(З)Верь

Горячие слезы струились по лицу. Девушка не рыдала, не билась в истерике – просто слезы катились и катились, как будто их набралось слишком много, чтобы помещаться в её теле. Всё уже закончилось, все были живы, но её до сих пор трясло мелкой дрожью, будто от пронизывающего холода. Точнее, не так: её только сейчас и начало трясти. До этого Кристина держалась на удивления для себя самой храбро, даже как-то… с вызовом? Монстр ушел, оставив её одну в комнате. И неизвестно, что было хуже – быть сейчас рядом с ним или одной. Но ей до конвульсий, до судорог хотелось человеческого общества. Другое дело, что в её понимании он человеком не был: ни телом, ни душою. Кристина вытерла глаза и влажный нос тыльной стороной ладони, отбросив формальности – все равно никто не видит. Мысли путались, будто она была пьяна, клубились едким туманом, не превращаясь ни во что конкретное. Девушка обессиленно опустилась на кровать. Она не знала, сколько времени так пролежала, но затем в голове будто все стихло и хлынул мрак… Очнувшись (это было не сном, а скорее забытьём, обмороком), Дае испуганно оглянулась. Нет, не сон. Кошмар, но не сон. Она поднялась, чувствуя ужасную ломоту во всем теле (кто бы мог подумать, что нервы так влияют) и, как ни странно, голод. Изрядно замучившись, девушка умудрилась слегка послабить завязки корсета, что тоже облегчило жизнь, но совсем снимать его даже не думала. Кто знает, что на уме у этого бешеного?.. Она боялась. Боялась того, что никогда больше не выйдет отсюда, не увидит людей и солнечного света. Но больше всего она боялась того, что этот безумец может с ней сделать. И «убить» было лучшим вариантом в списке… Когда девушка вышла в небольшую круглую гостиную, там не было никого. Только, как обычно, полно цветов. Казалось, в этот раз их стало ещё больше. Дае повертела головой, разминая затекшую шею, и прошла к небольшому столику. Тот был накрыт, но, судя по остывшему кофе и булочкам, уже достаточно давно. Кристина аккуратно присела на краешек стула и отхлебнула кофе. Голод заполонил собою все так сильно, что даже страх притупился, ушел. Вскоре на столе не осталось ничего, и Дае почувствовала себя немного лучше. Ну, как сказать, лучше. Она чувствовала то состояние шаткой безопасности, когда ребенок, солгавший, проходит по острию и чуть не выдает себя, только во многие, многие разы мощнее. Эрик… Призрак? Ей не хотелось называть ни одним из этих имен. Он мог вернуться в любую минуту. На секунду Кристину озарила дерзкая и опьяняющая мысль. Может, попытаться сбежать? Лодки не было, преодолеть озеро вплавь она не сможет. Но наверняка здесь был и более удобный выход… Девушка начала с нездоровым любопытством оглядывать комнату, надеясь в каждом углу найти рычаг, что откроет дверь наружу. Возле органа была разбросана ужасающая куча нот, без названий и подписей. Кристина присела на корточки, перебирая смятые листы. Вероятно, это были части сочинений, которые не нравились Эрику. На секунду стена ненависти, окружавшая девушку, будто дала брешь, и в пробоину хлынуло восхищение. Кристина узнала отрывки из нескольких опер, которые пела и сама, узнала песни, что он пел ей. Ему не нужно было все это подписывать. Он помнил. Содрогнувшись от этого осознания, девушка собрала разбросанные по полу ноты и сложила их аккуратной стопкой на столике возле инструмента. Поддавшись минутному порыву, она села и замерла. Через пару секунд девушка коснулась клавиш – послышался первый звук, неуверенный, робкий. Но не такой робкий, как у него. Не нежный, а просто… неумелый? Дае вдруг почувствовала, как вся печаль мира обвалилась на неё. Она поняла, что Рауль не придет за ней. Она спасла его шкуру – не жизни, а именно шкуру! – ценою своей (тоже шкуры, ведь что взять с человека, который даже не может себя отстоять?), но он не придет спасать её в ответ. Хористка усмехнулась себе: зло и горько. Вот, минута славы красотки прошла, все аплодировали и восхищались, а теперь забыли. Была ли она одинока? Да. Никто о ней теперь не вспомнит, никто. Рауль, скорее всего, рад, что не запачкал лапки в этой странной истории, остальные просто выбросят из головы или будут пересказывать, как страшилку. Хористка. Безродная. Сирота. Расходный материал. Вдруг девушка в приступе ослепляющей ярости стукнула кулаком по клавишам органа – нежная рука отозвалась болью, а инструмент – стонущими звуками. Вскоре какофония стихла, растворилась в воздухе. Был бы он тут, чувствовал бы он это –полилась бы музыка, прекрасная, как божество, прекраснее божества. Второе осознание этого одинокого утра-вечера, безвременья, свалилось на неё, будто ушат холодной воды. Хористка завидовала ему. Дико, опьяняюще! Так сильно, что на секунду показалось, будто эта зависть убьет её на месте. И в глубине души злорадствовала, что он урод. Хоть чем-то она вязла в этом мире. Хоть чем-то. Слезы снова потекли по лицу, на этот раз –слезы бессилия. Он был одиноким? Был. Но он был гениальным до той меры, о которой можно только мечтать. А она? Ну, так, талантливая певичка, хороший материал, из которого его гений вылепил приму. Если бы не он… Дае вскочила и ринулась в то, что можно было назвать её спальней. Ножницы! Где они? Где-то тут были ножницы… Снова его кабинет, гостиная, ванная, ага!.. Девушка взяла в руки изящную вещицу подозрительно желтого цвета (золотые?), по наитию промыла их под водой, умирать все-таки в чистоте нужно. Девушка прошла в гостиню, и только тут в глаза бросилась эта масса цветов, целый их омут. Как символично. Дае снова присела на краешек стула, закатила рукав платья и задумчиво уставилась на тонкое, бледное предплечье. Под полупрозрачной, казалось, кожей, виднелись синие полоски вен. Не поперек – вдоль. Рука задрожала, когда холодный металл прикоснулся к коже. Но, к счастью или несчастью ножницы были настолько острыми, что оставляли порез даже без нажима. Сначала царапины, затем девушка надавила чуть глубже… Когда кровь полилась тонким темным ручейком, Кристину вдруг разобрала паника. «Пресвятая покровительница, что же я делаю!» Ножницы выпали из рук на идеально-белую скатерть, оставляя багровый след, а девушка зачем-то бросилась в ванную, отмечая свой маршрут каплями крови. Подчиняясь наитию, Дае открыла кран на полную и засунула руку под холодную воду, но это не помогало. Вода бледно-алого цвета заставила почувствовать себя дурно… Ещё немного пометавшись по ванной, девушка выскочила прочь, зажимая рану другой рукой. Кровь сочилась под пальцами, горячими струйками стекала и капала вниз. Голова начинала кружиться. «Нужно перевязать чем-то, перевязать!» Взгляд панически метался по комнате: скатерть-слишком плотная, сил не хватит порвать. Салфетка коротка… Кристина бросилась в свою комнату. Простынь тоже не подходит, черт, черт! Этот красивый дом был совершенно бесполезным, ну или просто хористке не положено было знать, где находится все полезное. Наконец, когда сознание уже почти окончательно выскользнуло, взгляд девушки упал на подол собственного платья. Кристина подняла его неприлично высоко, зубами вцепившись в один край и руками что было сил разрывая другой. Наконец рану удалось кое-как перевязать, хотя и недостаточно туго. Сознание совсем оставило Дае, и она рухнула на кровать. «Неужели я умру вот так?..»