Заставь меня вспомнить

Пил вчера? Где? С кем? А главное, на кой? Вопросы протопали в моей голове табуном диких мамонтов и скрылись в дали, так и не получив ответов. Ощущения такие, что лучше бы я не просыпался. Наверно человек, которого переехало катком, чувствует себя куда бодрее и жизнерадостнее, чем я сейчас. Голова трещала нещадно, во рту — сахара вместе со всеми своими барханами, руки-ноги налиты свинцовой тяжестью, все оставшееся туловище болело так, как не болело после самых адских тренировок в балетке. Слипшиеся веки открывались с трудом, а когда в поле моего зрения попали первые признаки больничной обстановки, воспоминания накрыли меня девятым валом. Авария — холод — газель — Лёвка… Стоп. Левка?! -Где Лев? От своего голоса, точнее, еле слышного хрипа, мне стало не по себе. Но, видимо, кто-то меня услышал, так как справа от меня хлопнула дверь и звонкий (слишком для моей головы) женский голос возвестил: -Анатолий Борисович! Волков в себя пришел! Пока некто Анатолий Борисович как-то реагировал на данное известие у меня была возможность оценить окружающую обстановку. Палата не люкс, конечно, но соседей не много. На соседней койке — старик лет под сто, наверно. Спит себе, посапывает в седые усы. Лесовичек-боровичек сразу пришло на ум, я думаю, дед против не будет. Рядом стойка для капельниц, тумба, раковина. Все белого больничного цвета. Шторки правда выбивались из общей композиции, видимо кто-то с долей юмора специально разбавил больничную белизну синими занавесками в непонятный цветок. И запах. Запах больниц я не переносил с детства: смесь хлора, спирта и лекарств вселяла в меня ужас больший, чем вид человека в белом халате. Когда Лёвка возвращался с дежурств, и больницей от него разило за километр, он только через душ получал доступ к моей драгоценной тушке. Кстати, где там уже доктор? Пациент очнулся и жаждет информации! Будто услышав мои мысли в палату вплыл (да, именно вплыл!) тот самый Анатолий Борисович. Очень грузный мужчина средних лет. Круглый, как шарик, внизу — коротки ножки. Залысины на голове и бисеринки пота на лбу не добавляли очарования в общий портрет. Зато глаза голубые и добрые-добрые, как у Айболита. Но это все не так важно для меня, необходимую информацию я так и не получил. -Где Лев? Мужчина, которого привезли со мной, что с ним? -Успокойтесь, юноша. Успокойтесь. Голос врача был почти такой же тучный как и его хозяин. -Вы сейчас в больнице города N, вас и вашего, кхм, друга привезли сюда из пригорода. Состояние Льва Николаевича стабильно, он получил легкое обморожение конечностей, переохлаждение и сотрясение мозга. Сейчас его жизни ничего не угрожает, легко отделались вы, ребята. Мы уже сообщили в больницу, где Лев Николаевич работает, о его состоянии. Что касается вас, юноша, то кроме переохлаждения и нескольких ушибов все в порядке. Повезло, мда. Газелисту, что вас вытащил да сюда доставил спасибо скажите. Он один вас обоих в кабину сгрузил, а это дело то нелегкое, мда. Док задумался о чем-то своем, а может просто устал говорить. Я уже забыл про головную боль и прочие неудобства, лишь бы меня пропустили к Лёвке! -Док, когда к нему можно пойти? Доктор если и удивился такому напору, то вида не подал. -Сейчас Лев Николаевич отдыхает, не стоит его беспокоить. Да и вам не мешает поспать, юноша. Пробормотав что-то на латыни себе под нос, Анатолий Борисович вышел из палаты, более не желая общаться с неугомонным пациентом. Неугомонный пациент откинулся на вялую больничную подушку и, сам от себя не ожидая, мгновенно уснул. Снился мне Лёва. Он почему-то ускользал от меня, стоило протянуть руку. Вот, казалось бы, совсем рядом стоит, смотрит на меня своими серьезными черными глазами, а только потянешься к нему — хлоп! Только белесая дымка остается в руках и тягучее чувство тоски за ребрами. А Лев уже дальше стоит. И опять смотрит внимательно. И опять исчезает куда-то. Так продолжалось много раз, пока мне не надоело ловить моего ненаглядного и я не проснулся. Сразу напомнила о себе голова, в виски кто-то очень упорный вкручивал бесконечный винт. А на город спускались сумерки, в палате стоял полумрак. Дед так и спал в той-же позе. Он живой вообще? Посмотрел — дышит спокойно. Странный какой-то дед. Собравшись с силами, я все-таки оторвал свою бренную тушку от кровати, с удивлением обнаружил на себе больничную пижаму (когда успели?) и первым делом направился в уборную. После, когда все неотложные дела были завершены, было принято решение искать подмогу в лице хорошеньких медсестер, неспокойной стайкой собравшихся вокруг поста. На лицо — самая обворожительная улыбка, и можно идти покорять юные девичьи сердца! -Милые дамы! Могу ли я получить из ваших прелестных рук необходимую информацию? Девушки прервали свой щебет и устремили на меня несколько пар густо накрашенных глаз. -Мне необходимо узнать, в какой палате находится Лев Николаевич Безымянный? Его доставили вместе со мной. Это очччень важно. -Лев Николаевич в 206 палате… Похоже, от удивления медсестрички растеряли словарный запас и только смотрели на меня удивленно. Ну да ладно, нужные сведения у меня есть, больше расшаркиваться нет смысла. Я быстро поблагодарил девушек и рысью направился искать заветную двести шестую. В такие моменты остро ощущаешь всю мишуру, всю незначимость остальных событий. Вся пыль уходит из головы, остается только безумная потребность быть рядом с человеком, которому готов отдать жизнь. И не одну, если понадобится. Так что к заветным дверям я подлетел окрыленный и слегка запыхавшийся. Протянул руку и… Замер. Внезапно на меня навалился страх. Сдавил холодной рукой все внутренности и перекрыл кислород — не вдохнуть. Сердце заколотило по ребрам, ноги стали ватными. Что это со мной? Как барышня перед свиданием, ей богу! Ну-ка, соберись, тряпка! Там ТВОЙ Лёвка ждет тебя уже бог знает сколько, а ты тут нюни распустил! Отругав сам себя, я на негнущихся ногах зашел в палату. Лев лежал в постели, бледный какой-то, губы синие. К рукам тянутся непонятные трубочки с желтоватым содержимым. Глаза закрыты — спит, значит. Сердце сжалось, пока я разглядывал моего любимого. Всегда такой сильный, уверенный. С легкостью принимал решения, от которых зависят человеческие жизни.. А тут — абсолютно беззащитен, хоть врач и говорит что жизни его ничего не угрожает, выглядит очень слабым. Убедившись, что любопытных лишних глаз в палате нет, я легко, невесомо поцеловал моего Льва. На этот раз прием сработал, «спящий принц» открыл глаза. -Доброе утро, точнее вечер, сердце мое! — я потянулся за ответным поцелуем. Внезапно резкий удар в челюсть. Больно! Что это вообще было?! -Ты охренел, Рома? Какого хуя лезешь ко мне с поцелуями?! Видать сильно тебя башкой то приложило, козел ты безрогий! Пшел вон от меня! Крик Лёвки потряс меня, а то, что он меня ударил — это в моей многострадальной голове вообще не укладывалось. Я только и мог что стоять столбом, смотреть на разгневанного Льва и держаться за ушибленное место. Слов у меня не было, в голове — вакуум. -Ээээ. Я, пожалуй, потом к тебе зайду. Отдыхай, милый. -ЧТО? Я успел выскочить за дверь, но маты которые мне предназначались услышал ясно.