На грани

Пожалуй, ещё полгода назад Накс мог с уверенностью сказать: самое страшное, что случилось в его жизни за последние пару лет – рецидив. Но сейчас всё неслось, словно смертоносный оползень. Зародившись на высоте, череда связей продолжала разрастаться, чтобы впечатать информатора в самое дно его жизни. Пропасть проблем казалась бездонной. Что ждёт его в конце пути? Что окончательно раздавит гонщика, низвергнув его в крупнейший проигрыш? Судя по тому, как разрастался ком проблем, произойти должно было что-то совсем из ряда вон выходящее. И эта теория продолжала оправдываться. Не так давно Наксу хватило сил – сил Вейстин, которая едва ли не тащила его в буквальном смысле – чтобы посетить доктора. Нежная окраска стен. Жизнерадостные постеры. Улыбчивый врач. «Ваше состояние здоровья сильно ухудшилось, сэр, и для допуска до операции нужно следующее…» Боль, ставшая постоянным спутником, похоже, продлила абонемент в клинику. И только дурак не догадался бы, что так разрушительно на тело повлияли умопомрачительные «выходные» со старым другом. Слит… Человек, убивающий людей. Наркоман, чья черепная коробка всё больше наполняется бредом дурмана. Тот, кто тянет Накса в могилу вместе с собой. Сейчас он был близок к этому больше, чем когда-либо. После визита к онкологу гонщик решил, что в этой жизни пора что-то менять. Вон, бедняки организовывают восстания, государства развязывают войны. И ему тоже стоит попробовать. Поэтому в очередную встречу с напарником парень выжидает подходящий момент, чтобы сказать: – Из-за тебя, ублюдок, мне отложили операцию. Я не хочу сдохнуть от того, что какие-то опухоли жрут моё тело. Это больно, мать твою. Может быть, в голове всё звучало гораздо круче, но хотя бы удалось не ударить в грязь лицом. По крайней мере, тот ужас, что наводил на него Слит, не помешал наехать и высказать всё достаточно грубо. Ах, как жаль, что везение не посчитало это удачным моментом! – Я покажу тебе, что такое боль, - ухмыляется бывший друг, и улыбка на его изуродованном лице выглядит особенно страшно. Подходящее полотно для отвратительной картины. Тот животный страх, что ещё недавно удалось загасить, снова берёт верх над сознанием Накса. Какое-то время это даже не мешает сопротивляться, давать отпор поехавшему наркоману. Они метелят друг друга по лицу. Катаются по грязному бетонному полу. Серая пыль превращает обоих в статуи, прилипая к влажной коже. Пот и кровь. Крики и кашель. Гулкое эхо в заброшенном доме, одном из тех, где рано или поздно найдут ещё одно тело. Возможно, даже его собственное, пропитанное раковой отравой. * * * - Твоя жена – славная женщина. Ты незаслуженно плох с ней. - Она не должна была приходить. Слушать нотации Фуриосы совершенно не хочется. Рокатански делает обманный манёвр, привлекая к себе внимание, и почти сразу кидает ей апельсин. - Ты поддаёшься, - хмурится она, перехватывая ловко пойманную добычу сгибом локтя. Во второй – целой – руке тут же появляется нож, и Макс наблюдает, как подруга надрезает яркую кожицу. Палата, залитая солнечным светом, наполняется запахом апельсина. - А ты больше не нуждаешься в том, чтобы я кормил тебя с рук, - почти обиженно бурчит полицейский. Однако он очень рад, что за это время гонщица неплохо адаптировалась к своему новому состоянию. Ты был нужен мне только для этого. Проваливай, Макс, - её лицо такое серьёзное, что хочется переспросить, шутка ли это. Кто их, женщин, знает! Он так и не решился обсудить вопросы, волновавшие его. Например, действительно ли подруга решила разорвать контакты, и не собирается ли она вспомнить об этом, когда её «заключение» в больнице подойдёт к концу. Но Фуриоса коротко смеётся, уже протягивая ему дольку апельсина. Значит, пока что всё в порядке. Её глаза кажутся светлыми, как безмятежная зелень волн, и это ласковое тёплое море заполняет грудную клетку, отчего офицер не замечает протянутый ему фрукт. Спохватившись, мужчина хватает дольку губами, и тоже улыбается. Она не сразу убирает руку: касается щетины кончиками пальцев, затем тыльной стороной ладони. Скользит вверх к уху и, стоит только наклониться поближе, отдёргивает кисть, виновато улыбаясь. Рокатански перехватывает её пальцы, прижимаясь тыльной стороне ладони губами. И в этих нескольких секундах – другой мир. Мир, в котором нет никаких границ. Они смотрят друг на друга, и Максу хочется наклониться ещё ниже. Он даже замечает, что это странное притяжение ему не кажется - гонщица тоже приблизилась. Вот только подруга останавливается первой, не позволяя их губам сократить дистанцию до горизонта событий. Опасно близко, но ещё можно отстраниться, сделав вид, словно ничего не произошло. Фуриоса разглядывает свою кисть, то место, где совсем недавно были губы Рокатански. Она перебирает пальцами, а затем протягивает вперёд левую руку. - Я до сих пор уверена, что она есть. И что сейчас я шевелю ей. Это забавно, но странно. Хотя фантомные боли были бы хуже, - вздыхает гонщица, и офицер готов поверить ей – здесь, в пустоте, скрывалось невидимое продолжение предплечья. А атмосфера всё не меняется, несмотря на такую смену разговора, и Макс позволяет себе ещё один неправильный жест – целует пока ещё красные шрамы, отчего Фуриоса кажется почти обнажённой и беззащитной перед ним. Она не забирает руку, но через некоторое время всё же шепчет, поджав губы: - Макс, не стоит… Хорошо? - Я просто решил начать лечебный массаж с приятного. Он ведь довольно болезненный, да? – интересуется полицейский, мягко разминая кожу. Там, внутри, ещё чувствуются уплотнения, и подобные процедуры только пойдут на пользу. - Спасибо, - отзывается подруга. Наверное, стоит спросить, за что она его благодарит: за помощь в лечении или то, что он всё же остановился. Тот Парень кажется неуловимым даже в его объятьях. * * * Похоже, что Слит не соврал. Боль, причиненная им, оказалась особенной – ничего подобного гонщику не доводилось испытывать даже во время ярчайших приступов онкологической боли. Он пришёл в себя явно не через час или два – желудок раздирало, словно там открылась язва размером с заповедную гору Улуру. Такая же огромная и опасная. Организм разрушался от того, чем напарник пичкал его всё это время? Нет. Скорее всего, он просто не ел часов десять… В лучшем случае. Определить время не представлялось возможным – на мрачную многоэтажку, из-за которой даже неба не видно. Открывать глаза и впрямь не стоило – смотреть по сторонам больно до рези, так как «похмелье» больше напоминает перерождение в Аду. Весь мир таял миражом над раскалённой дорогой, дрожал и танцевал причудливые танцы. Что-то пульсирует в затылке: не то иноземная форма жизни, не то пробивная мощь ростка, тянущегося через асфальт. Если пошевелить, кожа головы отлипает с тихим хрустом от пола. Но всё это не самое главное. Засохшая кровь не только на голове. Она и на полу рядом. На плечах. На груди. Это Накс увидит позже, когда сможет встать и оглядеться. А пока что при попытке подняться в голове открывался филиал Большого Взрыва, а грудная клетка отзывалась криком – хриплым, рвущим пересохшее горло. Почему до слёз больно двигаться?! Исследовать это наощупь расхотелось после первого же прикосновения. Там, под пальцами, не кожа, а что-то мягкое и липкое. И место касания сразу же начинает щекотать боль. «Что, вашу мать, тут произошло?» Ещё несколько часов попытки встать или осмотреться бесполезны, они лишь дразнят подсохшие раны, заставляя их трескаться и кровить. Тонкие алые полоски опоясывают грудь, зудят, не позволяя думать о чём-то, кроме собственного состояния. А потом Слит покажет запись – дерьмовое видео, явно с мобильного телефона. Ракурс не самый удачный, но догадаться, что происходит, всё же можно. Бутылка чего-то крепкого водопадом проливается на грудь Накса, затем мучителю в рот, и снова на тело. А он восседает - словно правитель, словно художник – на бёдрах бессознательной жертвы. С особым сосредоточением, коего на шрамированном лице напарника уже давно не замечалось, парень рисует лезвием на груди поверженного. Пока ещё не видно, во что превратятся наброски из обритой нездоровой головы… Но теперь Накс хотя бы может догадаться, что с ним произошло. – Ублюдок… Нож из рук Слита сейчас валяется неподалёку, тёмный от чужой крови. – Ты всегда любил тачки. Поэтому я решил оставить тебе кое-что на память, – расширенные зрачки фокусируются на багровых, слегка воспалённых контурах, образующих автомобильный двигатель. – Если хочешь избавиться от меня, теперь будешь вспоминать до тех пор, пока не сдохнешь. Или этого мало? Я могу украсить и твой... Ой, «ваш» дом. * * * Эйс согласился на встречу. Теперь, когда их связывало нечто большее, чем просто ремонт тачки, Джим чувствовал, что может найти подход даже к матёрому волку автосервиса. Конспирации ради мужчины договариваются встретиться в какой-то забегаловке на другом конце Вуллонгонга, достаточно дерьмовой, чтобы местный контингент не обратил внимания на новых посетителей. Как и положено настоящим мужикам, сначала они обсуждают свой транспорт – кто, как не другой водитель, сможет разделить восторг? За кружкой пива старик вспоминает давние времена, когда сам ещё лихо рассекал на байке по пустынным улочкам. Сейчас ему нужно побольше колёс, а то возраст уже не тот. Зато ретро-автомобили – в самый раз. И пускай не удавалось часто её выгуливать – наличием одной красотки в гараже он явно гордился. Ко второй кружке разговор от старых машин добрался до тачек помоложе, и Джим помрачнел, вспоминая тёмный челленджер. Удобная тема для того, чтобы плавно перейти к сути разговора. - Как бы ты охарактеризовал Накса? – смахнув с губ пену, Джим даже пересаживается удобнее. Его голубые глаза ледяными оковами цепко ловят взгляд собеседника, не давая шанса пойти на попятную. Несмотря на то, что старик не в восторге, он всё же поддерживает игру в допрос, ворча, что только помогать копам ему ещё не хватало. Однако гонщика описывает. Обычный такой паренёк, если так можно назвать человека с раком. От болезни излишне эмоциональный и впечатлительный, но при этом старательный и упорный. Его бы вылечить – золотой б работник получился. Перспективный. Недавно вон голову потерял от какой-то рыжей девицы, долго порхал, не давая никому жизни со своими разговорами, а в последнее время… Как пришибленный какой-то. И это, в принципе, подтверждает, что диссонанс офицера появился неспроста. Вряд ли Накс по своей воле взялся за оружие казни. Скорее всего, под принуждением. И Джим, взвесив всё, снова делится своими подозрениями со стариком, почему-то не сомневаясь, что Эйс его не заложит: – Я снял отпечатки со шприца… – Да быть не может! – воскликнул механик, аж со стула вскочив. Можно было не договаривать, он итак всё понял. По его лицу всё было предельно понятно: удивление и отрицание, осмысление и злость. – Нет, он не мог!.. Приходится усадить мужчину обратно. В баре достаточно шумно, но пара человек, возможно, завсегдатаев, всё же оборачивается, одарив их такими взглядами, что захотелось либо уйти, либо хорошенько набить им морды. Однако разговор был гораздо важнее, тем более, что новые факты, кажется, выбили нового старого информатора из колеи. – Да, дружище, я тоже думаю, что не мог. И мне в голову пришли странные мысли, – Гус даже склоняется к собеседнику поближе, понижая голос на всякий случай, – возможно, что его кто-то заставил. Из других гонщиков. – Возможно, кстати… – успокоился Эйс. Похоже, добродушному механику не хотелось разрушать тот образ коллеги, с которым он жил уже несколько лет. Однако почти сразу старик мрачнеет, присасываясь к пиву. Вот уже и третья понадобилась. – У него друг есть, странный такой. Слит, - добавляет офицер, не сразу вспомнив официальный позывной Джокера. Говорить хочется ещё тише. В такие моменты кажется, словно весь мир смотрит именно на тебя. Ох и опасный же разговор вы затеяли, офицер Джеймс Гус! – Он не начинал себя странно вести в последнее время? И Эйс мрачнеет ещё сильнее. Настолько, что угрюмое настроение кажется осязаемым. Полицейский пододвигает к нему телефон, показывая фото смазливого юноши, про которого недавно рассказывал информатор Кирен. – Должен признаться, я думал, что вы как-то связаны с Хумунгусом, - на этих словах старик хохочет и едва не давится пивом, отчего Джим чуть не растерял энтузиазм. – Это не смешно, мать твою! – Извиняй, офицер, - добродушно посмеивается собеседник, но в его глазах остаётся что-то необъяснимо тёмное.. Кажется, ему есть, что сказать, вот только говорить механик не собирался, давая это понять всем своим видом. – Он мне сразу не понравился, этот парень. А недавно я случайно застал его со шлюхой Хумунгуса, как объяснили гонщики. Если он как-то связан с этой компанией, то, может, именно он запугал Накса? – предположение показалось в сто раз глупее, будучи озвученным, и Джим уже раз десять пожалел, что вообще решил поделиться этим. К счастью, выражение лица Эйса сменилось – мужчина, вместо того, чтобы как-то осмеять гипотезу, вдруг похлопал Гуса по плечу. – Знаешь… Я понаблюдаю за ним. Не хотелось в это лезть, но больно уж дело паршивое. * * * Придти в себя не так просто. Хочется умереть здесь и сейчас. Слишком больно: настолько, что даже глубокий отходняк, выворачивающий наизнанку, звенящий в костях, не способен перебить пульсацию грудной клетки. Слит уже давно свалил, оставив приятеля одного. Даже не связал его — понимает, что дружок так просто отсюда не выберется. Ещё бы – он же не убивать его собрался. Избавиться от Накса означало лишь положить конец извращённому веселью, объяснения которому до сих пор не удавалось найти. Да кандалы и не требовались – за всплеском художественного безумия последовала очередная череда болезненного унижения в кислотных мирах. Путешествовать по ним на голодный желудок было очень опасно, но разве Слита когда-либо беспокоило? Всё произошедшее истощило пленника настолько, что Накс провалялся в заброшенном доме ещё пару дней, пока страх умереть от заражения крови не заставил его отодрать своё измождённое тело от холодного серого пола. Хотелось завернуться в футболку, валявшуюся неподалеку на куче битого стекла, но та пропиталась рвотой и пахла так дурно, что хотелось блевать – было бы чем. Сколько часов гонщик тащится по пустынным улочкам на отшибе Районе? Из тёмных глазниц и острозубых пастей окон на него таращатся странные существа, тянут свои руки вязким туманом, пытаются утащить к другим призракам. Грязный асфальт то и дело пузырится, закипая под ногами. «Вэй. Я должен увидеть её. Убедиться, что этот урод не добрался до неё. Она не должна… Не может пострадать…» Холодный свет и металлический лязг пробиваются через плотную завесу, отделяющую Накса от реальности. От ужасного мира, в котором люди издеваются друг над другом, убивают без необходимости и склоняют к мерзким вещам. Освещение кажется слишком ярким, и парень рушится в чьи-то холодные до боли руки» и именно сейчас понимает, что его знобит. – Чёрт побери, что это с ним? – кто-то кричит так громко, что голова начинает раскалываться, и гонщик хрипло просит заткнуться. Вслед за словами из горла вылетает сухой и надрывный кашель. Но смотреть в пустоту гораздо больнее, чем кашлять, и Накс прикрывает глаза, чувствуя обезболивающую темноту, мягкую и поглощающую. – Тащи аптечку живо! – Да он весь горит! – руки из тех окон, они добрались до него. – ТАКОЙ ХЕРНИ Я ЕЩЁ НЕ ВИДЕЛ! Шум понемногу отходит на второй план. – Слит… Это всё Слит… Кажется, он умирает. Его маленькая Вальгалла – святой Гараж, из которого не сбежать – бурлит всё дальше от гонщика. Разве сюда он шёл? Ноги должны были привести Накса в дом ненаглядного ангела! «Я не мог показаться ей в таком виде». И где он сейчас? Почему сознание подкинуло ему загробный мир именно в виде Гаража, где грозная валькирия, положившая недавно так много народа, подаёт ему напитки? На вкус как обычная вода. Так себе «Рай»… ___________ Примечания: 1. Горизонт событий – он же радиус Шварцшильда, граница области вокруг чёрной дыры, попав в которую, тело уже не сможет противостоять гравитации 2. Улуру – огромная гора из красного песчаника, расположенная в пустыне в Центральной Австралии, смертельно опасный национальный парк.