Тайный Санта

      Когда Джим проснулся и нехотя открыл глаза, было уже позднее утро, но за окном снег валил крупными хлопьями, и мягкий синевато-серый свет, как на картинах Сислея, искушал перевернуться на другой бок и опять провалиться в сладкую дрему.       Скорее всего, Мориарти так и поступил бы, но, пошарив рукой по кровати и не обнаружив рядом Морана, встревожился и поспешно сел, чтобы протереть глаза и как следует осмотреться. На мгновение ему пришла в голову ужасная мысль, что Себастьян настолько впечатлился приобретенным новым сексуальным опытом, что просто-напросто сбежал от своего соблазнителя, спасая остатки поруганной чести.       — Бастьен! Где ты, Бастьен? — позвал Джим севшим голосом, и тут же наткнулся взглядом на драгоценную пропажу.       Моран в чем мать родила стоял возле окна и дымил сигаретой, целиком и полностью погруженный в созерцание улицы и дома напротив. Идиллическая картина для рождественского утра…       — Бастьен, что стряслось? Какого черта ты там делаешь без штанов — голубей приманиваешь? Тогда лучше вместо члена покажи им свежий круассан! Или ты даришь девчонкам возможность сделать лучшее праздничное селфи?       Моран смотрел на падающий снег и задумчиво курил, когда Джим встревоженно окликнул его и тут же, словно бы компенсируя испуг, высказал язвительное предположение о том, за каким именно хреном он позирует голым перед парижанками и голубями.       — Тебе что, жалко? Пусть девочки порадуются. Голый мужик в окне — самая чудесная рождественская открытка, не находишь? Будут потом подружкам в Инстаграмме хвастаться. — парировал Себастьян.       Сигареты ему осталось на пару затяжек, но он загасил ее не докурив и вернулся в постель, ощутив себя слегка продрогшим.       — Брррр… подвинься, вечно ты норовишь занять собой все пространство, ну в точности как кот. — Моран пихнул Мориарти в теплый бок и забрался под одеяло, прижимаясь к его теплому сонному телу. В другое время он предпочел бы согреться зарядкой или пойти и принять контрастный душ, но сегодня ему отчего-то захотелось продлить минуты уютного безделья и понежничать с Джимом.       «Говорил же тебе, не связывайся с пидорами, это заразно!» — проскрипел у него в мозгу слабый назидательный старческий голос, но Моран даже не стал подбирать подходящий ответ. Его впервые за много лет практически перестали дергать за нервы любые намеки на то, что он якобы утратил признаки настоящей мужественности в глазах тех, кто, видимо, должен быть ее эталоном. Общение и жизнь бок о бок с Джимом Мориарти многое поправили в его картине мира и подарили его душе лучшую из защит — открытое признание правды о себе самом. Так что сочетание навыков и умений профессионального киллера со способностью чувствовать что-то кроме ненависти и проявлять к кому-то нежность и заботу перестало разрывать его душу пополам, едва он принял, что в мире нет ничего универсально правильного и неправильного, и все относительно, как сказал еще старик Эйнштейн.       Моран обнял Джима и, притянув его к себе, поцеловал в шею:       — Пожалуй, твой Париж сегодня нравится мне определенно больше, чем вчера… Есть идеи, чем тут еще можно заниматься, кроме секса?       — Навскидку у меня пара сотен идей, и некоторые наверняка придутся тебе по вкусу, ты, зануда и привереда. — смешливо фыркнул Джим и буквально обвился вокруг любовника, с детской жадностью к ласке обхватив его руками и ногами, и честно постарался проигнорировать усиление утренней эрекции.       Можно было бы целый день проваляться в постели, подкрепляя силы только какао и булочками, но Кошачьему царю в самом деле хотелось открыть Себастьяну тайное обаяние Парижа, поделиться магией города-сна, тут и там открывавшего порталы в иномирье, которую не смогли уничтожить ни дикая современная застройка, ни гримасы мультикультурализма, ни толпы туристов, воспринимающих Нотр-Дам и Лувр лишь в качестве картинок в путеводителе и поводов для селфи.       — Давай позавтракаем на Монмартре, в каком-нибудь кабачке для своих, а обедать поедем в Версаль! Ты когда-нибудь был в Версале? — Джим навалился на Морана сверху, устроился на нем поудобнее и в своей любимой манере схватил Тигра губами за нос.       — Позавтрррракать на Монмаррртре… — Моран поперекатывал на языке звучное название парижского холма, попытавшись изобразить мягкое французское «р» — ммм… звучит чертовски соблазнительно!       В ответ на атакующего его нос Мориарти, он изловчился и провел встречный захват губами щетинистого подбородка Джима. Теперь он напоминали двух варанов, поймавших друг дружку в боевой захват, и какое-то время с удовольствием шипели, изображая поединок ящеров, где еще одним правилом было смотреть противнику в глаза и не моргать. Но то ли их возня подняла с кровати тучу пыли, то ли солнце, проникшее через прорехи туч к ним в комнату, было на стороне Кошачьего Царя, только Моран моргнул первым, да еще и чихнул на всю комнату, заставив Джима отступиться и замахать на него руками, как на заразного.       — Фу, Моран! Прекрати брызгать на меня своими вирусами!       — Эй, ты забыл, что являешься небелковой формой жизни? Вам, жителям Альфа-Центавры, наши человеческие вирусы нипочем, они сразу дохнут, едва попав в твое электромагнитное поле! — подшутил Себастьян, уже наперед зная, как Джим обычно отговаривается, стоит только кому-то полюбопытствовать, как ему удается не болеть в разгар демисезонных эпидемий.       Они еще немного повозились, как щенки, которым просто хорошо вдвоем, потом развалились на постели, сплели пальцы рук, и Джим снова спросил его про Версаль.       — Версаль — это такой большой королевский бордель, да? — единственное, что Моран сумел выудить из своих скудных познаний о французской истории, это какие-то картинки из жизни какого-то там по счету короля Луиса (1), отличавшегося весьма вольными нравами. — Раз так, то едем непременно! Королю Лондона следует нанести дружественный визит в сопредельное государство!       — Ну, раз кое у кого на уме одни бордели, нам сам дьявол велит оставаться на на Монмартре и переместиться малость поближе к площади Клиши. Сплошной парижский колорит, самые красивые шлюхи и кафе, очень удобненько совмещенные с притонами, курильнями и подпольными казино. — Джим неохотно выбрался из постели и принялся бродить по комнате в поисках трусов и всей прочей одежды. Это занятие не мешало ему просвещать Морана относительно пикантных моментов городской истории:       — Монмартр — самое подходящее место для безумцев, склонных терять голову, как мы с тобой, Бастьен. Все началось со святого Дионисия, который тащил отсюда собственную отрубленную голову аж до предместья, названного в его честь (2). А одна молодая королева, прозываемая «королевой шлюх», кстати, весьма несправедливо, собственноручно зарыла здесь отрубленную голову своего любовника (3). Так что сам видишь, какое это дивное местечко, просто мечта искателя приключений на свою задницу!       Он чувствительно щипнул Себастьяна за названную часть тела и потребовал:       — Вставай! Это тебе не Лондон, не успеем позавтракать до одиннадцати — все закроется до обеда! К тому же сегодня Рождество, и считается, что все приличные люди должны есть жаркое в семейном кругу, так что нам еще предстоит разыскать доброго самаритянина, который сжалится над двумя бродягами.       Джим заново воплотился в юного отвязного художника Оскара Лурье и, глядя на себя в зеркало, томным голосом осведомился:       — Как думаешь, моя любовь, мне накрасить глаза?       Слушая пространную лекцию Джима о здешних достопримечательностях, Себастьян неохотно выпростал ноги из-под одеяла и сел в кровати, растирая лицо руками и позевывая с риском вывихнуть челюсть. Давно ему так сладко не спалось рядом с вечно беспокойным Мориарти, как после утраты «последнего бастиона невинности».       Однако, чувствительный щипок весьма способствовал окончательному пробуждению, и Моран покинул постель и принялся разминаться. Но Джим снова отвлек его внимание, приняв позу томной куртизанки перед зеркалом и спросив, подводить ли ему глаза.       Тигр неслышно подкрался сзади и прижался к Мориарти, обхватив его руками, и зарывшись губами в короткие волосы на затылке, честно предупредил:       — Если ты мечтаешь собрать взгляды всех постоянных клиентов и держателей местных борделей, конечно крась. Но учти, у меня в глоке всего семнадцать патронов, может и не хватить, если отстреливать особенно назойливых сутенеров…       Джим зажмурил глаза и замурлыкал от удовольствия: ласки и поцелуи любовника дразнили его чувственность, а выказанная ревность бархатной лапкой поглаживала тщеславие…       — Мрррррр… Какой же ты глупыш, Тигр… есть только один красивый солдат в этом городе, которого я хочу впечатлить своим бархатным взором и длинными ресницами. Но ты прав: долой искусственные уловки, к тому же в такую погоду и под снегом любая тушь потечет, и я стану похож на панду.       Он обернулся и проговорил сперва требовательно, а потом мечтательно:       — И где же твоя замечательная форма? Не терпится снова увидеть тебя при полном параде! Ты… ты так чертовски сексуален, Моран, когда выпускаешь своего солдата прогуляться. Я, Оскар Лурье, дитя богемы и способный художник, ответственно заявляю, что хочу тебя в подарок на Рождество! Но сначала мы пойдем пить кофе со снегом.       Себастьян в красках представил себе, как будет выглядеть Джим-панда и рассмеялся в голос, потом взъерошил его волосы и не без толики тщеславного самолюбования ответил на комплимент:       — Моя полевая форма всегда при мне, мон гарсон. Но, если ты хотел увидеть меня при параде, тогда тебе стоило бы навестить квартирку в Южном Кенсингтоне и откопать там в старом чемодане китель полковника британских ВВС. Если его еще моль не доела за столько-то лет…       Он выпустил Джима из крепких объятий и удалился в ванную, откуда вышел уже свежевыбритый и даже частично одетый в штаны и майку-милитари. На его шее тускло поблескивала цепочка с круглым армейским жетоном — «собачьей биркой», как ее называли участники боевых операций американских и британских ВВС. На этом жетоне, кроме личного идентификационного кода была выбита еще и группа крови — что однажды спасло ему жизнь.       Моран прислонился к дверному косяку, проверяя глок, позабытый им в ванной, потом сунул его сзади за пояс и отрапортовал, небрежно козырнув Джиму:       — Капитан Моран к сопровождению особо важной персоны готов!       — О, нет, нет, нет, кэп, сегодня никаких важных персон и сопровождения! — рассмеялся Джим, уже успевший полностью облачиться во вчерашний наряд «дитя парижской мансарды», оставалось только умыться. — Никаких рангов, сословий и снобизма, мы же во Франции, черт возьми, цитадели, пусть и бывшей, идей свободы, равенства и братства! Да и Рождество больше склоняет меня к прославлению любви и всяческих сентиментальностей, виньеток и красивых штучек, чем к военному маршу. Что ты улыбаешься? Скажешь, что парижский воздух превратил в крем-брюле мои гениальные мозги и окончательно развратил? Что ж, ты прав, так оно и есть… и я намерен полностью уступить искушению и поддаться всем возможным соблазнам. Понимаешь, Моран? ВСЕМ!       Его звонкий голос, в самом деле подходивший студенту Сорбонны, понизился до хрипловатого шепота, а глаза многозначительно сузились.       — Спускайся вниз соблазнять туристок своим брутальным видом и запахом одеколона, а я присоединюсь к тебе через десять минут. Можешь пока изучить карту, мы пойдем туда, в сторону Оперы. Хочу тебе кое-что показать.       — Как скажешь, мон гарсон. — ухмыльнулся Моран. По-военному быстро обувшись и подхватив куртку-милитари, он последовал совету Джима и спустился вниз, чтобы покурить, ожидая очаровательного художника на улице и заодно проверить, не ошиваются ли возле их отеля какие-нибудь подозрительные личности, которых Джим неосмотрительно мог притащить на хвосте из Англии. В одиночку, без четверки Снитских или незримой группы прикрытия, Себастьяну будет сложнее делать свою работу телохранителя, но это вовсе не повод не делать ее вообще.       Парижский воздух, бодряще-холодный, был напоен запахами кофейных зерен, ванили, сладостей, шоколада, духов и еще целым букетом менее различимых для носа ароматов. Тигр даже повременил прикуривать сигарету, с наслаждением впитывая в себя дух праздничного города любви и грехов. Выбрав в качестве опоры ствол растущего едва ли не у самого порога отеля старого платана, он облокотился на него спиной и с наслаждением сделал пару затяжек, когда сквозь выпускаемые им клубы ароматного дыма проступило прекрасное видение. Дива с наружностью экзотической модели с далеких азиатских берегов, подплыла к нему и, без церемоний вынув сигарету из пальцев, обняла фильтр хищными губами, накрашенными темной, почти черной помадой:       — Bonjoure, mignon… Pas moi si tu attends là? (Добрый день, красавчик… не меня ли ты ждешь тут один?)       — Non, chérie, ce n’est pas toi. (Нет, конфетка, не тебя)       Она выпустила ему в лицо колечко дыма и рассмеялась низким грудным смехом:       — Et sur ton zob a un tatouage d’une «propriété privée»? (Что, на твоем хуе есть татуировка «частная собственность»?)       — Qu’est-ce que? (Что-что?) — переспросил ее Моран, сделав вид, что недопонял, но про себя решил, что идея такой татуировки очень даже недурна.       — Oublie pas! (Забудь!)— отмахнулась она рукой, в которой зажимала его сигарету. Потом присмотрелась повнимательнее к нему и спросила:       — Tu britannique, hein? C’est à cause de toi Oscar ici de tous sur les oreilles hier soulevé? (Ты британец, да? Это из-за тебя Оскар тут всех на уши вчера поднял?)       — Et tu es sa petite amie? (А ты что, его подружка?)— Моран задал ей встречный вопрос, но она не попалась на эту уловку и, окинув его фигуру оценивающим взглядом, сладко улыбнулась:       — Oh, je comprends maintenant pourquoi il était si obsédé par! Je voudrais, aussi, a t mise en marche, si rencontré quelqu’un comme toi… (О, теперь ясно, почему он был так одержим! Я бы тоже завелась, если бы встретила такого, как ты…)       Моран вынул из пачки еще одну сигарету и наконец-то закурил сам, раздумывая, что же тут вчера устроил его расточительный возлюбленный и какие сюрпризы он ему еще приготовил? Но ответы на эти вопросы Мориарти ему точно не даст, как всегда разыграв таинственность.       Француженка тем временем все курила и продолжала тусоваться рядышком, словно Джим, которого она уверенно называла Оскаром, пригласил ее быть третьей на их романическом свидании. Моран не сомневался, что они имеют в виду одного и того же Оскара, и не уставал удивляться тому, насколько разным умеет быть Джим с помощью талантливого брата-невидимки Ричи. Он уже хотел спросить у путаны, давно ли она знает Оскара и в каком качестве, как он сам явился из дверей отеля, и приблизился к ним танцующей походкой богемного парижанина.       Джим не ожидал увидеть рядом с Мораном кого-то из своих парижских дружков и подружек — обычно эта публика просыпалась ближе к ужину, и выбиралась на улицу, когда зажигались фонари — подобно вампирам, детям ночи. Но должно быть, накануне он чересчур сильно разжег любопытство Амриты, вот она и прискакала поближе рассмотреть шикарного мужика-солдата, ради которого влюбленный Оскар швырялся деньгами и выдумывал целый маскарад. Теперь ей будет о чем всласть посплетничать на сегодняшней вечеринке в «Лысом бабуине», хотя Джим, зная Амриту не первый год, подозревал, что она лелеет и более смелые планы. И это подозрение не было безосновательным, судя по взгляду, которым индианка буквально пожирала Морана с ног до головы, как ярмарочная обезьянка — шоколадную сласть.       Амрита первая окликнула художника и радостно замахала рукой:       — Salut, Oscar! Joyeux Noël! Ecoute, ton ami est tout simplement superbe. Je tiens à vous deux. Prenez-moi, démons, où que vous alliez. (Привет, Оскар! С Рождеством! Слушай, твой дружок просто прелесть. Я хочу вас обоих. Возьмите меня, черти, куда бы вы ни собирались.)       — Pardonne-moi, la chatte. Rien ne va plus. Il aime la fellation seulement dans mes performances. Pour tous les autres, sa bite est un poison. (Прости, киска. Ничего не выйдет. Он любит минет только в моем исполнении. Для всех прочих его хуй становится ядовитым.)       — Gourmand! (Жадина!)       — Voilà je pardonne! Joyeux Noël! (Таков уж я, прости. С Рождеством!) — Джим взял Морана под руку и улыбнулся Амрите как хищник — показав зубы. Она поняла этот сигнал, стрельнула еще сигарету и, пожелав «не подавиться леденцом», удалилась в сторону бульвара Клиши.       — Ты меня обвиняешь в безрассудстве, а самого и на минуту нельзя одного оставить! — попенял Кошачий царь своему Тигру, но было ясно, что он не сердится, а гордится. — Пойдем же, надо поесть и взять напрокат машину, если мы хотим попасть в Версаль раньше, чем стемнеет. После заката его парк напоминает задницу негра.       — Мои обвинения небеспочвенны, если то, о чем мне рассказала та красотка, хотя бы наполовину правда. — парировал Себастьян, и, затушив сигарету, изъявил желание следовать за своим проводником хоть в чрево Парижа, хоть в самое пекло. — Идем, я голоден, как волк зимой! Баранину они тут умеют готовить?       Джим продел свою руку в сгиб его руки и прижался к нему, будто бы замерзая, но на самом деле просто желая заявить всему кварталу красных фонарей, что именно он и только он обладает правами собственности на британского тигра.       — Они тут умеют готовить все, — уверенно заявил Джим, и тут же насмешливо хмыкнул: — Но кто же ест баранину на завтрак, варвар? Только такой хищник, как ты способен на подобное кощунство! Впрочем, я нисколько не против твоих причуд, и если даже тебе приспичит отведать жареного ежа, устрою так, что мои цыгане его тебе доставят еще горячим!       — И в прокате мы возьмем что-нибудь стоящее, если ты хочешь, чтобы мы доехали без приключений до этого твоего Версаля. — заявил Моран непререкаемым тоном, хотя Джим и сам всегда отличался большой щепетильностью, когда речь шла о выборе автомобиля и дорожной безопасности. Разбиться или глупо покалечиться из-за какой-нибудь технической неисправности точно не входило в их планы.       Болтая на ходу, Джим увлек Морана в узкий извилистый проход, ведущий к улице Фобур Монмартр, и потом еще дальше, уверенно держа курс на видное вдалеке здание Оперы, напоминающее в утреннем свете пышный праздничный торт.       — Потерпи, мы почти у цели… — шептал он всякий раз, как Себастьян выражал нетерпение и делал вид, что сердится на чрезмерно долгий маршрут к завтраку. — Теперь направо… вот сюда… Еще буквально тридцать шагов… Пришли!       Мориарти положил руки на плечи Морану и развернул его лицом ко входу в неприметный гриль-бар, расположенный в торце дома наискосок от здания Оперы. Название было необычным — «Осбрук», а на вывеске был нарисован кот в ковбойской шляпе, катающий бильярдные шары.       — Ну что же ты? Входи! Этот ресторанчик больше не мой, но готовят здесь по-прежнему отлично, я проверял.       — Вывеска у него весьма красноречивая. Судя по названию, это был ваш с Оскаром ресторан с подпольным казино. — догадался Моран, припоминая, что Джим с ним делился воспоминаниями о том, как они с Бойлом первым делом решили отмывать деньги, полученные от удачного ограбления лондонского банка в Штатах, и, создав там нужную для возвращения в Европу легенду, перебрались в Париж.       Они зашли внутрь, спустившись на пару ступенек ниже уровня тротуара, и попали в маленький зал всего на несколько столов, но с непременной барной стойкой вдоль самой длинной из стен подвальчика. Впрочем, наверняка тут был и второй зал, а может быть, даже и не один, только вот казино вряд ли уцелело.       Джим предложил сесть за стол, удачно расположенный в углу — с одной стороны, оттуда был виден весь зал и входная дверь, с другой — им обоим можно было сесть так, чтобы спины оказались под защитой стен.       Официант в белой рубашке и черном переднике тут же материализовался перед ними и с обаятельной улыбкой протянул каждому раскрытую карту блюд и вторую, чуть поменьше — спиртных напитков. В меню ни слова не было по-английски, так что Моран решил оставить выбор блюд на усмотрение Мориарти, болтающего на языке лягушатников куда лучше, чем это удавалось Себастьяну. И от спиртного тоже отказался, памятуя о планах Джима ехать к черту на рога на арендованной машине.       — Здесь уютно, я бы даже сказал, камерно и по-домашнему. Но, полагаю, выручка от этого бизнеса ни в какое сравнение не идет с той, что вы тут снимали, играя на алчности и гордыне гостей.       Джим завздыхал и даже украдкой смахнул слезу, погрузившись в ностальгические воспоминания о невозвратной бесшабашной юности и о рано умершем друге, и ответил без обычной своей иронической интонации, грустно и серьезно:       — Да, здесь теперь все иначе. Камерно… а я бы сказал — уныло. Когда мы с Оскаром были хозяевами и торчали то за стойкой, то в зале для игры в покер, все вертелось колесом: вино, танцы, фишки, драки и регулярные визиты полиции. Конечно, все полицейские были в доле. «Ажаны» нас просто обожали, мы для них были настоящие американские ковбои, щедрые и веселые. Мы с Бойлом порой и сами начинали в это верить, как заигравшиеся актеры, забывающие снять роль после падения занавеса.       На лице Мориарти снова появилась улыбка, придавшая его подвижному лицу хитрое кошачье выражение:       — Я все время носил ковбойскую шляпу и красный шейный платок, а Оскар, по-моему, даже спать ложился с техасскими шестизарядками… Да, вот так — с обеих сторон по девке, а под подушкой шестизарядки, заряженные, как понимаешь, не холостыми. Эх, славные были времена!.. Ну что? Ты определился со своим утренним мясным ассорти? Лично я буду оладьи с кленовым сиропом, бекон, зажаренный до хруста и бельгийские вафли с шоколадом. И целый кофейник кофе! Надеюсь, ты знаешь, как во Франции вызывать «Скорую помощь», если Оскару Лурье станет дурно от такой еды, но думаю, что Ричи Брук справится.       Нечасто Морану доводилось наблюдать Джима в ностальгическом настроении — тот вообще был не склонен к тому, чтобы предаваться воспоминаниям о прошлом, предпочитая ему настоящее и будущее. Но сегодня Мориарти осуществил погружение в события давно минувших дней. Себастьян в красках представил себе Джима лет на десять помоложе, игравшегося в ковбоя под этими сводами и наверняка имевшего бешеный успех у всех местных поклонников Дикого Запада и американской мечты, и даже как-то пожалел, что в то самое время увлеченно играл в «отстрели моджахеда» в совершено других краях. В его душе даже шевельнулось что-то, похожее на ревность к покойнику-Бойлу, но, к счастью, не получило одобрения и быстро заглохло.       — Шестизарядкой ты называешь кольт? — спросил он как бы между делом, разглядывая картинки меню. — Вот, пожалуй я буду это, похожее на каре ягненка, и к нему порцию печеных овощей и картошки-фри. И кофе тоже буду, но только чашку американо, не кофейник. И… я верю в Ричи и его таланты.       — Это только похоже на каре ягненка, — усмехнулся Джим. — В действительности это седло барашка. Очень парижское блюдо, надо сказать: и не французское, и не американское, но очень мультикультурное. Подходит всем — и евреям, и арабам, и черным, и белым. Ну, веганы от него расстроятся, конечно, но веганы сюда и не заглядывают, как и члены секты вечной молодости и здорового образа жизни.       Подошедший официант терпеливо ждал, пока гость закончит противную английскую тарабарщину и перейдет на пристойный галльский язык, чтобы определиться с выбором за себя и своего спутника. Мориарти не разочаровал его и на безупречном парижском диалекте продиктовал заказ, после чего притянул парня к себе и что-то зашептал ему на ухо. Тот сперва в удивлении поднял брови, но Джим продолжил шептать с еще большим жаром, и официант заулыбался, понимающе закивал, сделал жест, обозначающий «окей» и резвым галопом ускакал в сторону кухни.       — Тшшшшш… расслабься, — Мориарти положил руку на запястье Морана. — У меня с ним никогда ничего не было, честное слово. Я только попросил кое-что добавить к нашему завтраку… тебе наверняка будет интересно взглянуть.       На все дальнейшие расспросы и даже угрозы Себастьяна Джим только улыбался и качал головой, отказываясь давать ответы — до тех пор, пока не вернулся официант и не положил на стол два пистолета в кобуре.       — Вот они, шестизарядки Бойла, — проговорил Мориарти и с нежностью погладил кобуру. — Никуда не делись, висели себе в дальнем зале в качестве декоративных. Но это они, те самые… столько лет напрасно прождали папочку, а теперь, Бастьен, может, ты захочешь их усыновить?       Моран даже присвистнул от удивления, взяв в руки один из кольтов и убедившись, что он боевой.       — Ого! Ты хочешь сказать, что все это время в зале на стене висели два настоящих ковбойских кольта и местных бобби это не волновало?       Джим довольно кивнул и, вытащив второй пистолет из кобуры, направил его в стену, взвел курок и нажал на спуск. По счастью, ничего непоправимого для обстановки ресторанчика не произошло — каморы (6) кольтов были пусты.       — М-да… раз французы так небрежно разбрасываются боевым оружием, придется его у них конфисковать и реквизировать. Только как мы сможем протащить их через досмотр в Орли? Или предлагаешь повторить ваш с Бойлом подвиг покорения Ла-Манша на яхте контрабандистов? Я слышал, они все еще успешно возят нелегалов из Гавра в Дувр.       Мечтательный художник Оскар и выдумщик Ричи мгновенно исчезли, уступив место боссу — холодному и саркастичному Джеймсу Мориарти, который не замедлил припечатать Морана:       — Что-что? От кого я слышу подобные речи — от начальника моей службы безопасности? Чудно! Просто превосходно! Я понятия не имею, Моран, как ты решаешь подобные проблемы… и хочу, чтобы ТЫ мне рассказал о способе забрать пистолеты Бойла в Лондон! Черт возьми, у Павича наготове всегда было с десяток возможностей обойти службы досмотра, и он никогда не докучал мне подробностями, просто выдавал результат! Не заставляй меня думать, что ты глупее нашего друже Горана. Или у тебя мозги размягчились от любви ко мне? В таком случае, как твой муж — я тронут, но как босс — возмущен! Может, пора уже нам поменяться ролями, и я сам начну обеспечивать свою безопасность, а заодно и твою? — только появление официанта с подносом прервало гневный монолог Джима и спасло Морана от дальнейших упреков.       — Ладно-ладно! — Моран поднял обе руки вверх, останавливая поток недовольной критики Мориарти — Придумаю, как протащить эти твои раритеты. Интересно, как вы с Бойлом умудрились привезти их из Штатов во Францию уже после того, как там во всех аэропортах ввели драконовский досмотр? Если только вы из мексиканского Монтеррея летели, тогда да…       На самом деле, после недавнего повышения уровня террористических угроз и ужесточения правил таможенного досмотра и контроля пассажиров, производимого в аэропортах континентальной Европы и Британии, провезти через границу оружие стало настоящей проблемой. Горану в этом смысле было проще, три года назад он спокойно использовал налаженные каналы наркоторговцев и дипломатов, зависимых по тем или иным причинам от синдиката. Или непосредственно в Англии пользовался услугами посредников — ирландцев и арабов, у которых был свой бизнес по нелегальной торговле оружием.       Конечно, и у Тигра были свои способы протаскивания через практически прозрачные границы Евросоюза боевых единиц разного калибра, но не все его легенды годились для подобной работы. И, если собственно Себастьян Моран, начальник службы безопасности главы благотворительного и трастового фондов имел право открыто декларировать и провозить с собой боевое оружие, то Роланд Мортимер, стоматолог и меценат, прилетевший в Париж из Андорры, мог провести разве что антиквариат…       «Хорошая идея, ее стоит обдумать.» — Моран ухватился за то, что пистолеты можно оформить вполне легально, если найти того, кто за кругленькую сумму сделает им нужные бумаги. Джим наверняка знал таких здесь, и, дождавшись, когда официант расставит блюда и уйдет, Себастьян спросил:       — У тебя в Париже остались связи с умельцами по подделке документов? Я бы воспользовался их услугами, если ты хочешь непременно собственноручно тащить пушки в Лондон.       — Понятия не имею, какие связи у меня остались, выяснять подобные вещи — твоя обязанность, Моран! Ты что, так шутишь или издеваешься надо мной, негодяй? — обычно Джим спокойно относился к взаимным подначкам, но иногда расслабившийся Себастьян терял чувство меры или случайно попадал в болевую точку, что было чревато мгновенной вспышкой ярости у Мориарти — или ледяным душем убийственного сарказма. — Может, мне еще подсказать тебе, кто такие контрабандисты, и как обойти правила досмотра на таможне? За что я вообще плачу тебе, черт побери! Шерлок совершенно прав, утверждая, что истинный криминальный талант должен работать в одиночку, поскольку вероятность быть пойманным прямо пропорциональна числу сообщников!       Джим засунул в рот сразу два ломтика бекона и вдруг усмехнулся, вспомнив, что Оскара Бойла он в свое время тоже обзывал «тупоголовым» —, но это не заставило Бойла стать хоть на толику осмотрительнее.       — Ну-ну, посмотрел бы я на то, как ты справишься, работая в одиночку, гений. — беззлобно ответил на распекания босса невозмутимый Моран.       Как назло, парижские связи с синдикатом были в основном по линиям фармацевтических компаний — но не провозить же два револьвера под видом новейшей медтехники! И Себастьян понял, что ради каприза Джима ему неизбежно придется лично связываться с сетью арабских террористов, которые соприкасались с синдикатом Мориарти весьма опосредованно, через три-четыре не самых надежных руки. Но, раз босс отказал ему в том, чтобы задействовать свои старые каналы контрабанды, контакты с которыми наверняка были у него сугубо личными, то придется рисковать.       Больше не желая вызывать на себя взрывную волну убийственного сарказма, Моран встал и переместился ближе к двери, а потом и вовсе вышел наружу — в полуподвальчике связь работала из рук вон плохо. Переговоры с нужными людьми заняли порядка десяти минут, за это время седло барашка успело слегка подостыть, а блюдо Джима — полностью опустеть. Но, когда полковник вернулся к столу, вид у него был довольный:       — Порядок, босс. Завтра передадим твою посылку надежному курьеру, и через два дня заберем ее в Лондоне. Теперь я могу спокойно поесть?       — Убегать из-за стола было твоей личной инициативой, я на этом вовсе не настаивал, — пожал плечами Джим, ненавидевший завтракать в одиночку с тех самых пор, как Моран стал неотъемлемой частью его жизни. Он сделал приглашающий жест, и как бы невзначай заметил:       — Пока ты где-то там изображал служебное рвение, я заказал тебе завтрак заново, потому что есть остывшие блюда в «Осбруке» — кощунство, и я не хочу, чтобы у тебя случилось несварение от застывшего жира. Сейчас они все принесут.       С невозмутимостью Петруччо, дающего урок Катарине (7), он смахнул лишние тарелки на пол, осколки со звоном разлетелись в разные стороны, но официант-ка будто только и ждал этого сигнала, чтобы выбежать из кухни, сияя, как медный грош, с новым дымящимся подносом в руках.       — … И бельгийские вафли в качестве комплимента от заведения, — улыбаясь, проговорил Джим и потянул Морана за руку, чтобы усадить не напротив, а рядом.       Себастьян грустным взглядом проводил летящую на пол посуду и, повинуясь нетерпеливому жесту Мориарти, сел к нему поближе:       — Ты явно вообразил себя Гарун аль Рашидом. — констатировал он расточительство Джима. Не то, чтобы Моран был скрягой, но необдуманных трат старался не допускать, даже если речь шла всего лишь о стоимости битой посуды в ресторане средней руки.       — Мисс Блейк наверняка захотела бы отшлепать тебя по рукам за эти твои чудачества, если бы ты сделал ее своей личной экономкой.- притворно вздохнул он, желая в ответ поддеть Мориарти.       Официант невозмутимо поставил на стол новое блюдо и принялся собирать с пола остатки старого вперемежку с битыми тарелками и раскиданными приборами. Ну, а Себастьяну его желудок быстренько напомнил о том, что седло барашка мечтает заполнить образовавшуюся в нем пустоту, и голодный тигр жадно набросился на угощение, ловко орудуя ножом и вилкой.       — Мммм… да, французы знают толк в том, как нужно готовить баранину! — констатировал он, отправив в рот первую порцию жареного мяса. — Очень вкусно! Хочешь попробовать? — наколов на вилку срезанный кусочек, Моран заботливо подсунул его под нос Джиму.       Джим что-то нежно проворковал, но от мяса отказался и уткнулся Морану в плечо, словно разом забыл все обиды и придирки и не хотел мешать своему Тигру утолять голод. Но его гениальная голова была полна наполеоновских планов, перемешанных с сентиментальными воспоминаниями, так что из этой смеси в ближайшие сутки вполне мог вылупиться какой-нибудь гремлин.       — Мисс Блейк составила бы нам прекрасную компанию для поездки в Версаль, — мечтательно вздохнул он после продолжительной паузы. — Во-первых, она невероятно красива, любой фаворитке Людовика до нее далеко. Во-вторых, энциклопедически образована, и провела бы экскурсию получше любого дипломированного гида. Ну, а в-третьих, мисс Блейк обожает экстремальный секс в самых неожиданных местах, хотя по ее чопорному виду это сложно предположить… но ты ведь помнишь, Бастьен, да? Ты довел ее в тот раз до такого оргазма, что она под впечатлением второй год. Кстати, Цеца прислала мне смс-ку и просит заодно поздравить тебя с Рождеством. Ее ты тоже не по-детски впечатлил, повеса.       Моран рассеянно слушал Джима и сосредоточенно работал челюстями, расправляясь с барашком. Печеные яблоки, картофельные дольки и сочная спаржа тоже были выше всяких похвал, как и пряный соус, не мятный, как в Англии, но с набором своих средиземноморских душистых трав. Немного не доставало кружечки пива или бокала красного вина, но Себастьян решил, что они непременно повторят свой визит сюда, когда он уже не будет связан обязанностями персонального водителя.       — Цеца? — ему потребовалось некоторое умственное усилие, чтобы вспомнить, кто это, но когда в памяти всплыло улыбчивое простоватое личико сербской девицы, обслужившей их сексуальные аппетиты в бане у Горана, он закивал головой: — А, да, помню, помню… напиши ей что-нибудь соответствующее. Хотя нет, не стоит, а то вобьет еще себе в голову всякие глупости бабские… потом будет разочарована. Мы не станем больше повторять такого рода эксперименты. — констатировал он свое решение и бросил на Мориарти собственнически-ревнивый взгляд.       — Не беспокойся, не вобьет. Она профессионал, я с другими никогда не имел дела. — Мориарти бросил на Морана заинтересованный и ужасно хитрый взгляд: — А почему, собственно, мы не станем повторять эксперимент? Тебе не понравилось? Помнится, ты выглядел вполне довольным…       Он отломил кусочек от вафли, окунул его в шоколадный соус и отправил в рот, зажмурившись от удовольствия:       — Какая прелесть… вот он, настоящий, утонченный разврат! Надо позволять его себе почаще, с учетом нашего активного образа жизни. Мои труды на благо нового человечества, несомненно, заслуживают награды, но ведь никто не ценит их по достоинству, никто! Людовику было куда лучше: Королем-Солнцем его признали еще при жизни, до впадения в старческий маразм. Брррр, вот уж чем мне точно не хотелось бы закончить!       Себастьян отодвинул от себя опустевшее блюдо и в сытом блаженстве откинулся на спинку дивана:       — Если я выгляжу довольным чем-то, это вовсе не означает, что я буду хотеть это повторить. Есть вещи, которые достаточно попробовать лишь единожды, чтобы решить для себя, стоит ли делать это и дальше. Я решил, что не стоит.       Джим его, казалось, и не слушал вовсе — поглощенный поеданием вафлей, он уже перескочил мыслями на занимательную фигуру французского короля, отгрохавшего себе громадный дворец в провинциальной глуши и за это, видимо, получившего свое королевское прозвище.       — О, ну раз ты так жаждешь мирской славы, то почему бы тебе однажды не выйти из тени и не устроить какое-нибудь шоу из очередного заказа? Помнишь, ты мне рассказывал про того грека, который прославился в веках, спалив храм, который до этого его соотечественники строили чертову тучу лет? Ну, про того, имя которого следовало забыть всякому уважающему себя жителю Эллады, но вместо этого они его как раз и выучили наизусть? Я вот точно не грек, я его имени не запомнил.       — Может быть, и устрою, — загадочно улыбнулся Джим. — Такая пьеса требует тщательной подготовки, продуманного подбора актеров и, конечно, благодарных зрителей. Еще не время поднимать занавес. И не делай вид, мой милый, что ты не помнишь о Герострате. Я отношусь к нему с уважением. Он блестяще доказал свою теорию практикой, которая, как известно, есть единственный критерий истины.       Мориарти поднял чашку с кофе и отсалютовал ей в воздухе:       — Но ты ко мне несправедлив, я не мечтаю о геростратовой славе. Я не разрушитель, я освободитель, что бы там ни думали на мой счет в Интерполе и разнообразных спецслужбах. Правда, теперь я стал скучным. Да, скучным для самого себя, каким-то пауком в паутине, всего лишь одним из воротил теневого бизнеса. Непостижимым образом сам лью воду на мельницу того, что ненавижу и против чего борюсь. И меня постоянно терзает вопрос -зачем это все? Кому нужно это бесконечное сражение с мельницами? Ах, как хреново осознавать, Моран, что возраст берет свое! Того веселого молодого мошенника, каким я был во времена процветания «Осбрука», больше нет…       Бастьен покосился на Джима, ностальгически вздыхающего о юности и отрезвляюще похлопал его по ноге:       — Ты что-то стал все чаще задаваться философскими вопросами, друг мой. Это все пустое, поверь. Если бы мне довелось решать, когда моя жизнь текла веселее и интереснее, я с уверенностью сказал бы, что с тех пор, как я имел удовольствие быть представленным одному гениальному психу-работодателю. Моя юность и молодость была наполнена страстью спортивного азарта, потом адреналиновым привкусом горячих точек, но я никогда раньше не чувствовал себя настолько живым и настоящим, как теперь. Скажи, как тебе это удается, а?       — Как у тебя все просто, Моран… Это туда, это сюда, направо-налево, шагом марш, на месте стой, раз-два, — хмыкнул Джим. -Хотел бы я обладать кругозором улитки и никогда не размышлять о космических далях, но увы, в мою черепную коробку понапихали двойную порцию серого вещества, а то, что называется душой, помножили на двое — вот я прыгаю как заводной, точно крыса, которую добрые ученые электрическими разрядами пытаются загнать в лабиринт, а она сопротивляется, заведомо зная, что в его центре нет никакого бесплатного сыра.       Он замолчал ненадолго, полностью уйдя в себя, но потом просветлел лицом и, порывисто схватив руку Морана, прижал ее к сердцу:       — Я болван, сегодня же Рождество, а день зимой очень короток! Поедем, иначе нам ничего не останется, как заблудиться в темном и страшном лесу на пути в Версаль! Наш день своим королевским указом я продлеваю как минимум до завтра!       — Да, хватит болтовни на сегодня, нужно поразмяться как следует! — Моран обрадовался возможности улизнуть из полу-подвальчика, где становилось душно, но было запрещено курить, и куда начинал уже стягиваться народ из числа завсегдатаев. Он подозвал официанта и, пока Джим отлучился по нужде, сразу же расплатился с ним, не заботясь о том, сколько вышло по счету, а сколько — на чаевые.       — Идем, Версаль уже заждался твое кошачье величество! — Себастьян подал вновь преобразившемуся в парижского художника Мориарти пальто, сунул оба револьвера во внутренний карман своей куртки-милитари, и всем своим видом изъявил готовность к новым приключениям.