Отчего так в Биндюге березы шумят?

— Лютик, блядь! — Геральт покачал головой. — Что, после такого ты со мной знаться не захочешь? — тут же взвился Лютик. — Ерунды не мели! Ты мне лучше скажи, как так получилось, что я — твой друг об этом эпизоде твоей жизни не знал, а Йен, с которой вы взаимно терпеть друг друга не можете, хоть и знакомы совсем недолго, в курсе твоих отношений с этим Саволлой? — Ну дык… — Лютик пожал плечами. — Ты не знал, потому что я об этом предпочитал умалчивать. А Саволла, напротив, ничего не скрывал и разболтал о нашей с ним связи своей мажьей шатии-братии. Ты же знаешь этих чародюг, у них языки — помело еще чище моего, как пойдут чесать — фиг остановишь. Он сказал кому-то из своих коллег по цеху, тот — еще кому-то, и так дальше по цепочке дошло и до Йенки. А тут, видишь, случай подходящий приспел — она и вспомнила. — Да, пожалуй, — согласился с доводами Лютика Геральт. — И все-таки, почему ж ты, придурок, так неразборчив в связях? — он покачал в досаде головой и, предупреждая новый поток словоизвержения уже готового обидеться друга, поспешил уточнить: — Не потому что ты связался с мужиком, а из-за того, что выбрал себе в любовники дрянь и сволоту. — Уж кто бы говорил, — проворчал Лютик. — Твоя-то умница-красавица Йеннифэр Саволле по части дрянноты и сволочизма сто очков форы даст. Хотя, насчет него ты действительно во многом прав — тварюкой-то Саволла был той еще. Но это выходит что, ты тоже был с ним знаком? — задал встречный вопрос Лютик. — Очень шапошно. Видел его однажды на какой-то совместной тусовке, куда меня притащила Трисс. Мы с ним сразу друг другу не понравились. Да и Трисс его не жаловала. Охарактеризовала нелестно. Как безумно тщеславного и аморального товарища. — И что, вы с ним общались? — заинтересовался Лютик. — Можно и так сказать, — не очень охотно ответил Геральт. — Завидев нас, он тут же сделал морду кирпичом и ляпнул Трисс что-то неприятное, а я, конечно, сразу зацепился — меня напрягало это сборище и надо было пар выпустить. Ну и слово за слово… набил я ему, короче, морду. Вот, собственно, этим история нашего с ним знакомства и исчерпывается. — М-да, лаконично и совсем не романтично, — констатировал Лютик. — Лють, я и так-то избытком романтизма не страдаю, — фыркнул Геральт, — а уж к мужикам-то у меня интерес романтическо-сексуальный не то что на нуле, он можно сказать в минусе. — Мы вообще-то не о тебе и говорим, — капризно поджал губы Лютик. — И если ты со свойственными тебе цинизмом и нечуткостью не будешь вставлять в мой рассказ свои саркастические замечания, я объясню тебе, как, зачем и почему я связался с Саволлой. Ну, если тебя попутно не интересует вопрос, почему меня вообще потянуло на мужиков. — Да, зная тебя, можно и не спрашивать, — пожал плечами Геральт. — Ты ведь все равно расскажешь. И не угомонишься даже если я попрошу тебя остановиться. Потому что твой рот не закроется, пока ты не выложишь все, что сам считаешь нужным. А это, как правило, всегда гораздо больше того, что мне необходимо знать. — Раз так, я могу вообще ничего не говорить! — надулся Лютик. — Нет, Лютя, не можешь, ты ж иначе просто лопнешь. Поэтому давай, грохочи. Я весь внимание. — Ну, раз ты все-таки настаиваешь… Это было, когда я еще учился в Оксенфурте. Я был молодой, перспективный и не просто подающий надежды, а уже довольно знаменитый поэт и исполнитель. Среди определенного контингента, конечно, — поправился он. — Девочки нежного возраста кипятком по мне писали, упрочивая мою популярность, а дамочки определенного статуса (ты сам догадываешься, какого именно) нежно воздыхали, делая мне кассу. — Ну да, вот я-то, к примеру, о таком жутко популярном артисте и понятия не имел. Почему-то, — задумчиво заметил Геральт. — Потому что ты вообще далек от любого искусства. И тебе эта тема стабильно не интересна, — пояснил Лютик. — Ты даже телевизор никогда не смотришь. — Лютя, не отвлекайся, — нахмурился Геральт. — Ты собирался мне рассказать, как угодил в объятия Саволлы. Про свою индифферентность к певческому искусству я и сам знаю. — Понимаешь, Геральт, сладкая жизнь, богемные тусовки, банкеты, вечеринки, поклонницы — приелось мне это все. Вот и захотелось чего-то новенького. Решил я расширить, так сказать, свой кругозор и обогатить свой сексуальный опыт. — Ну и расширял бы со своими коллегами. Среди вашего брата подходящих кандидатов хоть пруд пруди. Что тебя в мажью братию-то кидануло? — Во-первых, певческая гей-тусовка о те поры была очень немногочисленна, а во-вторых, времена давешние были не то, что нонешние — шифровались ребята. И к чужакам относились крайне недоверчиво. Поэтому от них я бы гарантированно получил отказ и дополнительно — минус в карму. А обращаться с таким пикантным предложением к кому попало, сам понимаешь, было чревато — девяносто девять из ста, что в ответ я получил бы в табло от оскорбленного натурала. Но вот в мажьей тусовке были лица нужной мне ориентации, которые, к тому же, демонстрировали ее совершенно открыто и никого не стесняясь — могли себе позволить. Точек пересечения между мажьим сообществом и служителями муз было вполне достаточно, так что я быстро и без проблем познакомился с Саволлой на какой-то из совместных вечеринок. Ну и с развитием, так сказать, отношений мы тянуть не стали, прямо там их и начали. — И что случилось потом? — То, что должно было, — развел руками Лютик. — Жопа. То есть пиздец карьере. — Саволла тебя подставил? — Нет. Он был абсолютно ни при чем. Я все сделал сам. — То есть? — не понял Геральт. — Ну, я был молодой и глупый. И не вкурил, что играть надо по правилам, которые устанавливаю отнюдь не я, — Лютик невесело усмехнулся. — Репутация, Геральт. Я не скрывал своих отношений с Саволлой, думая, что эпатируя публику своей смелостью и открытостью, зарабатываю еще больше очков в копилку популярности и народной любви. А вышло наоборот. И ведь меня предупреждали, но разве я в то время кого-то слушал. Я-то, наивный дурак, думал, что являюсь ключевой фигурой в партии, а на самом деле был лишь пешкой в руках тех, кто реально заказывает музыку — причем, как в прямом, так и в переносном смысле. В качестве звезды, открыто демонстрирующей свою связь с мужчиной, я не был нужен никому. В том числе и поклонницам, которые тут же дружно сказали: «Как же можно верить в искренность его стихов и песен о любви к женщине, если на самом деле он любит мужчину». Так я узнал истинную цену народной любви. Это флюгер, Геральт. Они боготворят тебя, пока ты даешь им то, что они хотят, но они отвернутся от тебя, втопчут в грязь и тут же забудут, если ты перестанешь соответствовать их представлениям о герое. Пубертатным девицам пофигу, по ком визжать и страдать — лишь бы мордочка была смазливая и вещал со сцены модно и в тему. А вот промахов и ошибок они своим кумирам не прощают. Стоит оступиться один раз — и твои былые достижения в их глазах выглядят как вчерашнее кострище. Хотя теоретически ситуацию можно было поправить — залить публике в уши любую наспех сляпанную байку, они бы схавали, потому что народ всегда охотно верит в то, что хочет слышать. Но тогдашние эстрадные бонзы не захотели больше возиться со строптивым подопечным — и моя столь блистательно начавшаяся карьера похерилась, а имя просто исчезло со звездного небосклона. И, сказать по правде, никто из-за этого даже не расстроился — ведь мои бывшие поклонницы уже фанатели по другим кумирам, — Лютик вздохнул. — Я знаю, что виной этому были моя беспечность и самонадеянность. Может, было бы не так досадно, если бы я действительно испытывал какие-то чувства к этому Саволле и пожертвовал карьерой не просто так, а из любви к нему. Но ведь нет! В основе наших отношений лежали лишь прихоть и похоть, любопытство и свойственная нам обоим тяга к гедонизму, — Лютик покачал головой. — Мы утратили интерес друг к другу довольно быстро. Причем, ему надоело первому. А я этому был, пожалуй, даже рад. Да ты ведь знаешь, что я не имею глупой привычки привязываться и навязываться и всегда легко обрываю изжившие себя отношения. После расставания с Саволлой я решил уехать. Сочувствующие мне коллеги посоветовали временно исчезнуть, переждать где-то в глуши, пока уляжется шум, а мое имя перестанет упоминаться в неприятно-скандальных сочетаниях и перестанет ассоциироваться с однополыми отношениями. Я внял их словам и отправился во Флотзам — дремучее был бы только Велен. По пути познакомился с тобой. И тогда же понял, что можно начать с чистого листа: вновь заработать соответствующую репутацию и потом опять рвануть в столицы покорять вершины славы. — За этим ты и уехал в Новиград некоторое время спустя, похороводив немного в Биндюге и Флотзаме, — припомнил Геральт. — Но потом вновь вернулся сюда из-за Присциллы. — На самом деле я вернулся потому что понял, что в одну реку нельзя войти дважды, — признался Лютик. — Ничего у меня в Новиграде не вышло. Все звезды там уже были расставлены по местам и рассортированы по ранжиру, поэтому я и подобные мне провинциальные да к тому же не столь уж юные соискатели денег и славы на этой ярмарке вакансий оказывались лишними и могли довольствоваться лишь местами на галерке. Мотыляться же в Новиграде обломком былого величия мне не хотелось. Я искал лишь достойный повод, чтобы уехать. И тут с Присциллой случилась эта беда. Вот так мы с ней и покинули Новиград, перебазировавшись во Флотзам. — Я не совсем понял: зачем нужно было искать повод? Почему ты не уехал сразу, как только понял, что делать в Новиграде нечего? — Геральт в недоумении посмотрел на Лютика. — Я не мог, — Лютик с укоризной посмотрел на ведьмака. — Все подумали бы, что я жалкий неудачник. — Всем было наплевать. В Новиграде твоего отсутствия никто даже не заметил. — А я говорю не про Новиград, а про Флотзам. Народ бы сразу понял, что у меня ничего не вышло, вот поэтому я и вернулся, поджав хвост. — Да какая разница, посудачили бы да и перестали. — Прости, Геральт, но с тех пор, как в юности я так бездарно слил свою карьеру, я больше не умею не думать о том, что скажут окружающие. Можно сказать, это теперь мой пунктик. — Лютик, ты придаешь слишком большое значение банальным вещам. — А мне так не кажется! Ты просто не понимаешь, ты не был в ситуации, похожей на мою. — Допустим, я — нет. А вот взять хотя бы Ольховых… — Что ты сравниваешь? — возмутился Лютик. — Меня — тонкую и чувствительную творческую натуру — и этих непрошибаемых монстров. — А Йорвет, — жестко напомнил Геральт. — Подумай, каково было ему вернуться домой таким. — Ну… — Лютик смутился и сник. — Просто Йора… Он сильный. А я — нет. Я это знаю, ты знаешь. Да что там, это знают все. Как бы я ни старался, все равно был и остаюсь тут всеобщим посмешищем. Из меня, вон, даже оборотня путного не вышло, снова недоразумение одно. — Может, просто не стоило так тужится и пыжится, чтобы казаться тем, кем ты не являешься, — предположил Геральт. — Надо было не откладывая дела в долгий ящик прийти к Элихалю и сказать ему правду. А не играть в любовь с Присциллой, не ломать комедию с Веспулей, не морочить людям головы, устраивая шоу у Гарвены и не пытаться обмануть себя, таскаясь к суккубу. — Ты сейчас о чем? — насторожился Геральт. — А ты не понял? — Н-нет. Не совсем. — Почему, ты думаешь, вторую ночь подряд я приползаю под окна дома Элихаля? Ну? Ты же ведьмак, должен знать, чем оборотень-зверь отличается от себя же в человеческом обличье. Ты же был уверен, что я приду сюда, ждал меня у Элихаля. И ты был прав, я не мог не явиться. Потому что… Уж теперь-то ты должен догадаться! — Вот черт, — Геральт ошарашенно посмотрел на Лютика. — Я, честно-то говоря, предполагал, что тебе очень херово, и поэтому ты явишься сюда в надежде получить помощь. Ни о чем ином я и не думал. А ведь и действительно, зверя невозможно заставить добровольно идти туда, куда он не хочет, потому что понятие «надо» он воспринимает совсем не так, как существо разумное — инстинктивно, а не рассудочно. А с учетом наличия в «антиликантропском» снадобье любистока и берберка, по уму бы тебе надо было бежать к Присцилле или по крайней мере к Гарвене. Но ты пришел именно к Элихалю. Настоящим оборотнем ты не стал, потому что твоя миролюбивая травоядная внутренняя сущность оказалась сильной и крепкой настолько, что даже укус злобного Моркварга не смог затуманить твой разум и сделать из тебя кровожадного хищника. Но вот свои пристрастия ты скрыть не смог, звериный инстинкт в данном случае пересилил. — Ты удивлен? — Еще как. Я и подумать о таком не мог. Тем более, и обстоятельства нашего с тобой знакомства, и твои здешние похождения безоговорочно указывали на то, что ты любишь женщин. Без вариантов и намеков на что-то другое. — И тем не менее, — Лютик вздохнул. — Я просто научился шифроваться. Это вовсе не значит, что мне не нравились девушки. Еще как нравились! Но иногда я ловил себя на мысли, что и некоторые мужчины не оставляют меня равнодушным, и если бы представилась возможность, я бы не прочь попробовать заняться сексом и с ними. Поначалу мне, конечно, нравилось думать, что это у меня такое мощное либидо, поэтому мне и недостаточно девушек, а хочется всех подряд, как говорят, все, что движется, — Лютик усмехнулся и покачал головой. — Каких только глупостей не напридумываешь в юности, чтобы скрыть от себя не очень приятную правду. Дело-то было не в либидо, потому что количество девушек в качество секса с ними воплощаться не спешило. Не то чтобы все было плохо, но… постоянно как-то что-то не то — пресновато, коротковато, без изюминки. — Надо полагать, с Саволлой у тебя вышло лучше, чем с девушками. — Да, — кивнул Лютик. — У нас с ним не было ничего общего, кроме секса, но в постели с ним мне было просто восхитительно. Настолько, что после него женщины начали казаться холодными рыбинами, неумехами и бесчувственными бревнами. Только дело-то было, по всей видимости, не в них, а именно во мне. Сначала я убеждал себя, что Саволла использовал какую-то магию или афродизиаки — поэтому у нас с ним и получался такой феерический секс. Но однажды я не выдержал и решил это предположение проверить. В Новиграде пошел в Пассифлору и снял юношу — квартерона, кстати, чем-то похожего на Элихаля. Видимо, бессознательно, потому что меня привлекал именно такой типаж. Вот тогда-то я и понял, что дело было не в Саволле и не в магии. Вскоре после этого мы с Присциллой вернулись во Флотзам, и я увидел Элихаля. И даже быстро познакомился с ним, благодаря той же Присцилле. Только он был эльфом. — Ну и что? — не понял Геральт. — Вроде ты ксенофобией не страдаешь. — Разумеется, дело не в этом. Просто мне сразу вспомнились разговоры с Саволлой. Я как-то поинтересовался у него, как неофит у более опытного товарища, как находить себе партнеров, сведя к минимуму риск нарваться не на того парня и получить по морде. А он сказал, что одно из главных правил — не лезть к представителям старших рас, потому что нетрадиционно ориентированных среди них найти так же трудно, как среди нашей братии — истинных натуралов. Возможно, природа у них такая консервативно-ортодоксальная, а может, наследие прошлых веков, когда деторождение было архиважным условием выживания, наложило отпечаток — в общем, как авторитетно заявил Саволла, геев среди чистокровных эльфов, краснолюдов и низушков не бывает. Ну, положим, краснолюдов и низушков в качестве кандидатов в любовники я не рассматривал, а вот похороводить с эльфом, может, и не отказался бы. Но — увы. Хотя, возможно неосознанно я именно поэтому и выбрал Флотзамский район — как одно из мест, где проживают чистокровные эльфы. — То есть тебе давно нравился Элихаль, — подытожил для себя Геральт. — Практически любовь с первого взгляда, — кивнул Лютик. — А то, что он был именно чистокровным эльфом, мой интерес только усиливало. Знаешь, это придавало моим чувствам романтический флер трагизма и безнадежности. Та самая жестокая коварная любовь, которая никогда не осуществится, — Лютик мечтательно закатил глаза. — Лютя, что ты несешь, — досадливо поморщился Геральт. — Или ты был настолько уперт, или просто слеп. Достаточно было лишь посмотреть на Элика — и сразу у многих возникали сомнения в его натуралистости. Хотя в связях с мужчинами он замечен не был, но и с женщинами тоже не встречался. А потом что мешало тебе рассказать ему правду, когда он в Кейране при всех признался, что он гей? И, тем более, не понятно, зачем ты начал выделываться и корчить из себя непонятно что, когда он сам рассказал тебе о своих чувствах? — Я струсил, — заявил Лютик. — Наверное больше, чем проклятия оборотничества, я испугался того, что последует за моим ответным признанием. Серьезные отношения, обязательства, общественное мнение… А еще и ликантропия на все это наложилась. Я был просто в эмоциональной коме. — Надеюсь, теперь ты из нее вышел, — жестко сказал Геральт. — Да, — Лютик замолчал и опустил глаза, видимо, о чем-то крепко задумавшись, а потом после паузы продолжил. — Теперь я соберусь с мыслями и с духом и поговорю с Элихалем. Пожалуй, нужно сказать ему правду. — Какую именно? — поднял бровь Геральт. — Правда всегда одна. — Лють, если ты и на этот раз не планируешь ничего серьезного, возможно лучше солгать. — Нет, Геральт, пожалуй, хватит с меня лжи, — покачал головой Лютик. — Элихаль — не какие-то там Саволла или Веспуля. Да и я давно не тот беспечный и безмозглый «золотой голосок», каким был в свои теперь уже далекие двадцать. Пора взрослеть и наверное наконец-то умнеть. А, как думаешь? — Пора, Лютя. И, похоже, что нам обоим. — Позовешь его? — Конечно. И, Лютя, надеюсь, на этот раз все у тебя получится наконец как надо. А вообще, совет да любовь. Так что ли?

***

Сидящий в засаде Силас остервенело хлопнул себя по щеке, убив очередного комара. — Ишь, размахался, расхлопался, — недовольно прошипел кто-то почти над ухом. — Чё? — вскинулся было патрульный, но увидев плюхнувшуюся рядом с ним Мильву, тут же успокоился. — Я уж подумал, что досиделся — спятил, комары человеческими голосами зудеть начали, — усмехнулся он. — Никого? — решила сразу определить диспозицию Мильва. — Никого, — сообщил Силас. — Фенну-то хорошо, — он завистливо посмотрел на окна больницы. — Сидит в тепле на нормальном стуле, никто его не жрет. — Вот поэтому я и решила, что тебе подмога важнее, чем ему, — сказала Мильва. — Это да. Вдвоем и в засаде сидеть веселее, — охотно согласился Силас. — Может, партейку в гвинт? — Ты чё, опух? — Мильва покрутила пальцем у виска. — Если мы сейчас сядем в гвинт, вся секретность полетит к хуям собачьим. Даже утопцы на кейрановых топях будут в курсе нашей картежной баталии. — Вот черт, — с досадой вынужден был согласиться Силас. — А как думаешь, кто все-таки припрется? Ну, если вообще припрется. — Йенка или Морька? — Мильва прищурилась. — Я все-таки за Йенку. — С лестницей? — Что? А, ну да, пожалуй, — кивнула Мильва. — Не представляю, как иначе можно забраться на второй этаж. Разве что кошку на крышу и по веревке… — М-да, с учетом нынешних обстоятельств ответ на загадку: летит, кричит, когтями машет — во Флотзаме это не только электрик Кагыр, падающий со столба электропередач, но и магичка Йенка с крыши больнички, — захихикал Силас. — Тихо, — Мильва дернула патрульного за рукав. — Кажись кто-то идет. — Ептыть, с лестницей. Это точно наш клиент, — насторожился Силас, тоже увидев на стене здания, на которую падал свет фонаря, рогозливую тень с четко видимыми концами опор и несколькими перекладинами ступенек. — Не разберу только, кто, — прошептал он. — Погоди, пусть сначала подойдет, поставит лестницу и начнет взбираться, — велела Мильва. — Тут мы голубчика и нахватим. — Или голубушку, — заметил Силас. — Че-то как-то высоковато и крупновато оно для голубушки, — шепнула Мильва, разглядывая субъекта, вышедшего на свет и теперь шагающего вдоль больничной стены. — И идет, зараза, по нахалке, даже не стремается. — Тихо! Смотри! Ставит лестницу. Сейчас полезет. Мильва и Силас напряглись в ожидании, готовые в любой момент выпрыгнуть из кустов на ловлю злоумышленника. А тот, тем временем, не спеша установил лестницу, убедился, твердо ли стоят на земле опоры и только потом полез наверх. — А ну стой! — первой вылетела из кустов Мильва. — Полиция! — выкрикнул выскочивший следом Силас. — Руки вверх! Однако нобигатель, уже успевший к этому времени прытко преодолеть несколько пролетов, сделал то, чего ни Силас, ни Мильва не ожидали, просто-напросто сиганув вниз с лестницы и, как кошка, приземлившись удачно и ловко, он тут же задал стрекача. — За ним! — скомандовала Мильва. — Ты его гони, а я угол срежу, перехвачу во-он у тех кустов, — предупредил Силас. — Он туда побежит, потому как к Алмазной стремится, чтобы там следы запутать и нас с хвоста стряхнуть. Мильва лишь махнула рукой, давая понять Силасу, что все поняла, и устремилась в погоню. Силас рассчитал верно. Злоумышленник, попетляв по улочкам Флотзама, выскочил к тому самому приснопамятному овражку с ивнячком, в котором несколькими днями раньше прятался оборотень Лютик. Единственное, чего не мог учесть опытный постовой — неожиданная прыть, которую проявил таинственный нобигатель, уже сумевший на довольно приличное расстояние опередить отнюдь не медлительную Мильву. Впрочем, некоторый гандикап у Силаса все-таки был и, видя, что преследуемый вот-вот ускользнет, он поднажал еще и достиг зарослей практически в одно время с убегавшим. И тут же поздравил себя с этой удачей, так как прямо на глазах изумленного Силаса нобигатель практически бесшумно ввинтился в прореху меж зарослями, которую постовой бы и не враз заметил, если б не видел сейчас своими глазами, как кусты смыкаются за спиной убегавшего. Он ломанулся следом, больше всего боясь сейчас потерять юркого бегуна из поля зрения, с треском продравшись сквозь кусты, увидел его прямо перед собой и в следующую секунду полетел вперед практически в футбольном подкате, стреножа быстрого и ловкого оппонента. Получив сзади по ногам, тот упал, а Силас, развивая успех, оседлал нобигателя и завернул ему руки за спину, лишая возможности и двигаться, и сопротивляться. — Поймал? Молодец! — к ним подбежала тяжело дышащая от быстрого бега Мильва. — Ишь ты стремительная какая, — она неодобрительно посмотрела на пойманного Силасом субъекта. — Не ожидала от этой престарелой гламурки такой прыти. — А ты уверена, что это она? — Силас наклонился, чтобы рассмотреть лицо того, кого он так упорно преследовал. Тот дернулся, с усилием повернул голову, чтобы тоже посмотреть на Силаса. …Черные жесткие волосы, темная густая прямая бровь, тонкий с горбинкой нос, сжатые губы, свежая ссадина на скуле; челюсть с играющими на ней желваками, напряженные шея и плечи, схваченные Силасом запястья, кисти рук — все широкое, тяжелое, совсем не женское. — Ебит твою, новое дело. Этого нам только не хватало! Седрик?!