Я просыпаюсь от того, что кто-то накручивает мои недлинные локоны на палец. Я лежу совершенно голая на ком-то мягком, сильном и надежном. Чья-то тяжелая рука лежит на моей талии. Я еще никогда не ощущала такого, как сейчас. Это чувство не передать словами. В животе целая стая бабочек.
— Доброе утро, — я подняла лицо к Панарину.
— Доброе, — его простые черты лица подсвечивались солнечным светом, вовсю лившимся из окна, — Как спалось?
— Просто замечательно. Рядом с тобой так хорошо, — Тёма прижал меня к себе еще ближе, я не на это намекала, но я не против.
— Ань, слушай-ка, а ты послушная ученица, — про что это он? — Помнишь тогда в Москве сказала мне, что у меня хорошо кричать получается. Мне кажется ты превзошла своего учителя, — ты охерел! Я врезала ему по плечу, — Да ладно, что уж теперь?! Кстати, ты такая забавная, когда спишь, — Панарин продолжал свои манипуяции с моими волосами. Нееееееет, только не краснеть! — Зачем ты их обрезала? Я же тебя еще тогда на съемках запомнил с длинными волнистым волосами собранными в строгий и тугой хвост.
— Мне не идет новая стрижка? — Губки надули, мы немного обиделись.
— Очень идет, непривычно как-то у тебя и в инстаграме все фотографии с длинными волосами, — а откуда мы знаем мой инстагармчик?! — Я после финала тебя нашел, посмотрел фотографии, ты такая обаятельная. Просто сейчас ты стала нежнее и романтичнее. У тебя даже глаза стали ярче, но я никак не пойму какого они цвета, то морская волна — на Финале, то ярко-серые как асфальт после дождя — на съемках, цвета моря во время бури тогда, в Москве.
— Тём, ты такой, — я не могла подобрать слов, чтобы передать какой он, — замечательный. Мы знакомы совсем недавно, но я смогла довериться, — я замялась, — ну ты понял, лишь тебе.
— Чшшшш, — он приложил палец к моим губам, — все хорошо! — Я улыбнулась, и наши губы соприкоснулись, но в самый неподходящий момент зазвонил мобильник, — твой, — сухо констатировал факт Панарин.
Я завернулась в простыню и нехотя вышла в зал. Оли и Кирилла не было, либо они уже уши, либо так и не приходили. Мобильник на подоконнике, он же сейчас как «Малыш» в Хиросиме разорвется. Я не хочу ни с кем разговаривать, хочу к Тёме, лечь обратно, прижаться и так пролежать весь день в обнимку с хоккеистом. Может это не телефон вовсе звонит, а будильник и я проснусь сейчас в Екатеринбурге, пекусом УрФУ. Неееет, это самое страшное, что только может быть. Не проснулась. Надо отвечать, тем более, звонит господин Фёдоровых. Я только нажимаю на зеленую трубку.
— Привет, Данил, — я зевнула и потянулась.
— Привет, я минут через 5 к тебе уже заеду. Хочу посмотреть, как ты живешь.
— Хорошо, Дань, буду ждать, — я отключила телефон, на моей талии появились сильные руки, шею накрыл поцелуй.
— Кто звонил? — ревнуешь?
— Времени нет, я тебе потом все объясню. Одевайся, мне не надо, чтобы он тут тебя видел, — Панарин грустно опустил свои бездонные небесно-голубые глаза в пол и без лишних слов быстро оделся. Да, это прозвучало как-будто я последняя шлюха и вот-вот должен прийти мой парень. Объясняться было некогда. Панарин надел кеды и стоял уже в дверях.
— Пока, — это прозвучало так скупо. Но я вот-вот разрыдаюсь.
— Пока, — я не выдержала.
По моей щеке покатилась соленая слеза. Губы должны были вот-вот соприкоснуться, но он отвернулся и ушел, ушел хлопнув дверью. Карма? По сути я поступила так же с Соколовским. Я влюбилась в Панарина, Саша был так же влюблен в меня. Мы с Тёмой даже переспали, а Сашу я просто мучила букетно-конфетным периодом. А тогда, летом я ушла так, как Тёма, хлопнув дверью. Но с Сашей была Ульяна, поэтому это не было таким ударом для него. А я совершенно одна. Я стою перед дверью и жду не знаю чего. Как-то с Панариным у нас все не правильно. Мы сначала случайно познакомились, потом поругались, лишь затем переспали и он был вынужден убежать. Мне кажется что период романтики и любви пролетел мимо, да и порядок событий перепутан. Все не правильно. Надо забыть про Панарина, таких как я у него десятки, обидно осознавать, что я стала одной из его, наверняка, многочисленных развлечений на одну ночь. Слезы по щекам, горечь во рту, дрожь в руках. Звонок в дверь. Никто не должен я моих слез. Кому-кому, а ему совершенно не важно знать о ночи, Панарине, ни о чем. Я твердой рукой открыла дверь.
— Доброе утро, — я пытаюсь улыбаться, но получается это очень плохо.
— Добрейшее, как спалось на новом месте? — Просто заебись.
— Нормально, — Я не могу смотреть ему в глаза, мне стыдно, кажется, что у меня на лбу написано: «Я потрахалась с хоккеистом, а потом выгнала его»
— Покажешь квартиру? — Хочется посмотреть, где меня ебали?
— Конечно, проходи, чай будешь? — Когда ты уже уйдешь, я хочу рыдать?
— Не откажусь, я буквально полчасика заехал. Ань, посмотри на меня, пожалуйста, — я нехотя отрываю глаза от пола, — ты что плакала из-за парня? — Что, блять, откуда он узнал?! Я сейчас еще сильнее разрыдаюсь.
— С чего ты взял? — Отрезала я.
— Ну, — он протянул, у тебя слишком грустные глаза. Да, у тебя слишком грустные глаза, — уже увереннее повторил он.
Я не верю, что дело в глазах. Я молча доделала начатое — налила чай и подошла к зеркалу, на шее уже в районе плеча красовался темно-фиолетовый с отливами розового и желтой каемочкой засос. Панарин, хотел показать, что я его собственность, у него получилось. Я его ненавижу, хотя сама я тоже хороша, переспала и выгнала, так обычно парни с девушками на утро поступают. Пока Данил тут, нельзя плакать.
— Эй, не стоит так переживать, это просто человек, он еще вернется, — он уже никогда не вернется, — лучше ботай экономику, она никуда не убежит, и не заставит тебя плакать, разве что падение монгольского тугрика огорчит тебя, — я улыбнулась. Однако смешно. Действительно же, экономика и образование меня никогда не предадут. — Пообещай мне, что ты будешь так же хорошо и прилежно учиться, как в Вышке.
— Обещаю, — мои губы расплываются в улыбке, но на душе целая свора кошек раздирают все, — нет, я клянусь.
— Вот такая ты мне намного больше нравишься, — он выпил чая, — почему у вас такой потолок обвисший? И во-о-о-он там, в углу, обои мокрые? — Что-то хлопнуло, притом очень громко. Из моей спальни стала разливаться лужа. Мои глаза лезут на лоб.
— Данил, что за хрень? —
я мой голос дрожит.
Я напугана. Еще этот гребанный звонок в дверь. Кого там нелегкая принесла? Я даже не знаю, кто это может быть. Оля с Кириллом пришли? Или соседи сверху пришли объяснять, что за херня происходит? Я убита в душе, там пустота, я не знаю, что мне делать. Я хочу во вчерашний вечер в тот момент, когда пришел Панарин. Моя рука с легкостью открывает дверь. Я стою молча, в недоумении.
— Тёма?! — шепчу я. Я не верю, он вернулся.
— Твой парень уже тут, да? Принеси мой мобильник из спальни, пока он не нашел его, не закатил тебе скандал и не бросил тебя, — он так хладнокровно это говорит.
Панарин не заходит в квартиру, он продолжает стоять по другую сторону от двери. Я захожу в спальню, где все залито водой, натяжной потолок разошелся по центральному шву, еще и с него капает. Замечательно. У меня теперь все вещи, которые не были в шкафу мокрые и вся кровать насквозь промокла. Я начинаю искать Панаринский мобильник. Его нигде нет. Все мокрое. Скорее всего, дорогой телефон проиграл в своей смертельной схватке с водой и теперь лежит где-то кирпичом, павшим смертью храбрых. Вдруг под одеялом что-то начинает вибрировать, но вскоре прекращает. В судорогах я скидываю одеяло на пол. Посреди кровати лежит телефон. На экране горит переписка с Анисимовым.
П:— Братан, спасибо, что привел меня вчера сюда, я бы сам никогда не смог. Она охеренная, это не просто девочка на одну ночь, как другие, она особенная.
П: — Это после встречи с ней на съемках у меня все перевернулось в жизни, а я зассал подойти. Тогда, когда в Москве встретились, тоже зассал. Даже не знаю, что было бы если бы не вы с *АК-27. Это та самая, с куба.
А:— Тёмыч, не за что. Надеюсь, у вас все хорошо будет.
П:— *Его фотография со мной, спящей у него на груди* Даже не хочу сбежать отсюда.
А:— Она милая. Рад, что у вас все хорошо складывается, только не расхерачь все, как ты умеешь это делать.
А:— АК-27 рада, что все получилось и сказала, что вы красиво смотритесь вместе и пожелала счастья вам.
Ксюша, это что, ее хитрожопый план? Я не хочу в это верить. Панарин, мне так приятны и немного даже лестны его слова:
«Она охеренная, это не просто девочка на одну ночь, как другие, она особенная» «та самая с куба» Все таки я его очень сильно обидела, когда выгнала. Я ему должна сейчас же все объяснить. Я влюбилась — создала хрустальную вазу и тут же ее разбила… Быть может еще не поздно все склеить?
— Вот, возьми, — я протягиваю ему уже заблокировавшийся телефон. Я хочу ему все сказать про Данила, — Тём, я хочу тебе кое-что
сказать объяснить.
— Мне не 10 лет, я все понял. Твоему парню я ничего говорить не буду, — Панарин, какой же ты идиот.
Ужасный скрип надо мной, что-то капнуло мне на голову. Мои ноги дрожат, мне страшно. Я чувствую, что вот-вот что-то должно произойти, при том что-то не очень хорошее. Панарин печально смотрит своими грустными глазами на меня. Он словно сжигает меня синим пламенем своих глаз. Вдруг, он резким и грубым движением хватает меня за руку и дергает на себя. Что за херня происходит? Панарин, что, блять, ты творишь? Я смотрю в его напуганные глаза. Ужасный оглушающий треск за моей спиной. Холод. Я чувствую холод. Мой жопе холодно. Вся моя спина насквозь мокрая. Панарин продолжает меня держать за порогом в квартиру. Ровно над тем местом, где я стояла, висят лохмотья лопнувшего потолка. Если бы не Панарин… Я прижимаюсь к нему, по моим щекам текут солёные слезы.
— Тихо, Анюта, не плачь, все хорошо. Ты живая и здоровая, тебя только немного водой облило и все, — я всхлипываю, он гладит меня по голове и шее, вторая его рука обнимает меня за плечи, — не плачь.
— Ань, что произошло, ты жива? А-а-а-ань, ты где? — Я слышу за спиной шаги, у меня нет сил повернуться и тем более ответить.
— Чувак, это совсем не то, что ты подумал, — Панарин убрал руки с меня, а я продолжаю рыдать, уперевшись лбом в его грудь.
— Тём, познакомься это мой преподаватель из Москвы, Данил, — я всхлипываю, у меня сейчас из носа польются слезы, — Александрович. Данил, это Тёма Панарин, мой, — а кто он мне? Парень? Нет, мы не пара с ним. Друг? С друзьями не трахаются, — практически земляк, — вроде бы выкрутилась. Снова рука, но теперь уже на моей талии, — Данил, что происходит? Что это за вода?
— Похоже, что в квартире над вашей трубу прорвало, а там сейчас никто не живет. Мадам, собирайте вещи и своей соседке передайте, ибо жить тут нельзя. А вы, молодой человек проследите за ее безопасностью, пока она будет собираться. Я Косте позвоню сейчас, про квартиру все скажу, а ты пока поживи вон, у своего кавалера, — я смотрю на «своего кавалера», он на меня, мы друг-другу показываем свое явное нежелание жить вместе.
— Я тебя к Анисимовым лучше отвезу, собирайся! — Довольно таки грубо. Не простил. Я понимаю, что выглядело глупо, но он сам виноват, сам додумал. Панарин, ты такой непонятный, это-то в тебе и привлекает.
— Мой чемодан насквозь мокрый, я не знаю куда мне складывать вещи, из вещей-то ничего, практически, не намокло, — пиздец пришел, откуда не ждали, хотя его в принципе не ждали.
— Сейчас, свой баул из машины принесу, сдам тебе его в аренду, осталось только цену придумать.
— Поцелуями бери или чем-нибудь неприличным, — о, советы со стебом от господина Фёдоровых подъехали.
— Спасибо за отличную идею. А ты готовься, — Панарин складывает губки, как для поцелуя. Спасибо, блять, Данил
***
Ну бля, у меня теперь все вещи пахнул его одеколоном. Я вдыхаю этот аромат и словно улетаю в какой-то другой мир. Кружится голова. Перед глазами вчерашний вечер. Я словно снова открываю дверь, меня снова трясет. Я снова боюсь. Я смотрю на венок и вспоминаю, Москву, ту ночь. Слезы, у меня снова болят глаза, щеки горят от того количества соли, которое на них сейчас. В моей голове его голос звучит как эхо. Обрывки фраз из наших разных разговоров. В наушниках заиграла Земфира, в принципе, она играет уже минут двадцать, но сейчас заиграла вчерашняя, под которую мы с ним танцевали, я вспомнила его нежные руки, страстные поцелуи, на шее вспыхнул огнем засос, который я всячески пыталась спрятать. Его большие глаза, длинные ресницы, рельефное тело, кудрявые растрепанные волосы, идеальное сочетание одежды. У меня появляется ощущение, что он вот-вот подойдет сзади, обнимет меня, скажет, что ничего не случилось. Мы снова сольемся в поцелуе, как сегодня утром, но что-то помешает нам. А как иначе?! По моим щекам льются ручьи слез, даже уже реки. Мне было так хорошо вчера, в последнюю ночь в Москве
— Ань, — кто-то взял меня за плечо, — поиграй со мной, — это Ариадна, я рыскаю глазами по комнате в поисках платка, но не найдя ничего лучше вытираю слезы ладонями.
— Пойдем, — я взяла ее за руку, и мы вышли на улицу, — во что поиграем? — Мне сейчас просто необходимо отвлечься, игра с ребенком очень даже хорошая идея.
— Научи меня на скакалке прыгать, родителям все время некогда, — обиженно сказала девчонка.
— Ариадночка, твои родители работают, папа зарабатывает денежки, чтобы ты могла играть с теми куклами и игрушками, которыми хочешь, и чтобы у тебя все это было, но и он у него бы новенький хороший качественный мобильник, чтобы общаться с тобой, когда он на выезде, вот за этим твой папа работает. А мамочка у тебя, настоящее сокровище, она как белка в колесе крутится, чтобы у вас с братиком появлялось все, что вы хотите, чтобы вы везде успевали, на хоккей, на танцы, на занятия музыки и изо. Она это делает, чтобы когда они с папой станут старенькими, вы смогли сохранить, то что они сделали и заработали и приумножить это, чтобы твои детки жили так же хорошо, как и ты. Не стоит на них за это обижаться, лучше радуйся, что у тебя такие замечательные мама с папой.
— Правда? — Девочка удивилась. Я лишь согласно кивнула головой, — пойдем тогда маме чем-нибудь поможем лучше, она так устает постоянно.
— Давай. С чего начнем? — я победно улыбнулась.
— Надо убрать игрушки, а то мама опять ругаться будет.
— Побежали! — Я взяла ее за руку, и мы забежали в дом.
Ксюша в салоне, Артём был на тренировке с сыном. Парнишка ходит-то еще не очень уверенно, а Артем его на коньки уже ставит. Мы прибрались в детской, Ариадна попросила меня научить ее готовить. Да, мне надо тоже как-то помогать Анисимовым, отрабатывать свое проживание у них. Мы стали варить супик, я давала девчушке самые элементарные и простые задания, но она была настолько счастлива, что помогает мне. Содержимое кастрюли кипело, а нам показалось этого мало, мы пошли дальше хозяйничать на кухне. Спустя полчаса в духовке уже стояла пицца. Куда же без десерта? Легкий фруктовый салат, просто идеально. Все было готово, стол засервирован. Мы устали приборка и кулинария забрали у нас последние силы, я еще утром была уставшая из-за одного кудрявого голубоглазого красавчика.
Я в деревянном доме, он мне уже знаком. В постели с окровавленным белоснежным постельным бельем никого нет. Я иду в соседнюю комнату, там все увешано старыми выцветшими плакатами, на которых уже ничего нельзя было разобрать. Я подошла к окну и увидела тихий умиротворенный пейзаж. Река. Лес. Луг. Вдруг, в комнате, из которой я ушла, что-то упало. Я магическим образом оказываюсь там. На полу у кровати лежит мобильник, на нем наша с Панариным утренняя фотография, но на ней вместо меня какая-то блондинка с длинными прямыми волосами. Я просыпаюсь в ужасе, на моем лбу выступил холодный пот. Аня, это всего лишь сон не стоит из-за этого переживать, дурацкий сон. Я не стала предпринимать попыток вставать с дивана, ибо обняв меня спала Ариадна, кажется теперь я понимаю какое умиление испытывал Панарин утром.
***
— Что у вас там с Панариным случилось?
— Ты прямо как мама, — смеясь я ловлю на себе строгий и не очень-то довольный взгляд жены хоккеиста, — давай не сейчас, — я вообще об этом говорить не собираюсь ни с кем.
— Тёма спит, у него режим. Дети тоже спят, они устали сегодня очень, поэтому давай, выкладывай, — после утреннего я теперь и не знаю можно ли тебе доверять.
— Я не могу, — не буду я говорить ничего тебе.
— Я так понимаю разговор у нас не идет. Надо ему помочь, — она встает и идет к какому-то из шкафов.
Что это у нее в руках? Вино? Она ставит на стол бутылку, достает два бокала, открывает пробку. Красное полусладкое, такое же как мы вчера пили. С Панариным. Щека. Слеза.Потекшая тушь. Глоток вина. Еще один бокал. И еще один.
— Он запал мне в душу еще тогда, в Лужниках, на Молодёжке — он мой кумир, я хотела сфотографироваться и взять автограф, но с работой не успела. Потом был это ёбаный финал, на котором меня показали на этом чертовом кубе. И сука, на десерт, Панарин пришел к очередной своей бабе, но почему-то случайно позвонил в мою дверь, а я бухая была. Ночью я в ванной плакала, а он по вентияции слышал и утешал. На следующий день у нас с ним было много тем для разговоров. Начиная моими млезами, заканчивая его потрахушками с Алисой. Мы разошись, но он меня случайно немножко сбил на машине, поэтому он по собственному желанию стал отрабатывать косяк. Мы даже поругались. А вечером я улетела. Он тогда мне венок в пробке сплел, а после ссоры ромашку за дверь квартиры заткнул.
— Ну и что сказала ромашка?
— Любит.
— А ты?
— Может быть, другое дело любит ли он, — да какой «может быть» я люблю его, конечно!
— С этим разобрались, а утром что у вас было? — Сложнаааа.
— Ко мне мой препод заехал перед отлетом, он считает меня домашней девочкой-тихоней, а тут бац и я с мужиком. Пришлось Тёму выгнать, но Данил все равно догадался о Панарине, — я показываю ей засос на шее, — Тёму обидел и задел мой поступок. Он, он, он ушел, — я начинаю заикаться? — Потом соседи стали люто топить нас, и стали лопаться потолки. В самый такой момент пришел Панарин за телефоном, который он оставил в спальне, и немного спас меня от потолка, который надо мной лопнул. Я ему про Данила все объяснила, но мне кажется, он все же не признает того, что изначально понял не правильно все.
— Завтра на вечеринке и посмотрим, а теперь пойдем спать. Завтра великий день, а силы нам ого-го как понадобятся.
— Ксюш, я вот про Панарина тебе рассказала, мне стало немного легче. Завтра на вечеринке надо расставит все точки над «i» в наших с ним очень странных отношениях. Спасибо, что выслушала.
— Не за что. Спокойной ночи, — у нее такая добрая улыбка.
— Спокойной, — мы обнялись, и разошлись по комнатам.
