Теряя собственное "Я"
Sleeping Wolf — Everyday I Do A Little Better
— Дорме в порядке? Только, прошу, без, — Лея помедлила, жмурясь и удобнее устраиваясь на широких перилах террасы на втором этаже, — преуменьшений. Я могу представить, каково ей там приходится. — Не хуже, чем тебе днями раньше. — Об этом и речь. Принцесса понимала, что временем оба не располагали, но ни она, ни Вейдер с юным лицом ее отца, не торопились задать интересующие вопросы. Внешний вид его, конечно, вводил в заблуждение, и Лее теперь, украдкой поглядывая на вьющиеся светло-русые волосы отца, приходилось привыкать к мысли о том, что в реальности его тело было скрыто за непроницаемыми черными пластинами. Только одна Сила ведала, что прятал Вейдер за своим доспехом, и от этой мысли стало почти что страшно, а потом вновь нестерпимо больно от совмещения двух образов. Не так, как в холле медицинского центра, когда на нее вдруг навалилась та правда, которой она жаждала, казалось, всю свою сознательную жизнь. С одной стороны, конечно, она все еще злилась и на Вейдера, и на Дорме, с другой же — сейчас такое положение могло сыграть на руку Альянсу, а интересы Леи-политика всегда должны были идти прежде интересов Леи-человека. Она откинула волосы с лица и теперь открыто, без всякой излишней неловкости воззрилась на лишенное эмоций холодное лицо отца. — Я погорячилась, — вдруг объявила она, переводя тему, и поморщилась так, словно признание причиняло ей физическую боль. Было сложно озвучить свою неправоту, но Лея вдруг с горечью осознала, что в их взаимодействии никто и никогда друг другу не уступал, поэтому, чтобы сохранить драгоценное время, она решила не тянуть с игрой в «кто прав, кто виноват». — Не говорю, что ты или мама поступили правильно, лгав мне, но я могла бы выслушать ваши... оправдания. Попытаться хотя бы. — Какие оправдания тебе нужны, Лея? Первое, что ожидала услышать в голосе Вейдера девушка — раздражение, и только в следующую секунду она вспомнила, что все то время, что отец являлся ей во снах, перед ней был все тот же Лорд Главнокомандующий. И он ни разу за две их встречи не повел себя привычным для Вейдера образом: не извел ее до злобы, не пытал, напротив, поддерживал так, как умел. Она никак не могла забыть то неловкое объятие в сотканной из призрачных образов квартире, что находилась в столице, и отчего-то бережно хранила это воспоминание. Может, потому что боялась, что каждая встреча с отцом во сне была последним шансом поговорить с ним; а что на деле? Энакин Скайуокер, чей образ Лея боготворила едва ли не всю свою сознательную жизнь, был в поле ее зрения долгие годы, а в последний месяц — так часто, что едва от его вездесущности не тошнило. Лея вновь осмотрела мраморно-холодный профиль Вейдера-Энакина и тяжело вздохнула, так и не сумев сформулировать правильный вопрос. — Ты считаешь меня монстром, бессердечным чудовищем, и ты во многом не ошибаешься; но объясняться за свою любовь к твоей матери я не стану. — Я бы не смела об этом просить, — заметила девушка, почти обиженно понижая голос. Сила тому свидетельница, Лея действительно предполагала, что Вейдер неравнодушен к Дорме; более того, узнав, кто скрывался за непроницаемо-смертной маской, Органа, конечно, ощутила, что мир ее словно разрушился, но… Отчего-то это было трудно объяснить даже самой себе, не вслух, но однажды, под действием сильного болеутоляющего, она вдруг допустила мысль о том, что Вейдер мог быть связан с Энакином напрямую. Тогда она не придала значения этому мимолетному замешательству, однако невозможное предположение будто успело пустить корни, крепко врасти в подсознание и оплести фундамент ее воображаемой крепости, сложенной из сказок о бесстрашном джедае-отце. Было больно узнать, в кого превратился Энакин Скайуокер из легенд войны клонов, но не безобразно, не тошно, не убийственно. Трудно, однако словно выносимо, и гораздо больнее ранила мысль о покорном смирении. Словно ее задушенная последними событиями юность вынуждала не рубить с плеча хотя бы иногда, пусть даже в те моменты, когда это, казалось, было необходимым. — Ты знал с самого начала? Про то, что я… кто я. — Нет, иначе не совершил бы столько непоправимого. И Таркин был бы давно мертв, раньше, чем успел бы открыть свой поганый рот. — Впервые за весь разговор отец заглянул ей прямо в глаза. Казалось смешным теперь то, как легко пропускала Лея такие очевидные знаки во время их прошлых разговоров: блеск его взгляда был слишком живой, чтобы даже усомниться в том, что перед девушкой действительно Энакин Скайуокер. Он пожал плечами, коротко и отрывисто, как будто движение могло причинить ему боль. — За все девятнадцать лет я не мог себе позволить даже надеяться на то, что наш ребенок выжил, а ты была рядом так много времени. — В отличие от Люка, — заметила Лея, заправив за ухо прядь волос. — В этом мы с тобой, видимо, похожи: я тоже долго не догадывалась о его существовании, хотя стоило только приглядеться — и все факты были бы налицо. Дорме ведь постоянно улетала куда-то ненадолго, отвозила подарки и наверняка деньги на Татуин, но… Я даже предположить не смела, что у меня мог быть родной брат. Да и встретив его, я не ощутила никаких подсказок от Силы, а поняла все достаточно поздно, когда узнала его фамилию. Незадолго до того, как рассказала тебе о кулоне и, выходит, обо всем остальном. Под незамысловатым и размытым «остальным» Лея понимала факт родства принцессы Органы и Энакина, но, как только она произнесла эту фразу, то в тот же миг замерла, осознав, что впервые неумышленно срастила два образа — джедая-отца и ситха-убийцы. Но это не влекло за собой ожидаемого гнева и горечи обиды, наоборот, ее мысли как будто враз опустели, как это бывает при долгожданном эмоциональном облегчении. Словно, наконец, распутался тугой узел непреодолимого напряжения, который все туже затягивался вокруг ее шеи в последние несколько недель, не позволяя дышать спокойно и размеренно. Отец в ответ кивнул, кажется, тоже вспомнив тот диалог между ним, Вейдером, и Леей, когда та оказалась на его флагмане после подставной встречи на Шелконва. — Я бы хотела еще многое обсудить, но, вероятно, сейчас не лучшее время для обсуждений личных обид и переживаний, — сказала она, чувствуя, как сильно ей хотелось продолжить начатый разговор. Мужчина кивнул в ответ, так же ясно осознав, что Лея была совершенно права, и тогда она продолжила: — Правда, что в Империи замалчивают факт уничтожения Альдераана? — Насколько мне известно, официального объявления, конечно, не поступало. Сектор сразу был оцеплен, но я лично этим не занимался, поэтому не могу знать всех подробностей. Однако приказ о перехвате альдераанских кораблей поступал — отрицать не стану. — Вейдер сложил руки на груди и прищурился, словно пытаясь разгадать мотивы, которые побудили принцессу задать этот вопрос. Лея не сомневалась, что по ее лицу наверняка с легкостью можно было угадать решимость действовать, не останавливаться даже на миг; в конце концов, из-за спасения Дорме и без того было потеряно немало времени. — Выкладывай. — Откуда у тебя такая уверенность в том, что у меня есть какой-то план? А даже если бы и был, — вскинула подбородок принцесса, пытаясь посмотреть на Вейдера как будто свысока, оставаясь притом в разы ниже, — наверное, разглашать его перед вторым лицом Империи, против которой я по-прежнему готова сражаться, — не самое мудрое решение. Единственное, о чем, быть может, я хотела бы тебя просить… В общем, до меня дошел слух, что лорду Вейдеру лично была поручена охота за моей головой, поэтому, если возможно, давай оттянем нашу встречу настолько, насколько это вообще реально в настоящих условиях. — Долго бегать все равно не получится, — улыбнулся Энакин. Плечи Леи даже слегка расслабились: это его действие как будто стало знаком того, что Вейдер и впрямь не планировал вновь пленить ее и передать в руки императора Палпатина. Девушка кивнула, спрыгнув с мраморного бортика, на котором сидела все время их разговора и сделала шаг вперед, оказываясь практически лицом к лицу с отцом. Тот посмотрел на нее с высоты своего роста, но во взгляде его она не заметила даже намека на насмешку или пренебрежительность; напротив, мужчина смотрел на нее, как на равную, и это… льстило? — Я знаю, но все, чего я прошу — немного времени. От силы несколько дней, а потом можешь выпускать своих штурмовиков по мою душу, как только я дам сигнал. — Сигнал? Что бы ты ни задумала, не думаю, что это хорошая идея. — Может быть, в этом ты и прав, — кивнула девушка и, помедлив, коснулась руки отца чуть выше локтя. Энкаин посмотрел на нее так, словно ждал каких-то объяснений; впрочем, Лея не хотела признаваться в том, что и сама пока до конца не обдумала план действий, а полагалась в большей степени на удачное стечение обстоятельств. — Я бы хотела поговорить с тобой потом о произошедшем с Хаттом и… Словом, мне нужен, вероятно, совет от того, кто бывал на обеих сторонах, на Темной и Светлой. Я хочу знать, как не перейти точку невозврата и остаться хотя бы там, где я нахожусь сейчас, чтобы, — слова застряли в горле, собравшись в неприятный ком, — не поддаться. — Я не лучший советчик по части преодоления соблазнов Темной стороны. — Но ты лучший пример того, что мне необходимо избежать. — Лея, это долгий разговор, временем на который мы сейчас не располагаем. Но, прежде чем все это вновь исчезнет, я хочу, чтобы ты услышала следующее. — Энакин развернулся к ней, положив ладонь в перчатке на плечо дочери, и она прильнула к прикосновению так, как могла себе позволить сделать только в несуществующей сновидческой реальности. — Не бойся Темной стороны, если ты думаешь, что она превратит тебя в мое подобие и заставит повторить мою судьбу. Бойся того, что в побеге от любого проявления Силы ты можешь потерять и больше не найти саму себя. И прежде, чем Лея успела в полной мере осознать сказанное, она нырнула в бескрайнюю пустоту, утянувшую ее в глубокий, но лишенный сновидений сон. Проснувшись, она ощутит холод: физический — от дуновений утреннего ветра, а эмоциональный — от невозможности в жизни говорить с отцом так же спокойно и откровенно, как делала это в коротких видениях. Проклиная Вейдера и саму себя за такую трусость, она, правда, совсем скоро забудет о личных проблемах и с самого утра станет договариваться с Пуджей о том, чтобы та организовала встречу принцессы и журналиста Эйаса; однако все это случится с восходом солнца, а пока принцесса крепко спала, безуспешно кутаясь в старую тунику, принадлежавшую когда-то Энакину Скайуокеру.***
Освещение в освежителе было тусклым и придавало коже болезненно-зеленоватый оттенок. Во всяком случае, Дорме хотелось винить в бледности некачественные лампы, потому что тратить очередной день на восстановление после похищения, лежа в неудобной постели в каюте, что прежде занимала Лея, она не могла себе позволить. Вернее, может, тело и требовало немного больше отдыха, но леди Исис едва ли сумела бы припомнить, когда в последний раз шла на поводу у собственных желаний. Или, может, она не была здесь до конца искренней с собой: в конце концов, никто не заставлял Дорме покидать компанию сына или дочери, чтобы оказаться бок о бок с человеком, который, по сути своей, и союзником им не был. Пока не был, пронеслось в голове прежде, чем Дорме успела хоть как-то развить эту мысль. Женщина, глядя на нерасчесанные волосы, без укладки завившиеся в некрупные тугие кудряшки, тяжело вздохнула и принялась разбирать их на тонкие пряди, чтобы потом соорудить из них привычную прическу. За годы жизни на Альдераане пришлось отвыкнуть от набуанской традиции укладывать волосы в замысловатые косы; с другой стороны, несмотря на всю их практичность, прически альдераанских женщин отличались тем, что были рассчитаны на длинные волосы. Оттого на укладку волос приходилось тратить немало времени, однако это однозначно того стоило, потому что определенные виды плетений держались несколько дней кряду. Но уже подняв несколько прядей у висков, Дорме задумалась: было ли разумно использовать альдераанское — или какое бы то вообще ни было — плетение волос сейчас, находясь на борту «Исполнителя». Женщин здесь было не так много, но все они носили низкие пучки, чтобы надевать поверх головы форменную фуражку, поэтому Дорме, недолго думая, стянула волосы у самой шеи, пальцами пригладив непослушные кучерявые прядки. Получилось не слишком аккуратно, но, справедливости ради, у нее здесь даже расчески не было, поэтому приходилось импровизировать. В следующую минуту она уже застегнула пуговицы на самой маленькой рубашке, какую только удалось найти — кажется, Лея как раз носила подобную, точно как и форменные штаны, которые дочь так же перетягивала ремнем на талии. Дорме чувствовала себя некомфортно, будто не на своем месте, глядя на отражение. Выглядело оно инородно и неправильно, как если бы на голо-картинке осталось ее лицо, но тело, облаченное в имперскую форму, принадлежало бы кому-то другому — серому, болезненно-худому и враждебно настроенному. В своих очертаниях Дорме могла бы увидеть молодую несозревшую девчонку, которая рвалась в гущу событий, превозмогая мнимую слабость в своем стремлении к справедливости. Возможно, она частично видела сходство с Леей — впервые так явственно. Обращая притом внимание на то, что, невзирая на какие-то импульсивные и необоснованные решения, она по-прежнему оставалась взрослой женщиной, которая и за последний месяц пережила немало потрясений, не говоря уже за всю жизнь. И почему-то сейчас, за мгновение до выхода из небольшого помещения освежителя, Дорме ощутила, что начала стареть. Не то чтобы она собиралась на покой: при всем желании, конечно, однако работы хватило бы на несколько жизней вперед, и все же… Женщина поднесла руку ко рту и задумчиво прижала пальцы к губам, задумавшись: могла ли она уйти сейчас? В том была не столько фактическая проблема — а Дорме догадывалась, что из-под надзора Лорда убежать не вышло бы, — сколько, вероятно, моральная. Глубинная. Внутренняя. Дорме подняла глаза и вновь встретилась взглядом со своим отражением, которое, разумеется, не могло шевелиться, но, вместе с тем, как будто глядело на нее напряженно и заинтересованно, ожидая ее решения: если она сбежит, то простит ли себе то, что сделала это без него, без Вейдера? Отпустит, может, если повезет, однажды, под действием прожитых лет, забудет, но не простит. Но она не хотела становиться сказочницей-оптимисткой, Дорме ясно понимала, что так просто Вейдер уйти не сможет. Только если его место вновь не займет Энакин, решила она, однако тут же мотнула головой и отвернулась, наконец, от зеркала, выходя из освежителя в пустую каюту, а после — сразу в широкий пролет, ведущий к лифтам. В такое время жилой сектор обыкновенно пустовал, и только издали, из другого конца коридора, слышался приглушенный смех — счастливый и легкий, даже, кажется, инородный в серо-безликих декорациях «Исполнителя», поэтому Дорме поспешно провела пальцами по сенсору, вызвав лифт в неуютном желании скорее покинуть отсек жилых кают. — Новенькая? — первое, что услышала леди Исис, оказавшись в кабине лифта наедине с мужчиной средних лет с декой в руке. Она прежде его не встречала лично, но, вероятно, он занимал довольно высокое положение здесь, судя по нашивкам на его форме. Дорме, нахмурившись, окинула его взглядом, и, несмотря на разницу в росте, ей показалось, будто под его тяжестью мужчина чуть ссутулился. Она постаралась вспомнить, при каких обстоятельствах могла видеть его или, быть может, слышать, поэтому не отвечала еще несколько секунд, прежде чем осторожно и сдержанно кивнуть, все также пристально глядя в глаза собеседнику. — В некотором роде. — Не видел Вас раньше. — От прежнего, слегка фамильярного тона не осталось и следа, и Дорме против воли улыбнулась. Она знала, какое влияние могла оказывать на мужчин, но тут даже усилий прилагать не пришлось. Может, сделала вывод она, незнакомец не так давно был возведен в настоящий ранг и теперь привыкал к новым обязанностям, стараясь вести себя… чуть более по-имперски вседозволенно. Ему это не нравилось, осмелилась предположить леди Исис. — Я на флагмане не больше пары дней, вероятно, нам с Вами еще не довелось обменяться приветствиями, — холодно отозвалась Дорме, отводя взгляд от фигуры мужчины. Тот хмыкнул, поправив мундир, а после нахмурился, тут же зажимая какую-то кнопку. Лифт остановился, и рука Дорме инстинктивно скользнула к бедру, где она часто держала в кобуре бластер. Только теперь там было пусто, и она едва удержалась от того, чтобы не выругаться. — Весьма странно, учитывая тот факт, что проверка личных данных новоприбывших пока все еще в моей юрисдикции. — Я здесь с непосредственного разрешения Лорда Главнокомандующего. Кроме того, что-то мне подсказывает, что Вы, — она окинула взглядом его нашивку, боясь ошибиться, — адмирал, едва ли не унижаете меня, говоря загадками. Полагаете, что я шпионка? — Полагаю, что Лорд Вейдер в последнее время часто… Опустим, — вскинул ладонь адмирал. — Всего-то проявляю осторожность; мне кажется, за несколько прошедших недель на флагмане появлялось слишком много незнакомых лиц. Не мне потом это расхлебывать, но я не желаю, чтобы Лорд навлек на себя гнев императора. — Переживаете за начальство? — Да, — без тени сомнения отозвался мужчина, взглянув на Дорме исподлобья и прищурившись. — Вы ведь не в штате, не похожи. Говорите странно и держитесь иначе; как Ваше имя? — Дорме. — А. Та самая леди Исис, значит? — не сдержал улыбки адмирал Пиетт, и Падме коротко пожала плечами, предпочитая проигнорировать уточнение про «ту самую». — Не сочтите за грубость, но, кажется, с Ваших поисков и началась эта череда необъяснимых эскапад. Рад, что Лорд заполучил, что хотел. То есть, ох, — тут же отвел взгляд он, почувствовав, что сболтнул лишнего той, ради которой сам Вейдер нарушил множественные запреты и приказы Императора, — я не хотел оскорбить Вас. — Я не держу зла, и не такое в свой адрес слышала не так давно. Предположу, что Вы — адмирал Пиетт? Не имела чести быть представленной, но, между тем, слышала, что Вейдер часто обращается с личными поручениями к Вам. Это… дорогого стоит, — заметила Дорме, скрещивая руки на груди и прислоняясь спиной к стенке лифта. Становилось душно, но леди Исис не хотела обрывать разговор сейчас, полагая, что расположение Пиетта завоевать будет не лишним. — И, кажется, это доверие взаимно; или я ошибаюсь? — Ничуть, миледи, напротив, Вы проницательны. — А как много членов экипажа могут похвалиться тем же? Преданностью Лорду, — позволила себе слабо улыбнуться Дорме, но, заметив очевидное недоверие в глазах адмирала, поспешила заверить: — Я беспокоюсь за его безопасность не меньше, чем Вы. Понимаю, что прозвучит это не слишком убедительно от женщины, появившейся из ниоткуда, но я клянусь, что спрашиваю это с исключительно чистыми помыслами — к сожалению, в качестве гарантий не могу ничего предложить, кроме своего слова. — Это и впрямь настораживает, леди Исис, но позвольте сказать: я не дурак и Лорда, кроме того, не первый год знаю, — адмирал зажал кнопку лифта, и тот, дернувшись, устремился вниз, — поэтому, когда он поднял сразу несколько разведывательных отрядов, отправив их на Ваши поиски, я подумал, что, вероятно, Вы — важная фигура. Не для войны, для Лорда. Дорме хмыкнула, задумавшись. Ей не довелось поговорить с большим количеством людей здесь, на «Исполнителе», но она знала, что среди людей Империи не принято было называть любые контрдействия против мятежников войной. Скорее, в ходу был совершенно нейтральный термин «превентивные меры в отношении нарушителей порядка», но никак не «война». Однако отношение Пиетта к происходящему вокруг однозначно доказывало то, что имперцы, на деле, понимали, чем они занимаются — истреблением, геноцидом своего народа, — и согласно шли на это, исполняя приказы Императора. Только стоило бы узнать, кто поддерживал императора, а кто оставался на стороне исключительно Вейдера. — Он мог искать меня, чтобы в конце концов самостоятельно расправиться, об этом Вы не думали, адмирал? — Как же, думал. Но в действительности, если бы Лорд воспринимал Вас в качестве врага, Вы были бы здесь, — сказал он, указывая на раскрывающиеся створки лифта. Женщина шагнула вперед и не без интереса осмотрелась: темный коридор, сверху донизу устланный полированными металлическими пластинами, выглядел тусклым и безжизненным; единственным источником света здесь были два желоба на полу со встроенными светодиодами; воздух казался спертым и слегка влажным — пахло сыростью, кровью и смертью. Дорме оглянулась через плечо и, заметив, как показательно отводил глаза адмирал, нахмурилась. Едва ли ее сейчас отправят в одну из камер тюремного отсека, решила она, выпрямив спину, — точно не когда у нее в кармане комлинк для связи лично с Вейдером. И все же она убедилась, что стоит на ногах достаточно крепко для того, чтобы, при необходимости, ударить адмирала. — Я не принуждал Вас спускаться за мной, кстати, — задумчиво заметил Пиетт, обращая внимание на деку. — Мне стоит проверить заключенных, но Вы вольны идти, куда вздумается; пока, конечно, милорд не станет возражать. — Простите, адмирал, но не могу не поинтересоваться: здесь Лорд держит принца Ксизора? — Вход в его камеру ровно за Вашей спиной, миледи, но позвольте узнать, зачем Вам эта информация? Дорме в ответ лишь улыбнулась одними уголками рта, заставив Пиетта в очередной раз убедиться в том, что порой «гости» Лорда Главнокомандующего казались в разы более жуткими, нежели он сам.***
Когда Вейдер зашел в личный кабинет, который открывал вид на бесконечное звездное пространство, то увидел Падме, что ждала его в кресле. Сердце привычно пропустило удар, когда она, заслышав шум, подняла на него взгляд и заправила за ухо выбившуюся прядь волос, открывая лицо. Она, разумеется, не выглядела радостной, наоборот, слегка уставшей и словно вырванной из собственных мыслей вновь в осязаемую реальность, но при этом — Падме была здесь. Она уже третьи сутки кряду не исчезала никуда с его флагмана, все больше времени уделяла их беседам, когда Лорд был свободен и иногда улыбалась — ему. И, вероятно, эта улыбка стоила того, чтобы навлечь на себя гнев Императора. — Что это? — поинтересовался Лорд ситхов, забирая протянутую деку из руки Падме. Женщина пожала плечами и, соскочив со своего места, указала на список имен. Каждое из них было хорошо знакомом Вейдеру, но, между тем, ждал объяснений: почему ей потребовалось собирать их так старательно? — Здесь примерно треть экипажа, не считая обслуживающий персонал и механиков, которых на рабочем месте держит не идейность, а оклад. Исходя из разговора с адмиралом Пиеттом, я выяснила, что вот на этих людей, чьи имена выделены, точно можно положиться, остальные, в случае чрезвычайной ситуации, с большой вероятностью могли бы пойти за тобой. Подумала, такая информация не была бы лишней. — Я и без того знаю, сколько людей… Я пока никуда не ухожу, и тебе это известно, — ответил Вейдер, вернув женщине деку. Может быть, ответ его мог прозвучать раздраженно, однако под маской он не сумел сдержать ухмылки от осознания: Падме за день, что провела на разрушителе, сумела разговорить Пиетта настолько, что тот выдал подноготную трети экипажа. Говорило ли это о талантах Амидалы? Несомненно. О непрофессионализме Пиетта? Вероятно, однако Фирмус не был глуп и наверняка понимал, что леди Исис уже в гораздо большей степени приближена к Лорду, чем все находящиеся на «Исполнителе» вместе взятые. — Что-то еще, что мне нужно знать? Может быть, бродя по флагману ты наткнулась на тюремный отсек? — Может быть. А еще, может быть, любой гуманоид, в том числе и глубокоуважаемый принц Ксизор, бывает болтлив под введенными синтетическими галлюциногенами Б-класса. Даже руки марать не приходится, как выяснилось. Однако то, что ты завел речь о тюремном отсеке, в совершенной степени прекрасно — мне и подводить тебя к разговору не пришлось. — К разговору, значит, — констатировал Лорд, встав лицом панорамному иллюминатору. В отражении стекла он увидел, как Падме остановилась точно возле стола, за спиной Вейдера и сложила руки на груди. Глаз ее не было видно, во-первых, из-за нечеткого отражения, во-вторых, из-за приглушенной цветопередачи визоров маски, однако Лорд мог поклясться, что в них теперь он не заметил бы ничего другого, кроме как острой воли действовать. — Тебе известно, какое оборудование поставляют на Бисс по приказу Его Величества Императора?