Elliot Moss — Silver + Gold
Лея стояла посреди просторной гостиной в апартаментах, похожих на те, что выделяли сенаторам; у отца в Имперском центре была похожая квартира, где они останавливались, пребывая в столицу. Поэтому, кстати, гораздо менее удивительно было бы увидеть здесь Бейла Органу как призрака прошлого принцессы Леи, но никак не Энакина Скайуокера, который, словно бы потеряв всякий интерес к происходящему перед ним, подкидывал в воздух округлый предмет. Шар не касался руки мужчины, а останавливался всегда в нескольких дюймах от его ладони, и Лея, забыв о времени, несколько секунд завороженно наблюдала за происходящим с таким интересом, с каким могла, наверное, только пятнадцать лет назад. Энакин, не прерывая своего развлечения ни на секунду, мазнул по ссутулившейся фигуре дочери практически безразличным строгим взглядом, от которого по коже пробежал холодок, но после улыбнулся. Безрадостно, правда, совсем без необходимого тепла, которое принцесса и хотела бы увидеть, да не могла. Впрочем, и не призналась бы никогда, что хочет. Она ведь наследница престола, политик, то есть воплощение раздражающей выдержки и расчетливого безразличия: ей с юности едва ли не запрещали прилюдно «чувствовать». И все же она сейчас чувствовала — холод, исходящий от отцовской фигуры, гнев, едва заметный по сжатым в тонкую линию губам, и напряжение в прохладном воздухе, который заставлял ее кутаться в накинутый на плечи темно-синий платок, что пах отчего-то материнскими духами. Скайуокер, отметив замешательство дочери, указал свободной рукой в темной перчатке не место рядом с собой, но Лея не пошевелилась, чем вызвала некоторое удивление мужчины — тот едва вскинул брови в ироничном недоверии. — Лея, я не причиню тебе вреда. Садись. — Он с шумом опустил шарик на подставку, и Лея отметила, что он был только частью замысловатой скульптуры, очертаниями напоминавшей женское тело, держащее нечто округлое. Конструкция даже не покачнулась, а вот принцессу отчего-то нехило тряхнуло: она вздрогнула, услышав голос Энакина и узнав странные интонации, которые ей уже доводилось слышать не единожды, но все-таки прошла к софе и расположилась напротив отца. — Итак. — Итак? Прошу, только не говори, что даже в своем сне я должна выслушивать нотации, — тут же парировала Лея еще не начавшийся спор так, словно ней сидел не отец, которого она едва знала, —и, возможно, сама себе вообразила, — а кто-то другой. Кого она, конечно, знала. — Или ты сегодня в роли моей совести? — Если она тебя гложет, то да, в ее роли. — И отчего она должна глодать? Потому что я пыталась спасти родную мать? — Лея фыркнула, сложив на груди руки. Энакин откинулся на спинку софы и продолжил неотрывно глядеть на девушку, которая вновь вздрогнула от прохлады в комнате. — Я замерзла. На корабле Вейдера так холодно. — Холод идет изнутри, — коротко пояснил Скайуокер и перехватил ледяную ладонь Леи, крепко сжав в ней пальцы девушки. Мгновение — и сквозь тело принцессы прошла волна тепла, прогнавшая ненадолго неприятную дрожь. Благодарно кивнув, Лея отвела глаза, подтянув колени к груди. Распущенные волосы рассыпались вокруг хрупкого тела и словно вторым полотном укрыли принцессу, чтобы та согрелась еще быстрее. — Ты должна была понять, что такой выброс энергии мог привести неподготовленного форсъюзера к Сила знает каким последствиям. Озноб и обморок далеко не самое страшное из того, что могло произойти после этой эскапады, Ваше Высочество. Она резко оторвала подбородок от согнутых коленей, на которых он покоился и свела брови к переносице. Непривычно было слышать такое обращение от Энакина, неправильно. Он не должен был обращаться к ней так: Лея, дитя, дочь — да как угодно. Но никак не по чужеродным регалиям, которые отнюдь не принадлежали роду Скайуокера. Еще бы окликнул «принцессой Органой», и совсем хоть от безысходности теряйся! Подобным образом, к тому же, к Лее часто обращался Вейдер, и девушка потому шумно сглотнула, в страхе отогнав мгновенно слившийся с образом Палача лик Энакина. Она мотнула головой, моргнула и взглянула на отца с очевидным упреком, отчего тот вдруг заливисто и звонко рассмеялся, опустив на плечо дочери руку. — Ты надо мной глумишься? — Ничуть, — отсмеявшись, произнес Энакин и едва сжал ее плечо в ободряющем жесте. — Но подумал, что таким образом получится вернуть прежнюю строптивую Лею. Как видишь, получилось. — Твоим методам и актерской игре даже матушка бы позавидовала. — Нет, — тут же покачал головой Скайуокер, — мне до нее далеко. Пожалуй, единственный человек в Галактике, которого мне не превзойти в умении заставлять людей играть по своим правилам. Сказать по правде, я бы не удивился, обставь она Императора. — Только вот двадцать лет назад это у нее не вышло. Теперь вот, гляди, пытаемся разгрести последствия, — вздохнула девушка, улыбнувшись как-то слишком тоскливо, а после нахмурилась, заметив, как помрачнело лицо Энакина. — Прости, я не хотела задеть тебя. На деле, маме тоже всегда тяжело вспоминать, что произошло тогда: я и сама не знаю даже доли процента, хотя, поверь, столько расследований, сколько проводила я по этой теме, не снилось даже Айсарду и Вейдеру. — Вейдер не занимается расследованиями. Не занимался, — тут же исправился Энакин, чуть вздернув уголок рта в полуулыбке, — до появления на арене Падме. Лея взглядом отыскала свернутый на кресле плед и тут же поднялась, потянувшись за ним. Вряд ли во сне ее могло согреть хоть что-то, кроме тех трюков, что проворачивал отец, делясь с ней теплом Силы, но от ощущения домашнего уюта, которым веяло от каждой вещи в этих апартаментах, казалось, становилось чуть приятнее. Она обвела пальцем замысловатый узор, вышитый на обрамлении пледа, и вспомнила, что, кажется, видела подобный на одном из пледов в комнате Дорме. Падме, как ее назвал Энакин; слышать это имя Лее доводилось по большей части на основах дипломатии и уроках истории, да и то вскользь. Иногда отец — Бейл — порывался, кажется, назвать мать настоящим именем, но вовремя осекался, а Лея все мечтала услышать то, как звучит оно из уст кого-то настолько близкого семье, как Энакин. И произносил он имя матери так осторожно и в то же время ласково, что замирало сердце. Девушка спрятала в высоком вороте домашнего платья улыбку, позволяя тешить себя мыслью, что происходящее — не плод ее воображения, а после вздохнула, намереваясь вернуться к разговору, но Энакин опередил ее. — К слову о нем: кажется, ты говорила, что не будешь его злить лишний раз. — Отнюдь, ничего такого я не говорила и не обещала. Ты просто сообщил, что у меня на удивление неплохо получается выводить Лорда из себя. Я смирилась с этим фактом, к тому же, поверь, я и без того догадывалась после того, как мне пыточный дроид загнал ядовитую иглу под кожу по его приказу. — Это… Одна из многих его ошибок. Но не о том речь, Лея, я полагал, ты догадаешься поумерить свой пыл и будешь осмотрительнее в своих поступках. — Без меня штурмовики могли не успеть. Пока они обсуждали план осады замка и тронного зала, Хан провел меня в казематы хаттовского дворца и даже сообщил про Бунта-Ив, понимаешь? Каждая минута была на счету, и я… — Лея осеклась, прикусив дрогнувшую губу. — Я до сих пор не знаю, выжила ли Дор... Пад…мама. Может, Вейдер уже собственноручно насквозь проткнул ее мечом. Девушка указала рукой на сейбер, висевший на поясе Энакина, который, слушая дочь, только поджимал губы — и хотел сказать что-то, но правда была все равно на стороне Леи. Она не была посвящена ни в планы Вейдера, ни в его намерения, касающиеся таинственного прошлого Лорда и Матери Альянса повстанцев. Девушка молча окинула взглядом меч — очень похожий на тот, что носил с собой Люк Скайуокер. Сердце сжалось от мысли, что у брата могло остаться хоть какое-то напоминание об отце; впрочем, неспящая совесть Леи тут же подкинула ей мысль о том, что близнец, в отличие от нее, вырос в пустыне сиротой, и стало вдруг горько-горько. Она заправила за ухо прядь длинных волос и случайно дернула ее в резком движении, тут же осознав, как неуместна была длина волос теперь, когда от ее образа принцессы оставались только призрачные воспоминания. — Я так хочу верить, что он не причинит ей вреда, — призналась вдруг Лея. Энакин был молчалив, и девушка даже разозлилась: отец мог бы поддержать ее, особенно если он был плодом ее воображения. Но Скайуокер молчал, молчал и выжидающе смотрел на то, как принцесса пыталась привести в порядок мысли и, наконец, разобраться своих ощущениях. — Я хочу верить, что его мистическая связь с матерью — то, что, в конечном итоге, позволит ей жить, что позволит мне не бояться того, что Империя прознает про здравствующую Падме Наберри, которая возглавляет Восстание и пытается отомстить за свои загубленные семью и право на счастье. Мама никогда бы не созналась мне в своих намерениях, это правда, но я и сама девочка не глупая: она скорбела по отцу — по тебе, никогда при этом не говоря о твоей смерти больше двух слов. Мог бы, может, рассказать старик Бен, но и его нет среди живых. Я хочу, ситх раздери, верить во что-то такое невразумительное и мистическое, что могло бы изменить всю жизнь моей матери — она слишком много страдала, и я так хочу… Прости. — Ты веришь в героизм Вейдера? — после минутного молчания спросил Энакин, зная ответ на этот вопрос. Лея покачала головой, но не ответила, а только прижала ладонь ко лбу, молясь забыть все то, что наговорила раньше. Другой рукой она осторожно коснулась ладони отца, ища поддержки, и он аккуратно и невесомо сжал ее пальцы в попытке ободрить принцессу. — Веришь в то, что он бросит то, чем жил два десятилетия из-за призраков своего прошлого? — Я жду, что он вспомнит, каково это — быть человеком. Я уверена, что он до того, как превратиться в бездушное чудовище, был им и, может, любил кого-то. Последнюю фразу девушка добавила чересчур осторожно в стремлении то ли чтобы не задеть старые раны отца, то ли чтобы не разрушить собственные воздушные замки, поднимаясь с софы и спешно подходя к окну, чтобы, взглянув на ночную столицу, успокоиться. Но все, что возникло перед ее глазами — черная пустошь, за которой не существовало ничего, кроме, может, опасного мира опостылевшей реальности, из которой ей хотелось сбежать. Энакин поднялся следом и встал за спиной Леи, вглядываясь в густое чернильное пространство за широким окном в пол, а после осторожно приобнял девушку за плечи, после чего та крепко вцепилась в предплечье Скайуокера. — Ты устала, тебе пора отдохнуть и восстановить силы. Уж не знаю, как ты вообще выстояла на ногах с таким истощением настолько долго, — словно совсем позабыв о предыдущей тираде принцессы, вдруг сказал мужчина с толикой незнакомой заботы и участия. Лея устало улыбнулась и кивнула, глядя в глаза отца в отражении гладкого стекла. — Пообещай мне кое-что. — Не доводить Вейдера? — Не кори себя за произошедшее сегодня, но постарайся не поддаваться тем соблазнам, что предлагает Темная сторона Силы и твоей души. А еще не забудь поесть после того, как проснешься, — засмеялся вдруг Энакин. — Пока это единственное, о чем бы я на твоем месте беспокоился. Вейдер не тронет ни тебя, ни твою мать, и это то немногое, в чем я уверен сейчас. — Прежде, чем ты исчезнешь, пап. — Лея обернулась к нему, сжав его тяжелую руку своими пальцами, заставив Энакина пристально посмотреть в ее глаза. — Ответь, она дорога ему? Вернее, нет, вот что я должна узнать, чтобы быть уверенной в безопасности Дорме: Вейдер любит мою мать так же сильно, как любишь ее ты? — Наверное, любовь к ней — это единственное «живое», что в нем осталось, — кивнул Энакин и приник губами ко лбу своей дочери в тот миг, когда комната, укрывавшая две фигуры начала сливаться с кромешной душной тьмой, просочившейся через окно. — Я рядом, Лея.***
В медотсеке «Исполнителя» хранилась вся информация о тех служащих, что попадали сюда после получения травм или из-за болезни, но не хранилось ни слова о внештатных персонах, а потому бесследно не вышло бы долго держать там обессиленную и истощенную Лею, а уж тем более Падме, которой меддроид диагностировал заражение крови и пыльную лихорадку — та пусть и была не слишком опасным недугом, однако при слабом сопротивлении организма могла бы вызвать серьезное осложнения. Вейдер не болел ею сам в силу особенностей своего организма, но те мальчишки, что окружали его в детстве, перенесли болезнь в раннем возрасте; для Падме, привыкшей жить вне песчаных планет, такое заболевание молго нести опасность и в зрелом возрасте. Первой его мыслью было отправить Соло вместе с его мохнатым зверем отвезти принцессу и ее мать на ближайшую цивилизованную планету, где был бы медицинский центр, но тут же Вейдер эту идею отверг. Он не мог позволить себе потерять из поля своих возможностей Падме, едва ее обретя. Впрочем, надо сказать, он боялся потерять ее или не суметь спасти: усилившаяся с годами мания контролировать все, за что он брался, не позволяла Лорду Главнокомандующему потерять жену. Вновь. И расположенный не так далеко от Татуина астероид Внешнего Кольца, на котором самому Лорду не доводилось бывать, мог помочь ему привести в порядок жену и дочь, да так, чтобы не привлечь чужого внимания. Император наверняка заинтересуется визитом ученика на Полис-Масса — но и тут можно придумать красивую легенду, которая полностью бы оправдала прибытие целого флота в один из самых дальних секторов Внешнего Кольца; проблема заключалась в другом. Вейдер был фатально и безнадежно не готов к тому, что Падме, открыв глаза, увидит его и заговорит с ним. Она была измождена, но не настолько, чтобы находиться без сознания больше суток; велика была вероятность того, что женщина придет в себя через несколько часов после прибытия в медицинский центр, для отправления в который уже готовили шаттл по приказу ситха. Сейчас он дышал ровно — но только благодаря аппарату, регулировавшему работу его легких; в остальном же все его тело находилось в ужасном напряжении, снятию которого не поспособствовал бы даже алкоголь, что не оставил бы и следа спустя уже жалких два часа. Находясь в окружении одних только меддроидов, он позволял себе смотреть на лицо бывшей — бывшей? — жены, веки которой подрагивали от тех лихорадочных снов, что виделись ей. От ее одежды остались жалкие лохмотья, и Вейдер даже позаботился о том, чтобы найти подходящую замену тому облачению, что было сейчас на Падме. Пиетт, послушно помогавший в этом вопросе ситху, лишних вопросов не задавал: во-первых, не положено было, во-вторых Асока Тано заметно поработала с рассудком адмирала так, что мысли того до сих блуждали в беспорядке. — Сэр, я полагаю, нужно заказать в следующий раз больше женской формы? — без обиняков поинтересовался адмирал, протягивая комплект начальнику, на что Вейдер, вопреки ожиданиям, только иронично хмыкнул. — Простите. — Не придется. Миледи не задержится на флагмане, как и принцесса. — Прикажете отправить сенатора Органу в камеры? Вместе с Соло и вуки? — Не торопитесь, адмирал. Ваша основная задача — сообщить мне незамедлительно об оповещениях от Императора. И еще, — добавил он, глядя на Пиетта, — информация о повстанцах на «Исполнителе» не должна дойти до Его Величества. Иначе Вы лишитесь рабочего места, как и весь экипаж. Вейдер не добавил, что произойдет это, в первую очередь, из-за того, что тогда самому Главнокомандующему не сносить головы за предательство, но адмирал Пиетт не стал задавать лишних вопросов, а только покорно кивнул и добавил еще, что упомянутый уже Соло с его зверушкой ожидают возможности навестить принцессу. Вейдер в ответ только взмахнул ладонью, дав понять, что данная тема обсуждению никак не подлежала — пока девушка, как и ее мать, находились без сознания. Как только адмирал с почтительным кивком головы покинул медотсек, с дальнего кресла поднялась Асока и встала на его место. Ситх головы к тогруте не повернул, но почувствовал, как та использовала Силу, чтобы дотянуться до сознания Леи и удостовериться, что та действительно только погружена в восстанавливающий сон. — Она в порядке, — сообщил Асоке Лорд, все так же не отрывая глаз от созерцания фигуры Падме. Тано кивнула, мол, и без того прекрасно знала, но все равно заметно облегченно вздохнула. — Но она была на грани, и в следующий раз ей может не сойти с рук подобная выходка. — Предлагаешь ей это рассказать? Навряд ли нрав Леи позволит без упрямства выслушать все то, что ей собираешься сказать ты. — Тано поморщилась, подернув плечами. — Не то чтобы второе лицо Империи является авторитетом для повстанца, уж не обессудь. — Я учел это, и она меня услышала. Есть еще замечания, леди Тано? — не без злой иронии поинтересовался Вейдер, и Асока, замерев на мгновение, в следующую секунду вскинула руку и провела ею по лбу, крепко зажмурившись. — Ты ведь в курсе, что это запрещенный прием? Впрочем, тебе разгребать последствия разговоров Леи с ее отцом, который не намерен становиться чем-то большим, нежели картинка из сна. Я не собираюсь влезать еще и в это. — Она его любит. — В ответ на невпопад брошенную Лордом реплику Асока лишь нахмурилась, не понимая, о чем завел вдруг речь ее собеседник. Вейдер повернулся к бывшей ученице и посмотрел на нее с высоты огромного роста. И Асока не попятилась назад, впервые поняв, что пересилила страх смотреть в пустые глазницы маски Главнокомандующего. — Своего отца; принцесса никогда его не встречала, но при этом едва ли перед ним не преклоняется и ведет себя иначе. — Неужели? Я и не подозревала, что молодая девушка может по-разному относиться к своему отцу, которого все девятнадцать лет своей жизни представляла себе как бесстрашного героя, и к своему идеологическому врагу, что едва не убил ее несколько недель назад. Удивительно, — усмехнулась Асока не без злобы, после чего почувствовала болезненный толчок Силы в плечо, отчего покачнулась. — Ты не начнешь драку здесь. Не посмеешь. — Стоило мне отвлечься на сон, и вы уже хотите разнести полкорабля. — Слабый голос Леи, сопровождаемый сухим кашлем, раздался откуда-то из-за спин спорящих, заставив Асоку обернуться, не сдерживая вздоха облегчения. — Меня впервые радует такая стабильность. Тано, не отвечая ни на что, подошла к койке, что для худого тела Леи казалась даже великоватой, и осторожно обняла девушку за плечи, заставив ту вздохнуть от неожиданно близкого контакта. Принцесса обвила руками шею тогруты и, выдохнув, доверчиво прижалась к ней, точно к самому родному человеку в Галактике. Возможно, виной ому стал пережитый обеими стресс, но и Асока, и Лея выглядели так, словно действительно скучали по прикосновениям кого-то близкого. А Органа, к тому же, нуждалась еще и в силах, поэтому тепло, исходившее от тела тогруты, помогло ей едва согреться и вновь отогнать озноб. Почувствовав, как волна тепла прошла сквозь тело и согрело ее всю до самых костей, Лея даже улыбнулась, сморгнув остатки сна. — Никогда не привыкну к тому, что вы… ты умеешь. — Ты тоже можешь научиться. Это старый фокус, — подмигнула Тано, — сейчас тебе энергия нужнее, чем мне, поэтому грейся. А я постараюсь отыскать тебе что-то съедобное. — Да, спасибо, — кивнула Лея и отвела взгляд, что не осталось для Вейдера незамеченным. И под маской губы его сложились в подобие сухой улыбки, когда он понял: из приснившегося Лея запомнила если не все, то определенно многое. — И сообщи Хану, что я очнулась… если ему вообще интересно мое состояние. Когда тогрута, кинув предупреждающе-холодный взгляд в сторону Дарта Вейдера, вышла за двери медотсека, пообещав Лее поговорить с ее «ненаглядным», отчего принцесса едва зарделась, то в помещении повисла тишина, которая ощущалась тяжелой, даже прерываемая мерным механическим дыханием. Лея аккуратно, стараясь не вызвать головокружения, спустила с кровати ступни и сделала пару шагов вперед босиком по полу, но оступилась, увидев, кто лежит напротив ее койки. Часто моргая, леди Органа прижала ко рту ладонь и постаралась за что-то ухватиться, чтобы не потерять равновесие: перед глазами расплывалась картинка, а четким оставался лишь образ исхудавшей матери с бледной кожей в мелких ссадинах и синяках. Из-под медицинской рубашки видны были заострившиеся ключицы и тонкие руки, сложенные на животе — Лее пришлось моргнуть еще несколько раз и даже качнуть головой, чтобы, наконец, услышать тонкий писк приборов, контролирующих пульс Дорме Исис. Ее сердце билось, она была жива, даже несмотря на истощенное состояние. Наверняка ей внутривенно пустили питательные вещества, которые были необходимы человеку, который провел столько времени в заключении, подумала Лея, чтобы успокоить свою мечущуюся душу, и выдохнула через сжатые зубы. Ошеломленная видом матери, принцесса не вполне, кажется, понимала, что происходило вокруг и за чью руку она ухватилась, чтобы не осесть на холодный пол. А Вейдер неотрывно следил за тем, как Лея испуганным ребенком озиралась по сторонам, но непременно останавливала свой взгляд на фигуре Падме. Не прерывая тишины, девушка ступила вперед, осмеливаясь подойти ближе к койке, где лежала женщина, и возле нее опустилась на колени, прислонилась лбом к незабинтованной ладони матери. Ситх видел, как бесследно исчезла королевская осанка и стальная выдержка Леи при виде Падме, беспомощной, страдающей, и сам вспомнил, каково это, в свои девятнадцать лет прочувствовать страх потери близкого человека. И, Сила, он действительно был рад тому, что их истории с Леей завершились диаметрально противоположно и что Органа теперь прижимала губы к сухим пальцам живой Падме. Когда он моргнул, то на мгновение перед глазами предстал образ Шми, смотрящей куда-то высоко-высоко, за пределы целого космоса, безжизненно-холодным взглядом, и его пробил озноб от мысли, что еще месяц назад он и Падме представлял в том же облике. Но теперь она была здесь, рядом, и Лорд буквально мог слышать сердцебиение женщины, которую все еще любил до отвратительной слабости, до нефизической боли в груди, какую не испытывал долгие годы. Лея, наконец оторвав голову от руки Падме, обратила взгляд на ситха, и на мгновение он подумал, что зрение совсем его подводит. Органа едва ли позволяла себе плакать прилюдно — он мог судить по Падме, которая, как оказалось, воспитывала Лею всю ее жизнь. Но сейчас в уголках карих, точно как у матери, глаз собрались слезы, стекавшие по аккуратному бледному лицу вниз, к подбородку. И, казалось, девушку ничуть не смущало присутствие врага рядом: словно сейчас ей необходимо было выплеснуть всю ту боль, что накопилась в ней за время необратимых переживаний, за период поисков и спасения Дорме, за… Возможно, проснувшись, Лея в полной мере смогла осознать и прочувствовать совершенное ей убийство Хатта, и теперь ей наверняка было тяжело. Вейдер помнил, как Энакин Скайуокер, будучи мальчишкой — ровесником принцессы, также безжалостно отомстил пустынникам за причиненные страдания Шми. И не осуждал он Лею, но ее первый шаг на Темную сторону заставил ситха неожиданно сожалеть об упущенной возможности обучать принцессу использовать Силу — Светлую ее сторону. Она задушила Хатта и теперь груз его смерти покоился на плечах принцессы, которая, да, стреляла за свою жизнь по штурмовикам, но одно дело ранить из бластера пластиковых кукол, а совсем другое — убивать кого-то медленно, глядя ему в глаза и чувствуя, как он задыхался. Утерев дрожащей ладонью слезы, Лея вновь перехватила безвольную руку Падме, инстинктивно нащупывая пульсацию на запястье и судорожно вздыхая. — И что будет дальше? — спросила Лея, не рассчитывая на ответ, по крайней мере, честный. Но Вейдер и не разомкнул губ, но только потому, что и сам не знал никаких ответов: впервые, опять же, за долгие-долгие годы. Девушка смотрела на него несколько секунд, но отчего-то не так, как прежде: без явственной агрессии, обиды и ненависти. Взгляд ее карих глаз казался пустым и почти безжизненным, таким отличным от того, что видел Лорд в своем-ее сне, смотря на нее прозрачно-голубыми глазами Энакина Скайуокера. — Кто Вы, во имя Силы, такой, Лорд Вейдер? Ситх чувствовал, что сердце Леи мечется в нервном непонимании и заблуждении, но не мог так же свободно изъясняться, как полчаса назад, когда она видела в его лице только своего героя-отца, а не бездушного и безжалостного имперца, что разрушил жизни половины Галактики. Не без причин, Вейдер,в конце концов, исполнял то, что следовало для поддержания порядка, обещанного Императору и даже Падме больше двадцати лет назад. Но каков был итог? Вот она, с мертвенно-бледными губами лежит в медотсеке, но дышит и продолжает сражаться за свою жизнь; вот его дочь, которая никогда не знала отца только из-за политико-террористического «Галактика нуждается в переменах, мой ученик»; вот его разрушенная жизнь, прямо у его ног-протезов, о которой он мечтал в юности и которую мог бы получить, хоть единожды прими он собственное решение вне амплуа чьей-то марионетки — раба. Джедаи и ситхи, белое и черное, отчего-то за сорок лет своего существования он жил крайностями, считая излишним обращать внимания на полутона, какими и был написан мир. Сила сочетала в себе Светлую и Темную сторону, тогда, в общем, почему не мог он остаться вне этих полюсов, заняв точку единого баланса? — Твое Высочество! — в медотсек ворвался взмыленный и уставший Хан, с громким возгласом раскинув руки для объятий. Увидев, однако, темную фигуру Главнокомандующего, он свой пыл поумерил и жестом пригласил войти и Чубакку, приложив ко рту палец. Вуки помотал головой в ироничной манере, но тут же вскинул лапу для приветствия принцессы. Лея, напоследок мазнув большим пальцем по тыльной стороне ладони матери, поднялась на ноги и не спеша подошла к Соло, закинув голову. А после быстро обвила руками его торс и вжалась носом в ворот его рубашки, сжимая ткань маленькими кулаками. — Рад, что ты не… Ну, без тебя было бы скучно, пожалуй. — Да, я тоже скучала, Соло. — Так, задержи эту мысль в своей голове — и слушай меня. Сейчас с минуты на минуту Ваши, Лорд Вейдер, — Хан повернулся к Главнокомандующему с непривычно серьезным выражением лица, что даже заинтересовало ситха, — пилоты отправятся на двух истребителях уничтожить вражеский крестокрыл. Хотелось бы видеть пилота живым... Это наш друг. — «Исполнитель» не станет новой базой повстанцев, здесь и без того чересчур много мятежников, — отрезал Вейдер, и Лея вдруг испуганно ахнула, взглянув в глаза Соло, но тут же страх сменился не то недоумением, не то гневом, словом, настолько сильной эмоцией, что Вейдер почувствовал значимые колебание в силе. — Это Люк?