Часть 1
30 января 2016 г. в 08:38
Ночь. По Нью-Йоркски спокойная ночь, наполненная миллионом посторонних звуков, была потревожена одним-единственным, по-настоящему раздражающим, зародившимся по ту строну Атлантики. Ощутимый толчок в бок разбудил окончательно. Не любит Энди, когда мне звонят посреди ночи.
— Алле, — хрипло выдыхаю в мобильный телефон, даже не глядя на номер звонившего.
— Летц, сколько можно спать?! — раздражённый и не совсем трезвый голос Круспе быстро вырывает сознание из полусна.
— Рих? — устало удивляюсь, слыша недовольное ворчание Энди.
— Какая проницательность, — сарказм так и льётся из мобильника.
Остатки сна развеиваются внезапным порывом из-за океана. Дальше, ещё не до конца очнувшись, выслушиваю пламенную и пышущую энтузиазмом речь неугомонного немца, которой он подписывает меня на очередной свой безумный проект.
Кто же знал, что эти чёртовы немцы любят такие развлечения?! Господи, свела же нас судьба семь лет назад! За что мне всё это? Чем прогневил Немезиду? Ах, да, язык мой — враг мой! Так говорят. Так вот, про меня точнее не скажешь.
На следующий год после выхода его «Эмигрейт» и очередной попойки в чёртовом «Яблоке» нас вновь свела судьба.
— Значит, вы тур готовите? — без особого интереса поинтересовался я, прикуривая сигарету.
— Да, — обречённо выдохнул Круспе, развалившись на необъятном диване чил-аута и лапая очередную свою пассию.
— Круто. А кто на разогреве будет? — этот вопрос предрешил мою судьбу на несколько лет вперёд.
— Пока никто, — Круспе выдохнул клубы сизого дыма и тут же повернулся ко мне. — А ты где сейчас обитаешь? Вроде в группе?
— Я?! — приступ кашля застрял в лёгких. — Ну да. Но это явно не ваш уровень.
— Молодёжь надо раскручивать, — подмигнул мне Рихард.
Уже тогда мне не понравился этот взгляд. Если бы я знал, чем всё обернётся, то предпочёл бы налажать на съёмках «My World».
Долго уговаривать ЛаПлегу не пришлось. Разогрев на «Раммштайн» так просто не падает с неба. Известность и деньги это мероприятие сулило не малые. Отказаться от такого предложения мог только полный идиот, но я готов был им стать, когда Круспе назвал цену. И назвал её он не Энди, а мне, уже после того, как контракт между менеджментами был подписан. Естественно, эту цену в контракте никто не указал, она озвучивалась только для меня.
— С чего вдруг такая щедрость? — наивно поинтересовался я, когда мы остались вдвоём в его квартире-студии после празднования такого неординарного события.
Круспе вразвалочку приблизился ко мне.
— Моя щедрость тоже имеет свою цену, — вкрадчиво объяснил мне мой будущий работодатель.
Надо было тогда дать ему по морде — ничего бы не было, но затуманенный коксом и бог знает чем ещё мозг промолчал, наблюдая, как наманикюренные пальцы вцепились в ремень на моих джинсах.
— Ты ведь любишь эксперименты? — голос с акцентом лился словно в подсознание.
Кто бы мог подумать, что эти матёрые волки любят поиграться за кулисами? Причём от их игр волосы поднимались дыбом по всему телу.
— Знаешь, Джо, деньги теряют свою привлекательность, когда их некуда потратить. Ведь кое-что даже за деньги не купить, — промурлыкал Круспе, навалившись всем телом и придавив меня к спинке дивана.
Отступать дальше было некуда, и я в ступоре уставился сверху вниз на пьяного и обдолбанного кокаином гитариста. Нет, я не был девственником, но такой поворот событий стал для меня неожиданностью. Никогда не замечал за Рихардом гомосексуальных замашек, потому плачевным оказалось моё положение, когда меня осенило, чем придётся расплачиваться за такую щедрость от «Раммштайн». Следом в голове мелькнуло, что это вряд ли понравится ЛаПлеге. Выставив вперёд руку, я, как мог, попытался сохранить дистанцию между нами.
— Рих, ты о чём сейчас? — я старательно изобразил дауна.
Не сработало.
— Летц, не еби мне мозг! Для этого есть другие части тела, — рассмеялся Круспе, а я лишь запоздало охнул, когда его пальцы по-хозяйски ухватились за мой не ожидавший такого посягательства член.
Тут же губы были нагло накрыты ртом гитариста. Эта смесь "Мартини" и "Мальборо" останется в моей памяти до самой смерти.
Что сказать? Я сопротивлялся, честно. По крайней мере первые минуты, пока эта немецкая сволочь не стащила с меня штаны и не присосалась к моему капитулировавшему члену. Матерь божья! Где он этому научился? Круспе сосал, как взбесившийся пылесос, будто хотел добраться до моих внутренностей. От такого рьяного напора я чуть не кончил в первую же минуту. Хотя всё же окатил его удивлённое лицо. Если бы глаза не отказали в столь пикантной ситуации, я бы в полной мере насладился видом шокового Круспе, отплёвывающегося от моей спермы. Ну не любит он глотать, засранец. Мне же за столь быстрый и внезапный финиш пришлось расплачиваться своей тощей задницей. Не успев опомниться от накрывшего оргазма, я оказался опрокинутым лицом в пол. Заторможенные рефлексы не спасли, как и отборный мат в адрес немца. Не сказать, чтобы он был очень груб, но и нежностью там не пахло. Пока этот мудак сопел где-то за спиной, меня терзала одна мысль: почему мужики падки на жопастых баб, а вот ебать любят тощие задницы мужиков? Я серьёзно! Взять хотя бы ЛаПлегу. Вот что он нашёл во мне? Высокий, тощий, разрисованный под хохлому чудак с большой буквы «М». А ведь зацепил я его чем-то. Даже гордость взяла, пока Круспе не оглушил меня своим воплем. Слава богу, кончил. На всё про всё ушло не более пяти минут. Явно сказался выпитый алкоголь в коктейле с кокаином. Я даже не подумал посетить его ванную, чтобы привести себя в порядок, так мне хотелось сбежать из его квартиры. Уже впрыгивая в джинсы, я краем глаза увидел довольного и абсолютно неадекватного Рихарда, пытающегося разложить трясущимися руками очередную дорожку на журнальном столике. Надеть штаны он даже не подумал, устроив свою голую задницу прямо на дорогущем белом ковре.
«Сдохнешь ты, не дожив до пятидесяти», — мелькнуло у меня в голове. Как, впрочем, и я, скорее всего.
Благо, что Энди пару дней отсутствовал где-то со своими многочисленными группами. Мне хватило времени, чтобы залечить свои боевые раны. Вот же сука Круспе, даже смазкой не запасся. Хотя позднее я узнал на собственной шкуре, что его коллеги не заморачивались такой мелочью. Понятное дело, что ЛаПлеге я ничего не сказал про свои приключения и истинную стоимость нашего разогрева у «Раммштайн». В то время я ещё надеялся, что это было в первый и последний раз. Наивный идиот.
Как бы я не старался избегать общения с немцами, как бы не спихивал это на ЛаПлегу, но настал день «Х». Выступление, всеобщая попойка и прочие прелести звёздной жизни. Хотя Круспе даже не подал виду, что между нами что-то было той ночью в Нью-Йорке. Может, он сам забыл?
Первый концерт тура прошёл на ура. Все старались. Впервые я видел немцев за работой. Они и правда слаженная немецкая машина. Наблюдая за ними на сцене, я невольно ощутил чувство гордости, что работаю вместе с ними. Как бы я ни относился теперь к Круспе, но этот сукин сын знал свою работу, как и все остальные. Наблюдать за ними было одно удовольствие. К тому же нам могли пригодиться их связи в будущем, в закулисье всегда крутилось много нужных людей, промоутеров, менеджеров и прочих акул шоу-бизнеса. Этим не преминул воспользоваться Энди, налаживая новые контакты, которые впоследствии сыграли нам на руку. Прошёл второй концерт, третий, пятый, и я начал терять бдительность, и всё больше крепла надежда, что я выплатил свой кредит за честь быть на разогреве у немцев. Я расслабился и даже начал пользоваться привилегией общения с такими профессионалами. Вечеринки после выступлений становились всё отвязнее и веселее. Я почувствовал себя в безопасности. Мы дурачились и отрывались на всю катушку. Безбашенные афтепати сменяли друг друга. Пытаясь выпустить накопившуюся за концерт энергию, немцы пускались во все тяжкие. Ну, и нам приходилось держать марку и не отставать от них. Города и концерты мелькали словно двадцать пятый кадр в потоке этих вечеринок. Даже Круспе стал для меня почти прежним, я его почти простил. В конце концов, он сдержал слово, мы добрались до таких высот, что нам и не снились. Да и посягательств больше на мою задницу никто не выказывал. Мы стали друг для друга верными корешами, готовыми подсунуть в похмельное утро бутылочку холодного пива. Жизнь удалась, что называется. Чувство опасности улетучилось к весне, как сигаретный дым в открытую форточку.
Но всё в один миг обратилось в прах, когда посреди одной из афтепати меня под локотки нагло уволокли от народа и Энди. Я запоздало пытался понять, кто и куда меня тащит. Надо было меньше пить в тот вечер. Я изумлённо уставился сверху вниз на Ландерса, втолкнувшего меня в гримёрку и щёлкнувшего замком. Не очень трезвый гитарист с интересом разглядывал меня, словно один из экспонатов в музее мадам Тюссо. Я же не знал, что и сказать на такое наглое похищение, хотя задницей уже предчувствовал недоброе.
— Круспе очень лестно отзывался о вашей совместной работе, — выдал наконец немец. — Он просто пел тебе дифирамбы.
— Я старался, — ляпнул мой язык, не дождавшись здравой мысли от мозга.
Глаза Ландерса загорелись в полумраке комнаты.
— Ты и правда умеешь отменно разогревать и не только публику, — вкрадчиво ответил гитарист. — Может, и меня разогреешь?
Ландерс не двусмысленно поправил своё хозяйство в штанах, при этом нагло пялясь на меня похотливым взглядом уличной шлюхи.
— А не пошёл бы ты на хуй, Пауль?
Сознание пришло в ужас от того, что выдал мой язык во второй раз. Гитарист, видимо, тоже не ожидал такого ответа, в изумлении приподняв одну бровь.
— Что? — немецкий акцент прозвучал чётче обычного.
Я лихорадочно пытался придумать что-то менее агрессивное в своё оправдание, но все мысли в одночасье выпорхнули из головы.
— Тебе что-то не нравится? — уточнил Ландерс, сделав пару шагов ко мне. — Тебя не устраивает моя компания?
По иронии я никогда не воспринимал его всерьёз. Ландерс всегда больше всех хохмил и прикалывался, он напоминал мне меня самого. И уж тем более мне казалось, что уж с ним-то я смогу справиться в любом случае. Но внезапно обхватившие меня со спины чьи-то руки взорвали мозг, как сработавшая сигнализация. Я не успел что-либо высказать по поводу столь нахального вторжения в моё личное пространство, как ощутил болезненную пощечину от гитариста.
— Грубить старшим нехорошо, — поучительно произнёс Ландерс, отвесив мне щедрую оплеуху.
Сейчас он изменился, от прежнего балагура и души компании не осталось и следа.
— Вы охренели, мать вашу!
Ещё одна вспышка боли пронзила мозг, когда пришёлся удар по колену, и я рухнул на пол.
— Ты плохо усваиваешь уроки, — назидательно прошептали где-то над ухом.
С трудом я смог опознать говорившего, так и уставившись на ухмыляющегося Пауля.
— Наши он усвоит на отлично, — гитарист подмигнул стоявшему за моей спиной Шнайдеру.
Увидев ещё одного немца в непосредственной близости от себя, я вмиг покрылся испариной от осознания ужаса сложившейся ситуации.
— Парни, вы же не серьёзно? — со слабой надеждой в голосе просипел я.
— Серьёзнее некуда, Джоуи, — заверил меня Ландерс, мягко погладив по той самой щеке, что минуту назад прижгло от удара.
Очевидно, что все эмоции были у меня на лице, поскольку Шнайдер присел передо мной на колени и вкрадчиво произнёс:
— Но всё зависит от тебя. Будешь хорошим мальчиком, и пострадает только твоя гордость.
— Не только, — ехидно поправил его гитарист.
— Зачем вам это? Почему я? Развлечься больше не с кем, что ли? — взмолился я.
— А почему нет? — резонно спросил Пауль. — Ты весёлый, раскрепощённый, привлекательный. И ты гей, в конце концов. Что тебе терять? Наоборот, тебе должно льстить внимание с нашей стороны.
— По-моему, он не разделяет твоего энтузиазма, — рассмеялся Шнайдер, опустив свою ладонь на мой загривок.
— Выбора у него всё равно нет, — словно приговор сорвался с губ Ландерса.
От ощущения тяжёлой властной руки не шее внутри всё сжалось ещё больше. Вряд ли эти двое отступят. И если справиться с одним я бы ещё рискнул, то с обоими точно не получится. Но и отдаваться по доброй воле на сомнительную милость немцев я не хотел. Взгляд метался по гримёрке в поисках возможного спасения. Окон в помещение не было. Единственная дверь заперта предусмотрительным гитаристом. Однако можно было найти что-то, что могло бы послужить в качестве орудия защиты или нападения. Заметив оставленную Рихардом одну из гитар, я тут же продумал план своего спасения. Осталось только добраться до этого музыкального инструмента, что покоился в кресле в пяти метрах от меня. Но немцы словно прочитали мои мысли, или у них просто был богатый опыт подобных ситуаций. Поймав мой взгляд, Шнайдер сильнее сжал пальцы на моей шее.
— Что ты там удумал? — елейным голосом поинтересовался Дум. — Плохая идея.
— Хватит прелюдий, — Ландерса уже потряхивало от нетерпения.
Резко поднявшись на ноги, Пауль дёрнул меня за руку по направлению к дивану. Какая забота. Но в сложившейся ситуации я решил заботиться о себе сам. Как только Шнайдер ослабил бдительность, и его рука покинула мою вспотевшую шею, я рванул к креслу, надеясь использовать музыкальный инструмент в качестве средства самообороны. Но я явно недооценил моих будущих мучителей. Уже схватившись за ручку двери, я взвыл от резкой боли, с меня едва не сорвали скальп. Рухнув навзничь, я тут же увидел над собой обоих немцев, недовольных моей опрометчивой выходкой. Однако сдаваться я не спешил. В отчаянии размахивая руками и ногами, я, как мог, пытался не подпускать к своему телу настырных извращенцев. Пару раз я явно попал в цель, если судить по сдавленному шипению и отборному мату в мой адрес. Новая вспышка боли взорвала мозг, а на губах растёкся привкус железа. Но даже эта боль не смогла перекрыть ужас от возможного совокупления с двумя взрослыми мужиками, которые вряд ли будут деликатничать. Очередной рывок за мою многострадальную шевелюру и второй удар в лицо высек сноп искр из глаз.
— Суки! Отвалите от меня, грёбаные мудаки, — я ещё пытался бравировать и сохранить твёрдость в голосе.
— Не порть ему лицо, а то придётся объясняться с Круспе, — рассмеялся Шнайдер.
Круто! Я, оказывается, ещё и его собственностью стал!
— Я сам ваши морды разобью об пол! — мои угрозы не соответствовали моему положению лёжа на полу под двумя разошедшимися не на шутку мужиками.
— Срать я хотел на его морду! — голос Ландерса, пропитанный насквозь злостью и похотью, не предвещал ничего хорошего.
Удар под дых выбил весь воздух из лёгких, заставив свернуться в позе эмбриона и попытаться прикрыть себя руками и ногами от дальнейшего избиения.
— С-суки-и-и… — я уже просто скулил от боли и отчаяния, когда две пары крепких рук схватили меня за конечности и поволокли по полу вглубь гримёрки.
— Нежнее, Пауль, — судя по тону, Шнайдер продолжал улыбаться, его явно забавляло всё происходящее.
— Сам отказался от нежности, — пропыхтел Ландерс, помогая закинуть меня на диван.
Уткнувшись носом в подлокотник, я оказался в весьма неприглядном положении. Руки были быстро стянуты за спиной чьим-то ремнём. Я не успел опомниться, как с меня уже стаскивали джинсы и бельё. Я оказался полностью обездвижен и с голой задницей.
— Ублюдки! Энди вам яйца оторвёт, — я предпринял попытку запугивания, но в ответ получил лишь хищный смех.
— Ты о своих лучше подумай, — прохрипел навалившийся на спину гитарист и довольно грубо ухватился за мою мошонку, протиснув руку между ног. — Дёрнешься или заорёшь, и я сам из твоего хозяйства омлет сделаю.
Сильные пальцы сжались крепче, выдавив из глаз слёзы. В таком положении сопротивление грозило пожизненной половой инвалидностью. Пришлось заткнуться и замереть в ожидании дальнейшего надругательства над собой.
— Давно бы так, — довольно промурлыкал Шнайдер, которому явно не давала покоя моя шея.
Широкая ладонь переместилась с затылка на подбородок и вывернула голову к себе. Устроившись передо мной на диване, Дум быстро расстегнул ширинку, вывалив мне под нос свой хуй.
— Давай, принцесса, приласкай меня.
С отвращением уставившись на маячивший перед лицом член, разивший мускусом и незнакомым амбре, я едва сдерживал тошноту.
— И не вздумай кусаться, — предупредил Шнайдер, пытаясь затолкать мне в рот своё хозяйство.
Я отворачивался и старательно стискивал зубы, но сильные пальцы до боли сжали челюсти, заставив вскрикнуть, чем и воспользовался шустрый насильник, затолкав мне в рот свой полувозбуждённый хуй. Хотелось выть и орать от отвращения, но это оказалось проблематично с затолканным по самое горло членом. От унижения и безысходности хотелось сдохнуть. Чувство омерзения растекалось по кишкам словно яд, отравляя всё внутри. И когда казалось, что хуже быть уже не может, я второй раз за вечер ошибся. Дал знать о себе Ландерс, копошившийся у моей задницы. Наглые пальцы без стеснения и прелюдии проникли в моё обречённое нутро, заставив выгнуться и застонать даже с чужим членом во рту.
— Классная задница, — резюмировал гитарист, не заботясь об ощущениях обладателя этой задницы. - И растягивать не нужно.
Оставшись довольным предварительной проверкой, Ландерс быстро заменил пальцы на свой стоящий колом член. Шнайдер на несколько секунд выскользнул из моего рта, справедливо опасаясь за своё достоинство. Едва успев набрать воздух в грудь, я чуть не заорал от такого беспощадного вторжения в свой анус. Но предусмотрительная широкая ладонь не дала ни звуку вырваться из моей глотки. От режущей чудовищной боли по щекам полились слёзы. Я, как мог, пытался отодвинуться от нагло напирающего сзади гитариста, но тот пёр вперёд с упорством барана, нещадно терзая мою бедную прямую кишку. Выждав ещё секунд пять, Шнайдер бесцеремонно вернул свой член в мой рот, решив, что хватит мне прохлаждаться. Я с остервенением сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, но вырваться не было ни малейшей возможности. Ландерс, словно ковбой, держал ремень, как поводья лошади, и без жалости драл меня, как жеребец ту самую кобылу. Не сказать, что у него был огромный член, но орудовал он им словно штопором, буквально разрывая мою задницу на британский флаг. Шнайдер тоже не особо церемонился, вдалбливая свой хуй в горло и не задумываясь о том, что мне нужно чем-то дышать. Захлебываясь слюной и его смазкой, я молча глотал слёзы боли и отчаяния, молясь, чтобы это всё скорее закончилось. Сквозь гул в голове я слышал порой их бормотания на родном языке и проклинал всю немецкую нацию вплоть до каменного века. Вскоре Шнайдер оставил моё саднящее горло, чтобы не кончить раньше времени. А вот Ландерс, наоборот, с удвоенной силой задвигался в моей многострадальной заднице, выходя на финишную прямую. Его на удивление сильная ладонь уже до синяков отбила мою тощую жопу, хлестая направо и налево. Сопение и шумное дыхание гитариста перемежалось со сдавленными стонами, говорившими о скором финише. Я же отрешённо уставился на пол, елозя влажной от слюны и слёз щекой по шершавому дивану.
Шнайдер, видимо, решил проявить сочувствие, убрав с моего лба взмокшую чёлку.
— Принцесса, неужели тебе не нравится? — с сарказмом осведомился немец.
Я не соизволил ему ответить, чем вызвал явное недовольство. Хлёсткая пощёчина должна была развязать мне рот, но не справилась с поставленной задачей. Зато Ландерс, похоже, выполнил свою задачу на максимум, выдав на родном языке что-то явно нецензурное и залив мои кишки своей грёбаной арийской спермой. Не успел гитарист покинуть мою задницу, как его место тут же поспешил занять Шнайдер. Однако его ждал неприятный сюрприз, чему он и поспешил возмутиться.
— Ландерс, блядь! Не мог презерватив надеть! — сокрушался Дум, глядя на мою жопу.
Ехидный смех Пауля был ему ответом.
— Кто первый встал, того и тапки. В следующий раз в карты лучше играй, — посоветовал гитарист, развалившись на диване и смакуя прикуренную сигарету.
Наверно, мне должно было польстить то, что моя жопа стала призом в покере между этими уродами, но не польстило. Матерясь, Шнайдер сам вынужден был раскатать на своём члене резинку, прежде чем засадить его в моё растянутое очко.
— Я тебе это припомню, — выдохнул драммер, тут же задвигавшись в бешеном темпе.
Ландерс заржал и потрепал меня по волосам, пытаясь хоть как-то вовлечь в процесс. Я же мечтал о том, чтобы всё скорее закончилось, и упрямо уткнулся лицом в сиденье дивана, пытаясь скрыть предательские слёзы. Но пальцы гитариста тут же грубо ухватились за волосы, заставляя поднять голову.
— Летц, ты чего такой неразговорчивый? — с сарказмом осведомился Пауль. — Полчаса назад пиздел без умолку, а сейчас и слова из тебя не вытянуть.
— Я скажу всё, но позднее и не вам, — просипел я, дёргаясь от каждого движения Шнайдера. — Энди вас кастрирует.
— А это вряд ли, — возразил гитарист. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы он был следующим в списке наших любимчиков.
От такой перспективы для своего любовника мне поплохело больше, чем от действий этих извращенцев. Я бы никогда не подверг опасности любимого человека. А потому вынужден был молча терпеть надругательства над собой.
К моему счастью, Шнайдера надолго не хватило. Вякнув что-то по-немецки, он отлип от меня. Я дёрнулся, уворачиваясь от лицемерного поцелуя в щёку.
— Спасибо, принцесса, — усмехнулся драммер. — Но в следующий раз не будь такой строптивой.
В следующий раз?! Да я скорее застрелюсь, чем снова подпущу к себе хоть кого-нибудь из этих мудаков.
— Тогда в следующий раз я использую его же подарок по назначению, — пообещал Ландерс, развязывая мне руки.
Экстремальный фистинг уж точно не входил в мои планы ближайшие лет сто. Для себя я уже решил обзавестись револьвером, и если эти уроды ещё раз подкатят ко мне свои яйца, я этот револьвер и засуну им в задницы.
Когда дверь гримёрки закрылась за немцами, я с трудом смог сползти на пол, о чём незамедлительно пожалел, шлёпнувшись задницей на холодную плитку. Едва не взвыв от боли и чувства омерзения, я кое-как натянул штаны. Желание веселиться дальше улетучилось вместе с насильниками. Не желая никого видеть ближайшие дни, я вынужден был просто сбежать в гостиницу. Забаррикадировавшись в номере, я тут же закрылся в ванной. Хотелось просто сесть на пожарный гидрант, чтобы не только вымыть из внутренностей улики преступления, но и вычистить мозг от жутких воспоминаний произошедшего. Натирая тело мыльной губкой, я едва не стёр с кожи все свои художества. Но это сейчас меня волновало меньше всего. Хотелось смыть с себя даже остатки запаха обоих насильников, но, сколько бы я ни мылся, в носу до сих пор стоял терпкий запах двух возбуждённый мужских тел. Досидев в ванной до того, что начала кружиться голова, я всё же выполз из воды. Именно выполз, потому как сил уже не было. Отсидевшись на коврике в ванной и замотавшись в полотенце, я кое-как поднялся на ноги и ужаснулся, глянув на себя в зеркало. На левой скуле красовался приличный синяк, распаренный в горячей воде, а разбитая нижняя губа была не меньше, чем у Памелы Андерсон. Только тут до меня дошло, что придётся объяснять Энди свой внешний вид. Нет, можно было бы броситься к нему на грудь в слезах и соплях и дойти до менеджмента и продюсера Раммов и предъявить им обвинения, предоставив в качестве улик свой фейс и растянутое очко. Но в то же время я прекрасно понимал, чем это всё обернётся и для Энди в первую очередь. Да и не было желания красоваться своей жопой перед кем-то ещё, кроме ЛаПлеги. Чёрт бы побрал этих немцев! Они всё рассчитали и прекрасно знали, что останутся безнаказанными.
От души саданув по зеркалу и порезав пальцы, я принялся обследовать свои вещи в поисках лекарства от воспоминаний, и я его нашёл. Но, видимо, не рассчитал с дозой, поскольку возвращения в номер Энди я не помнил, как и оставшуюся часть ночи.
Проснувшись ближе к обеду, я почувствовал рядом ещё одно тело. К счастью, по разрисованной руке на своём плече я понял, что рядом со мной любимый человек, а не кто-то другой. Усевшись на кровати, я едва не взвыл от тупой саднящей боли в заднице. Энди ждало как минимум пара дней без секса. Хотя даже любимого мужчину мне будет теперь не просто к себе подпустить. От злости, обиды и досады я саданул ЛаПлегу по плечу. Я и так на него был зол, потому что он оставил меня вчера одного без присмотра.
Всхрюкнув от такого внезапного пробуждения, моя половинка явила мне свой помятый и недовольный лик.
— Летц, ты чего дерёшься? — возмущённо пробормотало сонное тело.
— Олле Андерс Ольсен, скотина ты эдакая! Ты куда вчера исчез? — на пару тонов громче, чем следовало, спросил я.
Изумлённый и не до конца отошедший от ночных возлияний, ЛаПлега уставился на меня.
— Это ты вчера ушёл и ни слова мне не сказал? Какая муха тебя укусила?
Я видел, как изменился в лице Энди, разглядев мою расписную физиономию при свете дня.
— И какая сволочь это с тобой сделала? — сильная рука по-хозяйски повернула к себе моё лицо.
От увиденного Энди проснулся и даже окончательно протрезвел.
— Что это? — брови мужчины сомкнулись на переносице, пока пальцы с осторожностью прикасались к пострадавшему лицу.
— Ничего, — я резко отдёрнул голову и, прихрамывая, поднялся с кровати. — С лестницы упал.
Энди с явным недоверием разглядывал несколько синяков на моём бедре и спине.
— А это что?
Я проследил взглядом за рукой ЛаПлеги. Блядь, какой же я идиот! Вся прикроватная тумбочка была припорошена белым порошком. Я ночью даже не удосужился убрать за собой остатки кокаина. Хотя у меня было смягчающее обстоятельство, как у жертвы изнасилования. Но об этом я предпочёл умолчать.
— Обезболивающее, — буркнул я и сбежал в ванную.
— Что случилось? — Энди не собирался отступать.
Нагнав меня, он вновь уставился на моё пострадавшее лицо.
— Я же сказал, упал с лестницы, — я начал раздражаться от этого допроса.
— А я просил тебя завязать с кокаином, — напомнил тоном учителя ЛаПлега. — Рассказывай, что случилось!
— Если бы ты был рядом, со мной бы ничего не случилось! — мой голос сорвался на крик. — Пока ты заливался и тискал шлюх, меня… — самого трахали, как последнюю шлюху!
Я едва не сказал последние слова вслух. Но проглотив их вместе с болью и обидой, я лишь оттолкнул от себя Энди. Точнее, попытался. Я чувствовал, что злость к немцам переключится на него, но не знал, как этого избежать. Вырываясь из крепких рук, я старался не смотреть в глаза любимого человека, боясь, что взгляд меня выдаст.
— Кто тебя избил? — серьёзно спросил Энди. — Скажи имя, и я на куски порву этого ублюдка.
— Я. Упал. С. Лестницы, — с упорством барана повторял я вновь и вновь.
Поняв, что от меня не добиться правды, ЛаПлега ослабил хватку, будто пытался спрятать меня в своих объятиях.
— Хорошо, сделаю вид, что я тебе поверил, — сдался он. — Но, если эта лестница тебе вновь встретится, я буду рядом. Слышишь? Ты от меня больше ни на шаг не отойдёшь.
Я смотрел на любимого взглядом побитой собаки. Вот за что я его любил — Энди мирился со всеми моими причудами и терпел со стойкостью Будды все мои приключения. Хотя он вряд ли мог даже предположить, что именно со мной произошло на этот раз.
— Не отпускай меня. Не оставляй больше одного, — с мольбой прошептал я, уже сам обнимая Энди.
— Ты моё горе луковое, — с нежностью ответил ЛаПлега, целуя мои опухшие губы.
Я пытался ему ответить, но стоило его руке опуститься ниже моей поясницы, как в голове словно включилась сигнализация. Я понимал, что нельзя отталкивать от себя любимого человека, но не смог переступить через свой страх такой скорой близости. Вывернувшись из ослабших объятий, я попытался улизнуть. Но Энди явно был настроен на игривый лад, несмотря на жуткое похмелье.
— ЛаПлега, мне плохо, — я, как мог, изображал умирающего лебедя.
— Я тебя быстро вылечу, — мой норвежец продолжал наступать, пусть и деликатно.
— Мне сейчас нужны только покой и тишина.
— Для этого ты выбрал явно не ту компанию, — с улыбкой заметил Энди, пытаясь повалить меня на кровать.
— Ты оглох?! Оставьте все меня в покое! — истерика была на подходе. — Доебаться больше не до кого?!
Вскочив с постели, я оттолкнул от себя ЛаПлегу, уже не заботясь о последствиях. Мне противна была сама мысль о сексе, даже с любимым человеком. Естественно, Энди в недоумении смотрел на меня, орущего на весь номер.
— Если потрахаться приспичило, иди и найди себе какую-нибудь шлюху! Например, ту, с которой вчера развлекался!
— Джо, что на тебя нашло? Ревнуешь, что ли? Или ты до сих пор под коксом?
— Иди в жопу! — я запустил в Энди его же ботинком.
Не знаю, что меня могло ждать в ответ, но в это время в номере появился Фридрих. Жуя огромное яблоко, он пару секунд разглядывал нас, прежде чем выдать:
— Когда закончите семейную сцену, собирайте свои чемоданы. У нас самолёт через три часа, если вы забыли.
Второй ботинок Энди полетел в охуевшего Тревора.
— Псих! Мы тебя в багажном отсеке отправим, — пообещал мне перкуссионист и свалил из номера.
— Могу вообще никуда не лететь и остаться здесь! Навсегда! — от души хлопнув дверью ванной, я спрятался там почти до самого вылета.
Зная меня как облупленного, Энди предпочёл больше не донимать расспросами. Он уже привык, что мои истерики могли начаться на ровном месте и так же быстро сходить на нет. Зато Тревор не преминул рассказать остальным о моей утренней выходке, и теперь несколько пар глаз всю дорогу косились на меня. Когда это меня вконец достало, я просто пообещал убить любого, кто ещё хоть раз посмотрит в мою сторону с видом как минимум профессора по психиатрии. Сработало на какое-то время.
Новая страна, новый город, новая гостиница. К моему несчастью, номера были одноместные. Это значило, что защита в виде ЛаПлеги ночью мне не светила. Хотя какого чёрта?! И не думая заселяться в свой номер, я прямиком затащил свои вещи к Энди. Тот лишь снисходительно улыбнулся.
— Чувствуй себя как дома, — с улыбкой произнёс он. — Но не ворчи, если будешь падать с кровати.
ЛаПлега был пессимистом. Кровати в номерах были огромные, даже при всём желании я бы не свалился с неё.
Немцев в тот день я не видел. Как сообщил потом Стюард, их разместили на другом этаже, выше. Естественно, звёзды ведь, мать их! Но не могу сказать, что я очень скучал по этим ублюдкам. Наоборот, к ночи я смог расслабиться и немного успокоиться в компании Энди, который проявлял просто олимпийское спокойствие и терпение к моей истеричной персоне. Он даже не отправился с остальными в тот вечер в ночной клуб, а остался со мной в номере. Проведя ночь, как восьмидесятилетняя супружеская пара, я, тем не менее, был счастлив, как никогда.
Но я понимал, что постоянно прятаться от немцев будет проблематично. Нас ждала впереди ещё половина тура. Потому на следующий день я словно тень следовал по пятам за Энди. Будь моя воля, я бы приковал его к себе наручниками для собственного спокойствия. Расстались мы с ним только на пару часов, пока я носился по магазинам в поисках грёбаного револьвера. Чёрт побери, почему в Европе оружие купить так проблематично?! Верните меня в мою родную Америку! Я едва не взвыл от досады, когда узнал от продавца, сколько нужно справок, чтобы купить простой пистолет. Да ещё и ждать не меньше недели, пока мне его отдадут. Чёрт бы побрал эту бюрократию! Плюнув в сердцах на законотворцев, я приобрёл себе электрошокер, не бог весть что, но лучше, чем пустой карман. В следующий раз, если кто-то из троицы будет размахивать передо мной своим хуем, я его просто поджарю!
Почувствовав хоть какую-то уверенность и безопасность для своей персоны, я направился на саундчек. Пока я бегал по бесконечным коридорам спортивной арены, где нам предстояло выступать, и искал Энди, первыми мне попались немцы. Я так и замер за сценой, уставившись на мерно беседовавших Ландерса и Шнайдера. Страх сменился на злость, мне хотелось прямо тут разбить их головы о стену, но сновавшие тут и там технари остановили меня от необдуманного поступка. Заметив меня, немцы мило улыбнулись акульими оскалами. Игру в гляделки прервал чем-то недовольный Круспе, оравший на техников в своих лучших традициях.
— Летц, не путайся под ногами, — буркнул Рихард, бесцеремонно отодвинув меня с дороги.
Но, заметив мою цветущую синяками физиономию, гитарист резко замер. Просканировав меня и сделав какие-то выводы, Круспе снизошёл до разговора.
— Что с тобой?
Я едва сдержался, чтобы не врезать ему. Сукин сын старательно изобразил на лице удивление и сочувствие, да ещё и проявил участие к моей скромной персоне! Великая честь для простого смертного.
— Не твоё дело, — процедил я.
— Боюсь, что моё, — улыбнулся Рихард. — Почему ты мне не рассказал?
— Потому что это не твоё дело, — медленно повторил я, отмахнувшись от руки гитариста, пытавшегося погладить меня по щеке.
— Я поговорю с ними. Они больше не будут распускать руки, — пообещал Круспе, будто не замечая моей злости.
— Мне не нужна твоя помощь! Я сам этого больше не допущу.
Рихард снисходительно улыбнулся.
— Не злись на них, — гитарист покосился на своих коллег. — Нам ещё три месяца вместе работать.
Ублюдок был прав. Или просто пытался меня запугать. Не могу сказать, что это у него получилось, но неприятный холодок у меня по спине пробежал.
— Вот и пусть держатся от меня подальше, — выплюнул я и направился в противоположную от немцев сторону.
Я уже проклинал в мыслях исчезнувшего ЛаПлегу, когда меня остановил смех за спиной. Обернувшись, я заметил, как троица пялилась на меня и явно меня обсуждала на родном языке.
Уроды! Рискните теперь ко мне подойти!
Но, даже несмотря на лежавший в кармане шокер, сердце забилось чаще от их взглядов. Эти извращенцы определённо что-то задумали. Тем быстрее я решил найти Энди и почти сбежал. Мне было уже не до гордости и имиджа. Сохранность задницы меня сейчас волновала больше. Весь вечер я тенью ходил за Энди, не отдаляясь от него ни на шаг. Концерт прошёл без эксцессов, хотя я и ловил на себе ухмыляющиеся взгляды от Шнайдера и Ландерса, но старался просто их не замечать. Само собой, на афтепати я не остался и Энди утащил за собой в гостиницу, хоть он и пытался сопротивляться. Но моё нытьё сработало на этот раз. И даже ещё на пару вечеров. В Испании же ЛаПлега психанул, и я вынужден был один возвращаться в номер гостиницы. Я злился на него, но так же понимал, что Энди хочет развлечься и отдохнуть после концерта. Но сам я не горел желанием видеть хоть кого-то. В надежде, что надолго мой норвежец не задержится, я закрылся в номере. Покоротав время перед плазмой с пивом, я завалился спать, так и не дождавшись своего ненаглядного. Я же обещал ему завязать с коксом. Хотя сейчас он бы мне очень помог.
Посреди ночи хлопнула дверь номера. Когда включился свет, я поспешил спрятать голову под подушкой. Однако ЛаПлега не спешил ко мне.
— Твою мать, выруби этот чёртов свет и ложись уже, — раздражённо пробормотал я, надеясь, что Энди в состоянии сам раздеться и не промахнётся мимо кровати.
Через пару секунд на меня практически рухнуло тело.
— Как скажешь, принцесса.
Я попытался вскочить и сбросить гостя с себя, узнав голос. Но Шнайдер, а это был именно он, не спешил покидать постель. Я изо всех сил старался избавиться от навалившегося на меня драммера и одновременно дотянуться до сумки, где лежал треклятый шокер. От Шнайдера ощутимо пахло алкоголем. Чёрт бы побрал этого мудака. Я должен был с ним справиться. Я могу с ним справится!
— Джоуи, ты же не обиделся на нас за ту невинную шалость? — елейным голосом поинтересовался немец, схватив меня за руки.
— Иди на хуй! — выкрикнул я, с силой отталкивая от себя тяжёлое тело. — Не смей больше меня трогать! Я вам не шлюха с улицы!
Лягаясь и размахивая руками, мне удалось столкнуть кудрявого ублюдка с кровати, и он с грохотом рухнул на пол.
— Отвали от меня, сука! — вскочив на ноги, я пытался взглядом найти сумку.
Надо было сунуть шокер под подушку. Но я ведь даже представить не мог, что кто-то сможет пробраться в номер. Кстати, как он вообще смог зайти? Откуда у него ключ?
— Летц, ты что-то потерял? — со смехом поинтересовался Ландерс, всё это время молча наблюдавший возню своего согруппника.
— Наверно, свою невинность, — заржал Шнайдер, пытаясь ухватить меня за ноги.
— Иди в жопу, если не хочешь, чтобы я тебе яйца оторвал!
— Малыш, это приглашение? — драммер таки ухватился за мои трусы.
Не выдержав, я от души заехал ему в челюсть.
— Никто из вас больше ко мне не притронется.
Явно не ожидавший такого отпора, Шнайдер сначала с удивлением, а затем со злостью уставился на меня. Не веря своим глазам, он провёл рукой по разбитой губе.
— Я убью тебя, — прорычал Дум, сплюнув кровь на пол.
— Рискни, — процедил я, найдя шокер и продемонстрировав его немцу. — Я тебе яйца поджарю.
Заметив предмет в моей руке, драммер замер, явно прикидывая, как ко мне подступиться.
— Ого, а малыш-то у нас с фантазией, — воскликнул Ландерс, решив всё же подключиться к действу.
Развернувшись к гитаристу, я помахал перед его носом шокером.
— Я не блефую! Только подойди ко мне!
Несмотря на наличие хоть какого-то орудия самообороны, положение моё было незавидным. В отличие от своего напарника, Ландерс был трезв, что усложняло мои попытки сопротивления.
— Брось эту хреновину, если не хочешь, чтобы я тебе её в жопу засунул, — посоветовал Пауль, двигаясь ко мне.
— Да что вам всем от меня надо?! Козла отпущения нашли?! — меня начало трясти от ужаса, и голос сорвался на крик. — Почему я?! Возьмите любую фанатку или фаната! Они с радостью всё для вас сделают! Оставьте меня в покое!
— Именно потому, что они готовы на всё, нам это неинтересно, — пояснил Ландерс.
Я уже готов был разрыдаться от отчаяния, осознав весь ужас своего положения. Гитарист был трезв. И если с пьяным Шнайдером я бы смог совладать, то присутствие Пауля сводило на нет все попытки сопротивления.
Я не знал, что делать. Орать, чтобы меня услышали в коридоре или в соседних номерах? Но в такое время людей в коридорах мало. Да и обслуживающий персонал уже привык к постоянному дебошу при заселении таких постояльцев, как мы. Как вариант — можно было бы спрятаться в ванной, но для этого я должен был пробежать мимо караулившего выход из спальни Ландерса. Ещё можно было позвонить Энди, но я не помнил, где мой телефон. Да и вряд ли немцы будут спокойно ждать, пока я буду орать ЛаПлеге, чтобы он возвращался в номер и спасал меня от них. У меня опускались руки, что бы я ни сделал, выбраться отсюда целым и невредимым мне бы не удалось.
Энди! Сукин ты сын! Где тебя черти носят?! Я тебя ненавижу сейчас не меньше, чем этих грёбаных извращенцев!
А может, мне стоит стать покорным, как паршивая овца, и это им станет неинтересно? Ведь им интересно, когда жертва сопротивляется. Но сама мысль о подчинении вызывала во мне не меньшее отвращение, чем то, что со мной сделают эти ублюдки.
— Оставьте меня в покое, — простонал я, крепче сжимая в руке шокер.
— Может, нам позвать ещё кого-нибудь? — хищно улыбнулся Шнайдер. — Чтобы веселее было. Круспе ещё в адеквате. Да и Ларс не откажется от развлечения.
У меня глаза на лоб полезли при одной только мысли, что меня будут трахать сразу четверо.
— Нет уж. Этих мудаков ещё тут не хватало, — возразил Ландерс. — Я не собираюсь больше ни с кем делиться! Самим мало.
Гитарист с нескрываемым удовольствием рассматривал моё лицо и результат своей работы.
— Досталось тебе в прошлый раз, — фальшиво посочувствовал Ландерс. — Но ты сам виноват. Будь сговорчивей.
— Я сегодня не собираюсь быть таким же нежным, как в первый раз, — оскалился Шнайдер, медленно, но верно подбираясь ко мне через кровать.
— Я тоже, — словно очнувшись, я щёлкнул шокером прямо перед носом у зазевавшегося драммра.
Из-за нарушенной координации движений Дум едва не нырнул носом в пол, вызвав приступ смеха у Ландерса. Хрен они меня получат без боя! Здравым смыслом я понимал, что так только сильнее разозлю своих насильников, но гордость и чувство собственного достоинства не позволяли просто так подставлять им свою задницу. Матюкнувшись после такого пируэта, Шнайдер решил зайти с другой стороны. Вынув ремень из джинс, он решил обезоружить меня с его помощью. Но пьяному мужчине и это не удалось. Наоборот, я смог завалить немца на пол и теперь уже ему с трудом удавалось удержать мою руку с электрошокером на расстоянии от своего лица.
— Ландерс, блядь! — пропыхтел драммер, схватив второй рукой меня за горло. — Ты долго стоять там будешь? Может, соизволишь уже сделать хоть что-нибудь?!
— Ты же сам справиться хотел, — напомнил гитарист, с улыбкой наблюдая возню на полу.
Вместо ответа Шнайдер от души покрыл матом своего коллегу и всю его семью.
— Значит, тебе нужна моя помощь? — уточнил Пауль, не спеша приближаясь к нам.
— Да! — рявкнул Кристоф.
Я пытался отодрать его руку от своего горла и в то же время лягнуть драммера по яйцам, но тот, как заправская шлюха, обхватил меня ногами, лишая возможности такого манёвра. Краем глаза я заметил двинувшегося в нашу сторону Ландерса и задёргался сильнее, пытаясь скинуть с себя присосавшегося словно пиявка немца. Я бы заорал от боли, когда ладонь гитариста так сжала мои пальцы с шокером, что я практически услышал хруст костей, но горло пережимали пальцы Шнайдера. Чёрт, не думал, что у Пауля такие сильные руки.
— Это тебе не понадобится, принцесса, — усмехнулся Ландерс, отбросив бесполезный шокер в угол.
Вновь стальная хватка на моей шевелюре, и вот уже четыре руки закинули меня на кровать, как тряпичную куклу. Я смог наконец вдохнуть и тут же попытался сбежать.
— Не подходите, — просипел я, едва не свалившись с кровати, но сильные руки рывком подтянули меня обратно.
С ужасом уставившись на нависшего над собой запыхавшегося Шнайдера, я попытался его куда-нибудь пнуть, но тут же уткнулся носом в подушку. Горячая ладонь будто тиски сдавила затылок, грозясь раздавить мою голову, как арбуз. Колено упёрлось в поясницу, едва не сломав меня пополам.
— Малыш, не дёргайся, не делай себе больнее, — спокойный и уверенный голос оглушил не хуже удара в челюсть.
— Он, видимо, любит боль, — процедил драммер, наклонившись к самому лицу и скалясь отвратительнее Фредди Крюгера.
— Не смейте, суки!
А что ещё я мог сказать? Хотя прекрасно понимал, что угрозы и проклятия их не остановят.
— И это твоя благодарность за наше великодушие? — завёлся Шнайдер. — Тварь неблагодарная!
Очередная вспышка боли от удара по лицу. В голове мелькнуло, что на этот раз история с лестницей не прокатит. Но с другой стороны, если Энди поймёт, что случилось, я могу больше не опасаться за своё будущее. Его просто не будет.
— Он не понимает своего счастья, — усмехнулся Ландерс.
Я бы рассмеялся от этого заявления, если бы смог.
— Круспе попросил аккуратнее с его лицом, — гитарист остановил вновь замахнувшегося Шнайдера.
— Сам ты его в прошлый раз не очень жалел, — напомнил драммер.
— И в результате чуть не оглох от истерики нашей примы, — закатил глаза Пауль, помогая связать мне руки за спиной.
Ведя непринуждённую беседу, Шнайдер дрожащими руками расстегнул свои штаны.
— Я первый, — безапелляционно заявил он.
— С какой радости? — усмехнулся Ландерс.
— С такой, что в прошлый раз ты поступил, как свинья, — рявкнул кудрявый.
— Может, для начала отсосёшь мне, как Круспе? — я не смог промолчать, пытаясь оттянуть неизбежное.
Пауль заржал, стаскивая с меня трусы.
— Я знал, что он пидарас, — вторил ему Шнайдер. — Но от нас ты такой радости не дождёшься.
— Он тогда явно был под коксом, — попытался отстоять честь своего коллеги Пауль.
— Он всегда под коксом, — не унимался Шнайдер, надрачивая свой член.
Я, как мог, пытался абстрагироваться от происходящего в ожидание неотвратимого.
— Резинку не забудь, — посоветовал Ландерс.
— Хрен тебе, — оскалился драммер, явно прицеливаясь к моей заднице.
Какая забота, блядь! А обо мне почему-то они не думают. Я ведь понятия не имею, кого они там трахали до меня. А желание получить от этих мудаков в качестве бонуса триппер или гонорею у меня не было.
— Как хочешь, только потом не верещи, оказавшись у венеролога, — пожал плечами гитарист.
— Ты же не верещишь, — фыркнул Шнайдер.
— С-с-с-сука-а-а-а-а, — заорал я, когда он без предупреждения и какой-либо смазки попытался засунуть в меня свой член.
Или в тот раз они были деликатнее, или моя задница ещё не оправилась от последних приключений, но мне казалось, что в меня засадили раскалённый кол.
— Ш-ш-ш-ш-ш, — попытался успокоить меня Пауль, заткнув рот ладонью. — Ты ведь не хочешь разбудить соседей?
Я зажмурился от раздирающей боли и попытался сначала расслабиться. Но не получилось. Тогда я попытался сопротивляться и сжаться, стало ещё хуже. Блядь, что же они за изверги?! Уроды! Сволочи! Пидарасы, мать их! Хотелось орать и материть их на чём свет стоит, но горло просто сжало спазмом от жуткой боли. Они меня порвут! Если уже не порвали. Я отчаянно попытался сдержать предательские слёзы, но это было просто невозможно.
— Аккуратнее, Шнай, — покачал головой Пауль. — Он сейчас сознание потеряет.
Да, чёрт побери! ДА! Я мечтал об этом! Я молил бога, чтобы отключиться и не слышать, не видеть и не чувствовать ничего! Но богу в этот вечер было на меня наплевать, как и тому, кто без жалости сейчас меня трахал.
— Потерпи немного, малыш, — Ландерс потрепал меня по голове и попытался присосаться ко рту своими губами. — Я буду нежен, не то что это животное.
Я старался не слушать и не слышать, мне было уже всё равно. Потому я не сразу понял, почему драммер остановился.
— Блядь! Сука, — Шнайдер практически зарычал, до синяков впившись в мои бёдра.
Дёрнувшись ещё пару раз, он оттолкнул меня от себя.
— Какого хрена? — Дум обескуражено уставился на свой вялый член, не веря в происходящее.
— Ничего, Крис, с мужиками в твоём возрасте такое случается, — я смеялся, просто ржал сквозь слёзы над обессиленным немцем.
На что разъярённый Шнайдер едва не переломал мне половину рёбер, саданув коленом под дых.
— Ещё раз откроешь свой рот, и я засуну тебе в задницу твой же грёбаный шокер! — заорал драммер.
— Уймись, псих! Он не виноват, что у тебя не стоит. Меньше пить надо было, — усмехнулся Ландерс.
— Иди в жопу!
— Сейчас пойду, — заверил Шнайдера гитарист. — Джо, открой-ка ротик, если не хочешь, чтобы я тебе тоже посуху засадил.
Я же категорически отказался от предложенного мне члена.
— Ну, как хочешь, — прошипел Ландерс, пристраиваясь ко мне сзади.
— Помощь не нужна?
У меня внутри всё оборвалось от этого голоса, а очко сжалось с новой силой. Сглотнув в повисшей тишине так, что это было слышно за пределами Мадрида, я с ужасом уставился на говорившего. Линдеманн подпирал собой косяк двери, сложив руки на груди и ехидно улыбаясь. Я сначала даже не понял, кому был адресован вопрос, и в душе затеплилась надежда.
Мои насильники тоже повернулись к гостю.
— Не стоит, мамочка, мы уже большие мальчики, — фыркнул Ландерс. — Но ты можешь занять очередь, если хочешь развлечься.
— Спасибо, но такие игры не по мне, — лениво ответил Линдеманн.
Я с мольбой уставился на него. Неужели ещё и этот громила решил почтить мою бедную задницу своим присутствием?
— Тогда проваливай, зрители нам не нужны, — оскалился Шнайдер, пытаясь реанимировать свой упавший член.
— Вам психиатр нужен, — спокойно возразил Тилль. — Или пара увесистых пиздюлей.
Ландерс и Шнайдер с удивлением уставились на вокалиста.
— Не нравится — не смотри. Дверь открыта, — процедил Пауль. — Вали отсюда.
Дальше я всё наблюдал, как в каком-то кино. На губах Линдеманна застыла усмешка, пока он приближался к кровати. И вот Шнайдер, матерясь, летит к стене. Следом за ним отправился и Ландерс без штанов. Я зажмурился. Ещё пара глухих ударов, крики и мат. Меньше, чем через минуту, хлопнула дверь номера.
Пытаясь прийти в себя от удара по рёбрам и стараясь не скулить от горящей огнём задницы, я рискнул пошевелиться. Тут же кровать просела под ощутимым весом справа. Мне не хотелось открывать глаза, не хотелось знать, чем всё закончилось. Сейчас мне хотелось просто сдохнуть от стыда, боли и унижения.
Я вздрогнул, когда чьи-то руки расслабили ремень на моих запястьях, освободив их. Затем эти же руки перевернули на спину.
— Ты жив? — спросил голос с осторожностью.
Судорожно сглотнув, я решился открыть глаза.
Линдеманн с беспокойством разглядывал меня, оценивая ущерб моему пострадавшему телу.
— Какого чёрта ты связался с ними? — с сочувствием поинтересовался Тилль.
Я не спешил с ответом. Оглядев спальню, я не до конца верил в происходящее. Неужели всё закончилось? Или меня ждёт нечто похуже сбежавших извращенцев?
— Это они со мной… связались, — я со стоном пошевелился, буквально слушая вопль каждой клетки собственного пострадавшего тела.
Я, как смог, прикрыл себя одеялом, стараясь избегать прямого взгляда вокалиста. Несмотря на его спокойный вид, я всё же до сих пор опасался за себя. Пусть Линдеманн и выпроводил моих мучителей, но сам покидать номер не спешил. Мне же хотелось бежать в ванную, чтобы в очередной раз отмыться от той грязи, что вылилась на меня с небес. Заметив моё состояние, Линдеманн попытался успокоить и похлопать по плечу. Я же едва не подпрыгнул на кровати от его прикосновений и затравленно уставился на немца.
— Я тебя не трону. И остальным больше не позволю, — заверил меня Линдеманн.
— Мне не нужна твоя протекция! — выпалил я, до сих пор злясь на всех представителей арийской расы.
— Нужна, поверь мне, — возразил Тилль. — Парни иногда теряют голову, и кому-то нужно ставить их мозги на место.
— Теряют голову?! — у меня началась истерика. — Они трахали меня, как последнюю шлюху! Издевались надо мной! Я сейчас даже Энди к себе не подпускаю! Им не мозги надо ставить на место, а члены оторвать к чёртовой матери!
— Они мои друзья, что бы там ни было, — как можно мягче возразил Тилль. — Хотя взбучку от меня они ещё получат.
— Имея таких друзей — и враги не нужны! Я всё расскажу Энди!
— Ты сам знаешь, что так будет только хуже для всех, — возразил Линдеманн. — Я же сказал, больше тебя никто не тронет.
— Да? И чем же я должен расплачиваться за твою защиту? Своей жопой? — не верилось мне в бескорыстные порывы этого громилы, и я продолжал истерить в своих лучших традициях.
— Я не трахаю мужиков в жизни. Только на сцене, — улыбнулся Тилль, поднимаясь с постели. — Но я подумаю над твоим предложением.
Я так и не понял тогда, сёрьёзно говорил вокалист или нет, но он ушёл, не сказав больше ни слова.
Какое-то время я просидел в тишине и одиночестве, боясь пошевелиться. Но потом сорвался с места и запер дверь, опасаясь, что ещё кто-то нагрянет в номер. До сих пор не веря, что меня спас Линдеманн, я на ватных ногах добрался до ванной и забрался в душ. Вот уж от кого я точно не ожидал такого бескорыстия, так это от вокалиста. Наоборот, мне казалось, что именно он и станет той последней каплей в море моего терпения перед тем, как я в петлю залезу. А оказалось, что этот внушающий ужас и трепет человек в реальности станет моим спасителем. Хотя я не до конца верил, что меня больше не будут посещать эти садисты. Даже если сейчас он их выпроводил, то это не значит, что я должен теперь ходить за ним по пятам. Ещё и потому, что Энди может взревновать. Чёрт! ЛаПлега! Я готов был убить его сейчас. Для его же здоровья норвежцу не следовало пока показываться мне на глаза.
Впрочем, так оно и вышло. Точнее, утром тело внесли в номер Грег и Тревор. Вот же скотина! Меня чуть ли не выебали во все отверстия, а этот урод нажрался до потери сознания!
На вопрос коллег, куда нести тело, я категорично показал на дверь номера и в грубой форме посоветовал им забрать с собой тот мусор, что они приволокли. Не дождавшись ответа, я с силой хлопнул дверью спальни. Мне было плевать на человека, которому было плевать на меня.
К своему немалому удивлению, я не устроил грандиозного скандала, когда ЛаПлега выпал из алкогольного забвения. Хотя, судя по его виноватому виду нагадившего в тапок щенка, он ждал от меня именно этого. Но я решил действовать ещё жёстче — я просто игнорировал Энди, что было для него гораздо страшней и непривычней, чем все мои истерики вместе взятые. Он просто не знал, с какой стороны ко мне подойти. Такого устрашающе спокойного и безразличного к своей персоне он меня просто не знал, а потому перепробовал все способы привлечь к себе внимание от тошнотворного лебезения до оглушающего крика. Но реакция моя была неизменна, точнее, её не было. Спустя несколько часов блуждания в лабиринтах моего сознания ЛаПлега так и не нашёл выхода. Более того, при заселении в следующую гостиницу я расположился отдельно от него, чем вызвал ступор у всех остальных и в первую очередь у Энди. Ничего не объяснив, я поспешил закрыться в номере. Я решил взять тайм-аут в наших с норвежцем отношениях. Из-за случившегося со мной за последнее время мне нужно было разобраться в себе и определиться, хочу ли я этого. Я не был уверен, что смогу вновь быть с мужчиной, даже с любимым мужчиной. Я любил Энди. Но в настоящий момент я ненавидел его не меньше, чем всех тех, кто надругался не только над моим телом, но и над моим внутренним миром.
Кстати, о них. Первые дни я каждый раз готов был сбежать при появлении немцев, но, к моему немалому удивлению, они будто в одночасье потеряли ко мне всякий интерес. Словно меня вообще не существовало. Несколько раз я пытался присмотреться к ним, чтобы понять степень опасности для себя. Но ничего, кроме пары синяков, на лицах своих бывших мучителей я разглядеть не смог, что и рассказало мне о методах убеждения Линдеманна. Сам вокалист тоже не проявлял ко мне особого внимания, если не считать одного дружеского объятия за сценой.
Прошли две недели с того момента, как я закрыл за собой дверь в прошлое. Надо отдать должное Энди, он держался при остальных, но, стоило нам остаться наедине, он вновь и вновь пытался достучаться до меня. Отсутствие какой-либо реакции с моей стороны на все его мольбы порой доводило ЛаПлегу до белого каления. Но он никогда не опускался до распускания рук, по крайней мере, в отношении меня. Чего нельзя было сказать о мебели и оборудовании, которые попадались ему под руку в этот момент. В такие моменты все разбегались от него подальше. Все, кроме меня. Я всегда дожидался, когда он успокоиться, выпустит пар и только тогда уходил, так и не проронив ни слова. Наверно, я был слишком жесток к нему. Но ничего не мог с собой поделать. Я отдавал ту боль, что причинили мне. Сейчас Энди был такой же жертвой насилия, как и я сам. Немцы надругались над моим телом, я же насиловал душу любимого человека. От осознания этого я начал ненавидеть и себя за свою слабость, за свой страх, за своё малодушие.
Но разорвался этот замкнутый круг взаимного мазохизма так же внезапно, как и образовался.
Тур шёл своей чередой, несмотря на все наши перипетии и страдания. До выступления оставалось часа три. Мы уже отрепетировали и спешили в отель, чтобы спрятаться под кондиционерами от невозможной жары, совсем не присущей для Италии в это время года. Но чёрт меня дёрнул оставить айфон в гримёрке. А помятуя о уже не единожды потерянных телефонах с кучей провокационных фото и видеоматериалов на всех, я решил вернуться, чтобы избежать очередного скандала и упрёков в беспечности. Глянув на часы, я чертыхнулся. Немцы были тут до нас, но, зная их педантичность, нельзя было отметать возможность вновь встретить их тут. Несмотря на отсутствие хоть какого-то общения между мной и ими за последние недели, я всё же не горел желанием остаться с ними в замкнутом пространстве совершенно один. Вдруг действие убеждения Линдеманна имело срок годности? Проверять это на своей заднице вновь я не горел желанием. Потому я почти бегом домчался до двери гримёрной и влетел внутрь, даже не удосужившись проверить, есть ли внутри кто-то ещё. Хотя кому там быть?
Но я так и замер посреди комнаты от представшей взору картины. Круспе с неохотой отлип от прижатого им к стене Фридриха и облизал распухшие губы. Тревор при моём появлении попытался спрятаться за широкой спиной гитариста, стараясь не смотреть на меня. Но Рихард демонстративно прижал его к себе, не собираясь убирать руку с задницы перкуссиониста. У меня волосы на затылке зашевелились. Значит, он нашёл себе новую куклу? Этого мелкого, не знающего всей подоплёки происходящего, мальчишку! Я не мог позволить немцу искалечить ещё одну жизнь.
— Трев, выйди, — решительно произнёс я и сам удивился твёрдости своего голоса.
Круспе удивлённо усмехнулся.
— Треви никуда не пойдёт, в отличие от тебя.
— Ты спятил? Ты что творишь, ублюдок?! — назревавший долгое время нарыв грозил вскрыться в любую секунду.
Отпустив Фридриха, Круспе шагнул ко мне и практически зашипел на ухо, как отравившаяся собственным ядом гадюка.
— Проваливай и не порть мне удовольствие, если не хочешь вновь оказаться у нас на разогреве!
— Он этого не допустит, — выпалил я.
— Он может и не узнать об этом, — возразил Круспе, поняв, о ком идёт речь. — Так что иди, куда шёл!
— Летц, хватит контролировать каждый мой шаг! — Тревор подал голос, довольно громко и уверенно. — Я ведь не лезу в твои отношения, хотя уже надоело смотреть на вашу с ЛаПлегой мыльную оперу.
— Детка, он просто ревнует, — рассмеялся Рихард, не сводя с меня наглых злых глаз. — Ему тут не светит, вот и бесится.
Я понял, что любые мои слова и доводы подействуют на Фридриха с точностью до наоборот. Чтобы я ему ни рассказал про Круспе, нужного эффекта мне не достичь. Гитарист вновь поимел меня, но уже морально.
— Тревор, беги от него, пока можешь, — это единственное, что я смог произнести.
Ответом же мне была усмешка Рихарда. Едва не забыв телефон, я выбежал из гримёрки с ещё большей скоростью, чем вломился в неё. Сопляк не представляет, что его ждёт, в отличие от меня. Но сделать я ничего не смогу. Фридрих на своей шкуре испытает, что значит работать на разогреве у «Раммштайн».
— Опаньки!
Потерявшись в своих мыслях, я врезался в Шнайдера. На мгновение мои глаза расширились от страха, но затем вспыхнули от злости. Я с остервенением оттолкнул от себя чрезмерно ласкового и до тошноты приторного драммера.
— Как дела, Джо? — хлопнул меня по плечу вынырнувший из-за спины одногруппника Ландерс.
Дежавю. До жути, до спазмов в кишках, до судорог в каждой мышце хотелось врезать по этим наглым улыбающимся мордам. Но я сдержался. Я знал того, кто сделает это лучше меня. Уже отойдя по коридору, я зачем-то обернулся, затылком ощущая на себе чей-то пронизывающий взгляд.
- Увидимся на разогреве, - напомнил мне Ландерс.
Я успел заметить наглую ухмылку на губах гитариста, прежде чем за ним закрылась дверь гримёрки.
Я как в тумане добрался до отеля, стараясь выкинуть из головы увиденное. Но мой воспалённый мозг слишком хорошо помнил то, что я пережил. И как бы я не относился к капризному и заносчивому Фридриху, ему я такой участи не желал. В отеле я метнулся к номеру вокалиста, но не нашего. Я от души барабанил в дверь, пока её не открыл раздражённый таким внезапным и настырным вторжением Линдеманн. Он явно готов был послать меня на все нецензурные и известные ему адреса, но, увидев моё бледное напуганное лицо, так и не озвучил ни одного посыла.
— Что? Опять? — настороженно поинтересовался Тилль.
— Да. Нет. То есть это Тревора касается, — я заикался, не зная, как произнести свои опасения.
— В смысле? — вокалист начинал терять терпение.
— Они на Тревора переключились. Нашли для себя новую жертву! А он ведь не знает. Этот придурок даже не представляет, что его ждёт! Ты должен их остановить. Ты ведь можешь, Тилль!
Линдеманн устало выдохнул.
— Я не Брюс Уиллис, чтобы спасать весь мир, — от услышанного у меня внутри всё оборвалось.
Нет, не может это говорить человек, который спас меня.
— Ты не понимаешь? Они же его изуродуют, как меня! — мой голос срывался на крик.
— Поиграются и оставят его в покое. Он им быстро надоест, — обыденным тоном возразил Линдеманн.
— Но он не игрушка, чёрт возьми! Они не имеют права! Эти чудовища искалечат его жизнь!
— Летц, меня это не касается. У меня с ними такой уговор.
— Но он ведь тоже человек! Блять, он сопливый мальчишка, который не понимает, что его ждёт! — я не верил своим ушам. — Какого чёрта тогда ты за меня вступился?
— Круспе был должен мне. Таким образом он отдал свой долг. А теперь возвращайся к Энди, если не хочешь, чтобы я передумал! — воскликнул Тилль.
— Что?! Мы для вас — разменная монета? — у меня в голове не укладывалось.
— Джо, кто-то учится на своих ошибках, а кто-то наживается на чужих. Второго тебе не дано. Научись хотя бы первому и возвращайся к ЛаПлеге! — выдал Линдеманн и захлопнул дверь перед моим носом.
Удар битой по голове оглушил бы меня меньше, чем его слова. Я отказывался верить тому, что услышал. И этого человека я считал своим спасителем? Я вознёс его в ранг своего личного ангела-хранителя! А он оказался безучастным обывателем, частью безликой толпы, которая пройдёт мимо и не подаст руку споткнувшемуся.
Я в отчаянии ударил дверь ногой.
— Ты трус! Ты ещё хуже их!
Мне хотелось убежать от того ада, в который мы все попали по иронии судьбы. Но бежать было некуда, потому как от своих мыслей и прошлого сбежать невозможно. Я не помню, как оказался в номере, ноги сами унесли меня туда, где я ещё мог найти защиту. Сжавшись под дверью, я беззвучно рыдал до тех пор, пока чьи-то руки не обняли меня. Родной и любимый голос с трудом, но смог пробиться через стену боли, что оглушала меня и сжигала изнутри.
— Не отпускай меня от себя. Держи меня крепче, — прошептал я Энди, глотая слёзы.