Рано утром у нас было в университете знакомсво группы между собой и с преподавателями, как же много ребят со всего мира будет учиться со мной. Девочек у нас ркайне мало, русская я вообще одна, все ребята с моего курса в Москве уехали в основном в Европу и в Вашингтон, а в Чикаго меня одну занесло. Среди своих однокурсников я отметила тройняшек — испанцев: братьев — Даниэля и Мигеля, и их сестру — Алисию. Я давно мечтала все-таки доучить свой только начатый испанский. Так удачно сложилось, что дом Анисимовых находится подороге к дому, который тройняшкам купили родители, поэтому ребята могут провожать меня до дома. Сегодняшний день складывается как нельзя лучше.
Всё утро пролетело очень быстро. Мы с Ксюшей как две белки в колесах готовились к приходу хоккеистов, Аридна всячески хотела нам помочь, поэтому мы попросили ее помочь нам с Артемием. Сестра играла с братом пока мы все готовили, а ее папа был на тренировке. О ужас, нам же еще многое надо докупить. Ксюша собиралась вчера, но я своим приездом нарушила все ее планы. Поэтому мы вызвали нянечку и уехали в супермаркет
— Ну что, как все прошло? Как ребята? — Эта темноволосая красавица не то как мама, не то как старшая сестра.
— Все замечательно, подружилась уже с тройняшками — испанцами, два брата, раньше баскетболом занимались и сестренка — танцор. Я уже давно задумывалась над практикой испанского.
— Они симпатичные? — Девушка, мне кажется, или у Вас муж есть и дети? — А девушки у них есть? — Анисимова, мать твою!
— Детей ты на кого оставишь? Или с собой в Испанию увезешь? — Вот только не надо на меня так смотреть! Сама спровоцировала на шутку, — есть конечно же у всех кроме Алисии, у нее парень.
— Тебе тоже неплохо было бы обзавестись, — издеваешься? — А что? Если что, поможет, поддержит.
— Мощный тыл… — Я что сказала это вслух?
— Именно он. Поговори сегодня с Панариным, пожалуйста, я тебя прошу, — Ксюша положила в тележку фрукты.
Время летело мимо нас. Когда мы приехали домой то, Тёма вернулся уже с тренировки, значит где-то через минут сорок будут и остальные. Какой кошмар. Мы включаем
«Режим турбо». Прошло немного времени, а на улице все уже стоит и готово к приходу гостей. А Ариадна с Артемием нет. Уже начинают приходить хоккеисты. Я кое-как уговариваю Ксюшу выйти к гостям, а сама занимаюсь детьми. Пока Ариадна как истинная леди не может определиться с платьем, я одеваю Артемия. Парнишка уже готов, а вот его сестра нет. Приходится самой подбирать ей платьице и туфельки, Причесочка уже почти готова, последний штрих… Все! Ну вот, детишки готовы, а я? Там уже почти все собрались, вон Панарин заходит в калитку, а я как бомж выгляжу! Он такой красивый.
— Нравится? — Что? — Ты так на него смотришь уже минут пять, — Ариадна, и ты туда же?
— На кого? — Она показывает пальцем в окно на Панарина, — нет! — Как-то я грубо обрезала, — почему вы не идете на улицу к гостям?
— Ты помогла нам одеться, теперь мы тебе поможем, и он, — она показала на Панарина в окне, — точно будет твоим. Что ты одеваешь? — Вся в мать!
— Вот, джинсы футболку и балетки, замотаю хвостик и все, — девчушка недовольно взглянула на меня и стала выбрасывать вещи с полочки в шкафу. Что она творит?
— Вот это! — На моей кровати лежали джинсовый комбинезон, рубашка, — еще кеды надень и сделай что-то другое, а не этот дурацкий хвостик! Мальчикам простушки не нравятся! — Это что, теперь детям в садике рассказывают?!
— Уговорила! — Я заплела два дракончика, они так прикольно смотрелись на моих недлинных волосах. А оделась, как сказала Анисимова младшая, однако, стоит отметить, что у девочки очень даже неплохой вкус, — Ну все, пойдем?
— Да!
Я беру ее за руку, на другую руку сажу Артемия. Мы выходим, толпа народа. Канадцы, американцы, шведы, чехи, словаки и мои — русские. Мы с Ариадной найдя ее родителей подходим к ним, Ксюша и Артём стоят и разговаривают о чем-то с Панариным. Что-то тут не чисто, не нравится мне это все. Я останавливаюсь, передо мной, словно, вырастает стена.
Я передаю детей родителям и удаляюсь в дом, не говоря Панарину не единого слова! Однако сказать куда уж труднее, чем сделать. Я еще не подошла к ним, а засос с моей шеи уже горит и подстрекает меня поговорить с Панарой. «Аня, даже не думай, не при всех объясняться с ним!» — пытаюсь себя настроить я.
— Ксюш, держи детишек, красивые, одетые, умытые, причесанные, — мы обе засмеялись. Панарин стоит молча.
— Спасибо, даже не знаю, что бы делала, если не ты, — мы обнимаемся, как сестры.
— Не за что. Давай я с ними поиграю пока, а вы тут общайтесь без забот, все равно я чувствую себя чужой в этом котле Блекхокс.
— Знаешь почему? — Анисимов, заинтриговал. Почему же? Я легонько киваю головой, — ты ни с кем еще не знакома тут.
— Дед дело говорит, — чей же голосок я слышу? Не уж толь Панарин?!
— Hey, guys! — громко заявляет Артём, чем привлекает всеобщее внимание, что он задумал? — Meet Anna — my wifeʼs cousin, — Двоюродная сестра? Он в своем уме?
— Кузина? Почему бы и нет, — сестренка похоже что не против.
— Nice to meet you Iʼm Lucy. I help Panarin with learning English, — к нам подошла блондинка из моего кошмара. Розовая футболка, серьги-капли, точно как во сне. Аня спокойна, Аня не хочет плакать и кричать, Аня не хочет ей врезать. Что, блять происходит, какого хера он обнимает ее за ее ебаную талию?! Я немного поклонилась и улыбнулась, пусть думает, что мне приятно.
— Аня, поиграй со мной в бадминтон, — спасительница моя, из этого кошмара уводишь меня наконец-то.
— Ариадночка, пойдем.
Я беру девочку с ракетками за руку и увожу в другую часть газона, где тихо и спокойно, где нет ни Панарина, ни Люси, ни-ко-го! Мы стали играть. Подача, удар, еще удар, еще один, гол. Я поддаюсь Ариадне, раз за разом, а она радуется своим победам. Вскоре рядом с нами появляется парочка Артемий и Люси, они играют в мяч, вскоре Люси предлагает поменяться, ради разнообразия я соглашаюсь. Некоторое время спустя я начинаю систематически получать «случайно» ракеткой по мягкому месту. Я тихая девочка, и поэтому я стараюсь не обращать на это внимания, но когда Панарин поскальзывается и падая, пытаясь удержаться хватается за меня, и мы уже вместе лежим на газоне. Его руки лежат на моей попе.
— Грабли прибери! — Грубо, но накипело.
— А вчера утром тебе нравилось, — давай еще потрахаемся тут! Вчера ночью мне тоже нравилось.
— Тебя Люси ждет, поэтому отпусти меня и пиздуй к ней! — Я встаю с Панарина и подаю ему руку, чтобы помочь встать.
— Стерва, — он берет меня за руку и встает. Вокруг нас уже собрались ребята.
— How do you feel? — спрашивает мужской голос из толпы.
— Thanks, Iʼm OK, — Панарин уже продолжили играть, как я поняла? Опять ракеткой по жопе получила.
— Панарин, ты достал меня, я тебе в жопу эту ракетку засуну, целиком, — в глаз прилетает волан.
— Заебись.
— Ann, Iʼm sorry.
— Donʼt worry about it, — я стараюсь улыбнуться, но тушь предательски начинает растекаться вместе со слезами. Я быстрыми шагами удаляюсь в дом, чтобы привести себя в порядок.
Я даже не понимаю из-за чего течет тушь и слезы. От обиды на Панарина. От жалости к Люси. От физической боли. Или от того, что я не могу ни с чем ничего сделать. Я сижу у себя в комнате. Точнее я решила, полчасика побыть наедине с собой, разобраться во всем и выйти к гостям. Я переоделась в блузу с открытыми плечами, джинсы и балетки, потому что комбинезон был испачкан травой, впрочем как и кеды. На полу стоит старбаксовский стакан с кофе, в чашке лежат печеньки, в ушах стоят наушники, я сама в себе. Я ухожу в транс, как шаман. Возвращает в реальность прикосновение, кто-то проводит по моей руке.
— How do you feel? — В полумраке я не могу разобрать кто это.
— Iʼm fine, thanks, — я вспоминаю руки Панарина. Если бы не Люси и не хоккеисты я бы поцеловала Панарина прямо там, лежа на газоне. Зачем он привел эту Люси? Чтобы позлить меня? У него получилось.
— Would you like to see the city from the window of my car? — Я вижу короткие светлые волосы, зеленые глаза, — Ann, Iʼm sorry I didnʼt introduce myself. My name is Patrick, — Патрик?
— Nice to meet you, Iʼm Anya, — он поцеловал мою руку, — Why not? Letʼs go!
Мы вышли из дома, я пошла к Анисимовым, чтобы предупредить о своем отъезде. Ребята, услышали меня и попросили быть осторожнее, мало ли что. Когда я уже почти вышла заиграла позавчерашняя Земфира, хоккеисты стали приглашать своих вторых половинок на танец. Где-то в области шеи я чувствую. Горячо. Невольно какая-то сила заставляет меня обернуться. Наши взгляды встретились. Я замерла в ожидании чего-то. Панарин подошел ко мне. В воздухе витает напряжение.
— Потанцуем? — Он бесцеремонно берет мою руку и ведет к остальным. Он снял свою толстовку и отдает ее мне.
— Но я еще не дала свое согласие на танец, — какое, к черту, согласие, я с тобой хоть в ад, хоть в рай. Панарин, только забирай. Стихами? Неплохо.
— Я по глазам вижу, ты согласна, — глаза всегда меня выдают, — это наша с тобой песня. Даже если мы никогда не будем вместе, эта песня будет для меня всегда тобой. Воспоминанием того вечера и той ночи. Знаешь, я долго думал, какая же она
та самая, с куба. Изнеженная девочка богатых родителей, или эгоистичная стерва, а может глупая кукла. Как же я рад, что ошибался, ты просто неземная, такая замечательная, искренняя, милая лицом и душой, но такая неизведанная и слишком уж прямолинейная, — он держит меня за талию хваткой хищника, поймавшего свою жертву.
— Ты, ты такой нереальный, я никогда не думала, что ты такой, — я не нахожу слов.
Сердце то бьется с ужасной частотой, то резко останавливается, в животе бабочки, в голове туман, его одеколон, как наркотик… Я абстрагируюсь от мира. Мои глаза закрыты, губы немного разомкнуты. Я закована в пояс из стали. Я слышу его дыхание, его тяжелое, как в ту ночь. Расстояние между нами ничтожно мало, как электрон. Я нечеловеческим усилием поднимаю веки. Панарин смотрит мне в глаза. Его рука ложится мне на шею. Сейчас мы как две планеты несущиеся навстречу друг другу. Может мы разойдемся с миром, или столкнемся и разобьемся, или я стану его Луной, а он моей Землей. Краем глаза я вижу довольных Анисимовых. Это Ксюша включила эту песню. Анисимова! Спасибо.
— Слышишь, я тебя никому не отдам, — его тяжелый шепот, как ночью. Наши пальцы путаются, глаза разбегаются.
— Ты простил меня за всю эту хрень с Данилом? — Его губы с опаской касаются моих, я стою в его толстовке, в его объятьях, — это значит да?
— Ann, where are you? — Патрик, как же ты не вовремя! Я вынуждена отпустить Панарина. В этот момент я вижу Люси, вышедшую из дома. Спасибо, Патрик, так будет лучше и для меня, и для Панарина, и для Люси.
— Iʼm here, Patrick, — я подхожу к нему и мы идем в автомобиль. Мы снова разбили только склеенную вазу. Идиоты.
***
Мы едем по ночному городу на машине Кейна, он рассказывает анекдоты, я смеюсь. В машине Патрика было невыносим жарко, поэтому я снимаю толстовку и кидаю на заднюю панель, а мы продолжаем колесить по городу. Я слушаю его истории. Мы заезжаем в макавто и покупаем кофе. Моя прелесть! Я ощущаю себя наркоманом, которому дали очередную дозу. Я жадно пью этот напиток богов.
— Youʼre pure as an angel descended from heaven, — мне плевать, что он говорит. У меня кофе!
— Thanks.
— As you drink this? — Жопой об косяк.
— I love coffee, itʼs my passion, howʼs hockey for you, you know? — Ничего ты не понимаешь!
— Do you have a boyfriend? — Неееееет, только не это.
— I broke up with him before my departure to America. Love at a distance is not for me, — пусть будет так.
— What about Panarin, you know him for a long time? — Не суй свой американский нос не в свое дело!
— Letʼs not talk about Panarin.
— Do you love him? — Какое, блять, тебе дело. С тобой встречаться я точно не буду.
— Patrick! I have already asked you!
— Oh Ann, Iʼm sorry.
Мы поехали к жилым домам в другом конце города. Патрик остановился и предложил подняться к нему и переночевать с ним, ни-за-что. Я слезно уговариваю его отвезти меня, к счастью он оказывается адекватным парнем и соглашается вернуть меня к Анисимовым.
— Thanks for the good time. I hope this is not our last meeting.
— Iʼll wait for you at the match the day after tomorrow, — я сказала из вежливости, на хоккей я не собираюсь. Пусть Люси ходит! Я чувствую его губы у меня на шее.
— What the fuck are you doing? — он молча выставляет меня из машины и уезжает.
Я вхожу в дом, Ксюша и Тёма занимаются своими делами. Я тихонько молча, почти незамеченной прохожу в комнату. Какой кошмар я вижу в зеркале. На шее выше Панаринского новый засос. Кейн, я тебя ненавижу! Вот, блять, я у него в машине еще и толстовку Панарина оставила. Вот это я влипла. Я чувствую себя шлюхой, подстилкой. Я их всех ненавижу! Я хочу напиться. Завтра собираю все деньги, иду в алкомаркет и обзавожусь личным баром в комнате.
***
Я проснулась, уже хочется сдохнуть. Это самое худшее воскресение, которое у меня когда-либо было. За окном льет ливень. Поздно мне Панарин вчера кофту дал, я уже замерзла и успела простыть. Мне больно глотать, меня знобит, голова ужасно кружится. У меня нет сил чтобы встать с кровати. Я закрываю глаза от бессилия. Я открываю глаза. Рядом со мной Ксю, она сидит в шоке, что-то не так. Она щелкает пальцами перед моим лицом.
— Аня! — Ее голос как эхо.
— Что случилось? — О, Артём в дверях.
— Тёма, уйди, я болею. Если ты заразишься, я себе никогда не прощу, — не обижайся. Я раздирая горло от боли сказала это.
— Как ты себя чувствуешь? Вот возьми, выпей, легче станет, — она протягивает мне горсть таблеток и стакан воды. Настоящая мамаша.
— А можно кофе, вместо воды, — да я такая, привереда.
— Я прямо как чувствовала, вот, держи, — она протягивает мне мой стакан с ароматным, свежим кофе.
— Спасибо, ты замечательная, — улыбнувшись я вынуждена пить все эти таблетки.
— Расскажи, что у вас с Патриком, почему ты ночью рыдала? — Ксюша, ты на стороне Панарина и будешь меня позиционировать за него?!
— Все нормально, покатались по городу. Конец.
— Ну ладно, я пойду, если что-то захочешь — зови, — с этими словами она оставяет меня в комнате одну.
Я пью кофе. Тишина давит. От таблеток мне стало намного легче физически, но морально я все так же полностью истощена и подавлена. Стук в дверь, интересно, кто это.
— Секундочку, — прохрипев, я накидываю рубашку поверх майки, — Да!
— Привет, как ты себя чувствуешь? — Панарин, ты пришел. Мне хочется петь и танцевать, я дышу свободно и готова песни орать.
— Я так рада тебя видеть, довольно неожиданно. Спасибо, жить буду, — он подходит ближе, еще ближе, — Панарин отойди от меня — глупо звучит. Он смотрит на меня и не понимает, — заболеешь еще перед первой игрой.
— Глупышка, — он садится на мою постель, — это я виноват, это я поздно тебя утеплил.
— Тём, я сама виновата, что легко оделась, — я сажусь за ним и обнимаю его за плечи. Он кладет свои ладони на мои руки. Ваза склеивается назад? А вот и цветы чтобы поставить в эту вазу. У Тёмы на коленях лежит скромный букет ярких летних цветов.
— Кстати, совсем забыл. Это тебе — он продолжает держать мои руки, но теперь цветы уже у меня в постели, — И не вздумай прийти завтра на матч в таком состоянии, поняла? — Слушаюсь и повинуюсь, товарищ командир! — Иначе я тебя… — он не успевает ничего сказать, дверь распахивается и заходит… (Барабанная дробь) Патрик. Сука, все портит опять!
— Hello Anna, how are you feeling? — он подлетает не замечая Панарина, — Hello again, Artemy, — бесишь меня. Он протягивает большой букет роз, по букету видно, что дорогущий. Кейн победно смотрит на Панарина, который грустными глазами смотрит на меня.
— Hello, normally. Thanks for the bouquet, it is very beautiful, — Я тебе этот букет роз в жопу засуну и проверну раза три.
— Yesterday it was so hot in my car that you forgot it, — он протягивает мне толстовку Панарина. Сука! Пидор! Марикон! Тёма, нет, это не то что ты подумал. Панарин забирает предмет своего гардероба у своего соклубника.
— Ладно, я наверное пойду, — только не уходи, — я тебе вечером позвоню, — но у тебя даже нет моего номера.
— Тёма, — я не хочу убирать руки с его плеч, он с усилием сбрасывает их и встает, с моего плеча соскальзывает рубашка. Панарин оборачивается и видит свежий засос рядом с почти зажившим, оставленным им. Панарин смотрит мне в глаза.
— Я конечно плохо знаю английский, но это я понял, — Меня парализовало. Панарин смотрит на Патрика, хлопает дверью и уходит.
— Панарин, — я шепчу и опадаю на кровать. Температура лезет вверх.
— Ann, wold you like a bouquet? — Мне жарко, мне горячо. Внутри меня самый настоящий ад. Ад с чертями и котлами.
— Кейн, иди нахер. Te odio. Ты это специально делаешь, да?! Panarin has gone, youʼre to blame. El perra, monstruo, criaturo, odia, culo, — три языка смешались в моей голове.
Я хочу рыдать и кричу, я кричу раздирая глотку от боли. Он будто бы все понял и ушел. Я осталась совершенно одна в комнате, одна наедине с букетами. Я хватаю веник Кейна и кидаю им в стену. Я собираю их и как маленькая девочка начинаю топтать эти розы голыми ногами. Белые лепестки покрываются алыми пятнами. Я падаю в постель обессилившая. Я лежу лицом в подушку и рыдаю. По поим ступням течет что-то холодное, обжигающее, ступни ужасно болят. Я беру букет Панарина в руки, я прижимаю его вплотную к себе. Уже второй день я хочу набухаться до потери осознания происходящего. Я не хочу ничего делать, я хочу плакать, весь день и всю ночь. Это карма за Соколовского? Я понимаю, что поступила с ним подло, я его не любила никогда даже, но за что так жестоко со мной? Я нюхаю Панаринские цветы. «
Пожалуйста, не плачь, все будет хорошо, слышишь?» Вокруг все расплывается…
