Ты не достоин жалости.

You'll never be alone When you miss me close your eyes I may be far but never gone

Луи кажется Гарри странным, когда после нескольких дней он из поистине милого маленького человечка превращается в злостного ублюдка, который угрюмо, как призрак, передвигается по комнатам, бросая язвительные комментарии в адрес брата всякий раз, когда выпадает повод. Но Стайлс научился не обращать на это внимание. Только когда порыв насолить всем и везде затягивается на неделю, становится тяжко. Настолько, что иногда Гарри приходится повышать голос, а Луи в это время смотрит на него почти невинно, как будто в растраченных нервных клетках брата не было его вины. Возможно, не стоило везти его с собой к Лу. Может быть, нужно было развернуться и захлопнуть за собой дверь, когда их с Лиамом взгляды пересеклись, сразу же, как только посреди квартиры Найла вспыхнул огонь войны. Он утратил интерес к обещанной фотосессии тогда, как Гарри был в нетерпении увидеть новые снимки. Его брата будто подменили, просто стёрли программу по умолчанию, заменив её на совершенно новую, которая Стайлсу была не по душе. И не стоит думать, что он не спрашивал у Луи, что случилось. Тот лишь отмахивался от парня, как от назойливой мухи и посылал его туда, куда он вовсе не хотел идти. Луи построил между ними стену, закрылся в изолированной камере чувств, съедающих его. Это были всего лишь догадки Гарри, но внутреннее чутьё подсказывало ему, что в конечном итоге они окажутся правдивы. Лакс скрашивала его одиночество частыми разговорами по телефону. Крестница никогда не интересовалась его жизнью так же, как и Гарри не считал нужным звонить ей по пять раз на дню. Но теперь она сама набирает его номер, она сама говорит, как сильно скучает, и это заставляет Гарри таять от любви к маленькой девочке. — Детка, я немного занят, — говорит Гарри, прижимая телефон к уху плечом. — Давай я заеду за тобой после работы, и мы повеселимся? Минутное молчание заставляет Гарри задуматься: а не промахнулся ли он в чем-то? — А Луи будет с тобой? — её голос тихий и недовольный, и Гарри улыбается. — Я не знаю, милая. Почему ты его не любишь? — Он живёт с тобой, а я нет. Ты играешь с ним чаще и разговариваешь каждые пять минут, — она громко шмыгает носом, пытаясь вызвать в Гарри жалость или же сочувствие, но тот лишь тихо смеётся. — Детка, я обещаю, сегодня Луи будет последним, на кого я буду обращать внимание. Ты в приоритете всегда. — Что значит «в приоритете»? — Я скажу тебе чуть позже. До встречи. Гарри пытается не думать о пререканиях на работе, о чрезмерной загруженности, выводящей его из себя, об огромном количестве дел, которые ему необходимо выполнить дома, потому что этот день он посвящает своей крохотной семье. Он давно не чувствовал себя таким необходимым кому-то. Никогда не слышал столько теплоты в чьем-то голосе. Может быть, однажды нотка благодарности проскользнёт и в звонком голосе Луи, но Гарри знает, что всё решит время и его собственные старания. Когда Гарри возвращается домой, он видит Луи, потягивающего вино из бутылки. Его отстранённый взгляд устремлен в экран телевизора, на котором мелькают картинки, как бы странно это ни было, детского мультипликационного сериала, Луи их прежде не переносил. — Луи? — зовёт Гарри в надежде на обратную реакцию, но взамен получает гробовое молчание. – Луи, чёрт возьми! — Я не глухой, говори, — рявкает он, и Гарри разочарованно поджимает губы, встречаясь с пустым взглядом слишком красивых глаз. — Я хочу сводить Лакс на каток, а потом в какое-нибудь семейное кафе, — говорит он, осторожно поднимая три пакета с только что купленными продуктами на поверхность стола. Луи хмыкает, делая очередной глоток вина, пока в голове Гарри не загорается тревожный красный свет. Он злится не потому, что Луи такой ублюдок, а потому что тот пытается изуродовать себя ещё сильнее, преследуя цель, непонятную ни одному из них. Стайлс решительно выхватывает бутылку из его рук, а Луи от неожиданности даже не успевает среагировать. Он удивленно распахивает глаза, уставившись на Стайлса, почти дрожащего от злости. — Что за хрень, Гарольд? — спрашивает он, протягивая пальцы в сторону бутылки, но Гарри заводит руку за спину. — Я очень рад, что ты решил повеселиться с девчонкой. Тебе нужно моё благословение или пару долларов на обед в кафе? Прости, крошка, я на мели. — Мне нужно, чтобы ты перестал пороть пургу и поехал с нами. Луи хмурится и упрямо мотает головой, а Гарри от отчаянности рычит, пряча бутылку на верхнюю полочку подвесного шкафа, куда, как он надеялся, Луи не дотянется благодаря своему маленькому росту. — Ты так шутишь? Я не поеду на каток, я не буду кормить её мороженым из ложечки, потому что каким вообще боком я связан с ней и её семьей? Слова Луи больно ударяют Гарри прямо в солнечное сплетение, отчего он начинает задыхаться. Он ждал чего-то подобного, но, как видно, ему лишь казалось, что он был готов это услышать. — Ты и меня своей семьей не считаешь? После всего, что я делал и что продолжаю делать для тебя? — голос Гарри тихий, хотя ему хотелось кричать, бить Луи в грудь, чтобы привести в чувства, превратить его из зазнавшегося хрена в того парня, с которым они смотрели фильмы в один из вечеров, который бегал по кухне в его фартуке и прятался в ванной, боясь скорой расправы. — Почему ты всегда превращаешь каждое моё слово в новую проблему? — вскрикивает Луи, а Гарри складывает руки на груди в защитной позе. — Ты чёртова королева драмы, Стайлс, знаешь об этом? — Думаю, мне уже говорили об этом, хотя я не совсем уверен, — говорит он и невольно растягивает губы в улыбке. Луи шумно вздыхает и стучит пальцами по подлокотнику, исподлобья глядя на застывшего в ожидании Гарри. Стайлс следит за тем, как в его глазах тает лёд, как подрагивают уголки губ, а пальцы замирают в его взъерошенных каштановых волосах. Луи был произведением искусства, и это невозможно отрицать. Даже колечко в его губе придавало ему какую-то особую прелесть, если Гарри и не был фанатом пирсинга. — Я могу быть сопровождающим. Не втягивайте меня в свои чертовы семейные дела, ясно? Сегодня я всего лишь твой личный водитель. Не больше. Гарри кивает, а затем, исчезнув в своей комнате, чтобы переодеться, радостно хлопает в ладоши, наслаждаясь своим успехом. Не каждый день Луи делает ему одолжения, не каждый день стену Луи возможно сломить. Гарри считает это одним из своих самых больших достижений. Стайлс ищет в шкафу розовую рубашку в белый горошек, натягивает на себя джинсы и выползает из комнаты, натыкаясь на изучающий взгляд Томлинсона, бегающий вдоль его фигуры, наверное, около пяти минут, если не дольше, Гарри, честно говоря, от волнения сбился со счёта. — Очень милая рубашечка, солнце, — говорит он, накинув на плечи джинсовку, хватает ключи от машины Гарри и двигается к двери. Гарри чувствует горячий румянец на щеках, пока идет следом, наблюдая за каждым движением Луи, за тем, как он оборачивается, чтобы подмигнуть и в очередной раз взъерошивает волосы. Луи был тем, каждое движение которого должно быть запечатлено на пленке, потому что память о нем должна быть вечна и для следующих поколений. Луи совершенство в чистом виде, если не считать его глупую манеру всё портить. Он заваливается на водительское сидение и поворачивает ключ, заставляя автомобиль зарычать. Гарри улавливает, как бережно он оборачивает пальцы вокруг баранки руля, как его нога с особой нежностью упирается в педаль, и понимает, что он может доверить ему свою машину. Хотя капля сомнения всё же таилась в его голове и иногда молила о разумности. Гарри звонит Лакс и просит поторопиться. Девочка ждет их около входной двери и, заприметив недовольное лицо Луи, хмурится, а уголки её губ стремительно опускаются вниз. Она тянется с заднего сидения автомобиля и оставляет на щеке Гарри легкий поцелуй, в то время как Луи остаётся без внимания. Но он не сильно обижается. — Малышка, ты не против, если там нас будет ждать моя подруга? — спрашивает Гарри у Лакс, и на её лице расцветает улыбка. — Она красивая? — спрашивает она, благоговея перед нарисованным в голове образом. — Безумно, — смеётся Гарри и только потом вспоминает о Луи, который закатывает глаза и поджимает губы, крепче цепляясь за руль. — Прелестно, — бурчит он, и Гарри прячет улыбку. — Тогда она может прийти, — отвечает Лакс. Кендалл ждет их на месте с небольшим пакетом в руках с названием бренда, о котором Гарри никогда не слышал. Он неловко сжимает её в объятиях, а девушка охотно подаётся дружеским ласкам. — Привет, я Кендалл, а ты, как я понимаю, та самая принцесса Лакс? — она наклоняется так, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Лакс смущённо улыбается и пожимает её руку. После этого Гарри оказывается одним из последних, на кого девочка обращает внимание. Как только в её руках оказываются коньки, они с Кендалл сбегают на каток и посвящают всё время друг другу, тогда как Гарри вынужден терпеть напряжение между ним и Луи, его ядовитые взгляды и нервные движения. Гарри выходит на каток первым и проезжает один круг по площадке, прежде чем заметить, что Луи нет рядом. Он видит маленькую фигуру, держащуюся за бортики. Между его бровей пролегла та самая складочка, а все его мышцы напряжены от усердия, прилагаемого для того, чтобы оставаться в равновесии и не ударить в грязь лицом хотя бы перед Гарри и Кендалл. — Ты не умеешь кататься на коньках? — Гарри смеётся, наяривая круги вокруг Луи, бросающего на него убийственные взгляды. Он замирает, хватаясь за бортики, и показывает брату язык, что веселит его ещё больше. — Я мог бы помочь тебе, если бы ты перестал строить из себя недотрогу, — говорит Гарри, но Луи лишь фыркает, стараясь сделать очередной шаг. Все его попытки заканчиваются неудачей. На глазах Гарри он приземляется на пятую точку и стонет от боли, ладонями касаясь ягодиц, которые натерпелись достаточно за эти десять минут. — Не будь меня здесь, тебя бы просто затоптали, — говорит Гарри и протягивает к нему руки. Луи недоверчиво смотрит на раскрытые ладони и переводит взгляд на лицо Гарри, не решаясь принять помощь. Он боится, что покажется слабым в его глазах, а Стайлс борется с желанием опровергнуть не озвученные мысли. В конечном итоге маленькие ладони Томлинсона тонут в ладонях Гарри, и он рывком поднимает брата на ноги, который в ту же секунду начинает опасно покачиваться. — Держись за мои плечи, — говорит Гарри, и когда Луи раскрывает рот, чтобы возмутиться, он добавляет, — ни слова больше, держись. Луи плотно сжимает зубы и, глубоко вдохнув, кладет ладони на напряженные плечи Гарри, впиваясь в них тонкими пальцами. Гарри начинает задыхаться, когда Луи следует за ним, делая первые уверенные шаги на коньках. — Ты молодец, — заключает он, не осознавая, что только что перешел барьер в их странных отношениях. Хвалить Луи было так непривычно, что Гарри невольно передёргивает от осознания, что Томлинсон всё слышал и ничего не сказал, приняв это как должное. Он смотрит в глаза, сосредоточенно вглядывающиеся в каждое движение. Их ноги двигаются синхронно, движения осторожны. Гарри может доверять лишь Луи, который ведет его, не позволяя брату врезаться в людей или бортики. — Я молодец, — говорит он, с трудом справляясь со сбившимся дыханием. — Можешь отпускать. Луи отцепляет пальцы от Гарри и пытается сдержать равновесие, когда Стайлс отъезжает на два метра, предоставляя парню место для практики. — Можешь подойти ко мне? — Это вызов, Стайлс? — Луи ухмыляется и делает несколько скольжений по льду вперед, но его ноги заплетаются, и Гарри приходится подскочить ближе, чтобы предотвратить падение. Луи хватается за его руку, и они вместе делают несколько шагов, пока он не чувствует себя спокойнее. Его рука тёплая и маленькая, такая идеальная для большой ладони Гарри, но он откидывает эту мысль так далеко, как только может. Пальцы Луи почему-то проскальзывают между пальцами Гарри, делая хватку ещё крепче, почти железной. И Стайлс не сопротивляется, несмотря на то, что это кажется ему лишним. Иногда так приятно чувствовать кожей чужое тепло. Гарри не помнит, когда в последний раз он держал кого-то за руку. Лакс чуть не сбивает Луи с ног, кружась вокруг братьев и демонстрируя свои умения. Кендалл прячет смущённую улыбку, когда видит их сплетённые пальцы, но это не ускользает от Гарри, и он посылает ей предупредительный взгляд. По причине, о которой она так и не решилась сказать, Кендалл говорит, что ей пора идти, когда Луи сосредоточенно помогает Лакс разобраться с замком на легкой весенней куртке. — Мы хотели зайти в кафе. Ты на самом деле так сильно спешишь? — спрашивает Гарри, наблюдая, как девушка прячет выпрямленные волосы под шапкой. — Да, Гарри, прости. Мы ещё увидимся, я позвоню тебе, ладно? Перед тем, как осознать, что только что на его щеке Кендалл оставила влажный теплый поцелуй, Гарри машет ей рукой. — У тебя помада, — говорит Луи, когда они усаживаются за столик в кафе. — Вот здесь. Он с силой тыкает в щёку Гарри, заставив того поморщиться. — Ты просто завидуешь. — Те, кто целуют меня, обычно не используют помаду, — он самодовольно улыбается и выхватывает меню из рук Гарри, пропуская мимо ушей недовольное бурчание последнего. — Сидим в этом стрёмном кафе, как лесбийская парочка со своим назойливым спиногрызом, — тихо говорит Луи, когда Лакс, лавируя между прибывающими и убывающими посетителями, пробирается в сторону миниатюрной игровой площадки, полной детей. Гарри ковыряет ложкой в своём мороженом, посыпанном шоколадной крошкой, добрые пять минут. Луи молчит ещё дольше, лишь изредка кидая вопросительные взгляды на поникшего Гарри. Всё это казалось таким странным, и он чувствовал себя лишним в укромном уголке, где люди тратят свои деньги для того, чтобы порадовать детей и позволить расслабиться вторым половинкам после долгих месяцев упорного труда на работе и дома. Он точно знает, что ему здесь не место, что он портит воздух, пропитанный теплом и уютом семейных отношений. Плечи Стайлса сжимаются в попытке превратиться в пылинку, он хотел испариться хотя бы на секунду, чтобы не чувствовать на своей спине, на своём лице взгляды особо заинтересованных в их с Луи личной жизни молодых мам и отцов. Тогда он чувствует голенью ногу Луи и вздрагивает, слишком остро реагируя на неожиданный телесный контакт. Он поднимает на парня заинтересованный взгляд, но Луи лишь хмурится, пытаясь скрыть проступившую на непроницаемом для эмоций лице легкую, едва заметную улыбку. Гарри не нужны объяснения этому, чтобы окончательно не погрязнуть в вопросах, на которые у него нет вразумительных ответов. Нога Луи, касающаяся ноги Гарри — это просто то, что есть, без всяких заморочек. Может быть, некоторые сводные братья ведут себя так, как будто между ними возникло не родство по крови, но родство по духу. — Вообще-то я ненавижу мороженое, — говорит Гарри, не зная для чего. Ему хотелось, чтобы Луи знал. — Ненавижу кофе. Но тот, что варишь ты, я готов пить вечно, — отвечает он едва слышно, и сердце Гарри почему-то стучит быстрее, вырываясь из груди, как отчаянный беглец. — Я буду готовить завтраки, если хочешь, — в голосе Гарри непривычный для Томлинсона энтузиазм. — Что ты любишь? — Кексы. Хотя, я уверен, что ты придумаешь что-нибудь оригинальное. Гарри точно не знает, когда Лакс оказывается у него на коленях и начинает уплетать его чёртово мороженое. Он лишь поглаживает белокурые волосы, вдыхая запах детства и оставляя для него отдельную полочку в своей памяти. Они гуляют по парку молча, наблюдая за тем, как Лакс распугивает голубей, пристает к прохожим и, будто бы случайно, игнорируя замечания Гарри, наступает на свежие лужи, оставленные ночным тёплым дождем. В какой-то момент Луи заинтересовал её, не прилагая к этому никаких усилий. Может быть, саркастическими комментариями, которые заставляли Гарри глупо смеяться, или тем, как он выдыхает колечки сигаретного дыма в лицо Стайлса, заставляя того морщиться, когда они решили отдохнуть на одной из пустых лавочек. Девочка хватает его за руку, и лицо Луи окрашивается всеми оттенками ужаса. Он смотрит на Гарри с мольбой о помощи, когда маленькая ручка тащит его вперед в сторону большого скопления голубей. — Покорми их, — требовательно говорит она и, самостоятельно раскрыв ладони Луи, сыпет в них купленный на входе в парк корм. — В такие ладошки много не насыпешь. Гарри ладонью прикрывает широкую улыбку, пока глаза Луи расширяются от удивления, а рот раскрывается в немом упрёке. В течение получаса они скармливают живности двухдневный запас хлеба. Луи был бы не Луи, если бы не вляпался в грязь, пока в испуге отбегал от внезапно вспорхнувшего перед его носом голубя. Лакс согнулась пополам в приступе громкого звонкого смеха, такого заразительного, что Томлинсон хохотал вместе с ней, пока Гарри пытался запечатлеть момент на камеру телефона. Лу, матери Лакс, сейчас необходимо нечто, что заставит её улыбнуться. Например, счастье в глазах дочери. Домой они возвращаются в семь часов вечера, грязные и уставшие. Луи спит на соседнем сидении, и его сопение приятной вибрацией отдается в голове Гарри. Лакс исследует телефон Томлинсона на предмет интересных приложений и картинок, в содержании которых Гарри не был достаточно уверен. — Я хочу к родителям, — говорит Луи хрипло и низко, а Гарри смотрит на него, как на душевно больного. — Я не хочу жить с ними, даже не думай, что так просто от меня отделаешься. Мне нужно объясниться и просто понять, за что они так со мной… с тобой. С нами. — Почему тебе обязательно нужно всё портить? Лакс устала, и я не уверен, что они примут тебя с распростёртыми объятиями. — Хазз, пожалуйста. Прозвище, которое дала ему Лакс, у Луи звучит совсем иначе. Более интимно, чем нужно, что в любом случае не может быть правильным и допустимым. Но Гарри молчит, просто не зная, что сказать. — Ладно, — выдыхает он, и Луи озаряется благодарной улыбкой. Первой со дня их знакомства, но такой важной для Гарри. В родительском доме не горит свет, окна занавешены, и Гарри может только гадать, какого черта происходит. — Похоже, их нет дома. Ты звонил матери? — спрашивает Гарри, когда Луи дергает ручку двери. Он коротко кивает, выходит на улицу, сунув руки в карман и натянув капюшон, чтобы прикрыть беспорядок на голове, и медленно шагает к двери. У Гарри внутри всё разом сжимается, когда три раза кулак Луи опускается на гладкую поверхность. Потом ещё три и снова три, пока Томлинсон в отчаянии не опускается на порог, как тряпичная кукла, прижавшись спиной к злосчастной двери. — Детка, ты обещаешь, что ничего не тронешь в машине, пока мы с Луи решаем важные дела? — Гарри оборачивается, глянув на притихшую девочку. Лакс щурится и медленно кивает. — Замечательно. Вечером на улице прохладно. Ветер пробирается под тонкую рубашку, вызывая поток легких мурашек. Гарри нужна всего минута, чтобы придумать слова утешения, и решить, что они то ещё дерьмо, которое никому не нужно. Он опускается перед парнем на колени, и в этот момент Луи прячет лицо в согнутом локте. — Луи? — Гарри касается его ладони боязливо и почти невесомо, и Томлинсон инстинктивно сжимает её в кулак. – Луи, перестань, слышишь? Мы выбьем эту дверь к херам прямо сейчас. — Потом отец выбьет тебе зубы за порчу его имущества, — его улыбка пропитана обидой, которую он старательно прячет в закоулках раненной души. — Не заморачивайся, Стайлс, я знал, что у меня ни черта не выйдет. Гарри несколько раз вдыхает огромные порции воздуха, нерешительно глядя на запертую дверь. Он никогда не был бунтарем и никогда не нуждался в вымещении гнева посредством физической силы. Но эта дверь так и манила открыть её самым негуманным способом. Гарри обходит Луи и толкает её плечом, привлекая к себе внимание парня. — Ты такой придурок, — усмехается Луи и присоединяется к их маленькому противозаконному акту, помогая двери слететь с петель. После пяти ударов замок отскакивает, и Гарри, чувствуя в себе прилив сил и адреналина, пересекает коридор в поисках признаков жизни. В комнатах темно и пусто. Пусто в прямом смысле. В гостиной больше не было ничего, кроме старой мебели, накрытой белой пыльной тканью. Гарри не мог уловить запаха жизни, которая кипела здесь в течение многих лет. Луи медленно взбирается по лестнице на второй этаж, как будто бы это имело смысл, он напрасно подпитывает кислородом маленький догорающий огонек надежды. Родителей нет, дом больше не принадлежит Стайлсам-Томлинсонам, и только что они, кажется, незаконно проникли на чужую территорию. — Поверить не могу, — шепчет Луи, задыхаясь от стоящей в воздухе пыли и обиды. — Теперь мы совсем одни. Считай, что сироты. Гарри не знает, в какой момент его самообладание помахало на прощание платочком. В его груди появилась очередная дыра, отдающая ноющей болью во всем теле. Он чувствует давление на ребра изнутри. Наверное, это сердце. Оно ведь не перестало биться, верно? В любом случае он не может отличить сон от реальности. Через минуту боль сменяет пустота, которая, кажется, действует на психику Стайлса сильнее. Он лбом прижимается к стене и зажмуривает глаза, стараясь перетерпеть рвущиеся наружу слезы. К его спине прижимается теплая твердая грудь Луи, а его талию обхватывают цепкие руки, мышцы которых напряжены до предела, когда он сцепляет пальцы на животе парня. Гарри пытается справиться с тем, что чья-то щека прямо сейчас прижимается к его плечу и убедить себя, что это именно то, что делают родственнники. Свет погас не только в комнатах этого дома, но и в глазах Луи. — Будь сильнее, блядский Стайлс, — произносит он через силу, как будто слова оставляли глубокие раны на языке. Гарри поворачивается к нему, чтобы убедиться, что в глазах-сапфирах только темнота, непроглядная и поглощающая. Он притягивает его за плечи, позволяя себе почувствовать чужое тепло, которого он не ощущал так давно. Луи податливый и нежный, его руки трясутся, а по щекам текут слезы, которые Гарри предпочел бы не видеть. — Будь сильнее, блядский Томлинсон. Дома они не говорят, потому что не могут найти подходящих слов. Лакс спит в комнате Гарри, а тот в свою очередь готовит для Луи кофе, который он так любит. Томлинсон стоит у окна, выпуская изо рта дым в открытую форточку. Прохладный ветер проникает в комнату и тянется по полу, настигая ноги Гарри. Он подходит к брату и протягивает чашку горячего напитка, получая замученную, но благодарную улыбку. Второй раз за день. Стайлсу кажется, что он счастливчик. Он знает, что имеет право подбородком опереться о плечо Луи, и тот ничего не скажет. Он знает, что может прижаться чуть ближе и обхватить тонкий торс руками так крепко, что пространства между их телами больше не остаётся. Луи лбом касается виска Гарри и прикрывает глаза, судорожно вздыхая то ли от усталости, настигшей его, то ли от тепла тела Стайлса, проникающего в его вены и растекающееся по ним горячим свинцом. Луи по-прежнему пахнет шампунем Гарри, и он думает о том, чтобы купить новый, специально для них двоих, потому что Томлинсон ни в коем случае не станет изменять своим привычкам. Даже сейчас он чувствует себя комфортнее в одежде брата, чем в своих провонявшихся никотином футболке и джинсах. Его мягкие волосы, беспорядочно торчащие после душа во все стороны, щекочут нос и заставляют Гарри поморщиться. — До этого дня я не думал, что родители могут поступать так со своими детьми, — говорит Луи, указательным пальцем проводя вдоль сигареты и вглядываясь в переплетенные на его животе пальцы Гарри. – Нет, конечно, я думал о том, каким дерьмом был мой отец и какой слабохарактерной была и есть моя мать. Но чтобы бросить нас здесь, просто исчезнуть, сменив номера телефонов и не оставив новый адрес — это нонсенс. — Я думал о том, что это походит на сюжет глупой детской комедии, где родители оставляют своих детей одних, чтобы в конечном итоге они сплотились ради их поиска. Но потом вспомнил, что это долбанная реальность, в которой нет никакого сценария, — бормочет Гарри в его плечо, проводя по нему кончиком носа и жадно вдыхая фруктовый аромат, смешанный с запахом сигаретного дыма и вина. — Да, ты прав, — он кивает и прикусывает нижнюю губу. — Они просто бросили нас, потому что жить без двух проблемных сыновей проще. Не нужно париться из-за того, что один из них — ничтожество, забившее на учёбу и моральные принципы, а другой не хочет принимать участие в семейных разборках. Сейчас наверняка греют задницы где-нибудь на Мальдивах, трахаются и говорят о том, как они счастливы, наконец, почувствовать себя свободными. — Не говори так. В конце концов, должно быть какое-то объяснение всему этому. — И я только что его нашёл, — Луи бросает остаток сигареты в открытое окно и разворачивается к Гарри, чтобы оставить на его лбу поцелуй, крепкий и протяжный. Он уходит в спальню к Лакс, где на полу для него есть удобное местечко, не пожелав спокойной ночи, с чашкой кофе в руках и опущенными уголками губ. А Гарри лишь вглядывается в его спину, потирая местечко на лбу, которого коснулись мягкие губы брата. Оно в огне, и сердце Гарри в огне, он согревает всё его тело, позволив лечь спать с мыслями о том, что хуже быть просто не может.