Ты не достоин жалости.

— Я не уверен, что в мои обязанности входят поиски этого маленького ублюдка. Но я на сто процентов уверен, что его занесёт не в ту степь, и потом именно мне придётся разгребать всё дерьмо, — говорит Гарри и жмет на кнопку камеры, ослепляя вспышкой юного полуобнажённого парня. — Извини, дружок, дай мне секунду. Модель коротко кивает и поднимается со стула для того, чтобы отыскать своего ассистента и приглушить чашку крепкого кофе для того, чтобы взбодриться. Тем временем Зейн что-то ищет в своём телефоне, иногда прерываясь на нескончаемое нытьё Гарри о его тупом сводном брате, о котором ничего не слышно на протяжении недели. — Я просто не понимаю, чего он добивается, — говорит Малик, раздраженно ткнув пальцем в экран и нахмурив пепельного цвета брови. — С тобой так легко найти общий язык, Гарри. — Знаешь, он как будто застрял в подростковом возрасте, — Гарри тяжко вздыхает и расслабляется на офисном кресле, медленно крутясь на нем по часовой стрелке. — Этот парень совсем скоро окончит институт, а он по-прежнему доставляет проблемы своим родителям. Хотя о чём это я? Всем на него насрать. В студии достаточно тихо для того, чтобы снять напряжение. Но мысли о Луи и о том, в какую глупость он может вляпаться на этот раз, не покидают Гарри на протяжении всей фотосессии, к которой они с Зейном так долго готовились. Это доходит до маразма. — Но знаешь, — вдруг говорит Гарри. — Я ведь и сам повел себя, как козел, когда он запрыгнул ко мне в машину. Чего я вообще ожидал? — Твоему отцу не стоило взваливать на твои плечи это короткорослое недоразумение, — говорит Зейн и на мгновение его взгляд светлеет. — Я нашёл его страницу на фейсбуке. Гарри оживлённо подскакивает с места и, встав за спиной друга, вглядывается в тусклый экран мобильного телефона. На странице Луи множество записей на тему философии, сочинённых, судя по всему, им самим, и куча фотографий с общажных вечеринок. Одна из них, самая последняя, привлекает внимание Гарри. — Выглядит качественно, — говорит он. — Сделано на профессиональную камеру, так ведь? Зейн коротко кивает и бросает многозначительный взгляд на Гарри, но Стайлс не мог ни на что реагировать. Всё его внимание занимала фотография с полуобнажённым Луи, расположившимся на чьей-то кровати в совершенно нелепой позе. Белоснежное и на вид воздушное одеяло мягко прятало его запоминающиеся черты. Он, скорее всего, только что проснулся не в своей спальне, но, судя по счастливой улыбке, играющей на его заспанном лице, и сверкающим сапфирам, в которых можно было разглядеть океан непомерного счастья, Луи знал это место. Знал и любил. Так же сильно, как и того, кто делал этот снимок. В животе Гарри закручивается неприятный узел. Он не был уверен в том, что это могло значить, но абсолютно точно знал, что человек, сделавший фотографию, оставил глубокий след на юной невинной душе. И Гарри обязан был расспросить Луи об этом. — Ты всё ещё хочешь позволить ему шляться по городу? — спрашивает Зейн, разглядев тень сомнения в выражении лица друга. Тот кусает губу, с трудом оторвав взгляд от фотографии и неуверенно качает головой. — Я просто не знаю, с чего начать, — говорит он, наблюдая за тем, как его модель возвращается на своё рабочее место с пончиком в руках. — Он ничего мне не скажет. Возможно, даже не захочет слушать. — Гарри, у тебя слишком доброе сердце, и ты абсолютно точно не сможешь жить, зная, что твой брат прямо сейчас может оказаться в беде, — говорит Зейн и ставит блокировку на экран телефона, тем самым закончив мучения Гарри. — Сводный брат, — поправляет Гарри, за что получает шутливый подзатыльник. — Мне срать на степень вашего родства. Вы семья, черт возьми. Хреновая, но всё же семья. — Я найду его, — заявляет Гарри с толикой уверенности в голосе. — Но я не стану навязываться, просто верну этого придурка отцу. Скажу, чтобы они забирали своего недоразвитого сына и пасынка и оставили меня в покое. — Ты хотя бы будешь уверен, что он в безопасности, — соглашается Зейн, но Гарри это никоим образом не успокаивает. По возвращению домой Гарри не сразу собирается с мыслями. Он боится звонить, боится писать и делать шаг навстречу Луи Томлинсону лишь потому, что без него всегда было проще. Но часть Гарри осознавала, что так нельзя, это неправильно. Вечером, когда мысли Гарри заняты лишь красивыми задницами на танцполе клуба, Зейн до последнего пытается выпытать каплю информации о Луи и самочувствии Гарри, но Стайлс решительно дает отворот. Малик не сдаётся до тех пор, пока Гарри немного резче, чем рассчитывал, не приказывает ему заткнуться к чертям собачьим. Редкостный болван решится злить Гарри до побеления костяшек сжатых в кулаки рук, поэтому Зейн отступает, а Томлинсон чуть позже как раз-таки оказывается тем самым болваном, что совсем никого не удивляет. На самом деле Гарри думал о том, чтобы оставить всё, как есть. На полу его дома больше нет пятен крови, сэндвичи по утрам попадают только в его рот, а не в чей-либо ещё, и никто в часы, когда Гарри отчаянно ищет тишины и спокойствия, не донимает его пустой болтовнёй, которая почти всегда переходит допустимые границы приличия. Гарри рыскает голодным взглядом по красивым лицам девушек, примечая легкую добычу. Этим вечером он не настроен на долгие и дразнящие прелюдии, ведь порой в его жизни так не хватает жёсткости. Найл и Лиам весело смеются и шаткой походкой продвигаются сквозь толпу потных тел к почти пустой барной стойке, заприметив скучающие взгляды друзей. В хлам пьяный Лиам падает на колени возлюбленного и расслабляется, удобно устроившись на его плече. Зейн слега дёргает носом и хмурится, пытаясь скрыть взгляд, полный любви и заботы, когда Лиам сладко судорожно вздыхает, носом утыкаясь в его шею, и круговыми движениями гладит парня по его спине. Найл же шутит с барменом и заказывает очередную рюмку бодрящего напитка, отчаянно надеясь, что заботливые друзья детства действительно окажутся теми, на кого можно положиться, когда его ноги предательски начнут заплетаться. Разом опрокинув жидкость, он хищным взглядом оглядывает опьяневших девушек и, как пантера, двигается к центру танцпола, чуть повиливая обтянутыми джинсами бёдрами. Гарри направляется туда же в надежде отвлечься от всех проблем. В конце концов, он не единственный, кому необходима сильная встряска и теплый влажный ротик на члене. Стайлсу определённо нужна разгрузка. Обессиленное тело Гарри погружается в водоворот потных полуголых тел. Он тонет среди шлюховатых девиц и сексуально озабоченных мужчин. Стайлс даже чувствует пару крепких мужских рук на своих ягодицах, но вовремя успевает исчезнуть среди толпы. Там в его жаждущие руки попадает ничего не соображающая брюнетка, припавшая к бутылке с пивом. Её лицо в задымлённой темноте и мигающих разноцветных бликах казалось вполне симпатичным. Ладошки упираются в грудь Гарри, когда её толкают, а ноги отказываются подчиняться одурманенному разуму. А он и не против. Гарри даже придерживает её ладонями под упругие ягодицы, которые он, двигаясь в такт музыке, крепко сжимает. Гарри плотно липнет к податливому тонкому и юному телу. Сменилось несколько композиций прежде, чем девушка окончательно потеряла голову от очаровательного кудрявого незнакомца и потянула его в сторону туалетов в надежде избежать публичности. Стайлс грубо хватает жертву под руку, затаскивая её в кабинку туалета. Дверь захлопывается с громким треском, который эхом разносится по всему помещению. Тёмные джинсы девушки сползают вниз, и она буквально взбирается на Гарри, обвивая его конечностями. Когда Стайлс тянется к покрытым розовым блеском губам, девушка отрицательно машет головой. Она не просто симпатичная, она красивая. Настолько, что Гарри удивляется, как девушка с такой ослепляющей природной красотой может позволить себе подобный образ жизни. Он путается в волосах цвета вороньего крыла, которые были везде: во рту, в глазах, в носу, там, куда можно было добраться пахнущим фруктовым шампунем локонам. Поэтому ему с трудом удаётся стащить с себя штаны, в то время как девушка плотнее прижимается к его промежности своей, создавая подразнивающее трение между двумя разгорячёнными телами. Гарри чувствует, как тугой раскалённый узел завязывается в районе его живота. Брюнетка спускается на колени и без глупых прелюдий берёт возбужденную плоть в рот, двигаясь быстро и уверенно, как будто сосать член — это её чёртово призвание, но Гарри не жалуется. Ему приходится опереться о грязную стенку, чтобы совладать с наслаждением, разливающимся по телу тягучим и вязким теплом. Девушка понимает, чего он хочет, потакает каждому его непроизнесённому желанию, и когда Гарри, грубо схватившись за её волосы, начинает двигать бёдрами, её довольный стон вызывает улыбку на его лице. Он кончает незнакомке в рот ровно за минуту, прежде чем в туалет кто-то входит, тихо ворча. Человек открывает воду и громко вздыхает, утробным рыком сотрясая стены. Затем появляется голос Зейна, и это совершенно сбивает Гарри с толку. Уже тогда в его голове щёлкнул маленький переключатель с режима абсолютного равнодушия на режим полного негодования. Девушка, поняв, что это была их конечная, недовольно фыркает и натягивает на себя зря снятые джинсы. Своим нутром Гарри чувствовал неладное, и это связано с его туповатым братом, голос которого Гарри узнал в следующую секунду, и лучшим другом, который тут никак не мог быть замешан. Всё это похоже на какую-то глупую шутку, ведь они с Луи виделись всего раз в квартире Найла. По крайней мере, так думал Гарри, и он устал от вранья. — Остановись, — шипит он, когда брюнетка касается губами его шеи, а та в ответ непонимающе пялится на негодующего Стайлса. — Это всё, что я получу от тебя? Не считаешь, что это не честно? — спрашивает она, нахмурившись, но Гарри грубо закрывает её рот руками. — Луи? — спрашивает Зейн, и Гарри забывает, как дышать. Он едва осознает, какого чёрта происходит, поэтому прислоняется чуть ближе к двери кабинки, от волнения прикусывая палец, а другой рукой тихо застегивая ремень. — Ты принёс деньги? Голос Луи грубее, чем обычно, и холоднее, чем лёд. Гарри слышит непонятный шелест и едва удерживается, чтобы не застать парней врасплох, выскочив из кабинки с громким криком. Его сердце отбивает ритм танго в то время, как Стайлс слышит причмокивающие звуки. И это стало последней каплей. Гарри распахивает дверь, встречаясь с растерянным взглядом парней, стоящих в предельной близости друг к другу. Рука Зейна покоится на талии Томлинсона, и Гарри искренне признаёт, что ему неприятно на это смотреть. Он ненавидит то, что видит, он ненавидит Зейна, ненавидит Луи ещё сильнее. Но самая большая порция жгучей ненависти достаётся самому Гарри. Девушка проходит за спиной Стайлса, на ходу застёгивая джинсы и раздражённо захлопывая за собою дверь. — Что скажет Лиам? — хриплый голос Гарри прорезает неловкую тишину. — Что он скажет, узнав об этом? Гарри срывается на крик и успокаивает себя тем, что Зейн этого заслужил. — Гарри, это не то… — Зейн мнётся на месте, ища поддержки в глазах Луи, но тот выглядит отстранённым, будто он был всего лишь посторонним наблюдателем, не питающим желание ввязываться в чужие разборки. — Это то, о чём я думаю, — кричит Гарри, с силой толкая друга к одной из раковин. — Ты засасывал эту мразь, пока за стеной сидел твой парень. Он ждал тебя, он скучал по тебе. Услышав оскорбление, Луи по-детски обиженно выпячивает проколотую нижнюю губу. — У тебя есть парень? — он пытается скрыть равнодушие в голосе, но потом сдаётся, осознавая, что на самом деле из него выходит хреновейший актёр. — А хотя похер, это не должно меня волновать. Зейн кривится, глядя, как Луи затягивается травкой и выпускает дым куда-то в потолок. А Гарри тошнит от этого. Тошнит так, что он снова жаждет видеть свежую кровь Луи на своих руках. — Я не скажу Лиаму, — произносит он со сталью в глубоком голосе. — Но я надеюсь, что однажды он сам узнает, каким сукиным сыном была любовь всей его жизни. Зейн приоткрывает рот, пытаясь объясниться, но это последнее, что нужно Гарри. Вместо того, чтобы выслушивать бредни друга, он хватает Томлинсона под руку, вытаскивая мальчишку обратно в задымлённое помещение. — Пошли потанцуем, братец, — кричит Луи ему в ухо. — Я хочу видеть твоё извивающееся тело на этом танцполе. Разве я многого прошу? Луи не имеет права голоса, Луи не может просить его о таком. — Заткнись и иди за мной, — рявкает Гарри, толкая сводного брата в сторону выхода. Луи не сопротивляется, лишь наглая улыбка напоминает о том, как сильно он наслаждается очередной разрушенной жизнью. Двумя разрушенными жизнями, если не считать жизнь Гарри, которая с самого первого дня их знакомства трещит по швам. Луи молча двигается к машине, делая всё новые и новые затяжки, пока Стайлс молча идёт позади, вглядываясь в его тёмный силуэт. Он чувствует, как алкоголь рушит его самообладание перед никчемным братом, но в то же время выпивка побуждает сказать ему всё, о чем Гарри думал долгими одинокими ночами, пока Луи в каком-нибудь номере отеля трахал его лучшего друга, который уже месяц планирует сделать Лиаму предложение. К горлу Гарри подступает тошнота. Стайлс прожигает узкую спину, спрятанную под светлой джинсовкой, пылающим взглядом. Он чувствует бешеное биение своего сердца от нарастающего гнева и страха. Страха сорваться и убить ублюдка посреди пустой улицы. — Г, ты как? — Луи облокачивается о багажник и следит за тем, как медленно Гарри походит к нему, выхватывая чертов косяк из тонких пальцев. – Оу. — Я тебя ненавижу, — шипит Гарри, прижав ладони к багажнику по обе стороны от Луи так, чтобы перекрыть ему все пути к отступлению. – Ты, ебучий придурок, я устрою тебе такую адскую жизнь, что ты будешь реветь и ползать передо мной на коленях. Грязный щенок. Лицо Луи не отражает ни единой эмоции. Он пользуется возможностью вглядеться в пылающие гневом глаза Гарри, пытаясь отыскать доступ к его эмоциям и душе. Гарри знал, что у Луи её нет. — На коленях я буду стоять лишь для того, чтобы сосать чей-либо член. Этого ты хочешь? Взгляд Луи необычайно трезвый, несмотря на то, что его дыхание пахнет горечью алкоголя. Это заставляет Гарри неосознанно попятиться. Он говорит серьезно? — За что Зейн платил тебе? — спрашивает Гарри, заглянув в тёмные порочные глаза. — Ты продал ему дурь? — Мы на допросе? — Говори, Томлинсон, или я убью тебя, богом клянусь. Луи заливисто смеётся, откинув голову и зажмурив глаза так, что вокруг них рассыпались привычные ниточки морщинок. От него пахнет цитрусом, и Гарри пытается убедить себя, что это глупо — думать о том, как пахнет Луи прямо сейчас. — Я продал ему себя, — шепчет Томлинсон, выдыхая дым в лицо Стайлса и расплываясь в широкой улыбке. — Что? — Себя, Гарри. Своё тело. А точнее свою задницу, если тебя это интересует. Луи выглядит довольным собой в то время, как Гарри пребывает в полной растерянности и недоумевает, возможно ли быть ещё больше мразью, чем Луи. В конечном итоге он решает, что с Луи вряд ли мог бы кто-нибудь сравниться, ведь он уже достиг своего дна. — Я не понимаю. Гарри кажется, будто у него разом отняли весь кислород, и его легкие сохнут и сжимаются. Он задыхается посреди улицы. — Он ведь часто в разъездах, верно? — спрашивает Луи. — Конечно, верно, вы ведь работаете вместе, я в курсе твоих командировок. Гарри не хочется спрашивать, откуда он знает, поэтому просто отстранённо кивает, стараясь переварить слова Томлинсона. — Однажды мы пересеклись с ним в Лос-Анжелесе. Тогда мы с матерью ещё не переехали сюда ради твоего папочки. И знаешь, это было в фотостудии, и он был под кайфом. Разве я мог отказать парню, когда он так сильно нуждался в чьей-то помощи? Но и за «спасибо» я свою жопу подставлять кому попало не собирался. — Ты шлюха, — произносит Гарри, хватаясь за собственные волосы. — Ты такая шлюха, Томлинсон. Ты уничтожил их отношения, понимаешь? Ты разрушил их ебучую свадьбу. Они мои лучшие друзья, а ты взял и разрушил всё лишь потому, что твоя дырка впускает в себя каждый нуждающийся член. Не появляйся у меня на глазах, ублюдок, иначе я буду тем, кто выбьет из тебя всё дерьмо. — Единственное, что ты можешь — угрожать, — яростно отвечает Луи, отталкивая Гарри. — Хоть бы раз доказал, что твои обещания — это не пустой звук, Стайлс. Кровь в артериях превращается в кипящий свинец, а лицо Гарри горит от злости, заполнившей собой каждую клетку тела. Он замахивается и оставляет удар в районе носа Луи, заставив того свалиться на землю и застонать от боли. Тело Томлинсона слишком податливо от разлившегося по нему кайфа. — Это всё? — удивляется он, невольно размазывая льющуюся из носа кровь по бледному лицу. — Я думал, что заслужу хотя бы сломанного ребра. Гарри не понимает, чего добивается Томлинсон, но он не собирается упускать возможность выбить из этого подонка расплату за все истраченные нервы, потерянное время и сломанные судьбы. Он пинает парня в костлявый бок снова и снова, не жалея силы удара для его новой методики перевоспитания. Луи не подаёт ни звука, пока, в конце концов, не скрючивается и не стонет от острой боли, пронзившей миниатюрное тело и парализовавшей его конечности. — Пусть за тобой следит тот, кто фотографирует тебя без одежды в постели. Ему ты явно хочешь насолить меньше, чем мне. Поднимайся и иди. Луи сжимается ещё сильнее и закрывает лицо руками, Стайлс видит, как трясутся его плечи. Гарри дрожит, осознавая, что кровь на теле Луи — это снова дело его рук. А Луи дрожит от холода и боли, отчего сердце Гарри предательски сжимается. Он ведь не должен так реагировать, верно? — Ты не достоин жалости, — тихо говорит Гарри, но после осторожно подхватывает Луи и затаскивает его в салон автомобиля, не боясь, что после этой поездки ему придётся отмывать сидения от засохшей крови. — Я знаю. Луи пытается сдержать всхлип, чуть не затерявшийся в темноте салона, но с треском проваливается, даря Гарри очередной повод винить себя. Гарри плевать, что он выпил пару бокалов пива, он в состоянии вести машину. Но он не в состоянии отделаться от мысли, что сейчас Луи вернётся к родителям, и всё это на самом деле закончится. Он поворачивает на трассу, ведущую к дому, и тогда глаза Луи тускнеют. Он хмурится и отворачивается к окну. Гарри делает вывод, что парень плачет, и это его совершенно не радует. Несмотря ни на что, Томлинсон выходит из машины первым и уверенно стучит в дверь. На часах два часа ночи, но кого это волнует? Дверь открывается мать Луи, и Гарри удивляется, что их дворецкий Грег так небрежно относится к своей работе, за которую ему, между прочим, прилично платят. — О господи, Бу, — она касается ладонью щеки Луи, и в глазах Джоанны поселяется страх. — Что с тобой случилось? — Гарри немного не рассчитал силу удара, ничего страшного, — говорит Луи, сверкнув недовольным взглядом, на что Гарри лишь закатывает глаза. Джоанна пялится на Стайлса в ожидании объяснений. Он определённо точно видит глубокую пучину разочарования во взгляде голубых глаз, таких же ледяных и чистых, как у Луи. — Если вы позволите войти, я могу всё объяснить, — отвечает Гарри. — Джоанна, это важно. Гарри слышит недовольное бурчание отца позади Джоанны и сжимает руки в кулаки, пытаясь сохранять непоколебимый вид. — Гарри? — от удивления он распахивает глаза, пряча обнажённое тело под шёлковым халатом. – Луи? Что случилось, парни? Мужчина хмурится, замечая разводы крови на лице пасынка и, приобняв Джоанну за талию, делает вместе с ней пару шагов назад, освобождая парням проход. Гарри шагает в сторону гостиной, Луи устало плетётся сзади, а Джоанна в то время занялась приготовлением горячего шоколада и ванны для сына, чему Томлинсон был до последнего благодарен. И Гарри тоже, ведь это и его вина в том числе. — Что вы забыли здесь посреди ночи? И что, черт возьми, с твоим лицом? — спрашивает отец, чуть кривясь при виде запёкшейся крови. Луи лишь пожимает плечами, намекая на то, что говорить придётся Гарри. И в этот момент он чуть меньше жалеет о том, что избил маленького засранца. — Он прогуливает занятия, бухает в клубах до потери сознания, курит траву и трахает моих друзей за деньги. Вот, что случилось, — нервно бросает Гарри. Луи прячет ухмылку под капюшоном куртки, а отец смотрит на него долгим изучающим взглядом, прежде чем тяжело вздыхает и устало потирает виски. — Я знал про алкоголь и траву, я знал про прогулы, но ты заходишь слишком далеко, молодой человек, — говорит мужчина, на что Луи усмехается и скидывает с себя капюшон, развалившись на диване так, будто напряжённый разговор совершенно никоим образом его не задевает. Гарри гадает, осталось ли в нём хоть что-то человеческое. — Да не трахаю я его друзей, — возмущённо вскрикивает он. — Всего лишь грёбанного пакистанца, которому я по-дружески помог. Кто виноват, что его парень не удовлетворяет своего жаждущего внимания брюнетика? — Если ты не закроешь хлебало, я ударю тебя ещё раз, — рычит Гарри. — Стоп, — отец размахивает руками, привлекая к себе внимание. — Меня не волнует, кого вы трахаете, ладно? Я просто хочу, чтобы вы проявляли друг к другу больше уважения. — Я не буду уважать его, — грубо отвечает Луи, вглядываясь в глаза Гарри.- Я хотел как лучше, а он обосрал меня в первые минуты нашего знакомства. — Я не обсирал тебя, — оправдывается Гарри. — Я всего лишь выразил негодование из-за перспективы нянчиться с тобой. — Да, и поэтому сказал мне уёбывать, — фыркает Луи, складывая руки на груди. — У меня сейчас уши завянут, — отец смотрит в потолок, будто моля у кого-то свыше о помощи, и Гарри кажется это до жути забавным. — Я не буду следить за ним, папа, — решительно заявляет он. — У меня своего дерьма в жизни хватает, я устал. — Гарри, ему необходима твёрдая рука, — прерывает его отец. — Я не могу даже рявкнуть на него, понимаешь? Я считаю, что просто не имею на это права. — И поэтому вы с Джоанной перекинули грязную работу на меня. Отлично. Гарри поражённо смотрит на застывшую Джей в дверном проёме с чистыми свёрнутыми полотенцами в руках. — А вы хоть раз спросили, приятно ли мне, что мои собственные родители положили на меня большой и толстый хрен? Голос Луи глубокий и хриплый, в его глазах горит обида с примесью негодования. — Нет, милый, нет, это не так, — возражает Джей, но Луи отмахивается от неё, как от назойливой жужжащей под ухом мухи. — Молодой человек, я бы посоветовал вам следить за языком, когда речь идёт обо мне и моей семье, — отец прожигает его предупреждающим взглядом, на что Луи горько улыбается и мотает голову, не веря в то, что услышал. — То есть я не твоя семья, так? Гарри не может поднять взгляд, и это первый раз, когда он действительно хочет вступиться за Луи и хотя бы раз в жизни восстановить справедливость. Он не хочет быть любимым сыном, пока кто-либо в этой комнате чувствует себя брошенным. — Ты моя семья, конечно, ты моя семья, Луи. Но у меня нет сил справляться со всеми проблемами, которые ты мне доставляешь. Я едва смирился с твоей бисексуальностью, хотя порой это меня по-прежнему пугает. Гарри поражённо открывает рот, с неверием пялясь на собственного отца, который в данную минуту казался совершенно чужим человеком. Не меньше его удивляло покорное молчание Джоанны, которая даже не думает спрятать сына в тёплых материнских объятиях от холода, царящего в этой семье. Стайлс искренне жалеет, что привёз парня, которому необходим покой, в дом, где его не хотят принимать. — Вставай, Лу, мы уходим, — бросает Гарри брату и двигается к выходу, не обращая внимание на выкрики отца и мачехи, потому что минутой назад он услышал достаточно. Он видит, как сильно трясёт Луи, поэтому хватает его за талию, боясь, что парень свалится на ступеньках, и ведёт его к машине молча, игнорируя участившееся сердцебиение и кипящую к груди злость. Он усаживает Луи на пассажирское сидение, но тот отталкивает брата, бурча, что ему «нахер не нужна ничья помощь». Томлинсон дрожит, как осиновый лист, поэтому Стайлс в спешке заводит машину с целью поскорее вернуть его домой. В своей студии он ведёт Луи в ванную, в его взгляде читалась лишь тёмная пустота. Ни единой эмоции, как будто из парня выкачали всю его язвительность и привычную дерзость. Парень стаскивает с себя одежду и с помощью Гарри залезает в ванну, жалуясь на острую боль в голени и в районе рёбер. Стайлс включает душ и помогает парню оттереть с себя кровь, не пожалев для него собственный гель для душа и шампунь. Теперь Луи пахнет, как он. — Я не достоин жалости, ты сам сказал, — резко бросает Луи, не глядя на Гарри. — Помолчи, ладно? — сломленным голосом тихо говорит Гарри, и уголки губ Луи дёргаются, когда он замечает, что Гарри пытается, как можно меньше смотреть на обнажённое тело брата. — Ты назвал меня по имени сегодня. Знаешь, это звучало лучше, чем Томлинсон или мразь, или даже ублюдок. — О боже, у тебя закрывается рот? — Гарри выключает горячую воду, наблюдая, как розовая вода стекает в канализационное отверстие, и бросает в Луи чистое голубое полотенце. — Я помню, что именно этим полотенцем ты прятал от меня свой член, когда я приехал к тебе в первый раз, — Луи медленно проводит мягким куском ткани вдоль груди, двигаясь к плоскому подтянутому животу, и Гарри громко сглатывает, чувствуя, как к его горлу подступает неприятный комок. В это время Луи прожигает его взглядом, двигаясь ниже, и тогда Гарри решает, что самое время оторвать взгляд от самого странного зрелища в его жизни. — Я приготовлю тебе вещи. Выходи, как будешь готов, — бросает он, выбегая из ванны и захлопывая за собой и без того хлипкую дверь. Гарри не рассчитывал подпускать Луи ближе. Он знал, что из этого ничего не выйдет. Но почему сейчас он чувствует в этом острую необходимость? Томлинсон, втеревшись в доверие, лишь разорвёт швы в раненном сердце Гарри, к чему он попросту привык. Гарри боялся предательства, разочарований, обмана. Оставаться врагами было проще и безопаснее.