Счастье наяву

Pov. Сэхун Что-то я перебрал со сном. Проспав больше десяти часов, я наконец смог подняться с постели. Поясницу уже не тянуло, а задница не так адски болела. Хёна рядом не было, но я был уверен, что он где-то в квартире. Как я и предполагал, хён был дома. Я нашёл его на кухне, где уже вкусно пахло стряпнёй Лу-хёна. Подкрадываюсь сзади и обнимаю хёна со спины, утыкаясь носом ему между лопаток. — Проснулся наконец, соня, — поворачивается ко мне лицом. — Мог бы и разбудить! — обиженно бубню я. — Мой малыш так сладко спал, что у меня рука не поднялась, — меня чмокают в носик. — Зато ты выспался! — Это плюс, — улыбаюсь ему и принюхиваюсь. — Вкусно пахнет. — Садись за стол, уже почти готово. Послушно плюхаюсь на мягкий стул и принимаюсь ждать. Ждать пришлось не долго. Уже через пять минут передо мной ставят тарелку с тушёной картошкой, мясом и овощами. Хён садится напротив. — Приятного аппетита, Хун-а! — Приятного аппетита, Лу-хён! Мы едим в тишине, разбавляемой лишь стуком приборов о тарелку и редкими просьбами передать друг друг что-либо. После ужина мы вместе моем посуду. Хён мыл, а я вытирал тарелки и столовые приборы сухим полотенцем и ставил на место. Закончив с посудой, мы перебрались в гостиную. Хён притащил из спальни ноутбук и поставил загружаться какую-то игру. Игра оказалась увлекательной, поэтому мы забыли о времени и рубились в неё до полуночи. — Уже самое время для ночных прогулок. Собирайся! — Хорошо. Как и попросил хён, я оделся потеплее. Хоть сейчас и весна, но ночью всё ещё достаточно холодно. — Готов? — Да, пошли. Хён закинул приготовленный ранее рюкзак на плечо, а мне всучил пакет с пледом и вывел меня из квартиры, закрывая дверь. — Зачем тебе рюкзак? Что там? И зачем нам плед? — Потом узнаешь. — Ладно. Мы разве не на машине поедем? — спрашиваю я, когда лифт останавливается на первом этаже, а не на цокольном. — Мы же на прогулку, Сэ. Какая прогулка на машине? — А, ну да… Как только мы выходим на улицу, морозец цапает за нос, и появляется желание забежать в подъезд и закрыться в тёплой квартирке. Но нежелание снова сидеть в четырёх стенах берёт верх над нежеланием морозить задницу. — Сейчас согреешься. Пошли, нужно подвигаться! — хён закидывает руку мне на плечо, обнимая. Стало намного теплее. Хён тёплый. Мы шли около пятнадцати минут. Хён водил меня по каким-то переулкам, абсолютно не освещённым фонарями. В итоге мы пришли к входу в, как я понял, парк. Хён повёл меня по тропинке, освещённой уличными фонарями. Повернув вправо на очередном повороте, мы прошли ещё пару метров и, наконец, я увидел то, что хотел показать мне хён. Зелёная поляна, на которой стояли мангал и стол со стульями, была ярко освещена фонарями. Позади, окружённый деревьями, был небольшой пруд, в котором отражалась луна, освещая небольшую местность, и звёздное небо. От этой картины у меня перехватило дыхание, а это место в целом создавало такую приятную атмосферу, что тянуло к себе. — Как здесь красиво! — восхищённо шепчу я. — Я рад, что тебе нравится! — Не то слово! Я восхищён! Хён, ты самый лучший! — тянусь к нему и целую в щёчку. — Это свидание? — Называй, как хочешь, мне главное, что ты доволен. Улыбнувшись мне своей самой нежной улыбкой, хён повёл меня к одному из стульев и отодвинул его для меня. Я хотел было уже сесть, но хён остановил меня. Забрав пакет с пледом у меня из рук, он достал тёплую вещицу и, развернув, постелил её на стул. — Присаживайся. С лёгкой улыбкой сажусь на предложенное место, а затем меня укутывают в плед, уделяя особое внимание ногам. — Так ты не замёрзнешь. — Я уже говорил, что ты самый лучший? — Говорил, — смеётся. — Я повторюсь… Ты самый, самый, самый лучший, Лу-хён! — выделяя каждое слово, произношу я. — Согрелся? — Ага, спасибо! Оставив поцелуй тёплых губ на моём лбу, хён стал выуживать из рюкзака то, что собрал. Среди всего этого были спички, уголь, розжиг, нарезанное мясо в упаковках, нарезанные овощи в контейнере, баночка Pepsi и пиво. Также позже хён достал одноразовые тарелки и шпажки для нанизывания мяса. — О, а ты подготовился! — складываю руки на стол и подпираю ими подбородок. — Удивлён? — Не то, что бы удивлён. Ты всегда был хорош в подготовке свиданий, поэтому я скорее восхищён! Хён щёлкает меня по носу и идёт в сторону мангала, прихватив с собой уголь, розжиг и спички. Через десять минут мы вместе уже нанизывали мясо и сосиски на шпажки. Когда с этим было покончено, хён пошёл жарить приготовленное, а я решил пройтись. Не прикрытые тёплым пледом ступни начали замерзать в тонких кедах. Хёну говорить не хотел, потому что знаю, что он сразу же заберёт меня и мы пойдём домой. Закутавшись в тёплую вещицу, я обошёл хёна, который с интересом следил за моими передвижениями, и направился прямо к пруду. Действительно, прекрасное место. Здесь спокойно и не слышно звуков проезжающих машин, а ещё здесь со мной Лу-хён. Не знаю, сколько я простоял так, любуясь водной гладью, но услышав голос хёна, зовущего меня, сразу пошёл к нему. — Замёрз, малыш? — Немного, — целует меня в красное ухо, и я понимаю, насколько замёрз. Ледяные уши горят от соприкосновения с горячими губами хёна. — Чувствую, заболеешь ты. Чёрт, не нужно было тащить тебя сюда в такое время! — Не переживай об этом, — прижимаюсь к тёплому боку Лу-хёна. — Я постою с тобой, у тебя под боком теплооо, — тяну я. Хён крепче обнимает меня одной рукой, а второй переворачивает шпажки с мясом. Когда закуски были готовы, мы, поставив два стула максимально близко, сели за столик, прижимаясь друг к другу теснее. Так теплее. Хён крепко обнимал меня за плечи и кормил всем, что попадалось под руку. Как маленького! — Хёёёён, я сам, — недовольно тяну я. — У меня что, рук нет что ли? — Конечно, ты можешь поесть сам, но только представь, как мне приятно заботиться о тебе! — Ешь сам, хён! — Не приказывай мне, мелочь! Лучше скажи, родители тебе звонили? — я хотел было возмутиться на «мелочь», но вопрос хёна отвлёк меня. — Только мама. — А отец? — Мама сказала, что он занят на работе, поэтому не может позвонить, но я то понимаю, что он просто напросто не хочет ни видеть меня, ни разговаривать со мной. — Ты жалеешь о том, что всё так сложилось? — О том, что я теперь с тобой — нет, и точно не пожалею. Просто на душе такая тяжесть от того, что родные не принимают меня таким. — Для них это сложнее. Однополые отношения для старшего поколения дикость, поэтому им сложнее принять это, находясь в обществе. Но твоим родителям сложнее вдвойне, ведь их родной сын заявляет, что любит мужчину. Постарайся их понять и не держи обиду. — И снова ты прав, хён. — Ну ещё бы, — усмехаюсь и пихаю этого зазнайку локтём под рёбра. Он тихо смеётся и снова пытается накормить меня. — Что мама говорила? — С днём рождения поздравила, поинтересовалась, как дела… Про тебя спрашивала… Кажется, ты начинаешь ей нравиться. — Ого, с чего такие смелые выводы? — смеётся он. — С того. — А конкретнее? — холодный нос утыкается мне в шею, щекоча горячим дыханием. — А конкретнее… — я не успеваю ответить, потому что мне на нос падает большая капля воды. Я сначала растерялся, но потом последовала ещё одна. И ещё. Пока я подставлял ладошку под редкие капли, хён просёк ситуацию и в спешке начал собираться. Спохватившись, я стал помогать ему. Быстро собрав мусор в пакет и остатки продуктов в рюкзак, мы кое-как запихали плед в пакет и пошли на выход из парка. Я с сожалением посмотрел на ту поляну, на которой мы сидели минутами ранее. Не хотелось покидать столь прекрасное и умиротворённое место так скоро. — Мы ещё сюда вернёмся, не расстраивайся. Я как-то не предусмотрел то, что может начаться дождь, — выкидывая мусор в первую попавшуюся на пути урну, говорит хён. — В следующий раз я хорошо подготовлюсь! — Спасибо за сегодня, Хань, — приподнимаюсь на носочках и целую хёна в щёку. — Называй моё имя чаще, пожалуйста… Из твоих уст оно звучит так нежно и правильно, как будто специально для тебя, — хён смотрит на меня как-то слишком любовно. Мы останавливаемся на середине пути и просто молча смотрим друг на друга. В какой-то момент дождь усиливается, и мы, хватаясь за руки и заливисто смеясь, срываемся с места сразу на бег. Начинается сильный ливень, да такой сильный, что застилает весь обзор, как будто перед тобой стена. Нам бы укрыться от него, но мы продолжаем бежать, крепко держась за руки. Такие счастливые и свободные! На очередном повороте я торможу хёна. Он недоумённо смотрит на меня, а я, улыбнувшись своим мыслям, встаю на носочки и впиваюсь в губы хёна страстным поцелуем. Он сразу принял мой напор и стал отвечать так же горячо. Пакет с пледом давно валяется у наших ног, потому что мои руки заняты тем, что цепляются за крепкие плечи, а Лу-хён бережно обхватывает моё лицо ладонями, сминая мои губы в нежном поцелуе. Целоваться под дождём, стоя на улице, где в ясную погоду всегда много людей, а сейчас только мы вдвоём — потрясающе. Это нереальное чувство. Сейчас никто нас не увидит, ведь человек в здравом уме и носа из дому не покажет в такую погоду! Лишь только такие идиоты, как мы, могут стоять и самозабвенно целоваться под ледяным ливнем, при этом улыбаясь в поцелуй. Одежда уже насквозь промокла и стала тяжёлой, а холодный ветер пробирал до костей, но мы не могли оторваться друг от друга, ведь мы влюблены. А влюблённым, как известно, всё нипочём!

***

Целоваться под дождём, без сомнений, очень романтично. Есть множество фильмов в жанре романтика, в которых герои целуются под дождём. Насмотревшись таких фильмов, я мечтал попробовать так хоть раз. Вчера моя мечта имела счастье исполниться, но, конечно же, лобызания под ледяным дождём не прошли для меня бесследно. На следующее утро я слёг с температурой и ещё букетом симптомов. В фильме такого не обещали! Что-то я не припомню, чтобы один из главных героев на следующий день после такого слёг с простудой. Но с другой стороны, это же фильм! Там может быть всё, что угодно… Вообще странно, что во время таких сцен внизу экрана не всплывает надпись типа: «Не повторять, трюки выполнены профессионалами!», как в боевиках! Мда, о чём я вообще? Эта температура последние мозги сплавила, теперь в голову лезет фигня всякая. И где хёна с жаропонижающим носит?! Вчера всё было хорошо. После продолжительного поцелуя мы за пять минут добежали до квартиры. Мокрые, замёрзшие, но счастливые, мы, не разуваясь, сразу ринулись в ванную. Мокрые насквозь кеды отправились в сушилку, одежда в стирку, а замёрзшие мы под тёплый душ. Согревшись под тёплыми струями, мы выпили по чашке горячего чая и легли спать. Все беды начались в четвёртом часу ночи. Сначала меня начало знобить. Плюсовая температура в комнате не ощущалась, а тёплое пуховое одеяло перестало согревать, как прежде. Я старался сильнее прижаться к тёплому телу, кутался в одеяло, но безрезультатно. Лишь хёна разбудил своими копошениями. Он без лишних вопросов достал из шкафа шерстяное одеяло и накрыл меня. Наконец, я смог немного согреться, и сон пришёл сам собой. Но к шести утра у меня начался жар, и тут хён понял, что ночная прогулка под дождём оставила свой след. Он долго бегал по квартире, пытаясь найти хоть какое-то лекарство, но находились лишь обезболивающие и аскорбинки, поэтому хён пошёл в круглосуточную аптеку. Дверь хлопает, и в комнату, словно ураган, влетает хён с фирменным пакетом из аптеки, до отказа набитым лекарствами. Хён был одет в спальные штаны и куртку поверх майки. — Малыш, ты как? — присаживается на край кровати и трогает мой лоб ладонью. — Чёрт, горячий весь. Смерь температуру, — хён пихает мне подмышку холодный градусник ровно на пять минут. — Тридцать восемь и пять. Нужно сбить температуру, лежи, не двигайся, я сейчас. «Да куда я денусь?» — хотел ответить я, но болезнь, кажется, действует на меня ослабляюще, не позволяя даже языком пошевелить. Я даже веки открытыми держать не могу. — Эй, не спать! Сначала поешь, а потом выпей это, — приоткрываю веки и вижу перед собой хёна со стаканом в руке. — Давай, присядь, нужно поесть, — он помогает мне принять сидячее положение, кормит меня овсяной кашей как маленького, с ложечки. Послушно всё съедаю, а после он кладёт мне на язык горькую таблетку. Я морщусь и спешу запить эту гадость водой, и разочарованно вздыхаю. — Тёплая, — хриплю я. Отлично, теперь и голос сел. — Конечно тёплая, не буду же я тебя холодной поить. — Жарко. — Потерпи, сейчас жаропонижающее подействует. Выпей ещё от простуды, — протягивает мне стакан, в котором ранее разбавил порошковое лекарство. — Невкусно, не хочу, — капризничаю я. — Нужно, маленький мой. Давай-давай, — придерживает стакан, помогая мне, потому что мои собственные руки сильно трясутся. Выпиваю всё до дна, и меня укладывают обратно, укутывая в одеяло. — Теперь спи, когда проснёшься, тебе станет лучше. — Хён, ты даже не скажешь ничего насчёт того, что целоваться под дождём было плохой идеей? Не поругаешь меня? — А нужно? — мотаю головой. — Я ведь тоже виноват. Я должен был настоять на том, чтобы мы быстрее пошли домой, но я этого не сделал, поэтому в этом и моя вина. Спи. — Мне жарко. — Это из-за температуры. Кстати, нужно смерить. Градусник показывал тридцать восемь и три, а это на два градуса меньше, чем парой минут ранее, что означает лишь то, что лекарство начало действовать. — Ты не поедешь в агенство? — Надо бы, до концертов всего ничего осталось, но не сегодня. Не могу оставить тебя в таком состоянии. — Езжай… — Нет! Я не оставлю тебя, я же себе места находить не буду, думая о том, как ты. Так что я лучше останусь с тобой, а все дела по телефону переговорю, так мне будет спокойней. — Ладно… И ты поспи…Пожалуйста, — из последних сил говорю я и прикрываю глаза. Последнее, что я помню перед тем, как уснуть, это тихий шёпот хёна и его пальцы у себя в волосах.