Дневник памяти или путь "мозгокопателя".

-Папа, привет. Это Таня, — собственный голос показался Птице каким-то неестественным и чужим. Чего она хотела?       Ее собеседник явно был в некотором замешательстве. Последовала короткая пауза. -Таня… Здравствуй… Рад тебя слышать… Ты чего? Что-то с мамой? -Нет, с мамой все в порядке. А я — так… Как ты поживаешь? Как твои дела? -Все хорошо.. В общем. -Как твоё здоровье? -Для моего возраста — нормально. Лучше уже не будет, но я не жалуюсь.       Пауза. Чувствовалось тихое, напряженное дыхание собеседников. -Слышала, у тебя родился сын. Давно правда. Очень. Но я не поздравляля. Поздравляю, — голос Тани становился уверенней и спокойнее, — надеюсь, ты теперь действительно счастлив. И знаешь что ещё, пап (Как давно она не произносла это слово — «пап»), я хотела тебе сказать… я тебя люблю. Просто, несмотря ни на что. Ты мой папа и я тебя люблю, — сама девушка была немного в шоке от такого поворота. Она не успела ничего обдумать, как обычно, а позвонила в сердечном порыве, не особо свойственном ей. И даже если таковой возникал, обычно он безжалостно и беспощадно подавлялся. Слова у неё закончились, но она очень хотела поставить точку, - вот, -произнесла она с каким-то глуповато-детским выражением лица. «Ничего себе точка» — подумала она. «Умнее я бы в жизни не придумала».       Следующая пауза в разговоре отца и дочери оказалась намного продолжительнее предыдущих. Таня слышала, как пульсирует кровь у неё в висках, как еле слышно тикают настенные часы, а на улице, где-то в соседнем дворе, шумит какая-то компания и работает сигнализация разбуженного автомобиля. К своему собстственному удивлению, девушка была достаточно спокойна и соображала яснее ясного. И ждала. Только чего? И вдруг. Может ей послышалось? На том конце провода будто кто-то всхлипнул. Таня затаила дыхание и прислушалась. -Танюша (когда в последний раз он так её называл?), — голос и ритм речи Валерия Денисовича как-то резко изменились. Он вдруг показался каким-то очень старым и уставшим. Сердце Тани невольно вздрогнуло, и ей до боли стало жалко своего отца. Неужели же она думала, что только она страдала от несложившихся отношений отцов и детей? — Прости меня, доченька! Я не хотел… Много чего бы я теперь изменил в своей жизни. Но что сделано, то сделано… — голос снова остановился, будто перечисляя про себя, что же было сделано. Это хорошо — в левый столбец, а это плохо — в правый… -И спасибо тебе, Танечка… Я тебя тоже люблю. Правда…       И будто целый груз свалился у разговаривающих, у каждого свой, но и у каждого одинаково тяжёлый. С каким-то обновленным сердцем, полным надеждой, они продолжили разговор. Не захлебываясь воспоминаниями или чувствами, не перебивая друг друга, но уже более оживлённо, хотя и перемежая свой диалог паузами. — И ещё, — Валерий Денисович снова остановился, как будто хотел набрать воздуха перед финальным прыжком в воду, — попроси прощения у мамы. За меня. Может потом я как-нибудь сам, но пока… И ты звони мне, я всегда буду рад тебя услышать. Кстати, твой брат Леша много о тебе знает и очень гордится тобой… Ну пока? — неуверенно произнёс он. — Пока, папа. И ты звони, буду ждать. А Леше — привет. — Пока. Обязательно.       Лицо Тани как-то расслабилось и прояснилось. Она невольно улыбнулась своим мыслям, радостно копошившимся в её голове.       «Это оказалось так просто? И надо было так долго таскать этот чемодан обид и упреков с собой? В какой-то степени, спасибо Филу. Не будь его и всей этой ситуации с ним, я бы ещё не скоро позвонила бы отц… папе.       Внезапно её размышления прервал телефонный звонок. Птица посмотрела на мигающий экран. Звонил Дима. «Вспомнишь…лучик, вот и солнце», — прокрутилось у Тани в голове.       После того дня, когда он спас её от Поливанова, его вечерние звонки стали для них традицией. Он всегда спрашивал, все ли у неё в порядке; когда не мог проводить её до дома, узнавал, как она добралась, а если они не виделись в течение дня, он интересовался, как у неё прошёл день. Но после событий этого вечера… У неё не укладывалось в голове, как это, он там с другой и звонит ей. Зачем? И как он объяснит это своей…       Птица нажала отбой. Несмотря на то, что беседа с отцом очень вдохновила её и вселила надежду, она все-таки была в первую очередь человеком, а не проженным психологом, и она злилась. Очень. На Диму. И ещё больше на себя.       «Нет. Хоть я и молодец, но не настолько, чтобы говорить с ним. Я не готова».       Телефон настойчиво зазвонил снова. Не глядя на экран, Таня в вспышке праведного гнева подняла трубку (Ах эта женская непоследовательность и необдуманность поступков). -Слушаю, — сухо произнесла она. Но в ответ услышала совсем не тот, столь ненавистно-любимый ей сейчас голос, который ожидала услышать, а другой, до боли знакомый и до дрожи неприятный… -Привет, Петруня!