейр, но будет неприятно, если окажется, что он сможет засечь, что с особой территории было несколько аппараций, а не одна.       — Через порт-ключ? А есть другие варианты?       — Ставка Того-Кого-Нельзя-Называть подойдёт?       — Нет, спасибо. Нас вполне устроит и то, куда вам там надо, — быстро пробормотал Локхарт, с удивлением отметив, как непривычно для слуха ныне звучит «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Всё-таки постоянные причитания Грюма о том, что противника надо либо называть по имени, либо как-то ещё обозначать (а иначе все их разговоры о победе в войне не более чем школьная самодеятельность), мимо ушей не прошли. Грюма, к сожалению, опасались меньше, чем Волан-де-Морта, а потому упоминание псевдонима, как и имени Том Реддл, не прижились. Обходились коротким Лорд.       Впрочем, даже если кто и мог, как бесстрашный герой, произносить его псевдоним вслух, толку от этого с недавних пор было мало. Кошмар магического мира, даром, что ли, был в своё время старостой школы, а потому имел возможность вволю наслушаться стенаний предшественника Филча о падении нравов. Так что помимо стандартных атрибутов исчадий зла в виде пыток, кружка любителей позажигать по ночам и попыток массового геноцида его отличало использование сугубо школьного заклинания, применяемого в древности исключительно в стенах учебных заведений. Правда, оно использовалось, чтобы ученики не ругались, призывая на место произнесения учителя, но, как говорится, если лорд считает, что его имя матерное и не подлежит произношению в культурном обществе, то так тому и быть.       — Вся эта территория под контролем. Если бы я чуть меньше знал некоторых из вас… — Взгляд зельевара особо задержался на зеленоглазом магните для неприятностей. — …то я бы не поверил, что такие совпадения возможны. Аппарировали до зоны контроля, заранее использовали чары отпугивания, Тот-Кого-Нельзя-Называть был слишком зол и занят, чтобы выяснять, что опять стряслось у графа, а когда тот слетел с катушек, отправил именно нас с Макнейром, который терпеть не может вампиров и их зверушек.       Гилдерой Локхарт как никто другой понимал и разделял сомнения и подозрения своего собрата по несчастью и коллеги по нелёгкому ремеслу преподавания, но время поджимало, да и проверять, сколь долго будет держаться магия, удерживающая неживую живность внизу, не сильно хотелось. Однако он просто обязан был спросить, хотя бы ради приличия:       — Получается, что связи нет и мы единственные, кто может что-то передать, так что… — Он остановился, пытаясь подобрать слова, которыми можно было выразить то, что они благодарны, что их всех спасли, рискуя своими жизнями. Волан-де-Морт наверняка заинтересуется тем, что тут произошло, после штурма. Особенно после штурма, который, если они успеют передать информацию, в лучшем случае не удастся. Слова — даже у величайшего писателя, который, в отличие от прочих, не испытывал особой неприязни к этим двоим, как-то не шли. Поэтому, махнув рукой на высокий стиль, величие момента и то, как это будет запечатлено в истории для потомков, просто спросил: — Мы можем что-нибудь для вас сделать?       — О да, — осклабившись, сказал Снейп. — Никогда. Никому. Ни при каких обстоятельствах. Не рассказывайте, что я спас ваши жизни!       — Это ужасно, — с изрядной долей обречённости в голосе прошептал Сириус Блэк всего пару минут спустя, глядя на отошедших в сторонку вместе с агентом Пожирателей, которые в данный момент что-то бурно обсуждали.       — Что именно?       — То, что такими темпами я скоро начну о нём хорошо думать.