Тихая / Quiet

Что делает нас людьми? Определенно, чувства. Они управляют нами, заставляют делать что-то или же не делать. Из-за них мы разрушаем не только себя и других, но и свои принципы, моральные ценности. И когда мы все это разрушаем, от нас остается нечто странное, что живет, но его уже не тянет ни к чему. В том плане, что мы уже не так сильно рвемся любить и приносить кому-то радость и счастье. Но это лишь мое мнение. Вспомните, чего вы так сильно желали, когда чувства убивали вас изнутри, разрывали на части. Стать бесчувственным, чтобы не было боли и разочарования, потому что одни чувства дополняют другие, они не могут существовать друг без друга, как и мы без них. Но спустя какое-то время, мы вновь падаем в омут с головой и вновь предаемся новым или старым чувствам. И так по кругу. Ровно до тех пор, пока не пропадут силы. Почему-то мне кажется, что у меня уже пропали силы. Я не чувствую ничего, что чувствовала раньше. Я, словно какая-то оболочка, наполненная остатками бракованной души, хочу просто жить. Мне нравится жить, но при этом я ненавижу само это слово. Оно не точное. Мы не живем. мы умираем.

Из дневника Хейли Паркер.

Устало перевожу взгляд на доску, где записано домашнее задание на следующий урок. Биология. Ненавижу этот предмет. В особенности, что сейчас рядом сидит Дилан и пытается выпытать у меня хоть какую-то информацию. Боже, только не говори, что тебе важны оценки по биологии. Черт, это же биология. – Хейли, ты можешь сказать, хотя бы, какая музыка тебе нравится? – он вздыхает и закатывает глаза. Признаться, он меня удивил. Продержался дольше остальных, вечно все выпытывает, вечно ему что-то надо. И странный он. То рвется общаться, то молчит. Такой же странный, как его сестра, которая считает меня шизой из-за того, что я не была ни разу в клубе. – Если тебе от этого станет легче, – я смотрю на него, – классика. – Классика? – переспрашивает, удивленно вскидывая брови, будто бы я сказала, что обожаю засыпать под предсмертные крики. – Никогда бы не подумал. – А я бы никогда не подумала, что ты такой навязчивый, когда дело касается учебы, – сразу же отвечаю я и захлопываю учебник. – Вчера ты была дружелюбнее, – верно подмечает О’Брайен. – А еще вчера я даже поужинала с родителями, – киваю в ответ, – что не сделаешь ради гостей. Звенит звонок с урока, и я сразу же вскакиваю с места и ухожу из класса, убирая на ходу учебник по биологии, единственное, что лежало у меня на парте. – Хейли! – зовет Дилан, и я закатываю глаза, оборачиваясь. – Да что тебе еще надо?! – отзываюсь довольно грубо, чтобы дать ему понять – не хочу говорить, но это производит не тот эффект, так как в ответ получаю лишь довольную ухмылку. – А когда ты перестанешь убегать? – он подходит ближе ко мне и говорит громко, так как в коридоре стоял дикий шум. – А когда ты перестанешь меня доставать и отвалишь, наконец? – взрываюсь. Что ж, сегодня прием у психолога и, думаю, это должно как-то помочь. Сегодня я уже нагрубила родителям и ушла из дома, оставив маму в весьма подавленном настроении. – Думаю, это произойдет не скоро, – с явным намеком говорит Дилан, от чего я удивленно вскидываю бровь. – Расскажи мне, Хейли, что с тобой не так, а? Мне безумно интересно это узнать, – он вмиг посерьезнел, его тон стал немного тише, я невольно стала прислушиваться к тому, что он говорит. – Почему ты убегаешь ото всех? Ты ведь нормальная, – я испускаю смешок, – по крайней мере, нормальнее, чем некоторые мои знакомые. Я просто стояла и всматривалась в его глаза. Зачем ему? Зачем ему знать что-то обо мне? Почему он ко мне лезет? – Если бы тебе было можно доверять, я бы рассказала, – отвечаю я, опустив глаза в пол. – Но кое-что ты сказал не верно. Я ненормальная. И теперь я четко осознаю, что мне стоит уйти, потому что сейчас Дилан станет засыпать меня вопросами еще больше, а пока, пусть лучше считает, что я просто пошутила. Надеюсь, что он будет так считать и, в конечном счете, просто-напросто забудет обо мне. От лица Дилана. Каждый раз, когда эта девушка открывает рот, вопросов появляется еще больше. Каждый раз, когда она говорит что-то, это звучит так, будто бы она знает все на свете и не является человеком. Она такая странная, словно и вправду не человек. Я поражаюсь, как можно вот так вот зависать на ровном месте, проводить в молчании целый урок, смотря в одну точку. Я с каждым днем поражаюсь все больше и больше, что встретил такую, как она, девочку, похожую на малышку из книжек. Маленькую, забитую, тихую, но чертовски привлекательную. И в ней меня безумно раздражала эта язвительность, горы сарказма, которыми она прикрывала свою ранимую натуру. И я все никак не мог понять, почему она скрывает от всех себя. Это ведь глупо. Бояться мира глупо, потому что мир точно так же боится тебя. И Хейли Паркер просто с каждым разом ломает мою логику, когда начинает что-то говорить, когда игнорирует вопросы, когда просто убегает от разговора. Потому что не хочет общаться? Или боится? – Эй, Дилан, – блондинка, сидящая напротив, помахала рукой перед моими глазами. – Земля вызывает, прием, – насмешливо протянула Кес. – Что? – сразу же откликаюсь, но девушка продолжает заливисто смеяться надо мной, из-за чего я закатываю глаза, прямо как Хейли. Черт, О’ брайен, серьезно? Ты теперь себя с ней сравнивать будешь? – Я хочу в клуб, – протягивает сестрица, откидываясь на спинку дивана. – Кайл тоже идет. И Дженн. – Да кто бы сомневался, – усмехнувшись, отвечаю. – Хочешь – иди, а мне лень. Кесси по-детски надувает губы, старательно изображая, что обиделась, начиная канючить: – Ну, Дилан, без тебя меня не отпустят. – А если я не посплю пару часов, то засну по дороге. Хочешь избавиться от брата? – Давай возьмем с собой Хейли, – пожимает она плечами. Все. Обида прошла, как и предполагалось. Но она будто бы знала, что именно это заставит меня пойти и посмотреть, как эта девушка пойдет в клуб. Она, будто бы выращенная вдали от цивилизации, как говорила Кес по дороге домой, похожа на дикарку. И в чем-то я был с ней согласен. – Ее родители точно против не будут. – Откуда такая уверенность? – спрашиваю, удивленно подняв брови. – Боже, ее родители мечтают, чтобы она вышла из дома, – сморщив нос, Кесси закидывает одну ногу на другую, – это же видно. Куда ты только смотрел. И действительно, куда? Вернее, на кого. На этого маленького дьявольски-очаровательного ангела. Неужели это было так заметно? – Ладно, можно и пойти, – соглашаюсь я, от чего сестрица радостно верещит, вновь напоминая мне маленького ребенка, и сразу же лезет в свой телефон, назначая встречу с друзьями. От лица Хейли. Размеренным шагом иду по пустому коридору школы. Здесь так тихо, когда нет людей. Вообще, когда нет людей – мир просто идеален. Без людей все отвратительное становится прекрасным, потому что люди все портят. Всегда портят. Я никогда не понимала этой дикой ненависти друг к другу, никогда не понимала этой дикой любви до гроба, из-за которой люди готовы покончить жизнь самоубийство, никогда не понимала этих стремлений создать еще одну ячейку общества. Это просто не поддавалось логике. Моей логике. Все это казалось мне настолько бессмысленным и глупым для того, чтобы тратить лучшие и ценные годы своей жизни для того, чтобы потом просто сидеть со своими внуками, или даже правнуками, смотреть семейный альбом и вспоминать свою потерянную молодость. Это было бессмысленно. – Эй, Паркер, – опять этот насмешливый тон прямо врезается в мозг, от чего хочется повернуться и врезать ему хорошенько. Но почему-то я этого не делаю. – Как дела? – Чего тебе, Бредли? – процеживаю сквозь зубы. Как же он меня бесит. – Спросил же, как дела, малышка, – от него это прозвучало как-то оскорбительно, будто бы я уже побывала у него в постели, от чего захотелось врезать ему еще сильнее. Но молчу, опустив глаза в пол. Мне нужно уходить, но я просто стою на месте, а этот урод ухмыляется, будто бы думает, что я боюсь. Его рука резко опускается на мое плечо, от неожиданности из меня вырывается нечто на подобии писка. Сильно сжав плечо, он толкает меня в стену и прижимает к ней двумя руками за плечи. – Ты милая, Паркер, – говорит Бредли, что я от неожиданности аж поперхнулась. – Если бы одевалась нормально, стала бы секс-бомбой, Паркер. – очередное «Паркер» и мне хочется блевать от омерзения. – Хотя, уверен, без этих тряпок ты намного лучше, – насмешливо тянет он, шумно вдыхая воздух. – Иди на хрен, Бредли, – пытаюсь вложить в эти слова как можно больше яда, который во мне только есть, но все равно получается как-то пресно и жалобно. – Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка, – из-за угла показывается Джейс Митчелл, редактор школьной газеты и главный задира, разумеется, после Бредли. Он наживает кнопку на фотоаппарате и фотовспышка «сообщает» нам, что снимок готов. Блин. – Получилось очень мило, голубки. И, громко рассмеявшись, он уходит. – Блядь, – грязно выругался Бредли, ударив кулаком по стене. Поверьте, мне тоже хотелось это сделать, но словами тут не поможешь. – Я сказала, иди на хрен, – пихаясь и выделяя каждое слово, я, наконец, отталкиваю парня от себя. Наконец-то могу свободно вздохнуть. Одернув футболку, я поправляю рюкзак, висевший на плече, который довольно-таки больно врезался в спину, пока этот урод прижимал меня к стене, и направляюсь к выходу из школы. – Хейли! – слышу голос матери, которая сейчас находилась на первом этаже. – Хейли, спустись, пожалуйста! Да слышу я, повторять не надо по пять раз. – Иду, – говорю так тихо, будто бы она могла меня услышать. Смешно. Быстро спускаюсь по лестнице, ведущей вниз. Мать стоит около плиты и что-то режет, отец около зеркала поправляет галстук. Он куда-то собрался? – Что, мам? – спрашиваю я, облокотившись на перила спиной. – Ты звала, вроде. – Да, – женщина прекращает резать овощи, откладывая нож в сторону, – нам с отцом нужно по делам кое-куда. – Хорошо, – киваю я, – когда вернетесь? – Не знаю, нам нужно в соседний город, – она отвечает не сразу. – Скорее всего, утром. Закройся на ключ. Я киваю и уже собираюсь уйти, но голос матери заставляет меня остановиться: – Кесси и Дилан должны зайти к тебе где-то ближе к восьми, помнишь? И я тут же оборачиваюсь, ошарашенно глядя на женщину. – Разве? – Кесси сказала, что вы договорились встретиться еще вчера, – она кивает, а я испускаю вздох разочарования и раздражения одновременно. В кои-то веки я могу побыть одна, наедине с собой и своими мыслями, но, нет же, этим двум нужно обязательно мне все испортить! – Ма-а-ам, – жалобно протягиваю, – можно попросить их не приходить? Пожалуйста. Женщина продолжает резать овощи, но мне почему-то кажется, что ее напрягает эта ситуация. – Они тебе чем-то не нравятся? – спрашивает, подняв на меня глаза. И я бы с великой радостью сказала, что они меня безумно раздражают, а еще один из них учится в моей школе и портит мою жизнь на уроке биологии и литературы, но вместо этого выдаю: – Я просто хочу побыть одна и поспать. – Ты и так целыми днями спишь, – она будто бы осуждает меня, – с тебя не убудет, если ты пообщаешься с кем-то два часа. – Но я не хочу! – громко восклицаю, от чего мать перестает резать овощи, откладывая нож в сторону, и вытирает руки о фартук. – Хейли, почему ты просто не хочешь пообщаться? – спрашивает она, подойдя ко мне. – Ты же обычный, нормальный человек. Тебе рано или поздно придется начать общаться с людьми, хватит уже сидеть и притворяться больной! – и это было самым болезненным ударом от нее, от моей матери, от того человека, который просто не мог надавить на это, от которого я такого не ожидала. – Мама, я психически неуравновешенная! – срываюсь на крик. – Я псих! Ненормальная! Что во мне здорового? – это, скорее, был риторический вопрос, – я могу прикончить их лишь из-за одного не правильно сказанного слова, и ты спрашиваешь, почему я не хочу общаться? Я разворачиваюсь и направляюсь к лестнице. – Да я просто ненавижу людей! – кричу вновь, оборачиваясь на мать. Ненавижу. Просто ненавижу всех.