Неравенство.

      Январские холода усиливались и в поместье становилось невыносимо холодно. Многие слуги болели, особенно прачки, ведь им приходилось стирать вещи в ледяной воде, отчего все девушки, не работавшие на кухне, кашляли и чихали. Грелль тоже едва не заболел, он сильно мёрз в своей комнатке,засыпая и просыпаясь в коконе из шерстяного одеяла, что больно кололось. Несмотря на своё обещание заниматься английским, мальчик не мог найти свободного времени, слишком боялся он жечь столь драгоценные свечи, ведь когда теперь получится поехать в город он не знал.       Из-за того, что слуги расхворались, работать приходилась куда больше, чем обычно и о выходных пришлось временно забыть. Ти Спирс не отзывал его от работы, но иногда приходил почитать вслух, садясь на зеленый канапе в зале. Грелль слушал, как читает господин и не понимал многих слов, но чтение юноши нравилось ему. Так чудно было то, о чём он читал. Сатлкифф с восхищением вслушивался в речь, очень сильно удивляясь, когда аристократ вдруг запинался и долго смотрел в книгу, а потом как-то странно прочитывал предложение. Мальчик не мог догадаться, что его господин читал французские книги и специально экспромтом переводил их на английский для Грелля, когда тот был рядом. А слуга с упоением слушал эти рассказы с удивительными описаниями и словами. Ему самому хотелось читать такие книги, но сначала ему стоит прочесть басни, как и наставлял господин. И до чего же удивительны эти мастера слова, что повествовали о чужих землях, о тяжестях жизни. Однажды, когда Ти Спирс выбирал книгу для чтения, а Грелль работал в коридоре, слушая хозяина через открытую дверь, он услышал, как господин читал стихи. Какое чудесное действие произвели они на него. Для полуграмотного мальчишки, чувственного и чуткого, красивое сочетание звуков и слова была музыкой, он слушал, не понимая многих слов, но слушал завороженно, как будто было в этом что-то божественное, льющиеся, подобно ручью.       Сам же господин Ти Спирс не обладал такой чуткостью и тонкой душевной организацией. Стихи он тоже не любил, но находил некоторые из них весьма хорошо сложенными и даже волнительными. Он был ещё мальчиком, душа его никогда не трепетала от любви и нежности, не была охвачена пламенем. Чувства представлялись ему низкими и недостойными внимания, лишь любовь к матери могла быть в его глазах чем-то достойным поклонения. Подобный отпечаток на его личность отложило отцовское воспитание. Тем не менее, он заметил какое действие произвели эти красивые слова на слугу и поразился. Разве простому человеку положено так чувствовать? Да и что же он мог чувствовать? Откуда на лице слуги возникло такое блаженное выражение?       Несколько раз аристократ повторял эксперимент и вновь замечал полное волнение и радости лицо слуги. Такая душевная чуткость лишь убедила его в том, что за мальчику нужно взяться серьёзно, слишком благороден и чувствителен был этот бедный ребенок. Иногда Ти Спирс с легким сожалением думал о том, что если бы Грелль был законным сыном лорда, то они могли бы быть друзьями. Ему не приходило в голову, что воспитание среди роскоши и порока испорило бы душу юношу, нет, в нём боролся страшный, болезненный стереотип о том, кто должен быть его другом и почему. А ведь ему хотелось дружить с мальчиком, очень, но в этом Уильям не мог бы признаться даже самому себе.        Наконец немного освободившись от обязанностей других слуг, которые Греллю пришлось выполнять, он смог заняться письмом. Целый час, сидя в холодной комнате с дрожащими после работы и от холода руками, он отчаянно пытался переписывать слова под неровным светом свечи. Некоторые слова Греллю были неясны, многие он, читая, назвал неправильно, но желание стать лучше полностью охватило его.       В воскресенье, когда у Грелля выдался выходной и тот решительно не знал куда себя деть, аристократ позвал его и они снова провели за учением. Осмелев, слуга даже попросил господина прочитать ему какое-нибудь стихотворения, искренне прося прощение за подобную дерзость. Ти Спирс был удивлен и даже хотел было отказать, но взглянув в такое открытое и наивное лицо мальчика, поддался на уговоры. Уильям не умел читать красиво, он знал это, вот его матушка - о, как вдохновенно читала она эти строки. Но, кажется, слуге и не нужны были все эти интонации, переходы и тоны, он радовался и это так явно было написано на его лице, что невольно смущало господина.       Из комнаты Ти Спирса они почти не выходили. Грелль признался, что если господин Блэк удивит его тут, то так отругает, что Сатклиффу страшно за свою судьбу. Уилл же, также не желавший показывать как интересно ему в обществе простого слуги, также скрывал их занятия по английскому и арифметике. Мальчик всё также отвратительно писал, но он старался унимать дрожь в руках и чуть ли не высовывал кончик языка от стараний. Подобное было для Уильяма дикостью, но он постарался не обращать внимания на манеры Грелля, сейчас точно.       Позанимавшись письмом - Грелль писал под диктовку лёгкие слова и часто спрашивал значение того или иного слова, Ти Спирс принялся рассказывать мальчику о том, что узнал сам. Все эти дни аристократ сидел за книгами и ему хотелось рассказать о мореплавателях, королях других стран, о великих ученных. Грелль слушал, не понимая почти ничего, но делал это с таким вниманием и усердием, что заподозрит невежество было почти невозможно.       В обед, юноша покинул слугу, позволяя ему тайком убежать из своей комнаты, а после, в три часа вернуться. Сатклифф был невероятно счастлив. За годы своей трудной жизни у него никогда не было настолько умного и доброго знакомого, который помогал ему, рассказывал интересные вещи и даже угощал пирогами. Грелль был счастлив. Он не смел считать себя другом аристократу, но был так предан ему, что скажи ему Уилл: "а теперь сядь на корточки и залай" мальчик бы сделал так, и делал бы это с удовольствием, считая себя достойным званием личного пса Ти Спирса.       В Грелле никогда не было чрезмерной гордости. С самого рождения ему никогда не приходилось чем-то гордиться. Его происхождение, вид, мать, которая занималась такими ужасными вещами, чтобы прокормить их, презрение окружающих - всё вокруг и всегда внушали ему смиренность и стыд. А чуткая, болезненно впечатлительная натура Греллю только способствовала этому. Живя в приюте, откуда он сбежал, мальчик знал только унижения, а жизнь на улице едва не привела его в могилу. Ему не случалось иметь друзей и защитников, но у него были враги, он не знал их, но несколько раз чуть не попадал в лапы смерти. И тут, в этом благородном и добром человеке мальчик видел символ всего самого лучше, что сейчас было в его жизни. Иногда ему случалось мечтать о другой жизни, но не столько потому, что та, другая жизнь, была сытнее и спокойней, а потому, что в той, иной жизни он мог бы быть другом этого прекрасного человека.        В начале января Грелль узнал, что у молодого господина скоро День Рождения, тому станет тринадцать лет, а это значит, что Уильям станет не мальчиком, а юношей. В связи с этим леди Ти Спирс решила увезти сына к тётке, где планировался приём в их честь. Конечно, он не будет слишком большой, ведь праздник в честь взросления Уильяма будет проводиться, когда тому исполнится шестнадцать лет и будет здесь, в поместье. Но и тринадцать - цифра очень важная.       Грелль долго ломал голову над тем, как же отблагодарить, поздравить Ти Спирса. Ему хотелось сделать что-то особое, но он не знал, что. Купить подарок он не мог, а даже если бы и мог, то что же может подарить он такому человеку? Сатклифф мучился несколько дней и наконец решил написать красивое поздравление, ведь не зря же его учат грамотно писать и сделать это в форме стиха. Писать стихи оказалось слишком трудно и то, что выходило казалось таким кривым и неказистым, что Греллю становилось стыдно за свои труды. И всё же, он решил, что напишет стих и после ночи стараний, устав и измучив себя, написал небольшой, наивный стишок: "Сегодня у Вас День Рождения И я Вам желаю везения. Желаю книг много хороших И дней для поездок погожих. И чтоб стремена не предали И чтобы Вы горя не знали. Я Вами всегда восхищаюсь, И очень для Вас постараюсь"       Этот стих казался Греллю глупым, но он так старался! С огорчением ему вспомнились красивые слова, которые читал ему господин и его слова совсем не были такими, но быть может... ведь он только начал писать.       Промучившись незнанием, в ночь перед Днём Рождения Ти Спирса, Сатклифф подкинул ему бумажку под дверь, так как не мог вручить столь неидеальный стих сам. Весь день, наполненный беготней в связи с поездкой семьи к родне, Грелль не попадался молодому господину, лишь когда он и Леди Корнелия уже садились в экипаж, мальчик посмотрел долгим преданным взглядом в сторону кареты и Ти Спирс, заметив это, быстро улыбнулся ему, после чего отвернулся, явно смущённый собственными действиями. Грелль же не знал места от радости. Эта улыбка так много говорила ему!       Несколько дней Сатклифф с нетерпением ждал возвращения Уильяма, но уже не так сильно, ведь нельзя вечно ждать чего-то как в первый раз. Лежа на холодной кровати, укутанный колючим одеялом, слуга думал о том, как проводят дни Рождения знатные особы. И что подарили господину другие люди и есть ли среди этих других его друзья. Думать о друзьях господина ему было неприятно. Злой змей в душе неприятно шевелил кольцами и напоминал, что он-то не может быть другом господину. Как же завидовал он тем, другим друзьям, которые могли говорить с господином на равных, пожимать ему руку, видеть его улыбку и что-нибудь ещё. Он завидовал всем - и девочкам и мальчикам, если только те могли бы заинтересовать Уильяма. Но вместе с тем, Грелль был готов полюбить тех, кем дорожил этот прекрасный человек. Он хотел знать и других благородных и прекрасных людей, ведь его хозяин никогда бы не подружился с иными.       Когда чета вернулась, Грелль выловил минутку и сбежал от дворецкого, чтобы увидеть господина. Тот вежливо кивнул ему, но не позвал. Сатклифф хотел было расстроиться, но вспомнив какой грязный и жалкий он сейчас, побледнел и побежал обратно работать. О чём думал Ти Спирс мальчик не знал, но был счастлив и тем, что повидал господина.       Через два дня Уильям сам позвал слугу в свою комнату, сказав дворецкому, что его комнату следует убрать, а служанка, которая обычно занималась этим больна, что было действительно так. Блэку не понравился выбор прислуги, но решив, что очевидно юноша обеспокоен своим здоровьем, согласился. В конце концов, ведь этого рыжего чёрта болезнь не берёт, а ведь тот такой хилый на вид, что казалось, первые морозы и щенок их не переживёт.       Грелль, совершенно счастливый, выпавшей долей, принялся тщательно убираться в комнате Ти Спирса под его строгим надзором. Долгое время они молчали и Уильям, казалось, не замечал маленького слугу, но, внимательно посмотрев на Сатклиффа, что старательно очищал канделябр от воска, произнёс: - Мне понравился тот стих. - Правда, сэр? То есть, спасибо, сэр! Грелль смущённо опустил взгляд, это похвала, хоть он и желал её, была несколько неожиданной. Ти Спирс же теперь пристально смотрел на него, думая о чём-то. - Это был очень хороший подарок... Правда. Теперь и юноша ощутил некое смущение, а потому принял более строгий и сосредоточенный вид. Однако слова он больше не произносил. Сатклифф принялся за работу, сгорая от желания начать разговор, но боясь показаться невоспитанным. - Сэр..., - неуверенно начал он, - я правильно его написал? Грелль вновь слегка опустил взгляд, чувствуя себя слишком неловко. - Почти, - смягчился аристократ. - Тебя бы в школу, а после в университет. - Школу, сэр? - Грелль удивленно посмотрел на господина. - Это... что? Ти Спирс был удивлен подобным вопросом и даже растерялся, но вспомнив из какой среды был родом его слуга, успокоился. - Место, где обучают грамматике, математике и некоторым наукам. Есть школы, где обучаются дети из богатых семей и есть школы для детей, доходы семьи которых очень скромные.. Думаю, ты бы мог пойти в такую за небольшую плату. Но, ничего, Грелль. Ты можешь сам научиться некоторым вещам. Например, грамотно писать. Если ты будешь много читать и переписывать прочитанное, то обучишься сам.       Грелль почувствовал ощущение горечи. Да, он бы не мог пройти в школу, ведь ему нужно работать. Но, если он правда может обучиться сам, то обязательно обучится. Неожиданно, в голову ему пришёл вопрос. - А Вы, сэр? Вы тоже учились сами? - Нет, - ответил Ти Спирс, смутившись, - меня учили преподаватели и в этом году я отправлюсь в колледж - это почти школа. Грелль застыл. - Вы, уедете, сэр? - убито спросил слуга. - Да. Уеду осенью и вернусь зимой. От сердца Сатклиффа отлегло. Это, конечно, долго, но не навсегда! Лицо мальчика просветлело, чем немало озадачило господина. - Я рад, сэр! - уверенно сказал Грелль, чем окончательно сбил с толка Уилла. - Я тоже рад. Только обучением сделает из меня человека, - тоном отца повторил Ти Спирс. Слуга удивленно посмотрел на него. - Но Вы человек, сэр! - Чтобы быть тем человеком, каким я хочу быть, мне нужно учиться, - объяснил юноша. - И ты тоже должен учиться сам, чтобы быть хорошим человеком. - Я буду, - честно сказал мальчик. - Обещаю.       Глядя в честные глаза слуги, Ти Спирсу захотелось улыбнуться. Как наивен был этот мальчик. И хоть обычно такая наивность злила и расстраивала его, сейчас, видя как этот ребенок желает быть хорошим и достойным, у него теплело на душе. Да, определённо. Когда ему станет пятнадцать, он упросит отца, чтобы Грелля отдали ему в качестве мальчика-слуги. Тот справится со всеми обязанностями и они смогут часто разговаривать друг с другом, когда ему придётся тосковать в поместье, вдали от колледжа.       Позже, когда Грелль закончил работу, они снова позанимались грамматикой, Грелль старался особенно заметно, чем радовал Уильяма. Он чувствовал гордость за то, что сам способствовал учению слуги и в его заслугах видел свои собственные. Придёт время, и всё изменится.