Сорок яблок на окне

Пожар. Пламя, вездесущее только потери и гибель всего живого на планете. Огонь, готовый поглотить каждого в свои резкие и яркие языки, завораживающие каждого ребенка и взрослого не только выразительным цветом, но и потрескиваньем поленьев, которое создается. Но только не в момент пожара, когда все бегают, суетятся и пытаются вырваться из оков пламени, что не дает выжить. Вроде бы все просто – избегай огня и не попадешься. Но нет. Дым ядовит. От дыма ты начнешь задыхаться и можешь упасть на пол, отдавшись огню на растерзание. Словно волку на поедание в момент схватки между ним и тобой. Схватка, в которой есть или победитель, или побежденный, ведь огонь не желает выиграть. Это просто чья-то неаккуратность, выраженная в природном виде, убивающая всякого на своем пути. Огня боялись все, пока не появился человек, сумевший приручить эти невообразимо притягательные, вьющиеся на ветру красно-желтые языки. Но даже высшее существо природы не может справиться с самой природой полностью. Все же бывают случаи выхода ситуации из-под контроля – возгорания, которые приводят к сильнейшим пожарам в истории человечества. Например, в 64 году в Риме был крупнейший пожар, уничтоживший большую часть городу и ставший причиной гонения христиан. Или великий пожар в Лондоне в 1666 году, продолжавшийся в течение трех дней. Это грандиозное возгорание погубило семь восьмых всех домов в городе, унесло множество жизней, количество которых до сих пор не могут точно сказать, но также помогло избавиться от чумы, заразившей весь город. Также в пример можно привести Чикагский пожар 1871 года, в результате которого погибло около трехсот человек, и была уничтожена большая часть города. Понимая, что город уже не спасти, власти решили отстроить все заново, превратить разрушенные постройки в здания будущего. Именно это и помогло стать Чикаго одним из самых значимых городов Соединенных Штатов Америки. Таким образом, можно сделать вывод, что каждое происшествие, вызванное ослепительным огнем и его потрескиваньем, приводит не только к потерям и погибели людей, экономических и политическим проблемам, но и к изменению структуры городов, унесению ужасной болезни, которая могла бы унести жизней в несколько раз больше, и вообще просто к героизму, проявляемому людьми, старающимися спасти тех, кто находится в еще худшем положении, нежели сам наблюдатель. Так было и в этот раз. Все бегали, не понимали, что происходит, пытались спасти свои шкуры, но никто толком не мог остановить пламя, все больше поглощающее деревянный дом в себя. Вокруг бегали огромные «шкафы», но никто из них не храбрился осмотреться и, может, помочь кому-то, кто уже был не в силах бежать от отравления или же ожога. Люди стали эгоистами. Их не волнуют другие, им лишь бы свои шкуры спасти. А другой человек, даже если друг или мать, пусть лежит и подыхает. Никто не хочет относиться к людям так, как предписывают правила поведения и этикет, но зато каждый хочет, чтобы к нему так относилось? Так откуда же к вам будет такое отношение, если вы сами не можете следовать этим нормам? От кого вы хотите получить нужное вам обращение, если вы сами не можете соблюсти и относиться к людям с заботой, гуманизмом и по нравственным предписаниям? Почему вы решили, что вы выше этих прав? Почему вы поступаете в упрек совести? Почему? -Пожарную часть Денвера под командованием Дениэля Груви на 7 южный километр от города, пожалуйста. – Парень развернулся и начал глазами оглядывать помещение, пытаясь сообразить, чем можно хотя бы немного приостановить огонь, тем самым спасти хотя бы парочку жизней, валявшихся на полу без сознания. – Нильс Веркоохен, заместитель Дениэля. Пожар в деревянном доме. Скорее всего, поджог. Возгорание класса С*. – Молодой человек выбежал из неосвещенной комнаты. Разглядев, откуда шел пожар, он прибавил спустя минуту молчания. - Может перейти в пожар класса К**, так как пламя движется с кухни. Если будет трудно найти дом, то пусть ищут по системе ГЛОНАСС сигнал этого мобильника. -Веркоохен! – крикнул парень с каштановыми кудряшками. – Сядь и сиди на месте! Кто тебе разрешил вообще звонить? Откуда ты взял телефон? -Я оказался умнее, чем ты предполагал. – Нильс показал на лежащего в углу охранника. – Это его телефон. Я позвонил в 911 и вызвал свою часть. Они приедут только через минут пять-семь. А пока нам следует позаботиться о тех, кто упал от угарного газа или обожженный огнем. Тебе так не кажется, Гарри? Не дожидаясь ответа от зеленоглазого парня, что остался стоять на одном месте после такого упрека в свою сторону, Нильс резко сорвался с места и вышел в длинный коридор, почти полностью заполненный дымом. Оглядевшись вокруг и не обнаружив рядом никого лежащего, молодой человек двинулся в самое пекло, не боясь огня. А Стайлс продолжил стоять на одном месте. Он не верил, что его только что в чем-то упрекнули и что Веркоохен был прав, поэтому Гарри, нехотя больше участвовать во всем этом балагане, крикнул на весь дом. -Веркоохен, я тебя найду в любой части планеты! Ты, сука, отдашь мне эти чертовы документы! Расслышав лишь самые важные отрезки предложений, спасатель усмехнулся и подбежал к первому лежащему парню на паркете. Это деревянное половое покрытие все усложняло, так как по нему пламя тоже быстро распространялось, доставляя кучу проблем. Приложив пальцы к сонной артерии громилы, Веркоохен ощутил часто бьющийся о его пальцы пуль и взял под руки того, кто недавно со строгим и возвышенным взглядом глядел на него. Мужчина весил под сто килограмм, но это не помешало молодому человеку вытащить этого человека из огня, который уже подбирался к его телу. Нильс тащил охранника по коридору, пока не дошел до выхода из дома. Человек Гарри дышал, но у него все же было слабое отравление угарным газом. -Следите, чтобы он не задохнулся и не перестал дышать! – скомандовал спасатель и готов был уже идти вновь в горящее здание в чужой черной футболке и своих домашних спортивных штанах, как недалеко от дома послышалась такая знакомая сирена. Через мгновенье во дворе уже стояла машина, из которой выбежала первая смена и командир. Ребята, подчинявшиеся Груви, побежали в дом за другими громилами, а Веркоохен подбежал к другу. -Дениэль, пожар идет с задней части дома. Предположительно в той части есть кухня, из-за чего класс пожара может резко возрасти. Нам бы этого не хотелось, верно? – мистер Груви кивнул на слова спасателя. -Иди, переодевайся и присоединяйся к тушению. -Так точно! – отрапортовал Нильс и скрылся в красной машине, быстро переодеваясь в служебную униформу. Застегиваясь на ходу, молодой человек выбежал из грузовика с лестницей и запасами воды и пожарной пены уже через пару десятков секунд. Вбежав в горящий дом, спасатель сразу же направился в языки пламени, что так манили его своим цветом, блеском и потрескиваньем, что создавались этими языками. Быстро нагнав своих товарищей и командира, Веркоохен начал разъяснять, что и где находится. -Я предполагаю, что возгорание началось в дальней части здания, - спасатель указал вглубь ослепляющего пожара. – Распространяясь, огонь занял большую часть дома, но еще не дошел до кухни с электроприборами. По моим расчетам и предварительным данным, класс пожара может возрасти через минуту-две, но вот нахождение кухни мне неизвестно. – Парни не стояли на месте, а, прислушиваясь к заместителю командора, помогали тем, кто лежал бессознательно на горящем полу. Этих людей уже вряд ли можно было спасти, но все же шанс есть у каждого. – Ден, ты иди направо, я – налево. Так, я думаю, мы быстрее найдем кухню с электроприборами и быстрее сможем остановить это возгорание. И еще вызови подкрепление. – Мужчина кивнул и свернул направо, скрывшись в ярких языках пламени. Нильс пошел направо, заглядывая в каждую комнату и попутно помогая лежавшим ребятам. Каждый из них, к сожалению, был уже без пульса и весь обгорел, поэтому тратить времени на них Веркоохен не собирался. Его главной задачей было найти кухню с электроприборами, что сразу воспламенятся и дадут мощнейший взрыв. Молодой человек передвигался очень быстро, пытаясь отыскать эту чертову кухню. «Учитывая старость дома, удаленность от города и обустроенность комнат, можно предположить, что в доме газовая плита и газовые проводники. Тогда взрыв будет неизбежен. История повторяется. Наследственное. Все повторяется», - размышлял спасатель, искренно желая, чтобы кухня оказалась со стороны Дениэля. Нильсу не хотелось расставаться с жизнью, благодаря любимой работе. Ему хотелось жить, а лучше вообще сохранить каждому лежащему громиле жизнь. И своей маме. «Мама, которая умерла пятнадцать лет назад, не должна была умереть. Почему она тогда не послушала меня и не принюхалась? Почему?» - задавал Нильс себе вопросы, на которые уже нельзя было получить ответы. Это было просто невозможно. Зайдя в очередную комнату, в которую уже проникло пламя, Веркоохен нашел кухню. -Я нашел ее! – крикнул молодой человек в коридор радостным возгласом, но не успел он взяться за огнетушитель, чтобы начать тушить, как раздался мощнейший взрыв и отбросил парня в униформе в пылающий огонь. «Я оглядываюсь по сторонам и не могу понять, что происходит. Вокруг меня яркие цвета, переливающиеся в моих радужках. Я не могу различить оттенки. Мне все кажется размытым и одноцветным, но мой мозг понимает, что все это лишь плод моей фантазии, и пытается как-то сфокусироваться на окружающей среде. Глаза не слушаются приказов мозга, продолжая сменять цвета, но теперь я могу различить некоторые примитивные фигуры, которые крутятся у меня перед глазами. Это похоже на калейдоскоп. Ребенок прикладывает трубку к глазу (как пират) и начинает крутить одну часть, из-за чего узор в линзе меняется и радует малыша своими картинками. Они напоминают то какого-то зверя, то цветок, то солнышко. Но это не играет роли. Ребенку нравится это смена образов, он не понимает, что все это конечно. Все может закончиться в один момент, как закончилось все для меня. Один пожар, одна минута, и меня нет. А почему? Почему все совершилось именно так? Почему ударная волна пошла в мою сторону? Она ведь могла развернуться и оттолкнуть стенку с другой стороны, а меня не трогать. Но ей нужно было сбить меня с ног, чтобы я потерял сознание и дар видеть. Я до сих пор не могу разглядеть точных очертаний. Все размыто, что не дает мне понять местность. Я не помню, что произошло со мной. Я не помню, где я был. Я не помню, когда это случилось. А, может, не хотел помнить? Для меня важнее понять, где я сейчас, зачем я здесь и почему. Я снова оглядываюсь вокруг. Наконец-то зрачки начинают работать более исправно, и мне удается хотя бы немного определить, где я. Передо мной высокие горы со снежными верхушками. Эти «шпили» закрыты отчасти чем-то объемным и, видимо, пушистым. Скорее всего, это облака, которые находятся на низкой высоте. Слава Богу, они не заслоняют солнце, которое начинает слепить глаза от очередного поворота. Зажмурив веки, я с отвращением к этому яркому светилу отворачиваюсь и раскрываю глаза. О Боже! Мое тело стало слушаться указаний мозга. Зрачки смогли четко сфокусироваться, и теперь я могу разглядеть четкую картинку местности, где я нахожусь. Да, это горы. Это огромные, высокие, устрашающие громилы, что стоят на месте и призывают покорить их. Часть верхушек действительно прикрыта движущимися на восток облаками. Мой взгляд устремлен на эти вершины, не имея сил отвлечься на другие предметы окружающей среды. Оторвавшись, наконец, от волшебных громил, зрачки панически бегают влево-вправо. Они замечают воду, в которой отражается солнце, которое начинает медленно садиться за горы, образуя закат с приятными желтыми, оранжевыми и розовыми оттенками. Озеро. Это озеро, по которому плывет лодочник в странной шляпе. Я даже не знаю, как она называется. Но я могу с точностью сказать, что такую шляпу я вижу впервые в своей жизни. Человек гребет веслами, а глаза его устремлены вверх. Глаза еще раз метнулись в другую сторону. Деревня. Жители. Оказывается, я здесь не один. Но почему тогда ко мне никто не подошел? Может, на этом берегу никого нет? Я не знаю. -Мальчик мой, - ласково зовет меня знакомый голос, и я поспешно оборачиваюсь, желая узнать, кто же этот человек. – Мальчик мой, пойдем скорее к лодкам. Ты же так хотел на лодки! – Мама. Она восторженно восклицает и подбегает ко мне. Давно я не видел тебя, мамочка. Ты выросла. Ты стала такой высокой. А еще ты помолодела. Черты лица стали более гладкими и девичьими. Кожа посвежела и стала нежной и шелковистой. Как же я давно тебя не видел, мама! Она протягивает мне руку, за которую я с удовольствием хватаюсь. Взгляд замечает, насколько я маленький. Мои ручки берутся за два маминых женских пальца. Я судорожно осматриваю себя. Ножки быстро передвигаются, пытаясь догнать такую родную женщину. Рельефного тела нет. На мне детские вещи. Летняя майка с какой-то обезьянкой из мультфильма, полосатые шорты выше колена и сандалии. Я – ребенок! Это мысль не может войти в мой мозг должным образом, и я продолжаю осматривать себя с ног до головы. -Мальчик мой, тебе что-то не нравится? – спрашивает мама, и я отвлекаюсь на нее, забыв о своей проблеме. Женщина пристально смотрит на меня. В ее глазах я замечаю беспокойство и тревогу. Что же с ней такое? Почему она так смотрит на меня? Чтобы не доставлять родной маме хлопот, я с радостной улыбкой мотаю отрицательно головой и бегу вперед. -Мальчик мой, аккуратно! – предупреждает меня мамочка, но это оказалось поздно. Я спотыкаюсь о камень и с визгом страха лечу на землю, покрытую твердой травой. Глаза слезятся. Я не могу понять, что снова со мной происходит. Я не осмеливаюсь раскрыть глаза. Мне страшно. Я боюсь, словно маленький мальчик, которому должны сделать укол или поругать за развитое окно. Вокруг меня раздаются голоса различных людей. Я слышу мужской бас, успокаивающий какую-то старушку возле себя. Она всхлипывает. Почему? Я хочу знать, но боюсь раскрыть глаза. Позади меня раздаются тяжелые шаги. Они приближаются ко мне. Почему? Они продолжают приближаться, а я до сих пор не могу поднять веки и оглядеться вокруг. Резкий запах впивается мне в нос. Он заставляет меня распахнуть глаза и вдохнуть много воздуха в легкие. -Нильс, веди себя прилично. – Мужчина со строгим басом, повернутый ко мне, одаривает меня взглядом зверя, от которого мне хочется спрятаться. Но я лишь непонимающе гляжу на все происходящее вокруг и пытаюсь вникнуть в смысл действий. Я сижу на скамейке рядом с мужчиной. Но он мне кажется до боли знакомым. Он кажется мне тем, кого я знаю всю жизнь. Он мне кажется родным. Кто же он? -Дрейк, подойди, пожалуйста, - просит пожилой человек с седой бородой в белой мантии, закрывающей его голову, как я полагаю, седую голову, капюшоном. Он разворачивается к нам спиной, и я замечаю на его одежде крест, выделенный позолоченными нитками. В мою голову приходит гениальная мысль, и я осматриваюсь вокруг, понимая, что я в храме. Но вот само событие, по которому мне приходится сидеть на этой грязной деревянной скамейке среди зажженных свечей, мне до сих пор остается неизвестным. Мужчина, что сидел рядом со мной и сердито пригрозил мне, теперь стоит рядом со священником. Я приглядываюсь к месту, где находятся два зрелых мужчин, что переговариваются. Взглянув на какой-то стол, стоящий рядом с их фигурами, я понимаю, что это не что иное, как гроб, и что я нахожусь на похоронах. На чьих-то похоронах, которых я жутко боюсь. В детстве у меня умерла мать, и именно после ее погребения я стал избегать храмов, религий, кладбищ и похорон. Я никогда не хотел чьей-то смерти. Но не только из-за любви к людям и всему живому. Я не люблю смотреть на умерших существ. Не люблю глядеть на их холодные тела, целовать их в лоб и желать приятного пути в Рай. Это чуждо для меня. Как и, наверное, для моей матери. Она всегда говорила, что она умрет раньше меня, потому что не любит похорон, священников, слез и собраний родственников с печалью на лицах. Ее это раздражало. Но мне не хотелось, чтобы она исчезла из моей жизни. Мне не нравилось ощущать холодок на теле от мысли об отсутствии матери. Мне не нравилось думать об одиночестве. Мне ничего не нравилось, что было связано со смертью самой родной женщины на планете. -Сынок, подойди ко мне, пожалуйста, - я оборачиваюсь на зов, замечая, как все обернулись ко мне с пристальными, слезными взглядами. Я поворачиваю голову на звук и вижу того самого мужчину, который огрызнулся на меня. Это был мой отец. Вот почему он мне показался настолько знакомым и настолько родным. Я встаю со своего места и выхожу на красную дорожку, ведущую меня к месту, где стоит священник и лежит гроб. Отец иногда поглядывает в сторону той ненавистной мне коробки, в которой кто-то лежит. Я сглатываю и продолжаю идти к алтарю, у которого меня терпеливо ждут два мужчины, что глядят на меня с сожалением и гордостью. Они, видимо, верят в то, что я дойду, не испугаюсь и буду вести себя, как настоящий мужчина. Что я буду тем, кто не побоится и взглянет на человека, покрытого бледной кожей. Но я не хочу этого. Почему меня заставляют делать то, что я не хочу? Я нехотя подхожу к месту, где находятся чужие мне люди. Я почему-то начинаю неожиданно считать отца чужим. Мне кажется это верным, и, подойдя к неизвестному священнику и родному отцу, я изо всех сил стараюсь не глядеть в ящик, где лежит труп, одетый во что-то белое и непорочное, как видит мой глаз боковым зрением. Человек, лежащий там, будто зовет меня к себе, но я не поддаюсь этому желанию, оставаясь на месте. -Сынок, я знаю, что тебе очень нелегко, - начинает отец нежным басом, который не притягивает меня своей тональностью. – Но это ваша последняя встреча. – Продолжает он после недолго молчания. Я стою в ступоре от его слов, но он снова раскрывает свои плоские губы и бормочет под нос. – И наша тоже. Я метаюсь между сердцем и разумом. Я не знаю, что мне делать. Мозг держит меня на месте, не давая повернуться, но сильно бьющееся сердце побеждает, и я разворачиваюсь к коробке, в которой на пуховом покрытии лежит женщина. Знакомая мне женщина. В белом платье, с закрытыми глазами и с опрятной прической на голове она спокойно и расслабленно лежит, словно слушая разговоры и чувствуя все то, что происходит. Но это не так. Она мертва и не может больше чувствовать. Лишь глядеть на нас с неба и быть нашим ангелом-хранителем. Моим ангелом-хранителем. Мама, я люблю тебя»