Край

      Это был понедельник, когда Фиби записалась в кружок рисования, чтобы сохранить за собой статус активистки-отличницы. Это был понедельник, когда она совершила главную ошибку в своей аляповатой, цветочно-конфетной жизни, насквозь пропитанной алыми чернилами и пропахшей тетрадными листами.       Там был Макс. Ее премерзкий брат.       Сперва она даже не заметила его, когда болтала с Черри прежде, чем та должна была уйти. В класс мог войти всякий, кому в голову взбредет, и Фиби, конечно, совсем не следила за дверью.       В залитом солнечным светом кабинете было много холстов на мольбертах, выставленных полукругом. Их было порядка двенадцати или около того.       — Знаешь, ты совершила отчаянный поступок, записавшись сюда, при условии, что твой брат — не твой друг, — бросила Черри, нависая над холстом Фиби; лицо последней нещадно сплющило выражение негодования.       Он сидел аккурат напротив Фиби, и даже дразняще махнул ей рукой, когда она выглянула из своего укрытия. Ей был нужен высший балл, и это буквально примагнитило ее к стулу — тут же все было кончено. Эти занятия длились по пятьдесят минут. Как итог, Фиби была вынуждена выбросить порядка двадцати кофточек за двадцать два урока, потому что зеленые пятна масляной краски плохо смотрелись на фиолетовой ткани и не отстирывались.       — Ты не можешь просто мирно работать? Без…       — Фальши? — Макс привычно перебил ее, оттеснив к стене своим телом, когда они оказались в коридоре. Фиби была не просто зла, но в ярости. — Искусство, — начал он, манерно ведя рукой перед своим лицом, — дело капризное, как и все вещи, сопряженные с ним. Тебе не понять, ты как эта стена: холодная, прямая и скучная.       И через мгновение Фиби обожглась, потому что она /действительно/ почувствовала губы Макса прижатыми к ее лбу. Это было прежде, чем он скрылся, полоснув по ней коротким взглядом. Фиби обуял стыд, хотя она и понимала, что это новая уловка со стороны ее брата. Она хотела бы поскорее покончить с кружком рисования, и завтра должен был состояться экзамен, на котором Фиби, хочет она того или нет, должна получить зачет.       Но ночь была длинной. Фиби мучала свою голову мыслями, воспроизводя их вновь и вновь, а голова отвечала Фиби взаимностью, посылая разряды тепла по всему телу от коротких воспоминаний об одном поцелуе. Поцелуе столь целомудренном, что даже хотелось вырядиться в одеяние монахини и уйти в монастырь. И круг за кругом, круг за кругом было все сложнее представить крест на своей груди не перевернутым.       Фиби, ты Дьяволица! Прекрати краснеть и тереть свои глаза!       Они все равно были цвета спелого томата, когда она заняла свое место у мольберта. Непрекращающееся, почти зудящее желание взглянуть на рабочее место Макса выбивало Фиби из колеи.       — Рисуем модель…       Бла-бла-бла. Красивая девочка, кажется, из параллельного класса. Или младше на год. В любом случае, песка в глазах Фиби было столько, что она могла бы устроить в классе пляж с чайками. Орала бы тоже она. А кисть не поддавалась, все было непутево, криво, не так. Фиби озиралась по сторонам, наблюдая одногруппников в планомерном труде, но с визгом покинутого щенка не обнаруживала себя достаточно сильной, чтобы поднять палитру. Макс усмехался, и она чувствовала его липкий взгляд под своей чистой, расстегнутой на две пуговицы, кофточкой. Это было игрой, но и нет: не для Фиби.       Она провалила экзамен, конечно. Порвала холст канцелярским ножои и, забросив рюкзак на плечо, толкнула Макса этим самым плечом посильнее, покидая кабинет. В коридоре было свежее, но не особенно облегчало всю ту ношу, что свалилась на Фиби. Эта девочка больше не была идеальной и, конечно, прокручивала это в своей тяжелой голове раз за разом, загоняя себя в угол.       Может, и курить стоит начать? Потом она не виделась с братом около двух дней.       В следующую их встречу он курил за школой, словно ощутил ее короткий порыв в некоторый момент и решил принять удар на себя. Фиби отметила, как ему идет сигарета, поднесенная к плотно сжатым губам, но она тут же с ужасом осознала, что, вероятно, плохо знает Макса Сандермэна, с которым делила дом? То есть, мог ли он быть более способным, чем она, хоть в чем-то?       Придя домой раньше положенного, и тем самым нарушив с десяток своих правил, Фиби нырнула в мир Макса, чтобы понять, почему его натура стала так переменчива. Все его холсты, как и ожидалось, содержали нотки (само)иронии и вкрапление жгучего перца в самых очевидных вещах. Это был Макс, такой, какой он есть. Последний холст, тот, что он нарисовал на экзамене, был закрыт плотным полотнищем. Рука Фиби дрогнула, конечно: это была рука супергероини, но не той девушки, что хотела знать, насколько совершенно вышла та красивая модель на холсте в голове Макса Сандермэна.       Так уж вышло, что модель получилась куда более идеальной, чем Фиби предполагала или даже смела представить мельком.       — Лучшее мое творение, — Фиби побоялась обернуться, когда почувствовала грудь Макса прижатой к ее лопаткам; стойкий табачный запах отключил Фиби. — Без фальши.       Фиби смотрела на себя, увлеченно и безуспешно старающуюся изобразить ту красивую девушку-модель. Она видела свои брови, сильно нахмуренные, и свою шею мягко изогнутой вбок, и ощущала, как ее целуют в шею в этот самый момент, и как ее разум полностью отключается.       — Без фальши ты только здесь, — констатировала она, опрокинув чан ледяной воды на себя и брата одновременно. — Но не где-то еще. И не с кем-то еще. И не когда-либо еще. Забудь об этом.       Не оборачиваясь, супергероиня трусливо покинула поле боя. В этот раз, да и не только.