Неравенство.

      Колледж встретил Уильяма сквозняками в старых коридорах, надоедливым смехом старшекурсников и нудными лекциями. Молодой человек ощущал себя невероятно потерянно, ему казалось, что он лишний здесь. Выросший вдали от суеты и безумств, Ти Спирс был в куда большей степени деревенским помещиком, чем модным денди, которых в колледже было достаточно. В семнадцать лет юноши уже высоко задирали свои головы, стоя странные иллюзии о том мире, в котором они оказались. Да и могло ли быть иначе?       Уильям отчаянно брался за учёбу, зарываясь в пыльных библиотечных книгах и собственных учебниках, надеясь, что любимое занятие поможет ему прийти в себя, но ничего не происходило. Какая-то неведомая тоска навеки поселилась в его сердце, было тяжело. Ти Спирсу приходилось бороться со странной меланхолией, неожиданно обрушившейся на него. Он все чаще отвлекался и вспоминал о доме, о Матушке и Отце, о Грелле он старался не думать, но мысли все равно упорно неслись в ненужном направлении.       Холода медленно отступали. Вместе с теплом пришла и небывалая весенняя активность, юноши все сильнее походили на спортивных жеребцов, готовых брать любые препятствия и расстояния на скачках. Очень многие говорили о девушках, порой пуская шутки, совершенно не подобающие их статусу и происхождению.       Ти Спирс не обращал внимания на эти разговоры, хотя сам ощущал в себе отголоски весны и неведомое им ранее моральное возбуждение. Ему хотелось побеждать так сильно, как никогда прежде. Казалось, что юношу посетило вдохновение, оно словно окрылило его, дало вторую надежду. Но вот какое это было вдохновение?       Не думать о Грелле, особенно продолжая писать ему с десяток писем, которые так и не будут отправлены, — было невозможно. Уильям испытывал острое противоречие — ему хотелось увидеть мальчика, погладить его по голове или каким-то другим жестом или словом выразить свою сердечную привязанность и в тоже время, ему хотелось убежать на край земли, чтобы больше никогда не видеть яркие, насыщенные глаза слуги.       Тяжесть любовной лихорадки усугубило то, что по колледжу поползли слухи о чем-то мерзком и запретном, что якобы случилось с кем-то на третьем курсе. Уильям не вникал в суть, он лишь слышал, как переговаривались его товарищи по курсу. — Говорят, что их застукали в такой позе, — тихо шептал один из одногруппников Ти Спирса другому, — прям как вылитая парочка. — Ужасно! — произнес второй, но глаза его горели огоньком азарта. — Вот будет весело, когда их отцы узнают об этом, это же позор на века! — Не говори. Я вообще не понимаю, как это можно… они же два парня. Как два парня могут любить друг друга?       Это фраза привлекла внимание Ти Спирса. Он не хотел слушать о том, что же произошло между юношами, которые, очевидно, совершили нечто непристойное, но он не мог заставить себя не слушать. В этом было что-то вопиющее, но в тоже время манящие. Он ведь и сам любил юношу, а потому хотел знать, кто и как смог совершить что-то такое. Такие мысли действительно пугали, но противостоять интересу было невозможно. — Говорят что один сам предложил побыть девочкой. Ты представляешь это? — Фу! — искренне сморщился второй. — Но вообще, у тебя нет подозрений, кто бы это мог быть? — Ну, я слышал, что второй был вроде как из первого курса. Там что-то уже выясняют. А вот на счет третьекурсника, не знаю. Но вот бы это был Джордж. Он так меня бесит! Такой высокомерный и чванливый тип, не удивлюсь если ему нравятся мальчики.       Второй собеседник активно закивал. Парни продолжили перечислять самых отвратительных и назойливых типов, которые могли бы оказаться в самом центре этой истории, после чего записали туда ещё несколько своих товарищей, уверенные, что и такое может случиться или даже случается.       Ти Спирс был возмущен и удивлен такими вещами, но потом узнал, что порой время от времени в закрытом учебном заведении, где учатся и постоянно живут голодные до страсти юноши, такое иногда случается. Таких юношей тут называли «греками», так как знали, что в Греции жили содомиты.       В марте греков оказалось гораздо больше, а быть может, все это были только разговоры. Юноши, чей основной досуг составляли занятие, прогулки и спорт в окружении других таких же юношей, желали пообсуждать что-нибудь горячее. Выходить за ворота колледжа было нельзя, так что девочкам приходилось ждать либо самых ловких, либо каникул, что, конечно, было весьма печальным фактом.       Проживя полтора года с юношами шестнадцати и семнадцати лет, Уильям понял, что для многих из них понятие благородства является чем-то несущественным. Они часто поступали неправильно, играли в карты (в том числе на деньги), вели себя крайне неблагородно, отчего порой нарывались на порку. Всё это наталкивало Ти Спирса на не самые приятные размышления. Всё чаще Уильям вспоминал своего маленького слугу и думал, а действительно ли так плохо, что именно Грелль стал избранником его сердца? Если бы Уильяму и вправду суждено было бы влюбиться в мужчину, так лучше бы это действительно оказался добрый, но смелый Сатклифф, чем высокомерный юнец, не видящий дальше своего собственного носа.       Несколько месяцев Ти Спирс думал о том, что же на самом деле представляют его чувства. Он не мог считать, что испытывая нежность к Греллю — значит совершать грех, но ведь так говорила церковь, так говорило общество. Да и в чем смысл его любви? У него уже есть невеста, судьба решена, а долг — гораздо больше чем слово. Если бы его знаменитые предки узнали, что в их роду появится кто-то такой, они бы, несомненно, собственноручно задушили его. Уильям даже боялся вообразить какая реакция может последовать от его отца. Ничего хорошего там точно не будет. Да и Матушка, как же она переживет это, бедная? Такой страшный позор!       Чем больше Уильям думал о том, что его любовь несет лишь страдания, грех и даже преступление, тем сильнее она разгоралась в его сердце. Молодость брала своё. Да и разве можно сдаться, вот так, не попробовав вкусить битву? Принцесса достанется только самому сильному и храброму рыцарю, а для этого нужно вступить в бой и победить. Уильяму действительно хотелось победить, душа его пламенела. Быть может, в какой-то момент, он мог бы броситься на амбразуру и попытаться понять, что всё это означает, но был и ещё один факт. Конечно же, Ти Спирс не мог думать о том, что чувства его взаимны. Да и кому в самом деле может прийти такое в голову? Грелль был милым и добрым малым, он был красивым, а потому, наверняка, за ним бегали девушки. Впрочем, последнее вряд ли имело место быть, ведь суровый дворецкий, как адский цербер разгонял всех желающих одним своим строгим видом. И всё же…       Чем быстрее приближались Пасхальные Каникулы, тем нетерпеливые и резче становился Ти Спирс. Он отчаянно желал увидеть Грелля, прикоснуться к его волосам, улыбнуться ему теплой, настоящей улыбкой. А ещё Уильям хотел похвастаться первыми прорезающимися усиками — свидетельством того, что он уже не мальчик. Эти усики сделали Уильяма очередной жертвой шуток от товарищей по курсу, ведь мальчишки верили в то, что усы растут только у тех юношей, кто провели ночь с девушкой. Конечно, многие знали, что это было не так, но не пошутить на эту тему было невозможно.       За две недели до поездки домой Уильяму пришло письмо от Грелля, пропитанное такой настоящей радостью от предстоящей встречи, что сердце юноши едва не перестало бить, будто замерев в восторге. Простое, но искреннее письмо взбодрило Ти Спирсу и дало пищу его влюбленности, что становилась все более явной. Единственное, чем действительно радовался Уилл, так это тому, что его любовная болезнь протекала без внешних симптомов, вроде бледности, потери аппетита и сильнейшей апатии.       Дорога домой была непривычно долгой. Обычно аристократ каким-то чудом умудрялся проспать большую часть дороги, размещаясь на неудобном сидении почтовой кареты, с которого к тому же было легко слететь на какой-нибудь кочке. Если заснуть не получалось, то юноша всегда брал в руки книгу, но на этот раз ни сон, ни чтение все не шли к нему. Уильям с беспокойством постоянно вглядывался в пейзаж за окном и отчаянно ждал, когда вдали покажутся родные земли. За каждым поворотом и деревней ему мерещился знакомый перекресток, на котором располагалась почтовая станция, где его уже ждал Том.       В этом году весна наступила рано — молодая трава высоко поднялась над землей, появились первые желтые и фиолетовые маленькие цветочки, яркими пятнышками мелькающие на зеленом фоне поросших полей. Воздух был прохладным, но насыщенным, почки на некоторых деревьях уже распустились, а некоторые и вовсе готовились к цвету. И все же, красота пейзажа не могла пленить Ти Спирса, чьи мысли были заняты предстоящей встречей с родными и маленьким слугой.       Эта весна изменила Уильяма. В его вдумчивых и тихий характер проскользнуло что-то яркое, жадное и дикое, совсем несвойственное ему ранее. Это было похоже на ощущения от скачки, когда сильный жеребец отрывался от земли, выбрасывая вперед длинные ноги, пролетая над преградой. Сознание тонуло в ощущениях восторга.       Ти Спирс часто испытывал похожий восторг, опьяненный любовью, тщетны были его попытки заглушить этот жар, что вдохновлял его. И все же внешне Уильям не изменился, воспламенилась только его суть. Для своих товарищей по учебе он оставался таким же отстраненным и сложным, как прежде, преподаватели тоже едва ли могли заметить разницу, впрочем, весна всегда плохо влияла на их питомцев, так что они привыкли. Но глубоко в себе, сидя в углу библиотеке или в тени дерева во внутреннем дворе, Уильям поддавался странным мечтам и желаниям, представляя себе несбыточное.       Ти Спирс прекрасно понимал, что его страсть или любовь — этому он и сам не мог дать точного названия, не сможет найти выхода, осуществиться. Даже если бы это было возможно — он бы и сам не пошёл на это. Зачем? У него уже есть будущая супруга, которая будет любить его и поможет создать уютное гнездышко. Да и что делать, если бы о такой постыдной страсти стало известно? Чтобы сказал отец, а бедная матушка? Это все исключено. Но такие выводы делал рассудок Уильяма, а сердце, впрочем, что сердце? Если уж Ти Спирс что-то и понимал, так это то, что в любой ситуации лучше слушать голос разума, чем собственное сердце.       Ранним утром Ти Спирс прибыл на почтовую станцию, там его ждал Томас. Уильям кивнул, садясь в карету отца, если честно, ему хотелось, чтобы Грелль тоже оказался здесь, но тот, видимо, был занят делами поместья. Сатклифф писал своему господину, что дворецкий увеличил его обязанности, выполнять которые было не так просто. Уильям гордился своим слугой, уверенный в том, что тот делает огромные успехи, в конечном итоге должность дворецкого — далеко не плохая. Ти Спирс думал о том, что когда женится, то назначит Грелля своим дворецким. Уильям был действительно обеспокоен будущим своего маленького слуги, ведь человеку чья родословная не пестрит титулами и громкими именами куда тяжелее пробиться в жизни. Конечно, будь бы на все воля Ти Спирса, он бы и вовсе сделал Сатклиффа не дворецким, а своим компаньоном, но юноша уже решил, что займет должность чиновника, а не торговца. Отец всегда возлагал на него большие надежды.       У крыльца Ти Спирса встречала традиционная процессия — отец, мать, дворецкий, несколько слуг, но Грелля почему-то не было. Это действительно обеспокоило Уильяма, но он решил не показывать этого. Быть может, Блэк завалил того заданиями и он не смог бросить дела, чтобы встретиться со своим господином? Позже Грелль и в самом деле подтвердил, что возился на кухне, помогая с праздничным ужином в честь возвращения любимого сына.       Грелль показался только во время ужина, как и в прошлый раз юноша прислуживал за столом, элегантно принося начищенные до блеска тарелки и подносы, на руках юноши были перчатки, как у мистера Блэка. Сам Сатклифф выглядел более взрослым — его волосы немного отросли и были собраны черной атласной лентой, что так хорошо сочеталась с его рыжими волосами. Да и новый фрак черного цвета, почти как у Блэка, стройнил юношу, делал его более взрослым.       Ти Спирс с трудом пережил ужин, отчаянно стараясь не отвлекаться на Грелля, он выглядел так чудесно. Уильям старался отвечать родителям, но краем глаза он постоянно выделял Сатклиффа, что почтительно стоял в стороне, готовый выполнить любую просьбу. — Спасибо за ужин. Я отдохну в своей комнате, — произнес Уильям, вставая со стула и собираясь уходить. — Вам что-то принести, господин? — поинтересовался Грелль, сразу же оживившись. — Займись моими вещами, — бросил Уильям.       Грелль посмотрел на Блэка, тот согласно кивнул, отдавая своего помощника в распоряжение Ти Спирса. За последнее время Блэк немного изменил свое отношение к мальчишке, тот оказался действительно способным. У Сатклиффа была отличная память, кроме того он был достаточно внимательным, правда часто допускал ошибки в вычислениях. Конечно, относиться к Греллю как-то иначе было сложно и непривычно для дворецкого, он всегда видел в мальчишке наглого разгильдяя.       Сатклифф постучал в комнату Ти Спирса, заходя внутрь. Уильям отложил книгу, которую читал в свете предзакатного солнца, устроившись на своей огромной кровати, и внимательно впился взглядом в лицо маленького слуги. Тот и правда заметно вырос. — Рад видеть Вас, сэр — мягким голосом произнёс Грелль, проходя вперед. — Как и я, — слегка улыбнулся Ти Спирс, подзывая жестом подойти ближе.       Грелль неуверенно подошел к господину, замерев напротив него. Ему хотелось крепко обнять Ти Спирса, но чем больше времени проходило, тем сильнее Сатклифф впитывал в себя социальные условности, учась жить в мире людей. — Садись рядом со мной, поговорим, — почти ласково произнес Уильям, похлопав по кровати. Сатклифф подчинился, сердце его забилось быстро-быстро. — Ты так вытянулся, Грелль. — А у Вас появились усы, сэр, — легонько посмеялся Сатклифф, отчего Уильям ощутил в груди что-то до дрожжи щемящее. — О да, завтра же с утра попрошу нашего камердинера мне их сбрить. Он ведь был неплохим цирюльником, как я слышал. — Правда? — удивился Сатклифф. — Так непривычно видеть вас с ними.       Они разговорились. Грелль сидел рядом на большой кровати господина и с воодушевлением слушал про учебу, преподавателей и конкурсы. Ти Спирс цитировал книги, стихи, говорил об истории, географии и политики, выражая надежду, что когда поступит в Университет, сможет пробиться в партию и стать кем-то значимым. — Но Вы и так значимы, сэр, — удивленно произнес Сатклифф. — Вовсе нет, — покачал головой Уильям. — Я не беден, но и не слишком богат или влиятелен. Отец хотел бы, чтобы я занял видное место и возвысил наш род.       Грелль кивнул. Он слабо представлял себе те выси, в какие устремились честолюбивые стремления Ти Спирса, но вера в господина от этого не ослабевала. — А когда Вы женитесь, сэр? — неожиданно спросил Сатклифф, едва не прикусив себе язык от собственного неуемного любопытства. — Женюсь? — удивленно повторил Ти Спирс. — Простите, сэр, я не хотел быть грубым, — тут же начал извиняться Грелль. — Когда мы были на Рождество у вашей невесты, мне показалось, что она очень хорошая, сэр. Я слышал, что Вы должны скоро жениться на ней.       Сатклифф опустил взгляд, ему было немного стыдно за это, но он не мог побороть свой интерес. Он так боялся этого момента, что просто не смог сдержать язык. — Я не очень хочу этого, — серьёзным тоном произнёс Ти Спирс. — Мне больше интересно обучение, да и… я ведь совсем не знаю, о чём с ней говорить. Девушки такие глупые, они совсем ничем не интересуются.       Лицо Ти Спирса приняло страдальческое выражение, было видно, что он уже ни раз думал об этом. — А ты, Грелль? — поинтересовался аристократ. — Разве не присмотрел себе кого-нибудь? — Нет, сэр, — несколько смущенно произнес юноша. — Я не очень хочу семью, лучше буду дальше учиться и стану Вашим дворецким, если Вы позволите.       Уильям тепло улыбнулся. Он был таким искренним, его Грелль. Рядом с ним хотелось совершать глупости, но юноша старался держать себя в руках. — Я бы не стал злиться, если бы ты решил иначе, — заявил Ти Спирс. — Нет, сэр. Вы сказали сущую правду. Уверен, с девушками не о чем поговорить. Вот Вы, с Вами интересно разговаривать! Ты так многое знаете, так умны и…       Грелль запнулся, понимая, что вновь сболтнул лишнего, на сердце Уильяма потеплело. — Все в порядке. Мы понимаем друг друга, — заключил аристократ.       Сатклифф кивнул, ощущая волну облегчения. Он не хотел выдать своей страшной тайны, не хотел быть слишком наглым, да и вообще много чего не хотел. Все, что ему было нужно — чтобы этот момент никогда не заканчивался.