Каратели и пророки

Жанр: толкователь снов и видений. Время действия: за год до [вычеркнуто]; поздний август. Место события: предместья Столицы. Действующие лица: «наши возлюбленные чудовища».       «Пурпур яростный, причиняющий раны, Цвет…       …заливающего местные леса и поля солнечного света. То был свет летней поры, уже успевшей вкусить хмельного нектара из чаши, что поднесли ей на празднестве начавшегося карнавала Жатвы, но еще не принявшей на свою голову золотого венка из чужих рук; еще не окрасившейся алым румянцем от вкрадчивого опьянения, нашептывающего ей песни грез и сна.       Блаженный покой, царящий над этим лоскутом земли, на который так и не посмели покуситься юнкеры, нарушало лишь целеустремленное движение темной фигуры, очерченной багряными лучами — по уже начавшим поддаваться натиску диких трав дорогам она направлялась к каменному венцу, венчавшему собой этот край. «Гиперборея» — старый ботанический сад, давно уже вышедший из-под юрисдикции Императорской академии и отданный на откуп жадным до новой собственности времени и запустению. Стеклянный купол крыши стоящей посреди него станции заслоняли собой бурно разросшиеся кроны могучих дубов, саженцы которых некогда были привезены сюда с северных краев на Западе; шелестящий в них ветер, казалось, был единственным посетителем этого места.       «Казалось»: уж слишком долго окружающие дубраву стены сохраняли надежность, а венчающая их ограда — опасную остроту; слишком заметным был блеск масла, покрывающего тяжелые замки, стоящие на страже ворот. И когда неведомый пришелец, наконец, подошел к парадному входу, его уже ждали.       - Не ожидал, что ты все же придешь.       - Услышать нечто подобное из твоих уст — вот подлинная неожиданность. Я уж было привык думать, что непредвиденных обстоятельств для тебя не существует.       - Ты ведь знаешь, что узреть можно лишь общую картину: мне ведомо то, на какое количество делений провернется маховик, но ход шестерней, приводящих во вращение его ось, от меня скрыт — эта величина не предопределена изначально.       Впрочем, не пристало радушному хозяину приветствовать гостя обсуждением дел. Здравствуй, Герман.       - Здравствуй, Ханс, — сердечно пожал руку старого товарища прибывший эмиссар. – Рад встрече.       - Это взаимно. Прошу, входи, — тяжелая рука Гёрбигера протянулась в сторону ухоженных аллей этой рощи, и визитер, приняв приглашение, вошел под ее сумрачную сень; кованая дверь затворилась за ним почти что беззвучно. — Я вижу, ты не слишком удивлен увиденным. Столица полнится слухами?       - Город глух к существованию «Гипербореи»: твоя личная горсть гельголанда для него — что слепое пятно. И, думаю, ты понимаешь — подобное отсутствие внимания не могло не привлечь меня. Месяцы работы, значительные расходы, и все это — ради крупиц информации, ничтожных своей малостью, рассеянных, разобщенных, но все же бесспорно золотых в природе даваемого ими отблеска. Уже по этой причине я не мог отказаться от твоего приглашения, равно как и не мог не задаться вполне естественным вопросом…       - «Почему этот разговор должен пройти именно здесь».       - Верно. И отсюда проистекает момент гораздо более деликатный. Ответь мне: действительно ли не достигнет чужих глаз и ушей то, что будет здесь сказано?       - То, что произойдет здесь, никогда не произойдет для внешнего мира.       - Позволь, но ты же не хочешь сказать мне, что…       - Это место не отражается ни в одном из расставленных ими зеркал. Власти оставили сад, потому что размещенные в нем фигуры не было видно — им не понравилось играть вслепую. Находясь здесь, я предоставлен самому себе — бесценная в своей редкости возможность.       Орф замер. Он мог контролировать себя практически в любой ситуации, но только не сейчас: в свете открывшихся ему обстоятельств он ощущал себя преодолевшим очередной излом реки гребцом, пред лодкой которого внезапно разверзся ревущий водопад. Оставалось лишь низвергнуться вместе с ним с поверхности привычного течения вниз — прямиком в бушующий хаос.       «Неслыханно. Невообразимо!»       В воцарившейся тишине, нарушаемой лишь метрономом шагов, ленивые лепестки ускользающих секунд сгорали, подобно мыслям пришедшего инквизитора, что лихорадочно сменяли одна другую.       - Ты… используешь это укрытие, чтобы избежать условий Соглашения, — утвердительно произнес он.       - Есть то будущее, которое закрыто для Всемогущих, но которое не может быть оставлено во мраке неизвестности — оно должно быть оглашено. Цайтгайст таков, что холод грядущих перемен даже меня пронизывает до костей, Герман. Я не могу не ощущать его и не могу закрыть глаза на картины принесенных с ним видений.       - И что же видит в глубинах мирового льда его посланник?       - Глубокая синева отражает в себе пепел Империи.       - Поражение?       - Нет. Угроза зреет изнутри, но это не кризис, заговор или бунт — речь идет о чем-то необратимом, идущем от самых корней; спящем в ожидании своего часа, — эмиссар Севера говорил уверенно и спокойно, ловя в глубине своего сознания отголоски вещего воя безжалостных буранов. — Сдвиг мироздания: пошатнутся не политика, не строй и не общественное сознание — изменится сама природа Властей, и тогда жезлы правителей обратятся в прах, стекло треснет, а покорившиеся чужой воле химеры обретут свободу.       Даже непокорная дубовая листва замерла, прислушиваясь к голосу пророка.       - Ты сказал — пророчество не предопределяет переменные. Но однозначен ли итог уравнения?       - Они истово верят в это, призывая прорицание себе на службу.       - Так тому и быть, — едва слышно выдохнул Орф, запрокинув голову и закрыв глаза. — Сумерки богов, Ханс. Мгновение, которого я ждал целую вечность.       Ответом Гёрбигера было молчание: предвидению предстоящего пришло на смену откровение ушедшего — настал его черед внимать.       - Стеклянные глаза, разорванные спины, вывернутые фигуры, огонь и песок — ты помнишь это? Все это навсегда останется в прошлом. Все это изменится — благодаря тебе, мы будем готовы.       Мы сможем все начать с самого начала.