Зал ожидания

Волк оказался тяжелым. Хотя вряд ли лежащее перед ней существо можно было так назвать. И от него настолько разило чистой силой, что внизу живота все сворачивалось в тугой комок от мерзкого предчувствия. Стоял промозглый осенний вечер, и Фоу привычно обходила улочки на окраине, напряжённо прислушиваясь к Стражу внутри, и потому замечая малейшее колебание силы, малейшую угрозу. Нои были на пике своей мощи. Едва свернув за очередное серое здание, она чуть не споткнулась. Из ближайшего переулка шибануло волной чистой силы, да так, что Фоу почудился зловещий мотив Тысячелетнего. Она сжала зубы. Главное, успеть до того, как кто-то из серых прихвостней появится здесь на сладкий зов. Его шерсть слепила на фоне серости сумеречных улиц. Фоу медленно опустилась на колени рядом и провела ладонью над белоснежным боком зверя. Он был жив, он дышал, он пугал её. Даже будучи очевидно измождённым множеством болезненных повреждений, отдававшим колючими иглами в протянутую руку Фоу. От волка – сильное тело, крупная морда, мощные лапы. Остальное оказалось странно трансформированным и абсолютно не волчьим. Вдоль хребта вздымался антрацитовый гребень в алых прожилках, тянущийся к драконьему длинному хвосту с острым кончиком. Морду пересекал грубый, неровный шрам – от самой пасти о двух рядах чёрных клыков и практически до одного из звёздчато-рваных ушей. Проходя через выпуклый глаз по слабо трепещущему веку, он постепенно светлел и терялся в жёсткой шерсти. Всё живое и неживое мутирует под воздействием чистой силы. Фоу наблюдала такое не единожды, но столь яркий всплеск – никогда. Ей казалось, что от зверя кругами по воде расходится громкий, тревожный сигнал для всей своры ноевых демонов и Тысячелетнему Графу в частности. Ей нужно было переместить волка в орденский храм как можно скорее. А он, акума подери, оказался жутко тяжёлым даже для её резерва сил как Стража. – З... зараза, – прохрипела Фоу, с огромным трудом сумев доволочь свою ношу до главного входа. Зверь слабо сопротивлялся, и вместе с дрожью его тело исторгало мириады мельчайших ярких частиц, отчего казалось, что оба они светятся. Фоу свалилась, не удержавшись на ногах, прямо за каменным порогом. За ними гулко захлопнулись ворота, чуть не прищемив дёрнувшийся белый хвост. Она благодарно кивнула безмолвному Привратнику. Прислонившись спиной к одной из колонн, Фоу запустила пальцы в шерсть на загривке, сбившуюся комьями ближе к гребню, и медленно повела рукой против роста. В одном месте гребень что-то пережало, она почувствовала под ладонью грубый кожаный ремень. Осторожно взявшись за него, Фоу легонько потянула, высвобождая, но тут волк обозлённо взвизгнул и на пределе сил мотнул огромной тяжёлой головой, вырываясь и отталкивая. Фоу навалилась всем весом, ощущая, как зверь под ней бьётся, и как бьётся его сердце под рёбрами, и почти – как бьётся её собственное... билось бы, будь Страж и сердце совместимы. – Тише, тише, тише, тише, тише, – шептала она куда-то волку в шею, – тише... Я не причиню тебе вреда и не дам в обиду, здесь ты в большей безопасности, чем где бы то ни было ещё. Наконец он успокоился – или, скорее, окончательно потерял возможность шевелиться. Тогда Фоу доползла до следующего зала со сводчатыми потолками и испещрёнными узорами стенами, погрузила по локоть руку в одну из них – куда-то между древними символами – и отключилась. Она открыла глаза и поняла, что её затянуло полностью. Мягкий свет, заполняющий всё пространство вокруг, не слепил, её резерв был полон, а сознание прояснилось. Она нехотя выплыла наружу. Волк был здесь же. Он выглядел получше, но всё ещё не поднимался на лапы. Фоу тревожно оглянулась по сторонам и увидела Хан Вона, наблюдающего за ними из тени. – Я подумал, ему лучше быть тут, – негромко произнёс он, кивая в сторону волка. – Частицы силы... Фоу неопределённо хмыкнула, представив себе степенного помощника главы, с пыхтением тащившего огромную тушу через весь зал. Светящийся туман, вившийся вокруг, тревожно всколыхнулся. Хан Вон помолчал, а затем добавил: – Очень тяжёлое и странное существо. Что это? – Будущая крапивница Бака! – широко ухмыльнулась Фоу и едва ощутимо коснулась носком сапога крупной лапы. Волк отозвался недовольным ворчанием. Она была твёрдо убеждена, что зверь понимает всё до единого слова, а потому больше никого к нему не подпускала, часами негромко что-то рассказывая вслух. Смирившись со своей участью, волк свернулся вокруг хрупкой фигурки Фоу, положив голову на её колени, и почти внимательно слушал, чутко поводя ушами и изредка фыркая кожистым носом в прохладное бедро. Хан Вон тайком недовольно зудел, что если зверь и пойдёт на поправку, то не благодаря, а скорее вопреки излишне уделяемому вниманию Фоу. Но это не мешало ему оставлять непутёвой сиделке миски с едой и разнообразные склянки, от которых за метр несло зловещей целительной силой. Склянки волк отверг все до единой, а вот еда, к сдержанной радости помощника, скоропостижно скончалась в клыкастой пасти за первые же сутки. Для недавно умиравшего аппетит казался довольно-таки устрашающим. К ремню на шее он так и не давал прикоснуться. На второй день волк попытался встать. Задние лапы оказались слабее, и, едва поднявшись, он свалился обратно, коротко взвыв. Фоу почудились нотки досады. – Ничего. – Она потрепала его по холке. – Бак-дурак вернётся, и мы решим, что с тобой делать, пока Хан не укокошил тебя своими снадобьями. Неловко перебирая передними лапами, волк сел, чуть скособочившись. Облизнувшись, он звучно клацнул клыками, явно намекая на второй ужин. Фоу возмутилась. Волк умильно боднулся. Фоу засопела. Волк проявил наивысшую степень нежности и полез слюняво целоваться. – Фу! – завопила Фоу, извернувшись и хлопнув ладонью по мохнатой морде. – Гнусная псина! Она была частью орденского храма столько, сколько себя помнила. Белый свет, узоры на стенах и Бак – её самые ранние, самые древние воспоминания. Всё остальное принадлежало более поздним. Здание храма достраивалось, появился Привратник, люди потянулись в Орден – и, соответственно, сюда. С началом войны храм стал хранилищем драгоценной чистой силы в любом её виде. Фоу была Стражем, воином, защитником, и никогда не знала другой жизни. Да и не хотела знать. «Гнусная псина» скосила на неё умные серые глаза. В стенах этого зала не прорезали ни одного окна, но Фоу знала, что близится ночь. – Я расскажу тебе единственную легенду, существующую в нашем мире, – замогильным голосом начала она. На эти звуки волк довольно зажмурился. Велика сила серых странников, Ноев. Тысячу лет назад четырнадцать желтоглазых путников появились из ниоткуда и следовали они в никуда. Тогда они ничего не создавали, но и не приносили разрушений, они были древнейшей семьёй, они хранили свои тайны и обладали невероятными способностями – каждый своей. Говорят, тогда Нои владели Ковчегом, но вместе с исчезновением Четырнадцатого Ноя он был затерян. Иногда одно из облаков на небе напоминает великолепный замок – это отблеск Ковчега, долетевший до нашего измерения. Вместе с пропажей брата Адам, Первый Ной, утратил и рассудок. Он начал создавать ужасных демонов, акума, уничтожающих осколки чистой силы, разбросанные по всему свету. Сила питает наш мир, и в день, когда она вся будет уничтожена, он погрузится в бесконечную тьму. И тогда чистая сила обрела способность становиться частью чего-либо вокруг, чтобы защититься. Люди, в которых находился такой осколок, обладали способностью уничтожать акума. Они объединились в Орден, назвав себя рыцарями, а Адама – Тысячелетним Графом, и была объявлена война. Многие питают надежду, что скрывающийся Четырнадцатый вновь появится, и тогда война будет прекращена, и, воссоединившись с братом, Адам уничтожит всех демонов, и Нои опять станут просто странниками, каждый раз обойдя мир возвращающимися в Ковчег. Волк рядом с ней будто окаменел. По окончании рассказа они ещё долго просидели в тишине, а затем зверь как-то слегка насмешливо фыркнул и снова лёг, отвернув морду. Фоу посчитала вечер оконченным и беззвучно поднялась. Бак выглядел жутко уставшим. Он уронил голову на стол, даже не потрудившись сгрести в сторону бумаги, и мучительно, в три приёма выдохнул. Фоу терпеливо ждала. Наконец Смотритель соизволил отлепить лицо от кипы документов и устало произнёс: – Нои возились у нас прямо под носом. Они что-то почуяли здесь, рядом, и не успокоятся, пока это не раздобудут. И они выглядели очень... слишком уж взвинченными. Фоу вытаращила глаза. Такое заявление звучало чертовски нелепо, а ещё оно почему-то отбило желание рассказывать Баку что-либо о волке. «Ничего страшного, – упрямо подумала она. – Храм – надёжное место». Наутро она сразу рванула к волку, почувствовав неладное. Того метало по всему залу будто тряпку, его тело то распадалось на частицы, то собиралось вновь, зияя прорехами то тут, то там. Наконец он мешком осел на землю, и Фоу сразу кинулась к нему, но стоило ей протянуть вперёд дрожащую руку, как волка неестественно выгнуло, а хвост завился в тугие кольца. Она замерла, чувствуя нарастающую панику, и потом всё вдруг разом прекратилось. Зверь расслабился, издав почти человеческий стон, а затем стал исчезать, буквально растворяясь и собираясь в очень плотное облако тумана. Фоу стояла, бессильно сжав кулаки. Всё было напрасно, он оказался слишком нестабилен. Она отвела взгляд и закусила губу. «Ладно, нечего тут сопли разводить, – одёрнула она себя. – Нужно пойти и признаться Баку, что я сваляла жуткого дурака и что Страж из меня никудышный. Пусть он согласится. Пусть наорёт и пригрозит разжаловать в посудомойки. Пусть...» Её рот против воли искривился. Бессердечный Страж. Фоу до боли зажмурилась и помотала головой. Собравшись уходить, она бросила последний взгляд туда, где ещё минуту назад лежало тело волка, и едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Никакого зверя не было. Но был мальчишка. Голый, тощий, расцвеченный синяками мальчишка с белыми волосами и алеющем на лице шрамом. И в ошейнике, куда бы поместилось четыре такие худющие шеи. Фоу безо всякого выражения смотрела вдаль, сидя на широком подоконнике в главном зале. Парня бережно перенесли в лазарет. Безусловно, за ним там будут нормально, по-человечески ухаживать. По крайней мере, так выразился Бак. Вообще сначала он не особо выражался. Да, сначала Бак вообще не выражался, он скорее в красках что-то себе представлял, поскольку в течение нескольких минут его настигла крапивница. Оклемавшись, Смотритель очень долго кричал на Фоу. Разжаловал в посудомойки. Хан Вон напомнил ему, что Фоу – единственный возможный Страж. Бак глубоко задумался и принял её в Стражи обратно. Фоу было уже на всё наплевать. Она опустила взгляд. На ошейнике, который она последние часы теребила в руках, можно было различить полустёртые буквы. А л л е н Она старалась даже не проходить мимо комнаты, где он находился, но против воли вслушивалась в шёпот сестёр. Аллен шёл на поправку, не источал ни пылинки чистой силы и даже в человеческом виде поглощал невероятное количество еды. Она зашла один-единственный раз, в самом начале, как только узнала его имя. Или решила, что узнала. В общем, она зашла, села на краешек кровати и невыносимо долго молчала. Мальчишка спал. Она выждала ещё немного, а затем тихо произнесла: – Аллен. Он тут же проснулся, но прежде чем успел что-то попытаться сказать, Фоу положила полоску ремня поперек его одеяла именем вниз, выскользнула из комнаты и больше никогда туда не возвращалась. Конечно, все стали его так называть. Он не помнил ничего о себе и практически ничего – о мироустройстве, поэтому воспринял кличку на ошейнике своим именем, и донимал всех вопросами. Фоу в этом не участвовала. Она пряталась в свою защитную стену и выключалась. А затем подолгу сидела на крыше пристройки и глазела в небо. Однажды взобравшись туда, она обнаружила, что не её одну привлекают облака или звёзды. На самом краю болтал ногами Аллен. – Добрый вечер, – вежливо сообщил он. – Мне сказали, что в небе можно увидеть некий Ковчег. Фоу скептически скривилась. Мальчишка смутился и ненадолго умолк, а затем осторожно уточнил: – Это ведь ты меня спасла? Фоу глубоко задумалась. – Я спасла волка, – наконец выдала она. – Я был волком, – тихонечко шепнул Аллен, не переставая болтать ногами. – Скорее всего, – подтвердила Фоу. Они снова помолчали. – Тебе нельзя здесь находиться. – Она избегала на прямо него смотреть и говорила несколько отстранённо. – Это опасно. Очень. – Я знаю. – Аллен шмыгнул носом и поёжился. Ему здесь, видно, подыскали подходящую одежду – брюки да белую рубашку, а поверх он накинул короткий плащ, который, однако, плохо защищал от ветра наверху. Фоу собралась сообщить ему, что стоит хотя бы получше одеваться, но пока она пыталась правильно это сформулировать, Аллен ушёл. Она пожала плечами. В конце концов, теперь он – не её забота. Через три дня забили тревогу. Акума облепили здание храма, как мошкара перезревший фрукт, ситуация была катастрофичной. Всех, кто мог сражаться, собрали в зале без окон. – Нам не хватает воинов с чистой силой, – ровным голосом произнесла Фоу. – Многие на заданиях, а новых людей в последнее время не появлялась. Если... – Аллен. – Бак нервно прошёл вперёд-назад. – Возможно, у него есть некие способности... где он? Нужно его найти. Фоу выскочила в коридор. Паника нарастала, сражавшиеся слабели, Аллен где-то исчез, а она как Страж могла лишь до поры до времени удерживать Акума за стенами храма. Она выругалась. Потом неприятная мысль стрельнула в её сознании, и Фоу, снова выругавшись, рванула в сторону лестницы. Он стоял к ней спиной на середине крыши в окружении десятков акум – и она теперь, получается, тоже. Ветер трепал белые волосы. Что-то было не так. Что-то в нём изменилось. Потом Фоу вдруг услышала непринуждённый мотивчик, будто бы слышащийся с неба, и внутри у неё всё похолодело. – Аллен, – в отчаянии прошептала она. – Зачем ты сюда пошёл? Ты что же... совсем не запомнил легенду... Тысячелетний Граф в неизменном цилиндре неторопливо опускался к ним, вниз на своём вульгарном зонте, напевая себе под нос. – Дорогой братец, – прогнусавил он, приземлившись. – Спустя столько лет... Аллен протянул руку, глядя прямо на него. Тысячелетний отступил на шаг, а зависшие в воздухе акума сомкнули своё кольцо плотней. Но Аллена это не смутило, он уверенно шагнул навстречу и коснулся серой физиономии с навсегда застывшим на ней жутким оскалом. Всё вспыхнуло, невыносимо ярко, полностью беззвучно и одновременно оглушающе. А затем до Фоу совершенно отчётливо донёсся голос Аллена. – Адам, брат, ты потерял всяческий человеческий облик. И тогда Фоу снова смогла видеть. Наверное, так и выглядел Адам – до того, как потерял самое дорогое. Исчез дурашливый цилиндр с цветами, шарообразная фигура, словно приклеенный оскал. Теперь она видела безумно печального мужчину, прижимавшего ладонь мальчишки перед собой к своей щеке. Фоу беззвучно закричала. Аллен обернулся. Его глаза затопила безумная желтизна. – Я запомнил твою легенду, Фоу. – Он улыбнулся, вновь поворачиваясь к Адаму. – Вопрос лишь в том, какой путь в конце избрал бы Четырнадцатый. Адам держал брата за руку. Они вместе исчезали в заливающем всё ярком свете.