Канда поёрзал на сиденье. Первые полчаса оно казалось почти удобным, потом стало хуже. Спустя некоторое время появилось странное ощущение, что задница с ним срослась. Намертво.
В зале ожидания пахло как-то совсем по-особенному, Канда никак не мог притерпеться. Алма – большой знаток – сказал бы, что это запах кофе и отчаяния. Что ж, в этот раз Юу почти готов был согласиться.
Рейс откладывали, пусть и ненадолго.
Искажённый голос оповещал об этом со всей бессильной вежливостью, отчего у Канды начинали ныть виски – как и всегда, когда он сильно раздражался.
– Эй! – Канда вздрогнул от неожиданности. Ему через плечо заглядывал мальчишка из заднего ряда со смежными спинками. – Привет. Очень кушать хочется... у тебя случайно нет ничего пожевать?
Пока обернувшийся на столь неожиданную просьбу Канда пытался подобрать достойную отповедь юному наглецу, тот, абсолютно не стесняясь, продемонстрировал гору пустых обёрток. Пакеты из-под печенья, фантики от конфет и лакричных палочек, выпотрошенная упаковка колбасок, бумага в жирных пятнах, куда, по всей видимости, был однажды завёрнут бутерброд, и опустошённая банка чего-то, по остаточному запаху сильно напоминавшего кошачий корм. Канда ошалело глядел на этот разгром, едва не ломая шею. Мальчишка нетерпеливо забарабанил пальцами. Он стоял тощими коленками на сиденье, перегнувшись через спинку, и смотрел на Канду в упор.
– Послушай, – вдруг зашептал он, нервно оглянувшись. – Линк вот-вот вернётся и надаёт мне по шее. Я стащил половину его запасов, представляешь? Только всё равно не наелся... Дай мне хоть булочку какую, у тебя наверняка что-то должно быть с собой, ты тут подольше моего торчишь. Только быстрее, а то ему не нравится, что я ко всем пристаю. Он становится жутко злой и тогда про сладкое можно смело забыть.
Канда потерял дар речи.
Обычно его было ужасно трудно чем-либо смутить, да и за словом он в карман не лез, умудряясь уместить в пару едких фраз любую гневную мысль. Если всё-таки не помещалось – всегда помогал кулачный резерв.
Но тут он почувствовал себя полным идиотом.
Какой-то гороховый стручок с армией глистов попрошайничает средь бела дня и зала ожидания. Представился и некий Линк (тоже, судя по всему, без дна в желудке) с явными намерениями посадить мальчишку на диету и заграбастать всю еду себе.
На этом месте воображение стало отказывать.
Орать на данное гороховое недоразумение не было ни малейшего смысла, тем более что спорить пришлось бы на глазах и без того недовольных своей участью ожидающих, так ещё потом и с Линком этим небось надо будет разбираться. Нет уж. А по морде давать вообще неблагодарное дело – вон какой хлипкий, несмотря на жуткое питание.
Точно глисты.
Во избежание идиотского конфликта Канда вернулся в исходно-угрюмое положение, сердито хрустнув успевшей затечь шеей и сделав вид, что не расслышал и вообще страшно занят изучением рекламного проспекта, оставленного неряхой-соседом.
Но мальчишка сдаваться был не намерен.
– Давай познакомимся, – предложил он, подсовывая Канде под нос ладошку с налипшими крошками. – Ты, наверное, из тех, кто своей едой с незнакомыми людьми не делится. Меня зовут Аллен. Ничего особенного, но я не жалуюсь. И фамилия тоже неприметная – Уолкер. Представляешь? Никакой фантазии у людей.
Канда молча страдал.
А Аллена этого, казалось, вовсе и не смущал однобокий диалог.
– Но у тебя-то хоть имечко должно быть поинтереснее, – продолжал он, не обращая ни малейшего внимания на злобное сопение Юу. – Под стать причёске. Они натуральные?
И с этими словами он убрал липкую руку от побуревшего лица Канды, потянувшись к его длинным тёмным волосам, собранным в идеальный хвост.
Это было уже слишком. Парень моментально вскочил и хлопнул мальчишку по загребущей лапке.
– Свали на десять метров, стручок. И не вздумай даже дышать в сторону моих волос, тебе ясно?
Он свысока оглядел юного обжору и... застыл.
Аллен виновато насупился и одёрнул рукав тонковатого свитера, но всё равно было очевидно, что вместо левой руки – протез. Правую, абсолютно нормальную и, как успел выяснить Канда, всю в крошках, мальчишка неловко сжал в кулак.
Из-под широкой банданы, сползшей на лоб и одно ухо, торчали светлые – как показалось ранее – пряди. Теперь же стало понятно, что волосы у мальчишки седые. Заметив ошарашенный взгляд, он осторожно пригладил их, но ситуация не улучшилась.
Канда поджал губы – «Не хватало ещё с увечным связываться» – и плюхнулся обратно. На душе сделалось как-то совсем уж тоскливо.
С полминуты он сверлил взглядом светлый пол. Мелкий сзади разочарованно затих, зато вскоре послышались приближающиеся к их ряду шаги, шорохи и едва слышный скрип, а потом Аллен приглушенно пробормотал:
– Линк, я съел твои бутерброды. И ту штуку в банке...
Послышался тяжёлый вздох.
– ...и ещё конфеты. Несколько... то есть все.
Повисла напряжённая тишина. Затем что-то захрустело – наверное, Линк подсчитывал нанесённый ущерб. Хруст прекратился, тишина стала укоризненной.
Канда не удержался и фыркнул. Покосился через плечо – у соглядатая гороховых стручков обнаружилась светлая косица, – а потом покопался в рюкзаке и протянул через спинки крохотный свёрток.
Ему подумалось, что более счастливого лица он ещё не видел.
Аллен с нежностью прижал к себе свёрток и что-то жарко зашептал Линку на ухо.
Через минуту они оба сели на сторону Канды. Аллен – совсем рядом, а Линк – за ним, через место.
– Спасибо, – жизнерадостно сообщил мелкий. Юу тут же раскаялся в своём щедром жесте. Терпеть теперь болтовню чёрт знает сколько, да ещё и голодным сидеть – нормальной еды ещё долго не видать. Аллен уже уплёл скудный обед и облизывал пальцы, довольно жмурясь. Канду перекосило.
Линк казался посимпатичнее – старше, адекватнее и вообще выглядел прилично. Впрочем, самым главным его достоинством была молчаливость.
– Это Прыщик, – громко сообщил Аллен – так, чтобы Линк слышал. – Моя охрана. Способен вывести из себя, не проронив ни слова.
Канда тут же его зауважал.
Мальчишка продолжал жаловаться.
– Мне уже пятнадцать, а в покое никак не оставят. Шагу ступить не дают! Как будто я сахарный, честное слово.
Последние слова уже точно были обращены к «охране». Охрана продолжала невозмутимо молчать. Разочарованный отсутствием реакции, Аллен снова повернулся к Канде и скорчил таинственную физиономию.
– Я сын одного опасного типа, – зловещим тоном заговорил он. – Мафиози. Жуткое дело. Но другой опасный тип решил ему насолить, и меня, считай, в заложники взяли. Я невинная жертва! Видишь эти точки на лбу у Прыщика? Это знак. Символ их группировки. Меня переправят с пересадкой на поезд в Индию и там сделают мальчиком-рабом, пока мой отец не согласится на их условия.
На лице Линка не дрогнул ни единый мускул.
Юу покосился на табло.
– Канда, – буркнул он.
– Чего? – не понял мелкий, и навострил уши. – Это имя?
Парень раздражённо щёлкнул языком. Ну что за человек?
***
Аллен умудрился усесться в неудобном кресле, скрестив ноги. Он тарахтел без умолку,
На Канду выливали ушаты небылиц, одна хуже другой. «Бедный Линк, раз терпит такие выкрутасы и не морщится», – думал он, выслушивая очередную историю о происхождении седины. Две очаровательнейшие бабули напротив бледнели и хватались за сердце, как только мелкий заводил песнь о погонях и перестрелках. «Охрана» сидела с каменной рожей, изредка поглядывая на часы.
Наконец Канда не выдержал.
– Ну всё, – выдохнул он, поднимаясь и разминая плечи. – Мне срочно нужно выпить кофе.
И, подхватив рюкзак, быстрым шагом пересёк зал, петляя между стойками.
Закуток пустовал, и Канда, переведя дыхание, устроился за пластиковым столиком. Облегчения, правда, не почувствовал. Только противно стало от самого себя – сбежал от мальчишки-инвалида. На двадцать метров. Оправдываясь усталостью от чужого тарахтения, он опустил голову на сложенные предплечья и исподлобья наблюдал, как мигает белая лампа. Последние минуты ожидания оказались самыми скучными. Канда попробовал читать злосчастный проспект, вытащенный в жутко помятом состоянии из кармана спортивной кофты, но буквы не складывались в понятные слова. Потрёпанную книгу в замусоленной до невозможности обложке он домучил ещё в прошлый перелёт. Оставалось только считать пятнышки на серой поверхности столика.
Телефон включать не хотелось до самой посадки.
Канда зевнул. Ему давно уже расхотелось куда-либо лететь. Разве что до Индии. С пересадкой на поезд.
Он бросил взгляд на часы и наконец поднялся, чувствуя свинцовую тяжесть мыслей.
***
Аллен поймал его, сцапав за рукав и чуть не врезавшись в зеленолистое загадочное нечто под полтора метра ростом, сиротливо притаившееся в блестящей кадке. Канду благополучно зажало между этим растением и стеной.
– Ну чего тебе? – нервно бросил он, поправляя рюкзак. Листья скрывали их вместе с мальчишкой от посторонних глаз, что почему-то нервировало.
Аллен молчал, что само по себе казалось удивительным. Молчал долго, Канда даже успел вспотеть и мысленно опоздать.
Мелкий неловко пошевелил левой «граблей». Потом наконец поднял глаза.
– Без тебя стало скучно, – выдал он, а потом зачем-то ляпнул: – А ещё ты красивый.
Он тут же отвернулся, уткнувшись лбом в прохладный лист.
Канда почувствовал, как пылают щёки. Более глупую ситуацию выдумать было сложно.
– Мне пора, – выдавил он.
Аэропорт шумел, вокруг спешили, волновались, ждали, злились или надеялись. Впереди у Канды был перелёт, чужой город и много тревожных мыслей.
А он стоял здесь, не в состоянии послать куда подальше взбалмошного подростка.
– Погода замечательная, – прошептал Аллен куда-то в кадку.
Юу захлопал глазами. В голове стало восхитительно пусто. Он перевёл взгляд на спрятанные в широких рукавах чужие руки. Осторожно поддёрнул пальцами ткань.
– И... как это?
У Аллена задрожали ноздри. Он снова резко отвернулся.
– Нормально, – сухо ответил он. – А ты меня что, из жалости кормил?
Канда фыркнул.
– Вот ещё, жалеть всяких гороховых стручков.
– Это кто тут гороховый стручок, – моментально ощетинился мелкий, смешно морща нос.
– Не сопи ты так напряжённо, – Канда усмехнулся уголками губ. – Надуешься и лопнешь.
Аллен одарил его долгим укоризненным взглядом, печально вздохнул, приподнялся на носках, зажмурился и вдруг на секундочку прижался сухими губами к чужим, крепко сомкнутым.
В этот момент прибыльность работорговли в Индии показалась Канде крайне сомнительной.
