Ты не достоин жалости.

— Что ты творишь? — хриплым после двухчасового сна голосом спрашивает Гарри, раздражённо потирая двумя пальцами переносицу. Солнце пробивается через распахнутое окно, доставляя дискомфорт ещё находящимся в полудрёме зелёным глазам. Он схватился за собственные предплечья, когда его обдало легким утренним ветерком. — Готовлюсь к вечеринке, — голос Луи на несколько тонов выше от переполнявшего его возбуждения. Гарри не мог поверить, но на Луи был его фартук. Фартук, который Гарри привёз из родного города и который он преданно проносил, работая в пекарне, достаточно времени, чтобы злиться из-за не вписывающегося в правила поведения парня. Ко всему прочему несчастная зелёная ткань уже была покрыта великим множеством пятен кетчупа, смешанного с майонезом. Некое подобие пиццы на столе говорит об отсутствии навыков кулинарии, что не было такой уж впечатляющей новостью. Но это всё малая часть безумия. На теле Луи под фартуком Гарри были лишь боксеры, хотя братья не раз спорили на тему правил поведения в доме, которые Гарри всегда до безумия ценил. Стайлс не хотел видеть на собственной кухне почти голых мужиков, только если это не фотомодель, с которой ему необходимо работать за действительно большие деньги. — Томлинсон, сейчас восемь грёбанных часов грёбанного утра, — Гарри кулаками трет закисшие глаза и мечется к ванной, пока его не осеняет. Как всегда, вовремя. Как только он преодолел половину пути, его тело непроизвольно замирает, а голова медленно поворачивается в сторону маленького засранца, носящегося у плиты в поисках спичек. — А ну-ка притормози, гиперактивное эльфовидное существо, — говорит Гарри и прищуривается, рождая в голове пугающую мысль. — Что за вечеринка? — Допустим, в честь окончания учебного года, — отвечает Луи и, прислонившись внушительной пятой точкой к кухонной тумбе, губами жадно припадает к стакану с молоком. — Ещё один маленький вопрос, — Гарри в раздражении шумно выпускает воздух через ноздри, когда натыкается на самодовольную улыбку брата. — А эта вечеринка случайным образом будет организована не в моей студии? Луи задумчиво чешет затылок и мечтательно возводит глаза-сапфиры к белоснежному потолку. За одну лишь минуту в голове Гарри родился целый список мучительных пыток, каждую из которых он был бы не прочь испробовать на его персональном маленьком подобии дьявола. — Спасибо за идею, солнце, — Томлинсон шутливо посылает Гарри воздушный поцелуй и, кинув стакан в пустую раковину, со скоростью света летит в ванную, когда Гарри срывается с места и носом натыкается на закрытую на замок дверь. Его кулаки сжаты так плотно, что белизну костяшек можно было бы сравнить с белизной первого снега. — Открой немедленно, тварь! — кричит он, оставляя удар на деревянной поверхности, между прочим, очень дорогой двери, и слышит звонкий смех по другую сторону, отражающийся эхом от стен ванной. — Гарольд, тебе тоже не помешало бы развеяться. Смотри, ты уже на людей кидаешься, — говорит Луи, на что Гарри только сильнее колотит по дереву кулаками. — Не будь таким занудой. Я точно знаю, что в тебе есть зачатки заядлого тусовщика. — Я убью тебя, Луи, — шипит Гарри, пытаясь разглядеть брата в замочной скважине, но его собственные кудри, падающие на глаза, создают проблему для обзора. — Я развешаю твои кишки на люстре, ты слышишь? Я буду мыть твоими легкими пол студии, а на деньги, за которые я продам твои почки, я куплю себе охуенную машину. Машину, Луи! Потому что она будет куда полезнее тебя! — Мои лёгкие — сущий кошмар. Я бы не советовал портить ими твой прекрасный пол, а то ведь почернеет. — Выходи, — приказывает Гарри. — Нет. — Выходи, Луи, — рычит Гарри, пиная дверь ногой и уже совершенно не заботясь о её состоянии. — Ты смягчишь свою участь. — Ты меня не побьёшь? — голос Луи звучит по-детски наивно, но Гарри знает, что это игра. Вся жизнь Луи — это один сплошной большой театр, в котором он играет главную роль полного кретина. — Побью, но не до смерти, обещаю. Луи осторожно открывает дверь и ловко проскальзывает мимо разъярённого брата, которому хочется на потолок лезть, если это поможет усмирить его гнев перед началом рабочего дня. Он так часто и так сильно злится на Луи, что постепенно это становится делом привычки. — Тебе бы к мозгоправу обратиться, — фыркает Луи, кидая осторожный взгляд на Гарри. — И ты всегда подбираешь одежду под цвет глаз? Это у тебя странный фетиш или что? Гарри не собирается признаваться, что зелёную фланелевую рубашку, которую он надел сегодня, он как раз-таки приобрёл именно по этой маленькой простой причине. Но вот с фартуком дела обстояли совсем не так. Несколько лет назад он даже не стал бы задумываться об этом, если бы ему кто-либо очень тонко не намекнул. Теперь же Гарри часто слышал комплименты по поводу своих глаз, как от женщин, так и от особо впечатлительных мужчин. Это ласкало и грело в воображаемых объятиях его неуёмное эго, которое со временем Гарри прятал всё реже. Именно эго позволило ему добиться того, что он имеет сейчас. Он на секунду задумался, какой эффект производят на окружающих глаза Луи. — Это совпадение, — отвечает он. — И не уходи от темы, ладно? — Что, если я куплю себе голубой фартук? — Гарри обращает внимание на тонкие пальчики, потирающие щетинистый подбородок и притворно задумчивый взгляд. — Я бы мог носить его на голое тело. — Только через мой труп, — немного резче, чем рассчитывал, отвечает Гарри, вызывая поток множества язвительных комментариев в голове шатена, но тот сдерживает их в себе так усердно, как только возможно. Ведь вечеринка важнее отменного стёба. Или нет… — Ты бы хотел сфотографировать меня таким? — Луи! — выкрикивает Гарри и с треском опускает на стол горячий чайник, из которого только что в маленькую чашку с маленькой горсточкой быстрорастворимого кофе на дне лился обжигающий кипяток. — Что «Луи»? Я хочу долбанную фотосессию! — Я хочу, чтобы ты съехал и вел себя, как относительно адекватный девятнадцатилетний парень. Чему-либо из этого суждено случиться? — спрашивает Гарри, скрещивая руки на груди. — Нет, — уверенно отвечает Луи. — Но ты всё равно сфотографируешь меня. Ты хочешь этого, тебе ведь так любопытно. Гарри знает, что это в чистом виде провокация. — Поговорим об этой херне вечером, потому что сейчас я спешу на работу. А ты даже мне зубы почистить не дал, — бурчит Гарри, делая маленький глоток обжигающего кофе, и попутно считает каждую упущенную секунду, прежде чем опустить чашку в раковину, накинуть на себя дорогое грязно-серое пальто и выбежать из дома, крикнув громкое «Будь паинькой» довольному своей победой Луи. Как будто Гарри правда верил в то, что сегодня он увидит свой дом в целости и сохранности, снова оставив Луи одного. Только ведь он забыл сказать, что вечеринки в его доме под строгим запретом. А Луи этим удачно воспользовался, потому что он умеет ловить момент. В фотостудии кипела работа, и Гарри вертелся, как чёртова белка в колесе, подключённая к мощному аккумулятору, оглушаемый щелчками собственной камеры, недовольствами капризных моделей и постоянными претензиями. Он научился не бросаться, как разъярённое хищное животное, на любого, кто посмеет затронуть струны его накалённых нервов, это всего лишь дело опыта. Но его раздражал тот факт, что Зейн не вышел на работу. Лучше бы он раздражал Гарри своим присутствием, чем неожиданным исчезновением без прощаний или намеков на сожаление. Вчера вечером, когда шок после телефонного разговора Луи с Лиамом почти свёл Стайлса в могилу, он позвонил Найлу, быстро и неразборчиво объясняя, в какой громадной заднице он находится, и почему ему так сильно хочется удавиться. Гарри любил Найла за его простоту, взвешенный характер и прямолинейность. Хоран внимательно выслушал своего друга, колотившегося в неистовом приступе истерики, как будто это Гарри трахался с Зейном, а не его брат, и посоветовал ему просто-напросто напиться, а потом уже на свежую голову, вечером следующего дня, обсудить это у Гарри дома за бутылкой мартини. Он последовал дружескому совету, и в конечном итоге Луи, как не странно, оказался тем, кому пришлось тащить бессознательную тушу Гарри в сторону спальни. Единственное, что помнит Стайлс — сладкий запах бананового геля для душа, которым пропиталась смуглая кожа брата. Геля для душа Гарри. В их странной семейке действует принипцип «Твоё — моё — наше», и Гарри это не всегда устраивает, зато Луи чуть ли не визжит от счастья. Как будто это не он ввалился сюда пару дней назад, пользуясь жалостью Гарри. Как будто это не Луи каждый божий день напарывается своей упругой на вид задницей (Гарри так не считал, вовсе нет) на приключения. И это не Гарри – тот, кто постоянно вытаскивает его из дерьма, каким бы вонючим оно не было. Но факт остаётся фактом — Луи пользуется гелем для душа Гарри, Луи надевает фартук Гарри. И кудрявый даже видел, как он стащил пару носков и футболок из его шкафа. Ведь проще пользоваться чужим богатством, чем забрать собственные вещи из комнаты общежития при институте. Это всё было таким странным и давно позабытым для Гарри. Со времён отношений с Карой прошло много времени, а он по-прежнему замечает сходства между ней и Луи. Сожительство с ним доставляло много проблем, но помимо кражи личных вещей Гарри было ещё кое-что, что смущало его куда больше. Луи флиртовал. Он флиртовал постоянно, демонстрируя своё выдающееся мастерство, как будто был рождён именно для этого. Всё бы ничего, но Луи не девушка, Луи — парень. И это уже не говоря о том, что одно несчастье в виде свидетельства о браке их родителей, привело к тому, что Стайлс обзавёлся туповатым сводным братом, который флиртует с ним, который в первый день знакомства дрочил ему. Гарри даже думал о том, чтобы не показываться ему на глаза, пока маленькое хобби Луи — смущать Гарри постоянно в любой ситуации — ему не надоест. Но каждый день оставлять Луи без своего строгого присмотра — собственноручно подписать себе смертный приговор. Ведь вчера он чуть не поджёг и не затопил дом. Одновременно. — Ты? Женский голос мягко касается слуха Гарри, и он медленно, не доверяя своим собственным сумасшедшим предположениям, разворачивается на своём офисном стуле и замирает, встретившись с до боли знакомым взглядом. Это действительно была она. Волосы цвета ночи ниспадают аккуратными кудрями, будто бы сделанными в дорогом салоне красоты дорогими мастерами, и Гарри слишком долго рассматривал их, не решаясь заглянуть в шоколадные глаза, ярко обведенные карандашом и полные искреннего изумления. — Приветики, — усмехается парень, робко помахав дрожащей от волнения ладонью, на что рот девушки из клуба приоткрывается в немом вопросе. — Это тебе я отсосала несколько дней назад в мужском туалете? Гарри решил, что перед ним представительница той самой разновидности женщин, которые даже в самых смущающих обстоятельствах не полезут за словом в карман и выпалят всё то, что зародится в их голове. Но за её божественную красоту, в которой, казалось бы, не было никаких изъянов, он готов простить ей любые маленькие недостатки. Кажется, даже они делают брюнетку интересной и достаточно обжигающей. Настолько, что Гарри даже не нужно чувствовать под своими пальцами её кожу, чтобы полностью прочувствовать на своей шкуре её жар. Гарри знал её всего ничего, зато он с уверенностью мог бы сказать, что отсос в кабинке туалета был лучшим отсосом в его жизни. — Да, это я, — Гарри прочищает горло кашлем в кулак и пожимает её раскрытую небольшую ладонь, каким бы странным не казался этот жест после того, что произошло между ними. — Меня зовут Гарри Стайлс. — Кендалл Дженнер. Кажется, сегодня ты мой фотограф. — Когда мне сказали о крупном и очень важном клиенте, я рассчитывал на менее кричащую фамилию, — говорит Гарри, взглядом подмечая привлекательные округлые формы, подчёркнутые минимумом одежды. И он даже не прочь опробовать их снова своими собственными руками. — Я новенькая в модельном бизнесе, — объясняет она и краем шаловливого языка касается уголка губ, когда её ворчащий пиар-менеджер проскальзывает через дверь в студию, — но во мне точно что-то есть, ведь я в твоей студии. И это, наверное, должно быть честью. — Не преувеличивай, — улыбается Гарри так, что уже через минуту его губы начинают болеть. — Иди готовься, я жду тебя. Гарри вспоминает растрёпанные волосы Кендалл, её тёплый рот на своём члене, и понимает, что это самая большая ошибка в его жизни. Он трахнул в рот свою клиентку до того, как узнал, что она его клиентка. Это похоже на чью-то очень подлую шутку, которая ставит под удар его будущее душевное спокойствие. Гарри неосознанно нарушил одно из своих самых главных правил — никогда ни за какие шиши не спать с клиентом. Перед объективом камеры Кендалл была великолепна, это невозможно отрицать. Её семья самая влиятельная в мире шоу-бизнеса, и Гарри не мог допустить ни одного малейшего промаха, ведь Дженнер вполне могла бы помочь ему взобраться чуть выше по лестнице, ведущей к звёздам. И Гарри видел перспективы в каждом снимке, в каждой незамысловатой позе и красивом смуглом лице модели. Щелчки камеры превращали торнадо в его груди в легкий весенний бриз, а девушка казалась неким божеством, спустившимся с небес в ответ на долгие молитвы Стайлса о процветании. Гарри видел в снимках свою эстетику, а Кендалл видела в Гарри достойного фотографа, и это всё, что ему хотелось знать. Найл стал первым, кому Гарри позвонил, чтобы похвастаться своим новым приобретением, и Хорану стало весьма любопытно, к чему это может привести, потому что он не верил в случайности. Она не могла случайно отсосать Гарри в клубе, а потом сделать вид, что его присутствие в студии — это вполне нормальная и не смущающая вещь. Но Гарри решил, что Найл просто параноик, который не в состоянии порадоваться за своего друга, и Найл, как не странно, согласился с этим. Он не любитель долгих и бесполезных споров. Парень пообещал заехать вечером, чтобы провести время за просмотром футбольного матча и большими бокалами отменного пива. Гарри поздно вечером (работа отняла у него счёт времени) уже двигался к лифту, когда тонкая рука модели обвила его собственную, и без всяких лишних слов они вдвоём сели в машину Гарри, как будто это было в порядке вещей. Они знали, чего хотели. Но Гарри не был уверен, что это искреннее желание, а не глупое наваждение. Он решил проверить это действием. Войдя в подъезд, они ускорили шаг от нетерпения поскорее разделаться с остатками тяжелых рабочих будней и отдаться тому, что не имеет никакого значения, но дарит невероятные ощущения. Их время ограничено, Найл появится через час, поэтому Гарри буквально врывается в собственную студию, утягивая за собой утопающую в предвкушении Кендалл. Но его оглушает громкая музыка и чьё-то тело, врезавшееся в его спину. Гарри не верит своим глазам, когда видит парочку, развратно двигающую своими телами на его диване. На его чёртовом диване. Гарри не верит, когда спотыкается о пустые бутылки в коридоре. Но ещё больше его удивляет Луи, сидящий на столе на кухне, припавший к бутылке с вином и заигрывающий с девушкой-неформалкой, гладящей его колени тонкими пальцами с черными ногтями. Его раздражает каждый человек в комнате (он насчитал около десяти), сигаретный дым, витающий по помещению, запах алкоголя, а в особенности его припасённое для Рождества вино в руках Луи. Кендалл стоит позади, наблюдая за Гарри с опаской. Стайлс подлетает к брату и за шиворот стаскивает его со стола, припечатав к стене с такой силой, что шум удара спины Томлинсона о бетон отдаётся в его ушах легкой вибрацией. — Дай мне хотя бы одну причину, чтобы прямо здесь и сейчас не выцарапать твои глазища, — шипит Гарри, наклонившись над его ухом. Луи фокусирует на Гарри пьяный взгляд и хватается за рукава его рубашки не в силах держать себя на ногах, но Гарри неплохо ему подсобляет, удерживая парня за шкирку. — Я хорошо дрочу, — кричит Томлинсон и заливается громким, почти сумасшедшим смехом, после чего волна раздражения Гарри заряжает электричеством воздух в помещении. Чаша его терпения давно переполнена, и только Бог знает, как парню удаётся держать себя под контролем. — Знал бы ты, как сильно я хочу тебе вмазать, — Гарри смотрит на искусанные и чуть припухшие губы Луи. Их явно кто-то целовал. Он скользит взглядом по напряжённой шее, примечая маленькие тёмные пятнышки, и его пальцы на ткани футболки Луи сжимаются ещё крепче, а губы превращаются в одну тонкую бледную линию. — Опять привел к себе бабу? — спрашивает Луи, заглядывая через плечо Гарри. — Сначала развратница-рыженькая, потом скромница-блондинка, теперь жгучая брюнетка. Ты коллекционер, Гарри. — Выпроваживай своих друзей немедленно, — он встряхивает парня и с вызовом смотрит в затуманенные глаза, пытаясь уцепиться за уцелевшую последнюю ниточку здравого смысла в смеси с ускользающей трезвостью. — Как так можно, солнце? Это будет некрасиво с моей стороны. Им весело, мне весело. Ох, как я пьян. После этих слов Луи сгибается пополам, крепко впившись пальцами в плечо Гарри, и очищает желудок на его новые замшевые ботинки. Гарри хочется скулить. — Вышли отсюда нахрен! — в отчаянии кричит он, отсоединяя музыкальный проигрыватель от розетки. Народ разочарованно стонет и медленно тянется к выходу, хватая на своём пути съестное и то, что можно ещё допить. Луи сидит на полу, глядя в лужу собственной блевотины. — Кендалл, мне так жаль, — говорит Гарри, хватая Луи подмышки. Парень утыкается носом в его ключицы и обвивает шею спасителя руками, рвано выдыхая порции воздуха в его рубашку. — Всё нормально, — говорит она, обняв себя руками. — Я расстелю для него твою кровать, а ты дай ему воды. Где спальня? Гарри указывает рукой на нужную дверь и тянет Томлинсона к дивану, позволив ему обессиленно упасть на мягкое сидение. Звонок в дверь оповещает о приходе Найла, и Гарри только сейчас жалеет, что вообще всё это затеял. — Твою мать, ну и видок, — Найл кривится, глядя на тяжело дышащего и потного Томлинсона, а тот лишь закатывает глаза, посылая блондину в ответ вытянутый средний палец. Гарри протягивает ему стакан воды, не утруждаясь на проявление никаких эмоций. Он тупо пялится на брата, жадно припавшего к «живительному напитку», пока Луи вопросительно не выгибает бровь, заметив неподдельный интерес к своей персоне. — Ты жалок, — яростно выплёвывает ему в лицо Гарри и скрывается в ванной не в силах находиться с ним в одной комнате и дышать этим спёртым воздухом. Он до сих пор не может понять, что удерживает его от того, чтобы вытолкнуть источник всех ненужных проблем за дверь. В Луи нет никакого обаяния, которое помогло бы ему прирасти к сердцу Гарри, как паразиту, и он точно не тот, к кому бы Гарри питал тёплые дружеские и даже братские чувства. В отношениях между сводными братьями царит хаос. В них есть всё, начиная с ненависти и отвращения и заканчивая слепой злостью. Но есть кое-что, что разбавляет этот адский напиток — жалость. Сколько бы Гарри не утверждал, что Луи Томлинсон не заслуживает чьей-либо жалости, он не может перебороть в себе томящегося глубоко внутри тёплого комочка сострадания к голубоглазому эльфу. Он видит в Луи оступившегося глупого парня. Гарри опускает лицо под струю холодной воды и прикрывает глаза, позволяя леденящим каплям забраться под рубашку и остудить его тело. Он слышит кряхтение за дверью и тихий шёпот, но ему так сильно не хочется выходить из своего укромного уголка, что ещё пять минут Гарри тратит на загрязнение своих лёгких сигаретным дымом. В гостиной Луи уже нет, Найл сидит на полу перед телевизором и медленно потягивает пенку пива, а, встретившись с усталым взглядом Гарри, слабо улыбается, приглашая его сесть рядом. Кендалл изучает кухню в поисках чая и щёлкает пальцами, когда докапывается до нужного предмета. Гарри не против маленькой наглости девушки. Он виноват, что разрушил её планы на вечер. И с каких пор вину Луи он стал брать на себя? — Если мы продолжим сидеть в тишине, я рехнусь, — говорит Найл, обращая на себя внимание Гарри, который всё это время был поглощён тяжёлыми раздумьями. Кендалл прижалась щекой к его плечу и тихо сопела. Гарри был не против. В его планах не было связывать свою убогую жизнь с девушкой, но он не мог прогнать её, зная, что она та, кто остаётся рядом в трудную минуту, даже толком не зная, кто он, чёрт возьми, такой. Сексуальное желание каким-то образом отошло на десятый план. — Бессмысленная игра, — говорит она, кивая в сторону телевизора и делая очередной глоток чая. — Это был твой парень? Гарри закашлялся, и Найлу пришлось, не жалея сил, постучать его по спине. — Мой сводный брат, — поясняет он, и Кендалл кивает. — Извини, мне показалось, что вы очень близки. — Они ненавидят друг друга так сильно, что бьют друг другу морды традиционно раз в неделю под саундтрек из «Гладиатора», — Найл усмехается, наблюдая за тем, как багровеет лицо Гарри от возмущения. — Очень мило, — усмехается она. — Заткнитесь оба, всё намного сложнее, чем вы думаете. — Конечно, сложнее, — Найл хмурится, залпом допивая остаток пива в стакане и ни на секунду не отрывая внимательного взгляда от экрана телевизора. — Он просто пользуется твоей жалостью, и ты готов пойти на всё, чтобы удовлетворить его любую прихоть. — Что за бред? Я никогда не вёлся на его уловки, — возмущается Гарри. — Именно поэтому он до сих пор здесь, правда, Гарри? И Найл чертовски прав, только Гарри не собирается это признавать. Задница, в которой он погряз, намного глубже, чем каждый из этих двоих думает. И единственное, что до сих пор связывает их с Томлинсоном — это обязательства, данные им отцу. Только вот Стайлс совсем не учёл, что они с Луи разорвали с родственниками узы. Отсюда снова следует, что Найл прав. — На самом деле, это благородно — терпеть такого человека, несмотря на то, что он рушит твою жизнь, — тихо говорит Кендалл. — Каким бы ублюдком он не был, он твой брат. — Сводный, — поясняет Найл. — И он действительно тот ещё ублюдок. — Это не имеет значения, — чуть громче отвечает она. — Он твоя семья, Гарри. Луи единственный родственник, хоть и не кровный, с которым Гарри по-прежнему поддерживает связь. Он единственный человек, которого Гарри видит утром, и единственный, кто встречает его с работы. Может быть, ему пора начать ценить, что рядом с Луи он не чувствует себя одиноким и бесполезным. Может быть, Гарри единственный, кто смог бы вытащить его из пропасти. Гарри думал, что он не станет тем, кто подаст Луи руку помощи, но Луи как раз тот, кто научил его нарушать собственные правила.