Принцип неопределённости

      

Во-первых, эти люди по-своему совершенно счастливы, поскольку они начисто лишены памяти. Они отрезаны от какой-либо информации извне. Ведь от чего люди страдают больше всего? От сравнения. Кто-то живёт лучше, кто-то талантливее, кто-то богаче, кто-то могущественнее. А человек, прошедший психо-химическую обработку, будет радоваться непрерывно. Радоваться, что ему тепло. Что помидор красный. Что солнце светит. Что ровно в два часа, что бы ни случилось, он получит свой питательный бобовый суп. А ночью — женщину. При условии, если он будет прилежно трудиться. Ну, разве это не милосердно?       А дальше Эр-Эйч сможет постепенно создавать определённые типы служебного человека. Так, как это мудро сделала природа в улье, в муравейнике. Представьте: человек-ткач, человек-пекарь, человек-шофёр. Причём у него нет никаких других потребностей. Никакого комплекса неполноценности. Ну, нет же у вола комплекса неполноценности оттого, что он вол?! Ну, вол, и, слава богу! Человек-робот ни о чём не думает. Всегда доволен. И он размножается. Производит себе подобных.       Мёртвый сезон (СССР, 1968 г.)       Музыка       Luminis Insigne — Deckard       The Kilimanjaro Darkjazz Ensemble — Seneca       Para Bellvm — Что нужно нам       Leonard Cohen — The Future

      Стрелок, сделав всего один выстрел, поспешно скрылся. Судя по ощущению в Силе — унёсся на спидере.       Утренний Коронет был хмур и неприветлив и без назойливых ассасинов: воздух пронизывала мелкая морось, едва ли не густой туман, неспешно опадающий с серого оккупированного тучами неба. Такой здесь была наступающая зима: со слякотью, стылым промозглым ветром.       Долго дожидаться беспилотного такси не пришлось, из сырой завесы сначала показались холодные голубоватые огни, затем вынырнула и сама летающая машина. Дверь опустившегося на платформу аэроспидера призывно поднялась, и я плюхнулся внутрь отопленного салона, спасаясь от чьего-то назойливого внимания. Створка опустилась, отсекая меня от уличного гула.       Устроившись на мгновенно подстроившемся кресле, я посидел в тепле, стараясь тем не менее не привыкать к ложному чувству безопасности. После чего задал весьма удалённый адрес — так, чтобы получить не менее получаса на выбор жилья. Стоило мне только взглянуть на голограмму города, как мои очки связались с бортовым компьютером спидера и позволили, воспарив над голографической картой города, ввести необходимый адрес мысленно, не нажимая никаких кнопок. Автопилот услужливо подсказал мне, что я могу воспользоваться услугами вакуумного метро, чтобы сэкономить своё время, но я благоразумно отказался. Мимо разгоняющегося спидера разноцветным стробоскопом замелькали огни едва погруженного в сон, словно дельфин с одним приоткрытым глазом, города.       Очертив радиус от Храма и ограничив поиск рядом факторов, я агрегировал все доступные предложения в один список, удалив повторы. Несмотря на миллионы человек, теснящиеся только в пределах этой окружности, итоговый список доступного жилья вышел удивительно коротким… Нет-нет, Сила, именно сейчас с тобой я советоваться не буду. Тебя следует для начала должным образом препарировать.       Начав листать предложенные варианты, вслух я зачитал:        «— Вышел месяц из тумана,        Вынул ножик из кармана,        Буду резать, буду бить,        Если хочешь дальше жить,        Начинай сейчас водить.        А за месяцем луна,        Чёрт повесил колдуна,       А колдун висел, висел       И в помойку залетел.       …       Погляди-ка из оконца,       Там ромашка,       Капля солнца.       Лепесточки отрывай       И судьбу свою узнай! (рус.)»       Закончив, я мысленно нажал на выпавший мне вариант, открывая подробности.       Подобный выбор казался мне нисколько не менее рациональным, чем использование Силы или долгий и старательный анализ мелких, незначительных отличий, который — как пить дать! — окончится успешным поиском оправданий иррационального, совершенно бездумно-эмоционального решения. Хотя, быть может, во всех случаях это будет только иллюзия ложной случайности.       Совершив виртуальную прогулку по предполагаемому жилью и удовлетворившись обстановкой, я забронировал мрачноватый номер и сменил курс спидера. Минут через пять такси высадило меня на площадке нужной мне, более чем километровой башни.       То была не совсем гостиница, скорее элитарный доходный дом с апартаментами, причём с высочайшим классом безопасности. Не высокотехнологичный капсульный отель, а здание с номерами.       В Кореллии не столь развиты меры контроля частной жизни, как это принято на многих мирах Ядра. Что развязывает руки преступникам, в числе которых и убийцы, и грабители, позволяя им обзаводиться высокотехнологичным снаряжением и в спокойной обстановке готовить преступления. А совершив их, затем скрываться в вывернувшихся коммуникациями наружу бескрайних городских районах — лишённых пресловутой корусантской системы неотрывного видеонаблюдения. Возможности в расследовании преступлений находятся здесь на том же уровне, что и на Земле: то есть на беспрецедентно низком. Большинство пойманных преступников — идиоты, не сумевшие замести за собой следы, или фраера, опрометчиво вцепившиеся в чрезмерно крупную для себя добычу. Поэтому люди, добровольно отказывающиеся от коллективных, более того, тотальных мер защиты и контроля, вынуждены тратиться на локальные средства вроде рамок сканеров в любом, даже самом дешёвом питейном заведении и, тем более, превращать свои частные жилые дома в крепости. Хотя культурная дистанция от Кореллии до той же пресловутой Луны контрабандистов и была достаточно велика.       И в этом небезопасном городе жнец бродит рядом: он полон убийц, жаждущих моей крови. С другой стороны, я и сам рад тому, что у меня развязаны руки: мы будем играть на одном и том же сукне одной и той же колодой. Моей — засаленной, составленной из мятых, знакомых на ощупь краплёных карт.       Пройдя через мощные сдвижные створки врат, которые и выстрелом не из всякого турболазера вынести, а затем ещё и через шлюз, полный сканеров, я оказался в огромном помещении.       В самом центре фойе зеленела замкнутая сфера искусственной экосистемы. Почти двухметровая в диаметре. Эту демонстрацию иторианских познаний в биологии и экологии не нужно было поливать, она не нуждалась в уходе и была полностью самодостаточна при условиях заданной освещённости и температуры окружающего воздуха. Такие сферы столетиями поддерживают жизнь в своём отрезанном от окружающего мира пузыре, не теряя первоначального разнообразия видов и красок живых существ. Некоторые — тысячи лет. Одно из любимых искусств иторианцев. И чем древнее такой биом, тем он ценнее. Их коллекционируют, продают на аукционах, выставляют в специальных оранжереях, наблюдают за тем, как внутри в непрерывном кругообороте жизни-и-смерти копошится органика, как истлевает искра жизни.       Но в действительности сферы эти не имеют никакой практической пользы. Их ценность столь же иллюзорна, как и ценность наполняющей их жизни. Или жизни, их создавшей — неважно.       Любопытно, как пойдут дела в сфере, если открыть её несоизмеримо огромному чуждому миру, шелестящему за транспарстиловым пузырём? Насколько адекватными тогда будут сложившиеся привычки и убеждения, «здравый смысл» обитающих в нём крохотных букашек? Сколь ценными они станут в изменившихся условиях?       Вдруг они убеждены в том, что именно нынешнее их поведение — единственно верное и, разумеется, преисполнено сакрального смысла, а всё, что мелькает за транспарстилом — иллюзия, забавная картинка, не оказывающая на их жизнь никакого влияния? Какие-то космические, невообразимо далёкие и недоступные их пониманию объекты, совершенно не затрагивающие их жизни, полной ослепительно важных целей, запертой в четырёх жалких кубических метрах.       Нет, само собой, их крошечные мозги, составленные из менее чем миллиона нейронов, не содержат в себе ничего сложнее набора безусловных рефлексов давным-давно эволюционно запрограммированного алгоритма поведения. И, без сомнения, они ни о чём не задумываются.       Биороботы. Но так ведут себя не только эти крошечные создания. Удивительно!       По сторонам зала громоздилась массивная разноцветная мебель, высеченная из ценных пород генетически модернизированных деревьев, инкрустированная бронзием и даже электрумом. Вся обстановка — от покрытия стен до напольной плитки — была роскошной, выполненной из редких и дорогущих материалов. Множество этих совершенно бесполезных, переоценённых и зачастую безвкусных предметов интерьера заставляли меня чувствовать себя не в своей тарелке. Богатство, выставленное напоказ ради самой этой демонстрации, всегда вызывало у меня стойкое отвращение, как и всякая бессмысленная растрата ресурсов в нелепых, полных условностей социальных играх тщеславных приматов. Дело было не только в том, что это задевало мою собственную внутреннюю обезьяну.       Причин было достаточно: Ложь. Притворство. Самообман, как отдельная и худшая порода лжи. Тяжкий сон, исполненный самодовольной уверенности в наличии во всём этом смысла. И никто не проснётся — лишь навечно канет в бездну.       С «точки зрения» естественного и, само собой, неразумного отбора, это самые настоящие оленьи ветвистые рога или яркие павлиньи перья. Но, в отличие от них, надеваемые людьми самостоятельно, пусть и в бытовом понимании слова «самостоятельно», и с куда большим энтузиазмом. И играющие свою партию вечной гнилостной симфонии «Рост энтропии» как на чувствах окружающих, так и на чувствах самих их носителей, словно на безвольных деревянных инструментах. Природа толкает людей участвовать в этих играх, и они принимают их как должное, не задумываясь ни на секунду об их цели. Или бесцельности.       Несомненно, следование своей природе комфортно, но чем отличается существо, чья единственная цель в жизни — поиск комфорта, скажем, от лобковой вши? А ведь всё, так или иначе, делается ради комфорта. И самые низкие, подлые поступки, и благородные, казалось бы, альтруистические деяния.       Мне вдруг припомнилась спартанская обстановка жилища арканианца Аболлы — он, обладая и богатством, и влиянием, старался контролировать свои животные порывы и направлял не выброшенные на ветер ресурсы на что-то более полезное… Хотя в действительности столь же бессмысленное. Он эффективнее в реализации своих так же врождённых наклонностей. Рациональнее… казалось бы.       Он, разумеется, демонстрировал свои возможности — это было разумной стратегией поведения. Однако арканианец ограничивался необходимым и достаточным, понятным для всякого разумного внешним лоском. Я и сам готов был рассматривать всё это в качестве средства, но не самой, так сказать, конечной «цели». Но даже выбор такого средства мало отличается от простого потакания своему тщеславию — сам будучи часть цели.       Мы же — большинства людей — с головой окунаемся в наши социальные игрища, и так бездумно глубоко, что теряем в них себя, забывая, или так никогда и не понимая, что это только игра. И вот уже сама Игра начинает управлять, казалось бы, самостоятельными игроками, диктуя новоприобретённым пешкам свои строгие правила, без сожалений разменивая их в перманентно идущей безжалостной партии, ведомой на безграничной доске по механистичным бесчеловечным законам.       Кажущиеся самостоятельными решения, обманчиво самостоятельный выбор, даже сама «личность» — проекции среды обитания и той природы, что заложена в нас задолго до формирования этой самой личности. Но даже понимая всё это, личность эта, оторванная от обусловливающих её окружающих предметов, не впадает в безвольный дрейф, а носится по волнам Хаоса, подгоняемая переменчивыми ветрами первичных желаний, заданных за эоны лет естественным отбором.       Можно посадить зёрна сомнения, но свои побеги они выстрелят в небо из той же бедной почвы, что и уверенность, заблуждения или даже чистое знание…       Именно так я привык думать до недавнего времени. Сейчас я пытался отойти от субъективно-объективной схемы мира и задаю вопрос: «Что нужно мне»?       Но сейчас меня хотят убить — и мне это не по душе. Но желание выжить — побуждающий мотив, он не создан мной самим. Жизненный инстинкт никуда и не исчезнет — такова моя смертная суть, но все подобные мотивы — внешние или заданные моей человеческой сутью, и даже реализуясь в наилучшем свете, не могут дать мне чувства удовлетворения.       Время ещё есть, поиск продолжается. Но чтобы что-то найти, мне нужно время, нужно обхитрить жнеца.       Стуча трёхликой тростью, припадая на больную ногу, я направился к метрдотелю в строгой отглаженной идеально скроенной по фигуре униформе. Договор сам себя не заключит.       — Что вам угодно? — спросила она, свысока посмотрев на меня, словно бы не понимая, что я вообще тут делаю и по какой причине так надолго укоряющей, накренённой на хромую ногу тенью застыл в фойе. В ответ я, положив левую ладонь на рапиру, сделал шутовской реверанс, представился, уточнил мелкие моменты, и мы, не тратя время на пустую болтовню, приступили к оформлению сделки.       — Теперь нужно пройти кое-какие формальности, — сказала, притворно мне улыбнувшись, женщина. Она продолжала смотреть на меня с необычайной смесью брезгливости и подозрения во взгляде, словно бы дожидаясь повода вышвырнуть меня отсюда.       На груди её была закреплена камера, на аккуратном запястье сидел браслет комлинка, тонкий обруч на голове проецировал какую-то текстовую голограмму прямо перед её лицом. Присмотревшись, я заметил и эмиттер щита на поясе, хотя оружия как такового при ней не было.       Кореллия — место, где каждый сам должен заботиться о безопасности. Эта планета всё ещё дрейфует на периферии цивилизации, всё никак не погружаясь в застывшее в унылом порядке Ядро. За счёт развитых гиперпространственных путей фронтир всё ещё рядом, а на этой тёмной стороне не только можно повидать мир и показать себя, заработав при этом баснословные деньги… или быстро погибнуть; на нём с предприимчивых людей легко смывается тонкий налёт цивилизации, обнажая истинную натуру человека.       По техническим причинам закон не может дотянуться до аморфной границы открытого мира. Не на чем: полицейских с собой на кораблях не возят. Это место меняет людей, и, возвращаясь обратно, на родину, они приносят дух фронтира не только на остриях шпаг, висящих на потёртых перевязях, но и в своих сердцах.       Однако в Коронете высятся как офисы судоходных компаний, перевозящие грузы по цивилизованной Галактике, так и офисы торговых компаний, действующих преимущественно на Внешнем кольце — здесь, как и в любом месте Галактики, царят крупные капиталы. Но, несмотря на это, почти каждый кореллианец всё равно мечтает обладать своим собственным кораблём и посредством этого инструмента озолотиться на фронтире. Открыв там концессию, найдя какое-нибудь нетронутое месторождение редких минералов или проложив тайный путь к несчётным богатствам нового мира. У многих получается.       Иные пересекают не только виртуальные границы галактических секторов, нарезанных пригвождёнными к планетам бюрократами в тиши кабинетов, но и переступали через столь же зыбкие и непрочные человеческие законы, о существовании которых расчленённая государственными границами, разделанная на части — как туша быка, Галактика ничего и не подозревала. Контрабанда — тоже увлекательное занятие.       Кореллия — с трудом поддающееся осмыслению сочетание развитой технологии и не менее развитой культуры дуэлей, высокого уровня жизни для значительной части жителей и ужасающей нищеты безработных, так и не сумевших трудоустроиться в технократическом обществе. В обществе, чьи представители нацелены на извлечение максимальной прибыли и снижение любых издержек, оттого уже и не нуждающемся в низкоквалифицированном труде. За исключением наёмников: спрос на операторов мечей и бластеров всегда высок. Как и текучка кадров. Впечатляющая же наука, прекрасное образование не могут охладить таящуюся в душе каждого кореллианца тягу к смертельному риску. Или пренебрежение законами и правилами.       По-настоящему космическая цивилизация — стоящая на полшага впереди других человеческих колоний Галактики по возможностям, открытым перед её жителями, и отстоящая на те же полшага в том, что зовут социальным «прогрессом». Откровенно не-социальное государство. Ясно было как день то, что культура эта могла существовать только благодаря постоянной агрессивной экспансии, расширению пределов известной ойкумены. Кореллианцы меняли мир, и мир в ответ изменял их самих.       Будет печально, если культурный центр — Ядро — проглотит это место и переварит дух авантюризма, или же Кореллия начнёт переваривать себя сама. Хотя ничто пока не предвещает закат эры великих галактических открытий.       Я, улыбнувшись мыслям, послушно воткнул паспорт в специальный разъем. Мой голубоватый бюст моментально вырос из голопроектора — это наряду с моим номером, именем, видом и возрастом составляло ту информацию, которую можно было считать с паспорта без моего участия. Паспорт — это смарт-карта, и она не открывает прочие свои тайны, пока самостоятельно, внутри своей бронированной цифровой крепости не обработает биометрические данные владельца и подписи контактирующей с ним электроники. Даже физическое вскрытие этой дюрасталевой пластины ничего не дало бы злоумышленникам — данные, хранящиеся на ней, зашифрованы.       Хранить информацию на «неразумных» носителях, подобных земным флэшкам, в мире, населённом развитыми искусственными интеллектами — безумная неосмотрительность.       Поэтому я встал напротив сканера и дождался подтверждения своей личности. Без моего присутствия или используя не нравящийся паспорту интерфейс, не проходивший проверки и способный обмануть меня, извлечь с карты что-либо без моего одобрения не получилось бы.       — Хорошо… страховка, санитарная справка… вид на жительство, — метродотель изучила список предоставленных мной документов. — Замечательно, я могу заселить вас на полгода, согласно вашему виду на жительство. Или как какого-то члена Ордена джедаев.       — Это всё?       — Нет, разумеется. Вы должны ознакомиться с правилами проживания, — строго сказала женщина, и передо мной загорелся экран с мелким текстом. Стоило мне к нему присмотреться, как тут же реальность моя дополнилась выпадающим меню, через которое я сохранил себе этот документ на очки-интерфейс. Идея установить нейроинтерфейс прямо в неокортекс, «прошиться», теперь уже не казалась мне такой дикой: я находил лишённое промежуточных этапов взаимодействие с цифровым миром весьма удобным. Контекстная память, управление своим временем, программы, расширяющие возможности интеллекта… Увы, киберхирургия в моём отношении была бессильна, и мне приходилось носить на голове аналоги куда более эффективных инвазивных устройств. Впечатляющие, но, увы, эрзацы настоящих цифровых сетей, сливающихся в единое целое с нейронами органического мозга. Хорошо, что я привык носить очки с наушниками ещё в прошлой жизни. А моя нынешняя частично ситская шея не считала их тяжесть излишней.       Я глянул на размер документа и мысленно присвистнул. Запустил поиск по паре ключевых слов, но даже они упоминались десятки, а то и сотни раз. Может, поступить, как я всегда делаю с лицензионными соглашениями? Должно быть, женщина в строгом костюме прочла это по моему лицу и продолжила:       — Правила довольно-таки простые. Не разжигать костров, не варить мет на кухне, не стоит перепрограммировать кухонный комбайн для производства тротила — мы всё равно об этом тут же узнаем. Не собирать самодельных взрывчатых устройств, не хранить запрещённого оружия, запрещённые вещества или нелегальный их объём, если разовые дозы и разрешены нашим законодательством. Не нападать на других жильцов. Ясно?       — Как вы узнали?! — воскликнул я поражённо.       — Что? Узнали? — раздельно спросила женщина.       — Что я собирался всем этим заняться?       — Надеюсь, вы шутите, — желчно сказала она. — Сорить тут тоже нельзя. Шуметь можете сколько угодно, у вас в номере абсолютная звукоизоляция. Хотя… можете делать всё, что угодно, даже затопить номер, если богаты, как Сурт Адрон. Тут прописаны штрафы, — постучала метрдотель разукрашенным ноготком по открытому передо мной экрану с правилами, — можете не читать, если готовы их оплачивать. Если не готовы, то датари из вас вытрясут.       Я пробежался глазами по ограничениям, затем глянул на цены. Сам номер стоил сотню тысяч в месяц. Воздух, электроэнергия, вода питьевая, вода для умывания, вода для смыва, услуги по забору и утилизации мусора, облачные вычислительные мощности и прочая мелочёвка оплачивались отдельно.       — Тут есть прачечная, бар на втором этаже, рестораны и почти всё, что может вам понадобиться, — рассказала женщина. — Надеюсь, у вас есть деньги?       — А по мне не видно? — нахмурился я. — Конечно, не видно, — кивнул я. Доспехи я снял и был одет в свой пробитый бластером плащ. Вдобавок на груди и спине зияли рваные дыры от рапиры — душераздирающее зрелище. Быть может, и кровь не везде отстиралась: сам бы я решил, что плащ сняли с остывшего кадавра. Исцарапанная рапира, достойная бретёра или опытного убийцы, и грубоватая трость завершали мой облик.       Полмиллиарда кредитов за один рейс на Индар — невероятная сумма, но для правителей планеты с населением в пятнадцать миллиардов человек это было жалкой подачкой. Стрясти с них можно было и куда больше. Впрочем, Травер и стряс… Но на жильё мне хватало с огромным запасом.       — Ваш род деятельности? — спросила женщина, заполняя данные. — Или записать вас как безработного?       — Запишите. Побуду пока тунеядцем.       — Вам точно нужен именно этот номер? — слегка удивилась женщина.       — Да, именно этот, — подтвердил я. Неужто не прочитал, как всегда, нечто начертанное мелким шрифтом? Неужели квартира нехорошая? Угловое помещение без единого окна — именно то, что мне нужно.       — Что-то ещё, что нам необходимо знать? — женщина строго посмотрела на меня.       — Думаю, меня хотят убить, но это вас волновать не должно.       — И почему? — вздёрнула брови метрдотель.       — Должны были нанять профессионалов, а они не будут штурмовать этот бастион: это не изящно. Тем более я предоставлю им возможность меня убить в другом, укромном месте.       — Вы так спокойно об этом говорите, — многозначительно сказала женщина.       — Я не прочь встретиться с убийцами. Но это, повторюсь, не должно вас волновать.       — Ваши вещи надо проверить, а с вас снять биометрию, — сказала женщина. — Это обязательные условия безопасного проживания в нашем доме. Цифровой класс надёжности этого жилища имеет статус «Аурек-три». Так что можете не опасаться утечки этих данных.       — Конечно, — кивнул я. Сюда никто не мог войти или выйти неучтённым, что исключало возможность личного проникновения злоумышленников. Слишком это глупо — собственноручно предоставлять на себя буквально всё, что можно, информацию, по которой полиция вычислит любого за пару минут.       Хотя, учитывая названный «А»-класс, это займёт больше времени. Цифровые базы данных этого здания были не только защищены лучшими из всех возможных криптографических защит, включая квантовую, но вдобавок не имели никакой связи с окружающим миром. Получать необходимую информацию следователям придётся очно.       Сканирующие рамки на всех входах и выходах не позволят пронести никакой неустановленной электроники, сюда даже дроиды без допуска войти не могут. Всё на тот случай, если некие злоумышленники пошлют кого-то или что-то вместо себя. Надёжное место.       Добравшись до своего номера, я осмотрел каждый сантиметр необычной настенной плитки, вырезанной из тёмного, твёрдого, как камень, дерева. Панели благородного бордового оттенка ничего за собой не скрывали. Внутри моих апартаментов в пятьдесят квадратов не было никаких иных «жучков», кроме как датчиков движения, освещённости, температуры и прочих элементов умного дома, а также датчиков противопожарной сигнализации.       Помимо массивной, бронированной двери был и технический вход для дроидов, забирающих мусор и незаметно для жильца обслуживающих помещение. Я находил это уязвимостью, брешью в обороне, но, судя по всему, с этим придётся мириться. Хорошо хоть, что окон в выбранном мною номере не было — наличие этих отверстий, ведущих в моё личное пространство, всегда меня раздражало.       Мне не пришлось настраивать освещение, оно уже было в дневном режиме — рассеивая необходимый для синтеза витамина D спектр излучений. Он же, попадая в зрачок, напоминает организму, что солнце ещё высоко и не время секретировать ударные дозы мелатонина. Кондиционер правдоподобно повеял морским бризом, словно бы я находился в домике на побережье. Даже морем запахло, хотя я никогда и не был на берегу океана.       Нелепость какая… будто бы эта сентиментальная причина достаточна, чтобы не умирать. Никогда не тянуло к этому солёному бульону, из которого некогда бесцельно вышла жизнь. Уже тогда бессмысленно и беспрерывно жрущая друг друга, одержимая помимо этого только размножением и изредка — тягой к доминированию.       С тех пор не многое изменилось.       Да и мне никогда не хотелось находиться в компании всех этих омерзительно жизнерадостных животных, вымещающих собой воду… Этих загорающих людей я тоже не понимал — меланома на Земле с трудом поддаётся излечению.       Подумав, я сделал воздух нейтральным, чистым, как недавно созданная из реактивов атмосфера звездолёта.       Пролистав лениво десяток каналов головидения, ознакомился со специальными услугами. Эскорт, массажистки… выбор остановился было на паре ярких экзотичных красавиц в моём вкусе, но я без особого сожаления выключил панель управления домом. Сейчас у меня другие приоритеты: секс не воздух — без него не умирают. Некогда. Есть, конечно, те, кто без него никак не могут… Так и без героина некоторые жить не могут. Дело вкуса, как сказал бы Ивендо. Если это не инсулин или антидепрессант — не все зависимости мы выбираем сами.       Кроме того, любые личные контакты сейчас опасны.       Достав вещи и запрятав по квартире несколько виброножей, я потратил время на изучение подробного медицинского заключения, включавшего также и рекомендации по курсу лечения, основанные на методах, проверенных и доказавших по всей Галактике свою эффективность. Джедаи знали всё о моей истинной видовой принадлежности и даже имели представления, как можно лечить ситов и полукровок — пусть и в самых общих чертах.       Положение было безрадостным — меня ждали либо замена сустава на металлокерамический имплант, либо крайне продолжительное его восстановление клонированной тканью с ограничением моей мобильности на всё время многочисленных операций. Но тем не менее это было большим достижением, демонстрирующим отход от земной антибиочно-отрезательной медицины. Ведь результат такого восстановления ничем не отличался бы от здорового, никогда не испытывавшего перегрузок сустава. Здесь понимали работу и процессы формирования тканей и органов.       Можно было ещё заменить сустав с прилегающими тканями на его точную, целиком клонированную копию, но её надо было бы заказывать за свой счёт на Аркании и ждать не менее трёх месяцев. То, как именно арканианцы собирались делать эту копию, написано не было. Но, насколько я знал, клонировать целое тело для этого им было не нужно, а любое хирургическое вмешательство, благодаря силовым полям, было намного менее травматичным и не угрожало большими потерями крови.       Альтернатива была вписана доктором «от руки» и звалась «исцелением Силой». Ещё один вариант лежал на планшете — меня манил древний текст на ситском. С трудом, путаясь в непонятных словах и неясных фразах, я начал переводить античный рецепт.       Пока я корпел над текстом, дроид-курьер принёс мне заказанный перекус. Проверить его на отраву Силой, несмотря на все мои таланты к психометрии, у меня так и не вышло, но всё же я принялся за еду. Возможно, трудно найти то, чего и нет вовсе — вот я и путался в мутных, смазанных образах всего лишь ещё возможного или уже не сбывшегося.       Опасаться в действительности было нечего. Отследить мой заказ было невозможно, даже узнать о совершенной покупке было никак нельзя. Если только заранее не получить цифровой доступ ко всем закусочным по всей Кореллии. Тут даже заказ быстрого питания шифруется из конца в конец. Но, даже сделав это, подменить или отравить заказ было весьма сложно. Контейнеры, транспортируемые дронами по всему Коронету, были безлики и меняли свой «транспорт» при проникновении в эту высотку. С проверкой контрольных сумм заказа и контролем целостности оболочек.       Перехват сообщения был исключён — для этого надо было взломать мои собственные устройства. А это было невозможно, ведь даже я не заходил под корневым администратором.       Но заказать ядоискатель стоило… Не откладывая здравую мысль надолго, я вышел в голонет, нашёл подходящую компактную модель за триста тысяч кредитов и тут же заказал это хитрое устройство по почте. Пусть будет: это выгодное вложение денег.       Будь я сам убийцей — занял бы выжидательную позицию, изучил график жертвы и начал действовать только после того, когда она наконец оставит своё охраняемое убежище. Человеческий организм очень хрупок — воображение на пару со знанием технических достижений Галактики услужливо нарисовали десятки несложных способов навсегда его сломать. Если убийца профессионален, то у него должны быть и чувство такта, и терпение.       Чуть позже по присланному мной адресу пришло и новое оголовье для трости, которое, казалось бы, ничем не отличалось от напечатанного ещё на борту «Шлюхи». Оно также было изготовлено по моим чертежам, но имело куда более широкий функционал.       Вспомнив о крайне важном и неотложном деле, я, покопавшись на простой кухне, нашёл подходящий сосуд, обезжирил его и, натянув хирургические перчатки, залил в него чистейшего питьевого спирта, затем размешал в нём пакет так же химически чистого йодида цезия. Хотя и то и другое вещество было модифицировано — ядра содержали не только протоны и нейтроны. А так — безобидной реагент, ха-ха! Долил спиртом доверху. Капнул из пробирки весьма ценный трансматериал, химически идентичный уже размешанному веществу — но с отрицательно заряженными частицами в ядре. От того такой материал был тяжелее. Благодаря внешней электронной идентичности, он должен был встроиться в структуру кристалла, сделав интересующие меня в нём свойства ещё более выраженными.       Поставил в микроволновку, дождавшись, пока весь порошок не растворится, затем обмотал тонкую хирургическую нитку вокруг крохотного кристаллика этого вещества и опустил в посуду, так, чтобы отполированный и протёртый спиртом кристалл, словно крохотная льдинка, висел посреди прозрачного цилиндра. Часть нитки была обмотана вокруг верхней части сосуда, часть мотка пошла на «перекладину», на которой повис кристаллик.       Полюбовавшись на зависший посреди спиртовой ванны центр кристаллизации, я плотно закрыл сосуд крышкой, намертво залив края крышки быстросохнущим клеем. Затем обмазал для надёжности космогерметиком, применяемым для ремонта космических кораблей. После чего проделал в крышке отверстие, воткнул в него клапан и создал компактным вакуумным насосом в сосуде лёгкое разрежение, избавившись заодно и от остатков воздуха. Ещё подогрел, пока жидкость не закипела, вновь откачал часть газа, деаэрируя раствор. Оставив торчать в крышке обратный клапан, поместил всё это дело в специальный отдел рундука, в котором поддерживалось почти нулевое ускорение свободного падения.       Чем раньше начнётся процесс роста, тем лучше. Если ничего не помешает, то в темноте и покое вызреет весьма полезный монокристалл. Закрыв глаза, я нашёл в Силе сосуд и ясно оформил в воображении кристаллическую решётку, представил себе электронные орбитали как в виде кривых, так и в виде ярких и тусклых областей — в зависимости от вероятности встретить там электроны. Задав импульс процессу, я медленно оставил в покое сосуд. Постепенно очищая сознание, зная уже по опыту, что любое воздействие Силой бесследно не проходит.       Затем я достал из рундука многофункциональный химический реактор размером с двухлитровую банку и залил в него дистиллята. По отдельности и реактор, и дистиллят были законны. Как и воздух, кстати. Вместе они, не без источника энергии, могли в час по чайной ложке давать различные соединения углерода, азота, водорода и кислорода, используя при этом широкодоступные почти на любой планете ресурсы.       Например, реактор мог продуцировать сахар или клетчатку. Или кое-какие несложные белки. Эта штука могла позволить продержаться на таком медленно генерируемом скудном рационе на несколько дней дольше, чем простой запас сухпайков того же веса. Долго, правда, питаться таким нельзя — в такой еде не хватает множества белков, витаминов и микроэлементов.       А ещё она буквально из воздуха, при наличии в нём влаги, разумеется, делала нитрат аммония. Или тротил, если прошивка устройства была взломана. Разумеется, эти химические связи уже были незаконны.       Стоил такой реактор, увы, тоже немало. В основном из-за компактности. Но любой фермер в Галактике производил как азотные удобрения, так и основные наполнители комбикормов самостоятельно, используя именно подобные устройства. Только на порядки больших размеров и с весьма кратким «меню».       Закончив с «домашним заготовками», я взял датапад и завершил работу над текстом. Переведённый, пусть и с прорехами на неясных мне терминах и именах, обрывок гласил:

* * *

      «… познай же тайное искусство трансмутации собственной плоти. Свершай Ритуал согласно написанному, и укрепишь свой сосуд духа, отступись, сделай лишь шаг с рассеянным сознанием, и груда изуродованного магией мяса, в которую ты превратишься, станет не только занятным анатомическим пособием, но и немым предупреждением для новых поколений пытливых алхимиков. Возможно и живым. Управляй собой, иначе Сила управится с тобой.       Если ты достаточно уверен в своих силах, опытен в медитации и умеешь нацеливать ум свой на желаемое, если воля твоя сильна и не замутнена, как у всякого жалкого раба мимолётными желаниями, то можешь рискнуть вмешаться в свою природу. Сильный выживет и возвысится, слабый погибнет или обратится в раба чужой воли, как и должно быть сообразно законам природы и ситов».

* * *

      Убийце, возможно, и стараться не придется, — решил я, рассматривая изображение таких неудачников, нанесённые среди текста рукой художника-садиста. Изуродованные перекрученные тела: из одного, скрюченного и припавшего, как животное к земле, во все стороны росли длинные острые шипы, делая его похожим на раздавленного катком дикобраза; другой растёкся по камням, как бесхребетный слизень: череп его деформировался, казалось, его уродливую геометрию поддерживали лишь расположенные внутри водянистые полушария мозга.       Далее шли пространные рассуждения о сути воли, роли стихий, сил космических и сил природных в управлении своей судьбой, местом в мире и вместе с тем самим миром. О неразрывности изменения мира и себя, как его части, и мира, как части себя. Даже некие далёкие галактики и квазары упоминались. После шёл уже сам рецепт:

* * *

      «В центр укромного места установи сосуд из девственной глины. Вылепи его сам, не показывай его никому, обожги на огне, в котором сгорят твои сомнения и слабости…       …Установи его в тайном месте, непроницаемом для чужого взгляда. Если сомневаешься, прочти литанию целостности, окропи стены кровью своих врагов, отврати их взгляды, выжги им глаза!       Уединившись, постись три дня, держи разум в чистоте, последний день не ешь вовсе, последние три часа не пей и воды — сосредоточь мысли на цели, повторяй мантры…       …тщательно готовь разум к Ритуалу, медитируй. Помни: во время Ритуала твои действия не должны прерываться ни поступком, ни сомнением.       Возьми Яд, что произрастает, тая пагубу для покушающегося на злые его побеги — тот, что останавливает дыхание жизни. Возьми тот, что всегда убивает. Чтобы он сделал тебя сильнее. Сойдёт сок Чёрного корня или Коррибанский анчар, что можно найти и на Зиосте. Возьми столько, сколько убьёт семерых крепких мужчин. Поставь каменный сосуд с ним одесную себя.       Возьми Яд, что стекает с клыков, алчущих плоти. Бери тот, что отворяет кровь и сводит с ума болью, прежде чем умерщвляет агонизирующее тело. Чтобы он сделал тебя сильнее. Возьми столько, сколько убьёт дюжину дюжин крепких мужчин… Собери яд терентатека — он самый сильный, или яд бродячей или храмовой тукатты, но это путь слабых. Ведь случалось такое, что искусанные этими стражами гробниц и выживали. Поставь сосуд из кости с ядом ошую себя.       Установи сосуд, закрепи так, чтобы содержимое не могло излиться наземь. Очерти вокруг себя и трёх сосудов круг ножом, ни разу не проливавшим крови. Держи в разуме образ сферы, центром которой являешься ты сам. Замкни сферу, и сотри воспоминания об её границах.       Обернись на север и назови имя первого, владыку огня *       Обернись на юг и назови текучее имя *              Подними взор к небу и выкрикни имя *       Распростайся на земле и обратись к подземной бездне, чьё имя *              Обернись на восход и взывай к *       На закате же обратись к *              Повтори это воззвание три раза…       …Назови *              …И станет сосуд — сферой, а сфера — сосудом. И ты станешь сосудом, и сосуд станет тобой. И круг будет сосудом для тела…       …Возьми тот не ведавший вкуса крови нож, что очертил Границы, и пролей же свою живую кровь в сосуд. Заполни его целиком, до краёв. Заверши заполнение, не пролив ни капли влаги мимо…              …Возьми сок смерти, что ошую тебя, возьми мертвящую слюну, что одесную тебя, и влей их вместе в багряный сосуд…       …Прими их силу в тело своё, не выходя за пределы круга. Упорядочи жизненные соки согласно схеме *              , соблюдай парад *              , зажги дух в крови,              линию               и *              … выдержи, сохрани кровь живой, прими в неё яд, его силу к преобразованию живого, но не дай ему убить единый сосуд».

* * *

      Любопытно… Ну и дремучая вещь… Но чувствуется, что сильная. Кажущаяся бессмыслица этого магического ритуала таила в себе невероятно ясные и точные образы, выстроенные в строгом, проверенном столетиями порядке. Но, увы, многие важные шаги ритуала были неповторимы тем, кто вырос в ином мемическом пространстве с создателем этого набора ассоциаций. И совершенно бесполезны для человека, мыслящего строго рационально.       Сложные «фразы», «планеты», «силы», «стороны света» и даже «галактики» не стоят и выеденного яйца без того смысла, который вкладывает в них то или иное эзотерическое учение. Удивительно, но ситы, даже выйдя в космос, судя по всему, считали, что естественный мир устроен в таких же формальных схемах, как и мир абстрактный. И им можно управляться в соответствии с этими абстрактными законами. Считая внефизические; магические — то есть неверифицируемые ниточки причин частью своего бытия.       Связь между «звёздами», «созвездиями» и явлениями природы, процессами внутри организма и событиями, протекающими в мире, кажется очевидной только тому, кто пользуется натурфилософией и познаёт мир с помощью метафизики, отринув, а возможно и никогда и не рассматривая идеи своей ничтожности в этом мире.       Подобно измусоленной колоде Таро, изнанку чьих картонных рубашек надо понимать, лучше пережить или ощутить её суть. Иначе ничем кроме картона они и не будут. Бездумное повторение ритуала не даст вообще никакого результата, ничего не изменит. Лишь сильнее уверив того, кто его проводил, в абсурдности и безумии ритуальных действий. Если только проводящий ритуал не поражён заразным обсессивным понуждением — религией.       В иное время и я так думал, но Сила отзывчива, и ей не столь важно, насколько работоспособны идеи и модели, выдавленные из себя поражённым безумием разумом. Не важно то, насколько они соответствуют реальности. Я не верю ни во что — и работает неверие… «возможно» ведь — я не верю. Джедаи верят в «свет», идею высшей космической гармонии или, иначе, в экуменистическую справедливость — и Сила отвечает их запросам.       Если бы она отвечала только на них и никогда на иные, я бы попросту остался в неведении относительно того, такова ли «воля» самой Силы или таково контактирующее с Ней сознание людей. Что из них первично. У меня бы не было аргументов против сакрализации посылок от Силы.       Но мне, прожившему в этой Галактике едва ли больше года, уже были известны десятки традиций по использованию Силы, включающие самую настоящую магию в самом древнейшем её понимании, в том, что требовало изменять своё сознание или считавшей половой член важным элементом всякого магического действия. Магия тех же ситов, если судить по краткому обрывку, куда более структурирована и продвинута в сравнении со столь отсталыми практиками носителей первобытного сознания. Однако даже дикари умеют использовать её сообразно своим натуральным представлениям о мире.       Джедаи, небезосновательно опасаясь, что этакий релятивизм разрушит их веру в Светлую сторону Силы, произвели её гуманитарное дробление на одобренное и не одобренное, прекрасное и безобразное; но граница эта пролегла только в их головах и никак не затронула саму Силу. Даже «учение» это, считаемое опасным заблуждением, они так и называли — «релятивизмом».       Ничего удивительного: галактическое общество поддерживает Орден одарённых именно с выраженным коллективным сознанием. А оно накладывает своё влияние на адептов.       Тот же Реван — скрывающий свою суть переменчивый релятивист, серый джедай, иначе говоря. Возможно, я один из немногих, кто знает его с этой затенённой стороны — и интересен ему как тот, кому наконец можно выговориться. Но он ведёт какую-то свою игру. Мы все мастера своих игр, но вот как насчёт того, чтобы быть частью чужой? Это не может не раздражать. Игры кооперативной, дифференциальной, с неполной информацией и бесконечным числом шагов, по его собственным словам. Хотя последнее спорно, но сам Реван длит результаты своих действий за пределы своей жизни, поэтому и может оценивать «игру» именно так.       Однако зацикливаться на внешнем: обществе, какой-то там гармонии, самой Силе, в конце концов, — дело джедаев, я стараюсь разобраться, в первую очередь, в себе самом. Пусть и в контексте перечисленного.       Стихии, планеты, черты характера, жизненные соки… всё едино. Слова. Лишь то обладает властью в нашем разуме и имеет значение, что одушевлено, напоено силой чувства, пережито, познано во всей своей глубине. Что такое «кровь», «апейрон», «желчь, чёрная или жёлтая», «жидкий Меркурий», «молекулы», «биохимия», «обмен веществ», «Марс» или «Юпитер», что далеко не только планеты… Или те же «стихии»? Или «волны» и «корпускулы»? «Нейронные сети»? Составные части действительности в понимании современников этих разделяющих мир на части терминов, составные части нашего сознания и потому — составные части нашего «Я». И при использовании профанами одинаково бессмысленные. Или одинаково иллюзорно всё «объясняющие», спасающие обывателя от вакуума, полного тайн и загадок окружающего мира. Словно соя вперемешку с туалетной бумагой заполняя колбасную обёртку.       Разумеется, это зыбкий и непрочный мост через пропасть невежества, но в попытке воздействовать на мир надо же на что-то опираться? Нужны координаты и оси в бушующем своей извечной пустотой океане хаоса. В греческом его понимании, разумеется. Если же, вооружившись томами Ландау и Лифшица, крошить мир на безликие одинаковые частицы и бесконечные невообразимо сложные поля, то не за что будет ухватиться, нащупать границы этой разверзающейся под ногами бездны.       Поэтому вообразить нечто всеобъемлющее, способное разом изменить организм человека или сита, совершить столь сложное воздействие, удерживая всё это в сознании одновременно, я не представляю возможным.       Но, по счастью, в основе любой магической практики лежат одинаковые для всех людей архетипы — универсальные образы коллективного бессознательного. Повторяющие себя век за веком, тысячелетие за тысячелетием, без спроса переходящие из культуры в культуру. Паразитирующие на забавных настроениях и переплетениях самых современных отделов мозга с древнейшими его областями, разросшимися вовсе не для поддержания сложного сознания, но неизбежно влияющими на него.       А уж в Силе этих призраков нашего бытия, могущественных и не очень эгрегоров неисчислимо. Находит их там само наше подсознание, или они там действительно есть и были всегда — проверить никак нельзя. Важно то, что они хотя бы есть под кипящим слоем нашего сознания.       Но уложить их по углам проведённого ножом ли, мелом ли круга, или даже пятилучевой звезды — модели всего бытия, можно не только лишь одной работой сознания: в этом могут помочь некие ритуальные действия и ритуальные предметы; они содержат в себе сложный, комплексный образ и могут напоминать о нём одним своим видом без необходимости лишний раз напрягать ограниченное воображение уже за счёт того, что они материальны. Один взгляд на них, одно их упоминание или использование в магическом действии проворачивает целый пласт связей глубоко в темноте подсознания, во тьме неосознанного, находящегося под гнетом речевого «Я».       Если вообще пользоваться этим самим по себе допущением о со— и подсознательном с намеренным противопоставлением всего, что составляет нас такими, какие мы есть.       Ритуальные действия с ними ещё полезнее. Метасмыслы — смыслы смыслов — экономят мыслительные усилия. Но тогда эти предметы не должны быть случайны или загрязнены лишними ассоциациями. Скажем, в качестве ритуального кинжала точно не сможет выступить некогда уроненный в унитаз канцелярский нож. И причина этого не только физическое загрязнение или неудобство рукояти. Он измазан ненужными напоминаниями.       Даже совершенно чистое, ничем «незапятнанное» орудие можно посвятить определённой цели с помощью очередных ритуалов — опять-таки с целью чистой символической предназначенности. Знаки и символы на таких инструментах выступят в роли иероглифов в языке архетипов, разумеется, с поправкой на привычные для пользователя языка символы. Сойдут и уникальные — лишь бы автор глифов понимал и помнил, что и где он оставил.       Всё это требовало переосмысления и перевода, но, для начала, хорошо было бы найти все требуемые компоненты для поведения ритуала.       По защищённому мессенджеру я достучался до того, чья работа — доставлять что угодно откуда угодно.       Галактика не столь велика для того, у кого есть деньги на межзвёздную связь. Ведь, несмотря на огромные скорости и поразительно низкую стоимость интранета — планетарной связи, экстранет, межзвёздная часть голонета, была доступна только людям с большим достатком. Условное исключение составляли текстовые мессенджеры, потреблявшие совсем мало трафика, и некоторые лишённые картинок и анимации сайты. Коммерческие, разумеется. Ни о какой межгалактической социальной сети, к примеру, и речи не шло.       Из проектора выросла векторная монохромная подёргивающаяся голограмма твилека в пышном халате. Вернее, мантии.       — Смотрю, ты ещё жив. Что надо? — отозвался Травер.       — Помощь в одном деле, — произнёс я, пытаясь вспомнить, что же могла означать эта пышная мантия в «цветовой дифференциации штанов», принятой среди твилеков.       Он был завернут в метры золочёной ткани подобно твилекским правителям — самозвано заявляя тем самым о своих претензиях на господство. Я был в курсе последних дел Травера на Рилоте и потому не удивился: он всё-таки ввязался в новую, не менее рисковую, чем предыдущие наши проделки, авантюру.       — Время — деньги. Дело — тоже деньги.       — Я понимаю. Ты поможешь мне, я — тебе. У тебя остались какие-нибудь связи на Коррибане?       — Есть несколько контактов. А что надо?       Я коротко пояснил, какие яды и в каком виде мне нужны.       — А что такое этот «терентатек»? — спросил меня Травер. На что я отправил ему ссылку на галактическую энциклопедию. Она содержала очень краткое описание и всего одну фотографию неважного качества. Неповоротливое на вид, напоминающее ранкора существо, почему-то имеющее максимальный из возможного класс опасности.       — Это будет дорого. Очень. Но вполне возможно. — Травер задумался, словно бы не решаясь продолжить. — На Коррибане есть поселение под названием «Дрешде» — самая крупная помойка на этом неуютном шарике. Там ошиваются всякие проходимцы, охотники за головами и охотники за ситскими реликвиями — мутные типы, спайс там тоже перегружают и рабами приторговывают, тот ещё вертеп… но мне тот лагерь не понравился. Не по себе там было: гиблое место. Что-то с ним не так.       Травер снова на миг задумался.       — Есть там и просто охотники, — сказал он. — У ланист хаттов и других уродов не иссякающий спрос на всё зубастое и клыкастое, желающее разорвать их подопечных на части. Ловят всё это неподалеку: там огромная сеть пещер, что простирается, говорят, на сотни километров вширь и добрый километр вглубь; под землёй там текут целые реки. Так что найти какую-нибудь мерзость для тебя — не проблема. Но… терентатек? Я слышал байки, будто с этой тварью даже джедаи стараются не связываться. Болтали, что два джедая останавливались в Дрешде несколько десятков лет назад — спустились в те пещеры, чтобы уничтожить этого уродца. Такое нечасто случается, так что историю до сих пор пересказывают. Странно, конечно, обычно джедаи выступают за сохранение вымирающих видов… Короче, они не вернулись. Два джедая! — воскликнул Травер.       — Сколько? — просто спросил я.       — Проблема — не проблема, если её можно решить за деньги, верно? Сила, джедаи… думаю, им нужно было просто нанять профессиональных ловчих, а не страдать хернёй со своими палками-жужжалками. Ведь Сила позволяет неплохо заработать, хе-хе. Если ты предложишь охотникам миллионов десять, они тебе хоть живого лорда Ситов изловят и доставят в лучшем виде! А уж травы какой ядовитой нарвать — им раз плюнуть, — сказал Травер, а затем посоветовал: — Но лучше предложить им хаттских денег, кредиты в той дыре не в чести. Народ не хочет заморачиваться с их конвертацией. Мозги у них совершенно гладкие — как задница моей жены.       — Но там есть одна симпатичная извилина. Впрочем, её недостаточно. Значит, договорились?       Я понимал, что подобный заказ обойдётся мне недёшево. Интересно, что бы я делал без этих денег? Ловил бы это чудовище сам? Учитывая судьбу двух джедаев… Деньги позволяют избежать ненужного геройства — нужно лишь верно их направить. Хороший инструмент. Я был рад, что вложенные усилия уже начали приносить свои плоды. Затраты были велики, но между тем я знал, как в дальнейшем можно многократно увеличить свои капиталы. И их даже нужно было многократно увеличить. Не ради самих денег, но ради подобных возможностей.       — Как и куда этот груз доставить? — спросил Травер.       — Думаю, как посылку на анонима. В Кореллию. Контрабандой можно будет провезти?       — Животные яды? В карбоните? Такое только контрабандой. Сейчас гайки слегка подзакрутили, но если ещё остались деньги…       — Понятно. Тысяч сто хватит? — спросил я.       — На компактный контейнер — да. Кость небольшая тоже туда войдёт… а всего этого терентатека тебе не доставить? Живого? Развлечётесь с ним, он тот ещё симпатяга, — позлорадствовал Травер.       — А что… это идея. Только сойдут и останки. Или один яд. Живой — это не десять миллионов, а на порядок-другой больше. Думается мне, останки можно будет доставить на безымянный астероид, если получится их добыть. Есть у меня кое-какие идеи насчёт этого организма. Он может мне пригодиться.       — Закладкой? Не знаю, зачем это тебе надо, но это вовсе не сложно. А вот выловить эту тварь — дело рискованное.       — Десять миллионов. И мне нужен только яд, тело — по возможности.       — Самоубийцы поведутся на такие деньги, не спорю, — рассудил твилек. — Жадность, если я сумею найти достаточно безмозглых охотников, пересилит их чувство самосохранения. Но, говорят, терентатек обожает свежую человеческую плоть. А когда еды долго не бывает, впадает на долгие годы в спячку, но при этом подобраться к нему незамеченным всё равно нельзя — он феноменально осторожен. Несмотря на свой размер, эта тварь перемещается совершенно бесшумно, а ещё она очень умна.       — Так что выловить его будет нелегко, — продолжал он. — Болтают ещё, будто бы его шкура не пробивается бластером. Абсолютный слух, тепловое зрение, эхолокация и острый нюх. Тварь словно бы заколдованная, да? Неестественное существо. Когти и зубы с мечи размером. Представь, насколько неприятно встретить такое в тёмной пещере. А у этого проклятого Дрешде всякая ситховщина творится. Проблемы со связью и навигацией… Идёшь такой по темной пещере и тут видишь это: мигом обгадишься. А потом же ещё и сожрут вместе с говном!       — Уже по отдельности… Пускай ловят на живца, — предложил я. — Обвяжут какого-нибудь смертника взрывчаткой, или введут ему барадий ректально, смажут соусом и скормят этой твари. Заплатят затем родственникам этого идиота. Кто-то же должен согласиться! Идиотов полно… Или должников. Десять миллионов, Травер, десять!       — Пятнадцать. Пять мегакредов — мне. На организацию этой «великой охоты». А про взрывчатку забудь: никто её под землю не потащит.       — По рукам. Пусть будет двадцать. Для надёжности. Тебе шесть, команде четырнадцать. Но ты дашь мне контакты Сольвина.       — Созрел-таки до покупки своей собственной птички? Нужно установить на звездолёт что-нибудь полезное в наших делах? Ладно, держи. — Травер сбросил мне ничего не значащую вне контекста строчку букв и цифр. А также номер комлинка. — Твой для подтверждения я ему тоже вышлю.       — До связи.       Я открыл каталоги кораблей и корабельного оборудования, вывел данные на все доступные проекторы и экраны, буквально окружив себя таблицами, чертежами установочными и чертежами общего вида. Цифры роились вокруг меня и моих денежных накоплений, словно жадный до моей крови, назойливый таёжный гнус. И так выходило, что со временем он становились всё жирнее и жирнее, со всё более острыми и хищными жвалами.       Прогресс в кораблестроении за последнюю тысячу лет не стоял на месте. Навигационные компьютеры стали меньше, с трудом, но вмещая карту всей галактики, гиперприводы дешевле, реакторы мощнее. В моду, как на гражданке, так и у военных входили лихой манёвр и крошащее кости ускорение. Хотя та же любовь к огромным линкорам у флотских была имманентно-перманентной. Но и они становились резвее и не шли ни в какое сравнение с неповоротливыми броненосцами Великой гиперпространственной войны.       Ценник на простую, но скоростную однообъёмную яхту с одним главным реактором, одним же гипердвигателем начинался от двух миллионов кредитов. Новую. Неплохой выбор не самого богатого, но и далеко не нищего коммерсанта или же свободного представителя золотой молодёжи.       Мне она совершенно не подходила — из-за ничтожной автономности и невозможности разместить дополнительное оборудование. Не говоря о крохотном трюме и уязвимой конструкции. Однообъёмный корабль! Любая пробоина — и вся посудина разом лишается атмосферы. Удаляться на таком крохотном звездолётике от популярных гипертрасс — самоубийство.       Я стремительно пролистывал списки из тысяч самых причудливых кораблей, собираемых на самых удивительных планетах самыми противоестественными формами жизни. Выбор был гигантским: в Галактике насчитывались тысячи производителей только кораблей класса «лёгкое грузовое судно». И на такую немаленькую в действительности колымагу я замахнулся совершенно неслучайно.       Мне хотелось обладать кораблём с практически неограниченной автономностью. Летать далеко, и долго, и, одновременно с тем, быстро. Так, чтобы иметь какой-никакой трюм, в который можно было поместить спидер и дроидов. И разное оборудование, которое мне пригодится на тот случай, если я доберусь до тех древних развалин. А после всего этого в трюме ещё должно было остаться свободное место. Поэтому всё с нормативной грузоподъёмностью меньше ста тонн сразу же отсекалось. Чисто пустотные разведчики дальнего космоса, не приспособленные для планетарных исследований, тоже не подходили. Учитывал я, и что установка дополнительных примочек мигом съест всю грузоподъёмность.       Огромный список кораблей стремительно таял: я вводил всё новые и новые критерии. Которым они не удовлетворяли. Подходящих именно для моих целей во всей огромной Галактике оказалось ничтожно мало.       Самый простой и безродный лёгкий фрахтовщик в базовой комплектации, с нормативной грузоподъёмностью в сто пятьдесят-двести тонн, имел щит, оберегающий только от мелких метеоритов и космического излучения, одну-две так называемых «противометеоритных» лазерных пушек, от которых только и защищал свой собственный щит, и один-единственный главный реактор. В целях экономии, цена корабля снижалась за счёт укрупнения оборудования. Гиперпривод невысокого класса также не был резервирован. Таковой была базовая комплектация большинства лёгких фрахтовщиков.       СЖО их зато имела двукратный резерв с делением корабля на автономные отсеки и, в случае чего, могла работать от маломощных вспомогательных систем питания. Как и аварийная связь. Навигационное оборудование, различные сенсоры и обзорная РЛС пусть и были скромными, но позволяли не заплутать в Галактике.       Имея такой набор, несложно с разумным для себя риском честно возить грузы по относительно спокойным гипертрассам в пределах какой-никакой, но цивилизации. И даже зарабатывать на этом неплохие деньги.       Порожний, такой корабль разгонялся примерно с тридцатикратным ускорением, а гружёный — с пятнадцатикратным. И, только-только сошедший со стапелей, стоил порядка десяти-двадцати миллионов; подержанный мог обойтись и в два-три раза дешевле. Учитывая долговечность кораблей, покупка бывшего в эксплуатации корабля часто была разумным решением, ведь корпуса этих работяг, как правило, имели приличный запас прочности.       Новый бластер средней мощности, для сравнения, стоил тысяч двадцать кредитов максимум, и такое соотношение цен звездолётов с личным стрелковым оружием было впечатляющим. Оттого, для рядового гражданина массивный звездолёт, напичканный тоннами электроники, ионными двигателями, репульсорами и мощнейшими реакторами, нужными в первую очередь для питания гиперпривода, был намного менее доступен, чем на Земле многотонная фура. Но фура не перевозит сотни тонн груза между звёздами(1).       Замечу, что из-за смешных цен на электрическую энергию многие товары и услуги были невероятно дёшевы, а тот же неплохой легковой аэроспидер с неограниченной высотностью можно было купить и за пятьдесят тысяч кредитов. Суборбитальный транспорт тоже обходился недорого и был доступен среднему классу, если только это позволяли законы и плотность населения планеты.       Как правило, масштабный фактор делает все крупные и простые агрегаты относительно дешёвыми, поскольку основную долю в их стоимости занимает сложная автоматика и ценная электроника. Избитая истина. Вдобавок, простые материалы, вроде земной высоколегированной стали, стоили едва дороже подножной грязи. Простая же пласталь и не отличающиеся выдающимися свойствами марки дюрастали тоже имели скромную цену.       Но это никак не касалось включающих редкие и дорогие материалы изделий — гипердвигателей, энергетических щитов, бластеров, турболазеров и тому подобных вещей. Требующих ещё и очень сложного и дорогого оборудования для их производства. В важнейших агрегатах кораблей содержатся тонны многочисленных метавеществ и квазиэлементов. И каждый из длинного списка этих редкостей зачастую добывается всего в нескольких местах Галактики. Некоторые из них существенно нарушали изотропность вселенной.       Поэтому, стоило только должным образом раскошелиться, как технический прогресс Далёкой предоставлял невероятно продвинутые технологии. Личные щиты потрясающей мощности, гиперволновые передатчики голонета с сигаретную пачку размером, защищённые деионизаторами от ЭМИ и ионных пушек киберимпланты. Да и вообще импланты с поражающими воображение возможностями. Другое дело, что простых людей это никак не касалось — у них никогда не бывает столь впечатляющих денежных сумм. Возможности кораблей поэтому ограничивает лишь их стоимость — за соответствующие деньги можно воплотить почти любую фантазию. Только зачем эти фантастические характеристики обычному грузовику? И даже военным нужна золотая середина, лучшее соотношение стоимости к эффективности.       Но вот контрабандистов базовые характеристики транспортов не устраивали — они, как и военные, зачастую ставили отсеки для ракет и резервный гиперпривод, подстраховывая неуёмно форсированный основной. Устанавливая же дополнительные пушки и щиты, необходимо было поставить для них и дополнительное питание. Всё это обладало массой, и немалой. А при ускорениях порождало силы инерции, ухудшая манёвренность.       И никакая переделка, за редчайшим исключением, не могла превратить гражданское судно в полноценный военный корабль. Гражданским колымагам не хватало воинской стати, совершенно иной внутренней архитектуры, абсолютно другого подхода в проектировании.       Моё внимание на миг привлёк демилитаризованный корвет, но этот вариант был тут же отвергнут. Минимальный его экипаж составлял пять человек, а мне не по пути с такой толпой.       Листая каталог, я изучал и впадающие в крайности комплектующие: некоторые реакторы были очень дёшевы при большой мощности, но имели просто неприличные размеры и массу, силовые же установки с высокой удельной мощностью, напротив, стоили просто неприличных денег. Кроме того, с ростом допускаемой перегрузки цена любых компонентов также росла по весьма крутой кривой независимо от соотношения прочих достоинств. В итоге и необходимая для модернизации начинка подходила далеко не вся, а ценники той, что меня устраивала, внушали ужас. Стоило мне обращать внимание на рабочие температуры систем охлаждения, КПД установок, и, как результат, мощность систем охлаждения.       Перевозка грузов на таком переоборудованном транспорте по охраняемым гипертрассам была экономически нецелесообразна, не выдерживая конкуренции как с огромными грузовозами-балкерами регулярных линий, так и создававшими необходимую мобильность и оперативность в перевозке малых порций грузов более лёгкими, но всё ещё обычными кораблями. Вроде повсеместно распространённых кореллианских лёгких фрахтовиков.       Выпускали эти популярные по всей Галактике «блюдца» именно в качестве сравнительно недорогих рабочих лошадок, а вовсе не как «самые быстрые суда для перевозки спайса в Галактике». Хотя кореллианцы, традиционно работающие на подвижной и нечёткой границе цивилизации, разумно закладывали в конструкцию своих кораблей запас прочности для установки столь необходимых там турболазеров и щитов. Я решил не рисковать и, находясь на поверхности Кореллии, купить «коробку» здешней же постройки. Благо, эти блюдца, как пицца: что закажешь, то в неё и положат.       Первым делом надо было выбрать типоразмер и расчётную перегрузку: корабль — это, в первую очередь, весьма крепкий силовой набор, на который можно установить любое оборудование. Разумеется, с соблюдением конструктивно-силовой схемы, учитывающей все возможные нагрузки.       Корабли здешней постройки не отличались особой красотой или изяществом: словно бы наспех вырубленные топором и собранные из геометрических примитивов, они тем не менее были феноменально прочны и просты в обслуживании. Всё, что вставало на их керамический силовой набор, вдобавок без проблем находило общий язык с бортовым компьютером. Если система, установленная на «Счастливой шлюхе», напоминала мутировавший от космического излучения «Мак-ОС», то на «кореллианцах» стояла операционная система с ядром «ОС UNIX». С открытым программным кодом, среди прочего. Хотя даже здесь «кореллианцы» были модульными: на одно и то же железо можно было поставить различное программное обеспечение. И если крупные корпорации и правительства предпочитали свои проприетарные решения, то в случае частника рынок софта для звездолётов поражал воображение.       — Добрый день, Сольвин, — вызвонил я по комлинку инженера.       — Здравствуй, — возникла зеленоватая голограмма мужчины в нарочито квадратных очках с короткой щегольской бородкой-эспаньолкой. Он долго всматривался в моё лицо, а затем сделал вид, будто бы вспомнил меня. — Какими судьбами! Ты жив-здоров! Какая замечательная новость.       — И при деньгах. Хочу подкинуть тебе работу. Ты же всё ещё владеешь тюнинговым центром?       — Разумеется. И одним из лучших здесь, в Кореллии. Нужно установить что-нибудь интересное? Скажи только, что именно и на какой корабль.       — Не совсем. Пожалуй, я обрисую тебе ситуацию с самого начала. Я ещё не купил корабль, только собираюсь, и столкнулся с огромной сложностью выбора.       — Частое явление. Но я не произвожу корабли, я их переоснащаю.       — Я так или иначе собирался обратиться к тебе, и логично было бы заранее выбрать комплектацию корабля так, чтобы они не помешали некоторым… модификациям.       — Это будет разумно. Ты уже подобрал себе корпус?       — Ага. YL-230(2). Специальная серия, версия для энтузиастов.       — То есть, вероятно, самое скоростное судно в Галактике в своём классе, по недоразумению зовущееся лёгким фрахтовщиком. Плод нездоровых амбиций специального конструкторского отдела КМК(3). Производство которого, едва только запустив, по причине астрономической стоимости скоро свернут, — фыркнул Сольвин. — Не нашло покупателей. Восемьдесят миллионов только за корпус, подумать только!       — Убыточное судно, — согласился я.       Эту амбициозную программу преследовали неудачи: по первоначальным планам новые технологии за счёт масштаба серии должны были обходиться дешевле. Но не срослось… И в итоге цена перевозки любых товаров таким кораблём приближалась к транспортировке самолётом на Земле. Для Галактики — слишком дорогое удовольствие. На этом корабле имело смысл перевозить даже не всякую контрабанду. Теперь ему судорожно искали новую нишу.       — Но только если использовать его для перевозки обычных грузов. Корпус, способный выдерживать нагрузки в семьдесят единиц, — продолжил я. — Как у хорошего истребителя… И это всё с условием установки адекватного массогабарита агрегатов. Пожалуй, есть корабли такого размера и быстрее, или такие же быстрые, но они ещё более громоздкие. Но ни в одном из них нет такого объёмного трюма, спроектированного с учётом компенсации перегрузки для всего груза. Вся перегрузка сбрасывается на силовые конструкции. Не корабль, а конфетка!       — Ты же понимаешь, что в глазах любого патрульного судна ты будешь или богатеньким идиотом, не взявшим вместо этой черепицы, слетевшей с твоей крыши, куда более комфортабельную и не менее скоростную яхту. Или же профессиональным спайсовозом, уповающим на сумасшедшую прыть своей колымаги? Зачем тебе такой приметный уплотнитель мусора? Взял бы «Динамичный». Можно даже подержанный, — попытался воззвать к моему рассудку Сольвин. — У него порожнего перегрузка в пятьдесят восемь единиц. Загруженного, правда, двадцать два… Немногим меньше, но куда как дешевле. И берут их даже для коммерческих перевозок — если плечо гиперпространственного пути короткое. Окупают свою цену частотой рейсов, знаешь ли. Так что сам понимаешь, затеряться с таким куда как проще. В отличие от этого болида.       — Я собираюсь набить своё корыто так, чтобы пустое оно было равномерно и допустимо нагружено до шестидесяти корусантских ускорений свободного падения.       — Пустое? Чем?! — воскликнул удивлённо Сольвин.       — Щиты, реакторы, вооружение, сканеры, оборудование для планетарного исследования, а самое главное — гиперпривод от посольского судна. На таких ещё респовские сенаторы рассекают. И джедаи.       — Полный А-З! Он же займёт шестую часть корабля! Это же не посольское корыто, а гоночный корабль, на нём даже ходят пригибаясь… хотя тебе, должно быть, в нём будет удобно. И стоить этот гипердвигатель ещё почти сто пятьдесят миллионов. А чтобы его запитать — понадобится хаттова прорва энергии, — Сольвин на миг задумался, считая что-то в очках, — с поправкой на размер судна — гигаватт пятнадцать-двадцать.       — Тридцать. Мне нужно тридцать гигаватт. Чтобы выжать из него все возможности и готовиться к прыжку менее минуты. Хочу самое быстрое судно в Галактике — по совокупности свойств и с учётом возможностей штурмана, — сказал я. — А окупит оно себя за пару месяцев. Буду возить на нём сенсоры для гиперпроходческого судна. Это выгоднее, чем контрабанда. И совершенно законно.       — А базовый гипердвигатель? Оставишь как резервный?       — Именно так. Но думаю и тут отойти от базовой комплектации. Поставлю что-нибудь полегче, балки-то не из мандалорского железа. И ходовые двигатели лучше взять с повышенным удельным импульсом. Всеядные. Лёгкие. Благо, энерговооружённость судна позволит их запитать, а это поднимет автономность по реактивной массе. И да, надо бы установить пару всеракурсных фотонных двигателей — с зондов дальней разведки.       — Это будет уникальное судно… — пробормотал Сольвин, с предвкушением потирая руки. — А уж объём переделок-то какой! И столько сложной, творческой работы! Давно таким проектом не руководил, подкинул ты мне работёнку. Интересную… и денежную? Деньги-то есть?!       — Есть. Я отправлю тебе файл спецификации. Там все мои пожелания. Но это скорее мечты, простой список желаемого. И не факт, что все мои чаяния осуществимы. Возможно, что-то будет разумнее скомпоновать совсем иначе. Что-то выкинуть. Ты специалист, тебе виднее.       — Да, это будет моим шедевром… — словно бы витая в мечтах, сказал Сольвин. — Но вот вопрос, сколько ты готов отвалить за это сумасшествие?       — Полмиллиарда кредитов. Ориентировочно. Но я не готов платить тебе их целиком официально. У меня столько чистых денег нет, — прошёлся я по самой кромке лжи.       Полуправда была единственно возможным вариантом: очки Сольвина мало отличались от моих собственных. Разве что куда меньше весили, не будучи военным снаряжением. Они же и напомнили ему, кто я такой.       — Чтобы я так жил! Полмиллиарда за корабль! — воскликнул инженер. — А… плевать, не я же их собираюсь потратить. Но мне понадобится хотя бы миллионов двести законным переводом, чтобы сохранить видимость легальной работы. Мои поставщики тоже готовы работать по серым схемам, но тебе понадобится слишком много комплектующих, которые где попало не валяются. Возможно, легальная сумма вырастет. Тем более, гиперпривод, спроектированный для сенаторов и дипломатических курьеров, за чёрный нал не приобретёшь.       — Рассчитывай на то, что у меня четыреста миллионов чистыми, — сказал я, опять же почти не солгав. Это было то, что я мог ему дать, действительно располагаемая мной сумма не должна была его интересовать.       — Вы с Травером стали сказочно богаты, — с завистью сказал он. — Слышал, что он возводит целый город, причём на тёмной стороне Рилота?       — Причём не от него.       — Славное начинание! — Сольвин одобрил экзаровские амбиции Травера. — Должно быть, это будет первое основанное там поселение в истории его родины. Учитывая, что для твилеков та сторона Рилота — табу.       — Я знаю. Тёмная сторона. Он купил целую дроидизированную автономную фабрику и высококлассное горное оборудование на пару сотен миллионов. И кучу жизнеобеспечивающего оборудования в придачу, — кивнул я.       В действительности Травера манили нетронутые залежи рилла, сырья для производства наркотика, сокрытые глубоко под вековечным ледяным панцирем Рилота. Он не стал покупать спайс у горняков, работающих с помощью кирки и лопаты: хитрый твилек поступил как образованный разумный — использовал плоды технического прогресса. Охраной он тоже озаботился.       — Его оттуда не выживут? — спросил Сольвин.       — Травера?! Из «Травер-сити»? Да-да, именно так и называется! Живым — нет. Никогда! Он страшно рискует, но, если дело выгорит, он задавит со временем всех конкурентов. Хаттам безразлично, кто занимается непосредственно производством этого дурмана на самой планете — пока он платит такой же налог за его вывоз, как и все остальные. Так что его конкуренты — производители, а не хатты, и пока две их попытки нападения уже провалились. Он заблаговременно купил у коликоидов целый батальон каких-то уродливых дроидов. Удивительно, но эти машины выглядят не менее омерзительно, чем их создатели. Содержание их Травер сможет себе позволить, ведь его бизнес более рентабелен, чем у конкурентов, — разъяснил я ситуацию.       — Не начнут ли и остальные добывать его там же, где и он? — спросил Сольвин.       — Начнут, — кивнул я. — Но он там первый. Травер Последний… стал Первым, — хмыкнул я, размышляя над причудливой судьбой капитана. В этом рискованном предприятии была и вторая, скрытая цель. А также и третья — или я не знаю бывшего моего капитана. Его никогда не интересовали деньги сами по себе. Что бы он там сам ни говорил.       — Про Ивендо я тоже слышал, — серьёзно сказал Сольвин. — От парнишки, которому он рекомендовал ко мне обратиться. Лейтенант ему кучу денег на корабль оставил. И мой адрес.       — Увы, жизнь скоротечна, а смерть всегда бродит рядом, — сказал я.       — Так-так. А что со щитом? — сменил тему инженер. — Генератор, изготовленный по оригинальной спецификации… с удвоенным числом операций по контролю качества. Для каких-то шишек с Корусанта или Алсакана… Эмиттеры с тяжелых истребителей. Это тоже выйдет тебе в копеечку.       — Не напоминай, — скривился я. — Но это выгодное вложение. Броня или щиты никогда не бывают лишними.       — Ладно, я оценю затраты, попробую скомпоновать в первом приближении, вышлю тебе то, что получится. Если что-то впихнуть не выйдет — не обессудь, — он развёл руками.       — Инженер, мы же не штаны здесь натягиваем, — усмехнулся я. — Я понимаю, если ты ещё не забыл про моё первое образование.       — Но мне нужен задаток, — ответил Сольвин. — Я не могу выделить ни одного человеко-часа моих невероятно талантливых и не менее алчных проектировщиков, если они не будут уверены в вознаграждении за их работу.       — Триста тысяч кредитов на НИОКР-то хватит? В эквивалентной криптовалюте.       — Высылаю номер кошелька, — довольно сказал Сольвин.       — Когда мне ждать отчёта?       Инженер на минуту задумался, делая какие-то расчёты в голове или на калькуляторе в очках.       — Через неделю, — заключил он. — Можно и за день, но придётся отрывать от исполнения уже полученных заказов, а это обойдётся тебе дороже. За эти деньги только оценят несколько вариантов реально выполнимой компоновки. У тебя огромный список оборудования, и выяснить, как оно будет влиять друг на друга — задача нетривиальная. Осцилляции, физические поля, температурные режимы. ТТЗ придётся кроить и, вероятно, не раз.       — Я установил приоритеты. Там есть как программа «максимум», так и программа «минимум».       — Вижу. — Сольвин листал мой черновик. — Но ты должен понимать: неясно пока, с какими ещё трудностями придётся столкнуться на каждом этапе проектирования, поэтому всегда может понадобиться доплата. Так что… заранее готовь деньги. И, поскольку мы пока работаем без официального контракта, нам придётся доверять друг другу. Я могу рассчитывать на понимание?       — Конечно, можешь. Вот твоя сумма. — Я перевёл крипту. — Триста пятьдесят тысяч по действующему обменному курсу, раз твои работники такие сребролюбивые, как ты говоришь. Пообещай им недельную премию, если они будут стараться. Мне нужен качественный корабль, без косяков, заложенных на начальных этапах конструирования… Но не думай, что я бросаюсь кредитами налево и направо — я старательно изучу смету.       — Неделя, — закончил разговор Сольвин.       Сгрузив весь объём работы на профильного специалиста, я с удивлением взглянул на часы. Была уже поздняя ночь, и я, оценив ближайшее будущее, растянулся на кровати.       Грядущее было насыщенно полутонами и оттенками, непонятными тенями. Самые разные события расстилались как дым, не желающий принять чётких границ ни во времени, ни в своей сущности.       Но меня хотя бы не собирались в ближайшие сутки убивать. Во всяком случае, в пределах этого здания — за его стенами меня подстерегали множественные угрозы. И я совершенно точно различал в Силе мотив убийства — локализованный во времени и пространстве, он зудел на задворках чувственного восприятия. Но он был невообразимо далеко — меня отделяла от него целая неделя.       Но ощущения были богаче моих мыслей. Восприятие временной дистанции давалось мне с трудом; не отличалось точностью. Понадобился год, чтобы хотя бы немного сопоставить скорость, с какой сбывались эти смутные прогнозы, с интенсивностью путанных, неясной природы ощущений в Силе.       Трудно, впрочем, обратить внимание на конкретную деталь в куче технического мусора, если не знать, как в точности она выглядит. Именно знания таких мелочей и позволяют интерпретировать неясные образы в Силе. Только детали эти живут в нашем рассудке, и потому познание себя — важнейшее дело в понимании калейдоскопа Силы.       Моё зрение в Силе было подобно времяпролётной камере дроида, многократно превосходящей по глубине восприятия человеческий глаз. Однако камера, как и любая иная электрическая деталь, была совершенно бесполезна без приложенной к ней программы; отыгрывающей свою роль на подмостках микропроцессора или же осуществляемой в «чёрном ящике» обученной нейросети. Мало видеть гораздо лучше прочих, надо ещё и уметь понимать увиденное: смотря на предметы мебели, видеть в них стулья и столы, а не непонятный набор кругов, овалов, спиралей, углов, прямых и кривых линий.       Я же в Силе, увы, до сих пор тонул именно в череде неясной мешанины «прямых» и «кривых», образов и чувств. Прав был Реван, сравнивая провидение с цветовыми ощущениями; можно ведь даже Ириду разграничить по-своему. Как японцы, не замечающие в радуге зелёного, или англосаксы, не выделяющие голубого.       Результат такого разграничения мог оказаться неожиданно отличным от общепринятого. Но сравнение с цветами контринтуитивно: большинство совершенно уверено в том, что учиться различать цвета не нужно. Приобретённое ими в неосознанном возрасте знание кажется им само собой разумеющимся, имманентным. Что в действительности не так. Но, не зная общепринятой шкалы и прослышав про саму концепцию цветов, можно приступить к созданию цветов как набора осознанных и поименованных квалиа самостоятельно. И с иным, возможно, ущербным результатом. Возможно, нестандартным и интересным.       Несомненно, это был любопытный эксперимент для Ревана, но в нём я был ему не коллегой, а подопытным, причём, что удивительно, добровольным. Пути джедаев или ситов не могли дать мне искомого, и мне не оставалось ничего другого, как прокладывать свой оригинальный маршрут. Я же навигатор? Это моя работа.       Побродив мыслью по соседним квартирам и перекрытиям, тенью пронёсшись вдоль водо— и воздухопроводов, вдоль линий электропроводки в поисках лазеек и угроз, едва затем не утонув в кипящем котле будущего, я, наконец, умиротворил разум и провалился в глубокий сон. Но страх не дожить до утра растревожил моё воображение и слишком лёгкое, пусть и привязанное к тяжёлому мясу сознание.       Снились всё такие же чужие миры и незнакомые небеса, чужие жизни, калейдоскоп странных событий, увлекающий меня по гибельному пути. Память, как только я проснулся, старалась освободиться от слишком ярких и фактурных для простого сна картин, но наиболее острые обломки сна глубоко врезались в подкорку, желая, судя по всему, перемешаться с действительностью.       Я не стал включать в комнате свет, вместо этого я, сконцентрировавшись, создал над раскрытой ладонью яркий шарик света. Иллюзия, но неотличимая по своей природе от реальности, она освещала всю комнату тусклым могильным светом. И могла при желании светить только мне.       Это открывало необычайные возможности в любом ином чувственном восприятии. Хотя я и знал, что джедаи умело управляли своими чувствами, из уличного шума легко вычленяя конкретный диалог, но это было чем-то иным, отличным от их техник, направленных на физическую сторону процесса.       С трудом мне удалось припомнить само содержимое сна, но то, что во время него у меня получилось создать этот призрачный источник света, я помнил. И, самое главное, помнил, как именно его создавать. Что ещё сильнее крошило стены реальности.       Я зажёг над другой ладонью краденый огонек, но не сумел удержать одновременно обе иллюзии — рукотворный светлячок растворился в убегающем от меня прошлом.       Умывшись и одевшись, я спустился к проходной, где в фойе заприметил очередного убийцу что-то выспрашивающим у метрдотеля, но не стал отвлекать его от столь важного дела и прошёл на посадочную платформу. Там я, никуда не торопясь, пропустил первые пять такси.       Миллионы машин живыми огнями сновали по городу без какой-либо чёткой, заведомо прописанной программы: на их маршруты влияли бессчётные случайности. Но не надо было быть авгуром, чтобы углядеть в этих полётах перспективу. Спидеры, носящиеся неприкаянными духами в поднебесье, как и турбулентные потоки, омывающие их полированные шкуры, подчинялись математической теории хаоса.       Даже их описали в абстракциях пытливые умы, всё ещё отвоёвывающие похищенное у них некогда Познающим прежде, Прометеем. Но и эта теория не могла предложить однозначно верного предсказания — ведь данных, граничных условий всегда не хватает. Нельзя подслушать все стремления, подсмотреть всякое желание каждого из сонма населяющих Кореллию людей — в любой миг случайный пешеход мог стать уже пассажиром, в одно мгновение изменив рисунок событий. Просчитать подобное можно, но лишь оценив жалкие вероятности. Ибо даже малое изменение могло породить гомерические последствия.       Обладание абсолютным всеведением недостижимо, но я и не жалею об этом: ведь совершенное познание участь воистину мучительная — достойная кара от самого мстительного из богов. Знание о причине каждого события и знание о каждом его последствии, понимание всех причин, истоков своих собственных мотивов лишит жизнь огня, движущей силы — надежд и стремлений, дерзания, ляжет тяжким бременем проторённой судьбы, лишая её всяческого смысла.       Впрочем, и сам огонь: искра надежды, был получена как раз в обмен за это знание. Однако так и должно быть: свобода воли несовместима с полностью механистичным, прогнозируемым миром.       На миг я задумался о гипотетическом существе, обладающем практически исчерпывающим знанием обо всём, что происходило, происходит и будет свершаться во всём многообразии миров ли, одного ли мира, совмещающего в себе все развилки и повороты на судьбе этого переменчивого мироздания. Что ему останется, как не играть в бесконечные шарады с самим собой, возможно, расщепляя своё сознание, лишая себя памяти и всеведения, ведя бесконечную партию ради того, чтобы не сойти с и без того раздробленного ума от скуки? Раздроблённого, должно быть, в умопомрачительной, невообразимой геометрии многомерного пространства.       Кто-то же предсказал на час вперёд, какое именно такси приземлится здесь и сейчас. Ведь непосредственно от номера до выхода из здания за мной не следили. И это было немалым достижением. Кем бы убийца ни был.       Три из пяти спидеров были заминированы: этот некто приложил немалое старание на закладку взрывчатки далеко не в одно-единственное такси. Такое нужно было спланировать, привлечь множество людей, в том числе для управления их маршрутами через систему, создающую оптимальную траекторию для экономящих деньги попутчиков. Угроза эта возникла не внезапно, тщательно выношенная в чьём-то холодном разуме, поэтому Сила и предупредила о ней заранее. И именно в одном разуме — ощущался чей-то решительно вдавленный в бумагу автограф на этом так и не исполнившемся смертоносном плане. Но как-то странно, нечётко — через эхо.       Я только заселился! Мой график нельзя было изучить, ведь он ещё даже не успел сформироваться. Значит, меня вели от самого выхода из квартиры, возможно, узнав как-то время, в которое я проснулся… Кран! Я включил воду, а она стекает по трубам, идущим через нижние номера. Смыв в унитазе тоже отлично свидетельствует о том, что человек проснулся в такую рань. Душегуб ещё на ресепшене… За каждым моим шагом могли и следили прямо в здании, причём уже в первый же день заселения. Это был единственный способ точно узнать время моего выхода, чтобы так ловко подгадать с такси. Всё это не мог устроить один человек.       Оглянувшись по сторонам, полюбовавшись на несколько закрытых сверху прозрачными навесами пешеходных уровней, вереницы аэроспидеров, множество посадочных платформ и боксов, словно листья, растущих прямо из «стволов» зданий, я заприметил цветастую птичку, парящую в метре от карниза. Только «птичка» эта была полностью синтетической — крохотным дроном-махолётом, предназначенным для скрытого наблюдения. Репликантом. Я не стал долго рассматривать кибернетического шпиона и направился к безопасному аэроспидеру. Потеряв немного подвижности в пространстве, я старался стать манёвреннее во времени, и поэтому уже знал о том, что случится в следующие мгновения.       «Птичка» метнулась было прямо ко мне, но с треском сгорела в защитном поле, пролетев через некую невидимую невооружённым взглядом границу, отделяющую площадку от шумных аэротрасс. Ветер разметал по пластали взлётно-посадочной площадки опалённые углепластиковые пёрышки. Усмехнувшись, я сунул одно из них в карман.       1) Различные источники в интернете расходятся в оценке от 2 до 9 миллионов долларов США за новый БелАз 450 тонн. Цена в рублях, соответственно, может составить порядка 600 миллионов при актуальном на начало 2016 года валютном курсе.       Так что указанная в фанфике цена на звездолёты — сущие копейки.       Сравнение же фрахтовщика по цене с легковушкой (или КАМАЗом), бытующее местами в фандоме, — тяжёлый горячечный бред. Даже в самые жирные годы звездолёт был не только средством передвижения, но одновременно и роскошью, доступной немногим.       2) В каноне такого нет. Увы, подходящего корабля я в данной эпохе не нашёл. Но логично предположить, что моделей всегда выпускалось очень много и с самыми различными характеристиками.       3) Кореллианская машиностроительная корпорация.