Imagine Dragons, Wiz Khalifa — Sucker for pain
Ее голос подействовал совершенно удивительно: все тело Люка словно пронзило тысячей острейших кинжалов, но за фантомно-несуществующей, тянущей болью пришло странное ощущение легкости — такой, что Скайуокер вдруг закрыл глаза и с шумным вздохом откинул назад голову, с безмолвной своей благодарностью обращаясь к Силе. Лея была жива, говорила с ним, и в ее голосе не чувствовалось ожидаемых откликов пережитых страданий и пыток, которые по всем писаным и неписаным сценариям должны были присутствовать, если речь шла о Вейдере. — Люк? О, Сила, Люк! Неужели ты… Я думала, что, — девушка задумалась на мгновение, и ее замешательство откликнулось помехами, отчетливо слышимыми при молчании собеседника, — ты все еще за пределами Внешнего Кольца. С тобой все нормально? — Я в порядке, — уголок его рта чуть приподнялся в улыбке, и всеобъемлющее тепло разлилось по телу. Столько заботы в одной фразе, обращенной к нему, Люк не слышал, казалось, целую вечность — по стандартному времяисчислению прошло не больше, наверное, нескольких недель с последнего его разговора с тетушкой Беру. Она всегда волновалась за него, и Скайуокер, принимая сей факт, не мог объяснить природу таких чувств — если верить словам их немногочисленных друзей из Мос-Эспа, то, когда уж он совсем маленьким был, тетушка его не выпускала из рук, точно самая заботливая мать. Тепло семейных уз Люк ощущал все девятнадцать лет своей жизни, а после смерти дяди и тети смирился с холодом одиночества, что укрывало его плечи. Да только Лее и удавалось невероятным образом его согревать. Прижав ладонь к зудящим глазам, Скайуокер выдохнул и сжал свободной рукой штурвал. — А вот в порядке ли ты — это вопрос. — Что ты имеешь в виду? Ах, ты, наверное… Мон рядом с тобой? Ведж? Ты на базе, верно? — Уже нет, я убрался оттуда около суток назад. Но если тебе нужна помощь, то только скажи; одно твое слово, и весь отряд «Красных» будет рядом, клянусь: мы от флагмана Вейдера и пылинки не оставим. — Его голос разливался теплой уверенностью и готовностью помочь принцессе, где бы она ни была. Быть может, отзывалась на краю сознания навязчивая мысль, потому что сам Люк так пытался отвлечься от мысли о том, что ему самому не помешала бы помощь. — Я рада, что твой воинственный запал на месте, Люк, — тихо ответила Лея, и он мог поклясться, что где бы она ни была, принцесса в ту секунду улыбалась. — И благодарна тебе за это. Только ни при каких обстоятельствах не сообщай Мон о нашем разговоре и тем более о том, что мне дозволено вести с тобой беседу; пока я не разберусь в том, что происходит внутри Альянса, никто не должен знать, где я. И с кем заключила временное перемирие. Паника разлилась холодом по всему телу, застывая на кончиках пальцев рук и ног. Люк крепче сжал штурвал и коротко выдохнул, готовый услышать то, что хотела сказать принцесса. Он был уверен в том, что Лея произнесет в следующие секунды, и оттого на душе стало горько-горько, как в пору, когда ему вынужденно пришлось пережить предательство своего друга несколько лет назад. Ощущение того, что Лея за то время, что он провел на другой планете, изменилась до неузнаваемости — как будто простила и вытерпела обиды, боль, ненависть. То, что тлело внутри каждого повстанца и двигало им в борьбе за справедливость нового мира, то, что не мог переступить Люк, чтобы выйти к дороге истинного Света. А Лея… Лея словно преуспела в том гораздо больше, чем он за отведенное на Дагобе время. Надавив большим и указательным пальцами на переносицу, Люк крепко зажмурился и постарался запретить самому себе думать о том, что принцесса — прекрасная, мудрая и справедливая Лея — водила дружбу с убийцей его отца. — Ты в безопасности? Вопрос, заданный Скайуокером, прозвучал коротко и холодно, и Лея, находящаяся в нескольких парсеках от него, почти испугалась, когда тон их беседы в одно пролетевшее мгновение сменился с радостно-легкого на вежливо-натянутый. Девушка вздохнула, крепче сжав комлинк в тонких пальцах, и посмотрела на Асоку в поисках мнимой поддержки, которую Лея, несомненно, сама могла бы придумать, чтобы успокоиться. Та хмурилась — и только, от чего Лея нервничала еще сильнее. Зато Хан, едва услышав только голос Люка счастливо заулыбался и за время короткого разговора пару раз даже порывался самостоятельно взять в руки устройство связи, чтобы парой слов обмолвиться с другом. — В относительной, — вздохнула принцесса, одной рукой обнимая себя в попытке согреться. — Со мной Хан и давняя подруга. — А леди Исис? Ее давно не было на Явине, — уверенно заявил Люк, — а иначе я бы почувствовал. Она с тобой? — Нет. Говоря начистоту, сейчас это и есть наша главная проблема. Она была похищена охотником за головами, — без лишних объяснений и почти сухо отозвалась Лея, не желая вдаваться в подробности произошедшего и упоминать детали об их местоположении и, более того, об окружении. — И мы, стоит сказать, уже на полпути к ее спасению. Люк шумно сглотнул, так что даже стоящая рядом как будто Асока почувствовала волнение, которое прокатилось по его телу от ужасной вести насчет участи Дорме. Ауру всеобщего страха притом пронизывал едва заметный флер надежды и облегчения, словно юноша, вестям от которого были рады как Лея, так и лейтенант Соло — равнодушный, казалось бы, не только к окружающим его людям, но и ко всему, происходящему с ними. Женщина опустила взгляд, стараясь понять, с кем маленькая Ли-Ли могла разговаривать с подобной нежностью в голосе, но через мгновение решила, что, в общем, не горела желанием услышать это именно сейчас, быть может, опасаясь избытка информации: хватало с нее и того, что она уже знала. — Парень, все под контролем! И ситуация, и принцесса, и ее необузданный нрав — я лично слежу за всем, не волнуйся, — не без иронии заметил Соло, облокотившись на металл бесконечно-длинной стены коридора. Лея вздернула брови, но, быстро и несильно ткнув Хана локтем под ребра, оставила без лишних комментариев замечание друга. — Впрочем, конечно, есть личности, которые вызывают у меня опасение здесь. Пара-тройка. Десятков. Сотен. — Я… Лея, Хан, если нужна моя помощь, то дайте мне немного времени — и я буду с вами. — Не стоит, — нахмурилась Лея, и голос ее дрогнул, предав хозяйку и напоказ выставив ее волнение и нервную дрожь. Помолчав пару секунд, она, быстро заморгав, отвела взгляд, и Асока, наблюдая за ней, нахмурилась. Отчего разговор с юношей удил в ней такое явственно сильное чувство горечи, вины и теплой привязанности одновременно? Неужели Лея была к нему неравнодушна? Асока бы на той мысли и закончила бы свое размышление, если бы не очевидное влечение принцессы Органы к дерзкому лейтенанту, стоящему бок о бок с Леей. Тогрута прижала ладонь ко лбу, вздыхая тяжело и шумно, словно стараясь сбросить с плеч груз вопросов и загадок, которых с каждым мгновением становилось все больше. Лея собиралась что-то сказать Люку, тогрута видела это по ее дрогнувшим губам, сложившимся в округлую «о», но флагман инертно толкнуло вперед: флот Вейдера вышел из гиперпространства. Асока сжала губы в тонкую линию, смотря на принцессу, и нахмурилась в попытке мимикой показать принцессе, что время истекло, пора была приводить в действие составленный план. Она коротко кивнула и, зажмурившись, коротко попрощалась с Люком, обещав связаться с ним позже и потребовав в привычной своей манере вернуться на базу. — Твоя взяла, Лея, но, — Люк помедлил несколько мгновений, подбирая верные слова, — я действительно хочу услышать все последние новости от тебя, а не о тебе и из третьих уст, так что, молю, береги себя. И да пребудет с тобой Сила. — И да пребудет с тобой Сила, — отозвалась принцесса, вторя голосу Люка, сменившемуся гнетущей секундной тишиной. Слова юноши, тихие и мягкие, как будто всепрощающие, своей нежностью вскрыли несуществующие раны на груди Леи, и внутри разлилось тепло так скоро и больно, как разлилась бы кровь от смертельной раны по остывающей коже. Ей не хватало Люка здесь, рядом, не хватало его взгляда и руки, сжимавшей бы ее ладонь, не хватало объятий и запаха уюта, который отчего-то ассоциировался с ароматом его волос. И если бы он оказался возле нее — ощущение это было бы похоже на то, что чувствуют потерянные дети, вернувшиеся вновь в родную обитель. Но не до сантиментов сейчас, напомнила себе принцесса и развернулась лицом к Хану, который крутил в руках собственный комлинк и выжидающе смотрел на принцессу, словно ожидая ее приказа. Коротко выдохнув и потратив только ничтожную секунду на то, чтобы привести мысли в порядок, Лея вздернула голову и коротко улыбнулась. — Ты знаешь, где достать все необходимое? — Нет, — честно отозвался Хан, пожимая плечами. — В прошлый раз нам с Малышом просто повезло, и двоих штурмовиков довелось выцепить. — Если мне удастся разобраться с Пиеттом в ближайшие, — Асока закусила губу, призадумавшись, — десять минут, то достать вам форму получится без лишнего шума. — Ты справишься? — А у меня есть выбор? Я свяжусь с вами, как закончу, — тихо добавила Тано и развернулась спиной к принцессе и капитану Соло. Ее шаги были быстрыми, но легкими, так что создалось впечатление, будто бы Асока и вовсе парит в миллиметрах от пола, стопами не касаясь холодного металла. — Поразительная женщина, — одобрительно кивнул Соло, и Лея закатила глаза, хватая его за запястье и увлекая за собой. Хан прищелкнул языком, поспешив вслед за девушкой, правда, перехватывая инициативу вести и ее ладонь одновременно. Принцесса нахмурилась, окидывая взглядом взбалмошного капитана, но тот лишь скоро пожал плечами. — Поразительная, но не настолько строптивая и сумасбродная, чтобы завоевать мое сердце.***
Вейдер не спал слишком долго: он явственно ощущал это еще и по той причине, что не только механическое тело, но и медитации больше не справлялись с его усталостью и отсутствием каких бы то ни было сил. Но его служебные обязанности, перемежавшиеся отныне и с личными проблемами, лишали Лорда главнокомандующего всякой возможности отлучиться хотя бы на несколько часов. И сейчас, конечно, у него тоже не нашлось бы и минутки на то, чтобы со спокойной совестью прикрыть глаза и хоть ненадолго уснуть. Была у этого, помимо обязанностей, и другая причина: Вейдер теперь, обретший в своей жизни Падме, вновь опасался повторения тех видений, что посещали его двадцать лет назад. Вновь она — единственная, кто волновал его полумертвое сердце, — была жива, вновь была в опасности, и Сила имела все возможности, чтобы насмехаться над прежним Избранным, посылая ему видения, в которых Амидала, истошно крича и захлебываясь слезами, умирала. К тому же, заметил он, появилась теперь и Лея, чей присутствие в Силе могло только участить явление видений. Конечно, ситха такое положение вещей не пугало — страх внутри него умер вслед за любовью и верой в счастье, однако он опасался признаться даже самому себе: с участием принцессы Органы в его жизни стало чуть больше поводов оглядываться не только за свою спину в поисках угроз. Подобная мысль оказалась первой и временно единственной, стоило ему только открыть глаза после вторжения в сон Органы. Сначала Лея плакала над его личиной с легкой подачи Асоки; и созерцать эту картину было донельзя больно той части его души, в которой остались любовь к Падме и нерожденному ребенку. И вот взрослая Лея — его дочь Лея, которая боготворила Энакина и ненавидела Вейдера. Лея, к которой он мог являться во снах, чтобы в спешке собирать крупицы разбитого, несуществовавшего прошлого. И принцесса доверчиво обнимала его — или тусклый образ Энакина; тут, впрочем, колоссальная была разница, мгновенно оправил себя Дарт Вейдер. Лея прижималась доверчиво к своему отцу-джедаю, а ситхи, к коим относил себя Лорд Главнокомандующий, не могли себе позволить того, что произошло прошлой ночью, им не свойственно бережно класть руки на чьи бы то ни было плечи, даже будучи всего лишь тусклым видением во сне. Однако своего вторжения он не планировал, боясь напугать девушку, которая верила в идеализированный образ Энакина Скайуокера. Но она, говоря с ним, едва ли находила в себе смелость дышать и поднимать взгляд вопреки ожиданиям Лорда, и это даже удивляло: чего стоила ее надменная и ироничная гордость в разговорах с Вейдером вне мира снов, которая непомерно его самого раздражала. И тут, когда во время медитации Лея некрепко заснула и увидела давно забытый эпизод его прошлого счастья, он прервал его не без помощи Силы, однако почему-то не стал оставлять принцессу в блаженной беззвучной тьме. Вейдер, как будто того не ожидая от самого себя, вывел девчонку к свету еще одного сновидения. И он не старался быть героем ее сказок, которые принцесса еще в детстве придумала себе, однако она словно ничуть не разочаровалась в нем, заметив холодность и отстраненность в поведении отца. В конце концов, она могла видеть и не такие сны, подумалось Вейдеру, когда он вспомнил кошмар принцессы на Корусанте, в который он, стоило признать, тоже самовольно вторгся. И то становилось необходимостью, прикрытой чередой случайностей и совпадений: хотя бы во снах, защищаясь иллюзией чего-то небывалого и неисполнимого, разговаривать с ней. С его дочерью. Вейдер, находясь в капсуле для медитации, откинул назад голову, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха самостоятельно. В последнее время он все чаще проверял свое изувеченное тело на выносливость, заставляя работать дыхательные пути, и через боль у него получалось; пусть это были совсем уж скудные результаты, но и они радовали. Впрочем, эта же радость оказывалась для него губительной — жизнь в нем поддерживала Темная сторона, а значит, злоба и ненависть, которые теперь временами исчезали, сменяясь если не на счастье, то на странное подобие умиротворения, действовали против него самого. Вейдер знал, что такие изменения медленно, как яд, что накапливался в теле мученика, которого травили изо дня в день, убивал его, знал он и то, что если ему нужно выжить, то уже стоило бы искать пути решения проблемы. Те несколько вариантов, которые зрели в его сознании долгие годы, казались безрассудными — но альтернативы не предвиделось, и он полагался на Силу, что вела его всю жизнь. Сейчас, впрочем, приоритетны были иные вопросы, думал он, чувствуя, как его тело расслаблялось и как нити Силы прошивали все пространство вокруг и внутри него. Недолгая медитация ему была необходима, потому что возможности хоть ненадолго уснуть, в ближайшее время не предвиделось, а восстановление, хоть и легкое, ему так или иначе требовалось. Но стоило ему едва раствориться в ощущении беззвучной легкости, как за сомкнутыми веками задрожала тьма, как это не раз бывало в его жизни. Не сказать, что Вейдера это удивило, скорее, он устало принял вспыхнувшую новым видением неизбежность, которая одновременно неотрывно глядела на него глазами Падме и звучала попеременно-строгими возгласами Леи. Картинка казалась нечеткой — такой, какой она обычно бывала в эпоху его юности и неопытности. Притом, правда, Вейдер отчетливо слышал некоторые слова, которые были грубо выдернуты из контекста разговоров, например, Леи с Асокой или назойливым капитаном. И если бы Темный Лорд ситхов был хоть малость глупее, то, возможно, он не сумел бы вычленить хоть какой-то смысл из происходящего; сейчас же он отчетливо понимал, что принцесса, разыгравшая не так давно спектакль, выступив в роли оскорбленной противницы геноцида, сама теперь собиралась вместе с отрядом штурмовиков идти на передовую. Нелепо маленькая в белой броне на узких плечах и тонких руках, она смотрелась крайне несуразно рядом с Соло, горой возвышающимся над принцессой. Самое печальное в сложившейся ситуации было то, что два нерадивых прислужника Галактической Империи почти добровольно отдали форму принцессе, тут же забывшись сном где-то посреди оружейной, стоило ей только неосознанно, в какой-то отчаянной попытке выбраться из безысходности, применить убеждение. Девчонка была одаренной, — и способности ее скоро могли выйти за рамки всего мыслимого. Она и сама догадывалась, что способна на многое, когда ощущала крепкую связь с миром и людьми, что были ей дороги. Лея сталкивалась с видениями о матери, но теперь ее душу волновала не только Падме, но и… еще кто-то. Образ этого человека размывался, оставался неуловимым, но знакомым и уместным — до необъяснимого жжения в груди; в его волосах играли блики от свечения всех солнечных лучей, а глаза отражали бескрайнюю галактику, объятую звездными просторами, такими же ярко-сверкающими. На мгновение Вейдеру почудилось собственное лицо с размыто-неправильными чертами, и он замер в состоянии между медитацией и сном, стараясь не дать усталому сознанию провалиться в небытие. Чтобы не заснуть, он вернулся мыслями к образу дочери, который видел за спиной Хана. Видения опасны, они бывают лживы, но Вейдер им верил безоговорочно всю свою жизнь, расплачивался за то и вновь доверял посланными Силой картинами. И сейчас уже Лея, держась рядом с Соло, перед всевидящими глазами брела по катакомбам дворца Хатта, прислушиваясь к звукам в камерах. — Дорме, — тихо прокатилось по пустому коридору, в углы которого забился плотными выступами песок. — Дорме. — Лея, — обернулся Хан, заглянувший в несколько камер, — ее нет здесь. — Она должна быть тут, — упрямо заявила Лея, стянув шлем и с силой отшвырнув его в сторону. Или, поправил себя Вейдер, обожженный злостью непослушания строптивой принцессы, правильнее будет сказать «отшвырнула Силой». — Дорме не стала бы мне врать. Мама не стала бы этого делать. И… Да, Асока? — она поднесла комлинк ко рту, резко и грубо отозвавшись соучастнице по саботажу. — Флот Ксизора? Во имя Великой… ох, ситх его раздери, сообщи Вейдеру. Асока, должно быть, не хотела возражать Лее, однако наверняка выразила свое сомнение в правильности подобного решения. И Вейдер видел, как сжались в тонкую линию губы принцессы, как она метнула гневный взгляд в сторону Хана, но тот сочувственно свел брови — и ее складка на лбу тут же разгладилась, а взгляд подобрел, как если бы мнение контрабандиста значило для нее чуть больше, нежели мнение любого другого человека. Лея перехватила бластер и вновь повторила предыдущую фразу с большим напором, но без спешной злости. — Сообщи ему, — Лея глубоко вздохнула, боясь признать очевидное, и крепко зажмурилась, прежде чем спешно выпалить: — Штурмовикам не справиться с Ксизором и «Черным Солнцем». Без Вейдера маму не спасти. И Лорд Тьмы распахнул глаза.***
Она не видела снов после пугающих лихорадочных воспоминаний, в которых ей являлись образы мужа и детей, а еще смерти тысяч человек на сгорающей заживо планете, но сейчас, когда ей удалось провалиться в тревожный, но крепкий сон, ей виделись бескрайне просторы родной планеты, на которых она бегала, будучи маленькой девочкой. Она возводила к небу карие глаза и видела, как игрались в воздухе расписные птицы, как высоко-высоко над ее головой плыли прозрачные, едва заметные облака; она опускала взгляд — и видела плещущуюся у ног воду теплого чистого озера, которое без труда можно было переплыть. И впервые душа женщины чувствовала блаженное удовлетворение, небытие, беспамятство. Она едва ли могла, кажется, могла вспомнить, как ее звали — так легко и сладко ей было без обременяющих мыслей. Возможно, у нее было несколько имен, тогда упомнишь ли их все? При рождении мать нарекла ее Падме, а после своей разыгранной смерти имя она стала носить не свое, чужое — умершей альдераанской женщины. Однако тепер это вовсе больше не стоило ее внимания. Не старалась она и понять, как очутилась в волшебном краю и отчего на зубах ее так инородно хрустит горькая крупа песка. Женщина дышала глубоко и размеренно, проводя рукой по складкам своего невесомого платья, но вмиг ей пришлось нахмуриться, когда под подушечками пальцев она не ощутила ничего, кроме рваной ткани некогда плотно облегающего ее жакета. А еще поверх внутренней стороны ее ладони зияла кроваво-гнойная рана, которая, ни дать ни взять, выглядела так, будто была причиной заражения крови. И душнее становилось с каждой секундой — того и гляди, задохнуться можно, с трудом втягивая носом сухой жженый воздух. Тело болело как при лихорадке, и что-то бестелесное, но сильное выкручивало и сжимало каждый сустав и каждую кость под разгоряченной кожей и плотью. Притом, казалось, что в этой духоте могло быть холодно: от любого дуновения сухого ветра пробегали мурашки, а тело передергивало от озноба. И когда ее кто-то потянул за волосы, чтобы Дорме, безвольная кукла, вскинула голову, лихорадочная дрема отступила, а в распахнувшиеся глаза ударил ослепительно-яркий свет. Два солнца над головой, пейзажи обрисованы бежевыми и желтыми красками и запах чего-то подпаленного — вне всякого сомнения, она все еще была на Татуине, жарком, пропитанном горечью разлуки и ненавистью. В ее волосах запутались пальцы толстой тяжелой лапы Джаббы Хатта, и Дорме дернула головой в попытке выскользнуть из крепкого захвата, только никакой пользы ее маневр не принес. Зато она ощутила страшную боль еще и на коже головы, когда вырванный клок волос остался на руке Хатта. Тот прогудел что-то ядовитое и саркастичное, впрочем, слов Дорме не разобрала из-за шума в ушах; и она, быть может, подумала бы, что звук этот лишь в ее голове, если бы размытый взор не наткнулся на широкую дорогу и стоящие в ряд кары. — Ваши традиции всегда удивляли, друг мой, — протянул некто, стоящий поодаль от нее и Джаббы, в тени. Женщине показалось, что он продолжил свою фразу, но взревели моторы каров, и начались гонки Бунта Ив. Исис прижала к груди раненную руку и тяжело выдохнула, когда Хатт отпустил ее на несколько мгновений. Но только затем, чтобы вновь перехватить покрепче. А то сбежит еще — знавал он строптивый нрав бывшей королевы. — Ну-ну, Джабба, мне она нужна живой. Говорящий присел возле Дорме и с нескрываемой улыбкой ликования провел ногтем по запачканной пылью щеке; Исис же, не преминув возможностью, резво вытянула ногу вперед, ударив мужчину — несомненно, конечно, мужчину-фоллинца — под колено, от чего тот сморщился, но даже не дрогнул и не упал. Он только рассмеялся, шумно хлопнув в ладоши, и Дорме постаралась сфокусировать взгляд, чтобы получше рассмотреть его. Впрочем, она была и без того уже уверена в том, кто находился перед ней и почему незнакомец так разглядывал ее. — Кто бы мог подумать, что мне так улыбнется удача, верно, госпожа Исис? — принц Ксизор улыбнулся и наклонился чуть ближе, заглядывая в глаза Дорме. — Вы не просто нянька смышленой принцессы мертвой планеты, Вы — сенатор Старой Республики и жена Вейдера. А я-то был уверен, что это всего лишь старый дроид Императора с железкой вместо сердца — удивительное дело! — Вы ни в чем не ошиблись, Вейдер любить, — процедила Дорме сквозь боль, — не умеет. Лорд ситхов не является моим мужем. — Знаю-знаю, я уже слышал эту занимательную историю из уст моего дражайшего друга. Впрочем, не прочь был бы услышать ее от Вас. Если Вы вообще сможете прийти в себя, — поправился он, поднимаясь на ноги. — Вам пойдет быть замороженной в карбоните, не находите? Обманчивое спокойствие в его голосе умело скрывало напряжение, но Дорме прожила в этом мире уже немало лет, а еще долгие годы работала с политиками, которые мастерски скрывали свои эмоции. Пусть Ксизор и не был худшим актером, до уровня сенаторов Старой Республики уж точно не дотягивал, а потому она без труда убедилась в том, что у главы «Черного Солнца» есть личные счеты с Вейдером, как она и предполагала. Это было все-таки чересчур иронично: прошло девятнадцать лет с того момента, как брак их с Энакином неблагополучно завершился, а все же до сих пор она была рычагом воздействия на Скайуокера. В груди защемило от быстро пронесшегося перед глазами воспоминания о муже, но Дорме срочно отвергла такого рода мысли, сосредоточившись на своем нынешнем положении. А оно, надо сказать, было едва ли не бедственным. Пока в голове не было ни одной идеи, как избежать Ксизора, и у Исис не оставалось ничего, кроме надежды. Надежды на благоразумие Леи, на остатки терпимости Вейдера или даже на Люка, который Сила знает каким образом мог бы узнать об ее похищении. Словом, сама она была связана по рукам и ногам — и фигурально, и буквально. И вновь ее сознание начало уплывать, а тело обмякло, наваливаясь на подушки, разбросанные возле Хатта, который, вероятно, обговаривал цену чудом выжившей Падме Наберри. Но. Провалиться в небытие ей не дали начавшиеся в одно мгновение с громким улюлюканьем зрителей Бунта Ив Классик крики, суета и, что больше привлекло внимание, знакомый звук рассекавшего воздух выстрела бластера, какой она не слышала уже достаточно, кажется, давно. Дорме постаралась поднять голову и раскрыть непослушно-тяжелые веки, чтобы взглянуть на происходящее и понять только одну вещь — пришла ли это ее кончина или спасение. Когтистая рука Ксизора с длинными холодными пальцами, перехватившая ее голову под самым горлом, больно сдавила шею, и госпожа Исис закашлялась от недостатка воздуха. — Отпусти ее! — скомандовал женский голос, нервно дрогнувший на последнем слоге. Дорме постаралась протянуть слабую, закованную в цепи руку вперед, — произошло это инертно, в попытке коснуться руки дочери, которая была не так далеко, судя по звуку ее голоса, разлетевшемуся по всей пещере, откуда Хатт, его приспешники и Ксизор со своими прихвостнями наблюдали за гонками. А теперь, возможно, и за собственной смертью, пронеслось в голове Дорме в тот миг, когда случились одна за другой следующие вещи: к общему гомону толпы, стражников из хаттской свиты и представителей «Черного Солнца» и штурмовиков, которых нетрудно было вычислить по клацанью доспехов, добавилось тяжелое механическое дыхание и жужжание светового меча. Двух, услышала она позже, нет, трех. Чуть приоткрыв глаза, Дорме увидела слияние белых и красной светящихся линии, филигранно парящих в воздухе и, казалось, рассекающих плотную завесу жаркого воздуха. — Потрясающе! — загоготал Ксизор, приставив к виску Дорме бластер и содрав там нежную кожу. — Император будет счастлив узнать о сотрудничестве своего любимого пса с повстанческим отребьем и джедаями. Немедленно сообщи Его Величеству, — приказал принц юноше, когда на мгновение все звуки в помещении стихли. Он потянулся за комлинком, но в тот же миг тыльную сторону его ладони опалил выстрел из бластера. Ксизор зарычал и дернул Дорме вверх, сильнее придушив женщину. — Еще одно движение, девчонка, и она вернется туда, где должна лежать уже двадцать лет. — Вы этого не сделаете, — прозвучал голос Леи, и Дорме Исис на мгновение стало так смешно и горько одновременно, что она ощутила, как свело горло, а губы изогнулись в едва заметном оскале. Сделает — если он готов уничтожить репутацию Вейдера здесь и сейчас, то ему она больше не нужна. Только, разве что, как живое доказательство слов Ксизора. Или неживое, тут же подумалось ей не без отчаяния. И кто бы мог подумать, что дыхание Вейдера успокаивало. Она стала прислушиваться к размеренным вдохам и выдохам, которые даже ситху-то и не принадлежали, а обеспечивались системой его костюма, но все же в этом ее действии как будто не было ничего неправильного. Стараясь не слушать тираду Ксизора, который, несомненно, что-то говорил, она вдруг обратила внимание на нечто знакомое, скользнувшее теплом по израненному телу и душе. Мягкое прикосновение к самому ее существу, точно к сердцу, забившемуся вдруг в разы спокойнее, чем прежде, — и она на секунду подумала, что умирает, но по всему телу разлилось что-то приятное, никак не сравнимое со смертной судорогой. Силы к ней, конечно, не вернулись, но она успокоилась, зная, что уйдет отсюда живой. И это было оно, немое обещание, которое она всегда чувствовала рядом с мужем, будучи еще совсем молодой участницей Войны Клонов, это было тепло Силы, которым у него получалось окутывать ее те недолгие годы их счастья, это было как глоток свежего горного воздуха здесь, на Татуине. И Падме поняла, что если она не ударит сейчас, то не ударит уже никогда. Когда ее локоть с невесть откуда взявшейся силы врезался под ребро Ксизора, тот от неожиданности слегка ослабил хватку на ее горле, и ей хватило времени этого замешательства, чтобы вывернуть запястье, сжимавшее бластер, и перехватить оружие. Принц словно не мог поверить в такой расклад и, опешив, потерял три секунды — ровно столько, сколько было нужно, чтобы в его тело прилетело два выстрела: от Леи в плечо и под колено от Дорме. Он истошно закричал; тут же взревели и моторы каров в каньоне, заголосили и татуинские болельщики, и когда, словно по щелчку, началась перестрелка, Исис упала вниз, не в силах подняться вновь. — Энакин, — выдохнула она, отчего-то точно зная, что он услышал, и ровно задышала, не открывая глаз. Лею закрыла собой Асока, которая с удивительной легкостью отбивала зеленые всполохи, летевшие в ее тело. Пока тогрута защищала принцессу, сама она вместе с Ханом стреляла в охрану принца, оценивая при этом всю обстановку. Штурмовиков вокруг осталось немного, и это несколько пугало; зато был Вейдер, и Лея вздрогнула при этой мысли, тут же отыскав глазами грузную темную фигуру. Ситх спешно продвигался прямо к Дорме, ничком лежавшей на песчаном полу пещеры, со всех сторон обстреливаемый приспешниками Ксизора. И Лея поняла, от чего торопился Вейдер: Джабба Хатт, все еще державший в руках цепи, прикованные к ногам Дорме, уползал в открывшийся проход, чтобы избежать бойни. Отвратительную жирную тушу хорошо прикрывали его же стражники, но их внимание было сосредоточено на Вейдере. Не на Лее. И вместо того, чтобы выстрелить, она вскинула левую руку, медленно сжав пальцы. Инертно, гневно, озлобленно, необдуманно, так, что и сама не успела осознать от чего лапы Джаббы взметнулись к толстой шее, а глаза закатились. — Лея, нет! — услышала она одновременно от Асоки и Вейдера, но смысл их оклика дошел до нее не сразу, а только когда тело того, кто в страхе держал Татуин, с шумом грохнулось на пол, взметнув вверх пылевое облако. Секундой позже, обессиленная и шокированная, потеряла связь с реальностью и Лея.