Phone calls

SOUND: Tom Rosenthal – It's OK Резкий, но приятно нежный цветочный аромат одурманивает разум. Это причина, по которой Гарри обожает цветы. Он так ценит детали и прелести этого мира и его природы, что не может перестать удивляться каждому лепестку: его форме, изрезанности, его изгибу… Все это настолько поражает его, ведь разве сможет человек сделать такое? Люди не умеют творить прекрасное, в большинстве случаев они только все портят. Природа создает, человечество портит. Эта та несправедливость, которую он хотел бы, но никогда не сможет исправить. Стайлс вдыхает поглубже этот аромат роз вперемешку с изысканным запахом примул, хотя он итак развеялся по всей его комнате так, что его учуял бы и за дверью человек с заложенным носом. Он приподнимает незамысловатую лейку, розоватым цветом гармонирующую с растениями, над горшочками, и вода из дырочек бережно попадает на лепестки, увлажняя вместе с тем и землю. Видел бы кто-нибудь цветы в комнате Гарри Стайлса. А ведь это даже не его комната, а комната кампуса его университета, и это ничуть не мешало ему устроить здесь свой маленький сад. Как бы он хотел, чтобы его цветы радовали его глаз вечно своими разнообразными цветовыми гаммами, однако это не свойственно почти ни одному растению, исключая бегонию, к примеру, которую Гарри так давно собирается приобрести, но все никак не может из-за плотного графика в учебе. Скоро зима, и это непосредственно говорит о том, что цветы на некоторое время «впадут в спячку». Электронные часы на столе показывали, что девять часов уже наступило, так что Гарри нужно собираться на учебу. Через пятнадцать минут он был готов выйти из своей комнаты, когда вдруг телефон решает напомнить ему о себе, издавая звук входящего сообщения на столе, где Гарри его и оставил в последний раз. Он хмурится, сдвигая брови, поправляет сумку на плече и идет в другой конец комнаты с целью посмотреть на новое сообщение. Черным по белому сообщение гласит о том, что «абонент находится в зоне действия сети». Да, тот самый абонент, который потревожил Гарри вчера, а потом встревожил еще больше, когда пропал и вовсе, так что Гарри напрасно выбирал между «перезвонить» и «ни в коем случае не делать этого!» около часа поздним вечером, потому что в ответ он услышал только стандартное «оставьте сообщение», сказанное электронным голосом. Боже, да этот голос даже за двенадцать километров нельзя сравнить с тем голосом. Подумать только, пару фраз, сказанных им, уже очаровали Стайлса. Как это может произойти? Дайте знать, когда поймете это. Хочет ли он позвонить сейчас? Нет, прямо сейчас у него первая пара, которая начнется буквально через… шесть минут, так что Гарри должен поторопиться, дабы не опоздать, чего он уж точно не хочет. Опоздания не его конек. Гарри никогда не опаздывает. Это его личный стереотип, которого он привык придерживаться. Еще через десять минут он уже оказывается в колледже, сидящим на задних рядах в аудитории и готовясь к двухчасовому уроку итальянского. От нечего делать, он раскрыл тетрадь и стал перечитывать конспекты, повторяя некоторые вещи. Спустя пару минут преподаватель вошел в аудиторию, одаряя всех сидящих в ней унылым взглядом, и Гарри уже хочется разбиться о парту головой. Как же он ненавидит эту черту в людях — если у него нет настроения, то он обязательно должен испортить его тебе! Нет, ну почему хотя бы не притвориться или не быть нейтральным в этом плане? Почему кто-то, как Гарри, старается улучшить этот мир, а кто-то, как преподаватель итальянского (и не только он, естественно), даже не пытается? И почему таких, как Гарри, очень мало, будто они вымирают с каждым годом, словно животные из красной книги? Еще одна странная вещь. Стайлс конспектирует все слова учителя и внимательно вслушивается, пока преподаватель итальянского записывает предложения на доску, одновременно диктуя. Гарри поднимает глаза, когда рука учителя собирается поставить точку, и видит, что в предложении допущена ошибка, поэтому тут же признает этот факт: - Сэр, но… Вы допустили ошибку в слове, — уверенно произносит он. Вся аудитория из сотни студентов поворачивается в сторону Гарри и смотрит на него в упор, как на идиота. А что он может сделать? Он оглядывает каждого из них и неловко улыбается. Ничего не заставит его взять свои слова обратно. Как сказал тот парень по телефону: «Ты слишком упрямый». Ага, Стайлс слишком упрямой породы происхождения, и он готов спорить с кем угодно, если он полностью уверен в том, что говорит. Он привык отвечать за то, о чем утверждает. Преподаватель останавливается, опуская руку с мелом. Шокирован ли он? Совсем нет, дорогие мои. Гарри Эдвард Стайлс не первый год учится в этом университете, так что многие преподаватели в нем в курсе умственных способностей юноши. - И какую же, мистер Стайлс? — поворачиваясь лицом ко всем, задает вопрос мужчина. - Позвольте исправить. Слово «coscenza» пишется по-другому. Профессор наук нервно сглотнул и презрительным взглядом одарил Гарри, прищуриваясь в недоверии. - Правильный вариант — «coscienza». Это довольно распространенная ошибка, поэтому я не хочу обвинить вас. Вы знали это, я уверен, просто, думаю, немного забылись, — кудрявый издал смешок, запуская руку за шею и почесывая затылок в своей маленькой победе. Профессор продолжал смотреть на него точно так же, как и все студенты в аудитории, а затем отвел взгляд, обернулся, посмотрел на доску и, неловко прокашлявшись, все же стер слово и написал его правильно, признавая пагубное для своей репутации поражение. Звонок прозвенел уже очень скоро после этого. Гарри вышел из аудитории и направился по коридору в неведении, куда идти. Сейчас у него нет пары, собственно, куда еще ему, кроме кампуса, направляться? Он не будет терять времени. По крайней мере, половина его планов улетучилась, когда он наткнулся на фигуру, сидящую на лавочке. Одинокую мужскую фигуру, которая будто застыла во времени, не зная, куда себя деть. Все вокруг нее двигалось, жило, а эта фигура не имела ничего. Гарри рассмотрел парня. «Просто невероятно», — пронеслось у него в голове. Более неряшливого человека он не видел. Джинсы его были слегка помяты так же, как и однотонная футболка шатена. На голове царит всеми любимый хаос, а сама голова низко опущена, в то время как взгляд устремлен на листок перед собой в руках. Стайлс подходит ближе к нему, точно не определив своих целей, садится рядом и замирает, искоса подглядывая на тот самый листок. Перед тем, как шатен раздраженно фыркнул от нежданной компании и удалился с поля зрения кудрявого, он успел разглядеть полный неуд за реферат по теории литературы. Не сказать, что он удивлен, учитывая внешний вид того паренька, но у него появилось зверское желание. Желание изменить эту оценку. После окончания последних пар Гарри вернулся в кампус, где снова, поужинав, принялся за чтение. Только сейчас он подумал о том, что неплохо было бы написать новый реферат по языковедению, учитывая, что к нему в голову пришла очередная идея, над которой неплохо было бы поразмышлять. Также ему сильно захотелось посетить Россию. Уж очень его завлекла манера русских писателей излагать свои мысли. Он, конечно, читает не на оригинальном языке, потому что до этого ему еще далековато, но он старается изучать все языки, так как это то, что ему интересно. Возможно, после прочтения «Мастера и Маргариты» он возьмет книгу на оригинальном тексте, но это будет позже. Сейчас можно расслабиться, погружаясь в иную реальность. Нет, нельзя. Телефон на прикроватной тумбочке просто не даст этого сделать, надоедая своей вибрацией. Он глухо стонет, но все же отрывается от чтения. Каково же было его удивление, когда он увидел название контакта. Тут же нажав «принять» он приложил телефон к уху и обеспокоенно спросил звонящего: - Что-то случилось, мама? На другом конце линии никто не говорил, но слышался тихий плач. Гарри тут же сменился в настроении, делаясь расстроенным. Никого не радуют слезы другого человека, если этот человек не желает зла и возмездия другим. - Мы разводимся, — горько и тихо вдруг произносят в трубке, и Гарри хочется закричать. В их семье никогда не было гладко, но Гарри никогда не думал о разводе родителей. Как он мог вообще оставить их вдвоем наедине? Возможно, был бы он там сейчас, он успокоил бы обоих и помог решить этот вопрос, но пока он может только первое и только с матерью. - Мама, мне очень жаль, слышишь? Ты можешь рассказать мне, я уже одеваюсь и сейчас буду, пойдет? — Гарри зажимает телефон между ухом и плечом, вставая с кровати и вкладывая закладку между страниц, но голос обрывает его до того, как его ноги собираются коснуться пола. - Нет, сынок, не надо, прошу. В другой раз. Твой отец поживет первое время в мотеле, а потом съедет вовсе, — говорит женский родной голос, а затем слышится всхлип, который Гарри больше никогда не предпочел бы услышать. Это хуже звука работающей пилы. - Ты уверена? — на всякий случай переспрашивает Гарри, зная ответ наперед. - Да. Созвонимся позже. - Звони в любое время, мама, хорошо? — Гарри говорит эту вещь потому, что это нужно не только ей, но и ему. Ему нужно знать, что она в порядке. - Хорошо, дорогой. Оба почти одновременно вешают трубку. Гарри удивлен и расстроен одновременно. Ему хочется плакать, потому что он не понимает, как до этого могло дойти. Он же совсем недавно оторвался от родительского гнезда, начиная новый этап в жизни. И вот, уже больше двух лет прошло. Каждый раз, разговаривая с матерью о своих новых достижениях, Гарри даже представить не мог, что происходит в его родном доме, когда он кладет трубку. Он просто не может поверить. Не успевает парень положить телефон обратно на тумбу, как он издает вибрацию снова. Гарри волнуется о том, что что-то произошло и в этот раз за эти несколько секунд, но, когда смотрит на дисплей, видит совсем другой номер. Его глаза немного расширяются, а вместе с ними и зрачки. Настолько он удивлен. Не думая, он отвечает на звонок, однако не решается преподнести телефон к уху. Что ему мешает? Страх, что он снова совершает ошибку, наверно. - Да, — коротко все же отвечает он. - Привет, — произносят в трубке. Гарри молча укладывается на кровать, не в силах снять с себя даже одежду и укрыться одеялом. Его глаза выражают пустоту и волнение одновременно. Как такое может быть? Он ничего не чувствует, но тело его все равно покрывается мурашками при странных мыслях. Его телефон «не расстается» с его ухом, пока он лежит и смотрит в потолок, не шевелясь. В этот раз голос более решителен, чем ранее, но сказать ему «погромче, пожалуйста» все еще будет уместным. Да, Гарри действительно раздражен. - Как дела? - Это все, что тебя интересует? — совсем не грубым тоном интересуется кудрявый. Он мог бы грубее, да вкладывая в это все еще как можно больше агрессии и сарказма, но это то, на что он способен, к великому сожалению, даже при тех обстоятельствах, что кое-кто на другом конце линии пропал на целый день без каких-либо известий о себе и оставил на памяти у кудрявого только прошлый довольно-таки депрессивного и странного рода диалог. Ну как тут не съязвить? - Мне очень жаль, если ты расстроен, но я… Я тоже так сильно расстроен. Варианты реплик своего ответа Гарри мгновенно вычеркнул из головы, когда красивый голос вновь заговорил самым грустным тоном, что ему когда-либо доводилось слышать. Он тяжело вздохнул и решил осторожно попробовать поинтересоваться: - Произошло что-то плохое? - Да. Кое-что отвратительное. - И что же это? - Моя учеба. Гарри неопределенно хмыкает, и в памяти его тут же всплывает картинка с расстроенным парнем и неудовлетворительной оценкой за реферат. Какое безумие пришло в его голову… Представить того парня и «присобачить» к нему этот голос. Получилось бы что-то типа противоречия в личности. Или человеческого противоречия. - Где ты… — он умолкает на несколько секунд, чтобы убедить себя в том, что нет никаких сомнений, что он должен задать этот вопрос. Гарри трясет головой, прочищает ком в горле и продолжает: — Где ты учишься? - Я… Гарри ждет ответ. Он терпелив темпераментом, поэтому не станет выкрикивать и переспрашивать по нескольку раз. Он ждет ответа, пока тот, в итоге, не появляется: - Прошу, давай только без этих тупых вопросов типа: где ты живешь, кем работаешь и так далее. Разве это важно? Разве это что-то изменит? Гарри удивлен еще больше, когда говорящий парень начинает тараторить, а потом перебивает, слыша, как его дыхание начинает учащаться, а речь превращается в бессвязную кашу, сопровождаемую сбивчивостью дыхания. - Успокойся, — тихо выдает он, и голос тут же поддается. Первые минуты от обоих слышны только тихие посапывания и жалкие попытки раскрыть рот с целью начать новый разговор на другую тему, но в итоге оба просто решают молчать. Гарри хочет молчать. Ему так хорошо сейчас, что он даже не думает о тревоге, что не желала оставлять его одного пару минут назад. Он думает о том, что он не один. Впервые он чувствует рядом с собой кого-то. - Как ты думаешь, — начинают тихо, неуверенно, — к чему тебе вообще дана эта жизнь? - Это прозвучало довольно риторически, — заметил Стайлс, но затем какая-то мысль пришла в его голову, и он успел за нее зацепиться, но прежде чем начать говорить, его фактически перебивают. - Я думаю, ты хотел бы сказать что-то типа: жизнь дана для того, чтобы свернуть горы. Нет, подожди, ты серьезно? Потому что я не могу понять этого, ведь ты обычный человек, такой же, как и все; ты ничего не изменишь. Ох, или, может быть, ты хочешь сказать, что жизнь дана тебе для того, чтобы прожить ее с толком? С толком? Я не слышал ничего глупее. Нет, погодите, что вообще значит это «с толком»? Типа, разукрасить ее? Или, может быть, найти что-то свое и жить ради этого? А как насчет моей жизни? Для чего она была дана мне, если я не имею ничего из выше перечисленного? Понимаешь, у меня нет ни-че-го: ни целей, ни смысла, ни — уж тем более — того, для чего хочется жить… Гарри молчал. Он не знал даже, как раскрыть рот. Будто его тело состоит из механизмов, которые разом поломались. Он может понять это… Или не может? Это вполне знакомо ему. Он так же искал смысл жизни до двадцати лет, скитаясь из одной страны в другую и переходя из крайности в крайность. Он не мог понять, кто он, пока не осознал, что смысл его жизни всегда был с ним, а он был в роли слепого котенка, который давно уже должен был раскрыть свои глаза. Парень на другом конце линии просто нуждается в том, чтобы его подтолкнули, но… Как? Как Гарри направить на путь человека, внешность, имя, интересы которого… да буквально всё ему неизвестно? Он знает лишь то, что этот представитель мужского голоса обладает невероятным голосом и что сейчас по его лицу наверняка катится одинокая слеза. А может, и несколько. - В… — продолжил говорить сломленным голосом парень, но заикнулся, чтобы прочистить горло от тяжелого кома, — детстве меня всегда учили благодарить своих родителей за подаренную ими жизнь, но, просто ответь мне, многое изменилось бы, если меня не было? Нет. Неет… Я бы не злился… и ничего бы не чувствовал: ни боли, ни потерянности, ни одиночества, ни радости, ни горя… Ничего. Я не могу благодарить за то, чего я не просил. - Ты знаешь, многое могло бы не произойти, или же наоборот, не появись ты. - Что ты имеешь ввиду? Теперь Гарри чувствует, что обязан. Он обязан зацепиться на эту идею очень крепко, чтобы обладатель восхитительного голоса вновь привел свой так называемый инструмент в норму. Гарри правда не хочет больше слышать эти слова от него. На это есть свои причины, и самая первая в этом списке - та, которая предупреждает, что все эти слова имеют смысл. Гарри только забыл о том, что чувствовал тогда, о том, что заставляло его чувствовать себя так тогда. И он чертовски не хочет возвращаться к этому снова, разрушая стены, которые стояли здесь для того, чтобы защищать его послебоевой порядок в собственной голове. Если подумать, то, чтобы легко этого избежать, проще просто отключиться и разорвать всякие контакты с этим номером. Но он даже не думает об этом. Почему? Причина номер два — этот голос. Стайлс понимает, что пауза затянулась слишком долго, но его удивил тот факт, что его не поспешили отвлечь от собственных мыслей, ведь людям свойственно думать. Мысли — это то, что управляет всем. Это то, что создает или же, напротив, разрушает. Каждый имеет право думать и создавать, но никто не имеет права разрушать чужие мысли. - Ты когда-нибудь смотрел фильм «Эффект Бабочки»? — интересуется Гарри, кусая нижнюю губу. - Да, — коротко и просто дают ему ответ. - Как ты понял его суть? — вновь задает вопрос Стайлс. - Мне кажется, что суть в том, что некоторым поступкам не суждено свершиться, некоторым разговорам не суждено состояться, а не которым желанием — сбыться. - А мне кажется, что фильм имеет несколько моралей. Первая мораль в том, что, как бы ты ни старался и сколько бы хороших качеств не имел в своем характере, тебе не подвластно сделать так, чтобы каждой стороне была выгода. А вторая - что судьба каждого из нас давно прописана в огромной книге Божьим почерком, несправедливости судьбы в которой нельзя стереть оттуда. Гарри сделал паузу, давая собеседнику переварить сказанную им мысль. - Ты веришь в Бога? — спрашивают Гарольда, после чего он ровным тоном отвечает: - Конечно. Разве ты - нет? - Я не задумывался об этом всерьез. - Пора бы. Стайлс улыбается той мирной тишине, царящий не только на другом конце линии и в его комнате, но и во всем мире. Будто все разом решили замолчать, прекратить безумствие. Его веки начали тяжелеть под этой тишиной, будто она сама надавила на них, нежно и ласково. Но продолжить пришлось, пока разум полностью не затмился, улетая в царство Морфея. - Ты лишь должен понять, что, несмотря на то, что в мире более семи миллиардов человек, ты заслуживаешь жизнь. Ты не чародей, ты не маг, но разве это смысл? Смысл у каждого свой, и тебе необязательно искать его. - Но как иначе? — спрашивают Стайлса, после чего он слышит приглушенный зевок. - Все, что тебе нужно, — это лишь чувствовать смысл. Понять, что он есть, но для этого не стоит тратить всю жизнь на его поиски. Ты лишь должен чувствовать его… Эта пауза значила гораздо больше, чем каждый из них мог себе представить. Оба в ней думали о своем, лишь изредка издавая посторонние звуки. Гарри испугался, что он зря начал все это. Он боится своих мыслей. Боится вспомнить, кем он был. Боится снова стать им. Боится начать процесс деградации и разрушить себя изнутри. Но он чувствует, что должен был — будто это работа — предотвратить разрушение другого, такого же, как и он, простого человека, который всего лишь нуждается, чтобы его направили. И, вспоминая себя, Гарри хочет быть тем, кто поможет. Кто поможет вовремя остановиться. Кто поможет спастись от дурного влияния. Кто будет здесь. - Спокойной ночи? — первым нарушает он тишину. В ответ он получает лишь молчание, а затем, прислушавшись, отдаленно ловит тихое сопение, потому что у кое-кого, видимо, был слишком тяжелый день, чтобы не согрешить и не уснуть посреди разговора. Неохотно отключившись, парень кладет телефон на тумбочку и ложится обратно на кровать, понимая, что сон - это то, чему сегодня не суждено свершиться. Будто пожелав спокойной ночи, он забрал к себе всю энергию, и сон как рукой сняло. Но Гарри следовало бы понять, что, нарушив свой покой, он небесполезными усилиями добился покоя для того, кто в этом нуждается Бог знает сколько времени.