Кисея

Двадцать один год спустя — Тетя Робин, — высокий и стройный Намизо, старший сын Нами, сложил руки на груди. — Где ты была, а? Ходила к морю, так ведь? А я ведь предупреждал тебя, что доски у причала прогнили, и там опасно… — Я почти не промокла, — виновато сказала Робин — цветочные руки торопливо выжимали юбку. — Села на мелководье, но сразу же встала. — Мама… — укоризненно произнесла ее младшая дочь — весной Ольвие исполнилось восемнадцать, но под сердцем она носила уже второго ребенка. Их с Намизо первенец, веселая темноволосая девочка улыбалась беззубой улыбкой, ожидая свой завтрак — Ольвия кормила ее с ложечки. — Робин? — Нами заглянула в комнату. — Чем ты занята, сестричка? — Приношу детям неприятности… — Робин расстроенно развела руками. — Намизо и Ольвия отчитывают меня, как ребенка. Осталось только, чтобы Руж меня отчитала… — Дай этой девочке время — и она нас обеих переплюнет, — Нами уперлась руками в бока, стройная и красивая — рыжие волосы коротко обрезаны, модная мини-юбка — кто скажет, что у Нами шестеро детей и трое внуков. — Малы вы еще, чтобы читать нам нотации! Мы еще в строю, ясно вам, сопляки? Намизо вздохнул. Его молодая супруга счастливо рассмеялась — Руж, которая, воспользовавшись тем, что родители не смотрели на нее, размазывала кашу по лицу и тарелке, весело щебеча что-то на своем младенческом языке. Робин раскраснелась от удовольствия — какое счастье, что у детей все хорошо и спокойно. Тут, в Джерме, где Нами и ее муж правят своим народом, ее дочь и ее внучка в полной безопасности. Нами прочла ее мысли и ласково потрепала по плечу. — Пойдем, оставим эту семейку пока… — сказала она. — У меня есть бутылка хорошего рома. Да и юбку тебе надо сменить, простудишься… — заботливо добавила подруга. Робин понимающе кивнула — она давно болеет, и, хотя благодаря лекарствам Ло и Чоппера, она все еще чувствует себя хорошо, лучше не играть со своим здоровьем. Она нужна своим детям. Нужна маленькой внучке. И своим накама — нужна. *** Зоро и Санджи уже высадились на остров — и привычно переругивались из-за того, кто будет тащить багаж. Нами на правах хозяйки в этом году выбрала местом сборища команды свой дом — и теперь готовила большую пиратскую пирушку, даром, что теперь стала королевой. Она и была королевой всегда — красивая и сильная. Кроме Намизо, у нее еще три дочери и два сына — младшему шесть, рыжий и очаровательно умный мальчуган уже обсчитал мать в планах по расширению семейного бизнеса. — Мои леди… — изящно пропел Санджи — даром, что Нами теперь была ему мачехой, а Робин уже поседела. — Вы прекрасны… — Спасибо, Санджи-кун, — пропели девушки игриво. — А твой супруг не заревнует? Зоро демонстративно усмехнулся — и все рассмеялись. У Зоро с Санджи отличная семья — двадцать один год бороздят на плавучем ресторане, один пьет и сражается с бандитами и ворами, второй готовит и чистит первого на чем свет стоит. Но они счастливы — Робин с улыбкой отметила, счастливы — улыбки не исчезают с их лиц. Нами и Санджи пошли впереди, кокетка легко вцепилась в его руку, не забывая посмотреть на очередную камеру, которых везде и всюду натыкал ее ревнивый муж — старик Джерма видит сейчас свою женушку со своим же сыном и злится — это для Нами как конфетка перед ужином. Зоро легко подставил руку для Робин — они давно стали лучшими друзьями, понимают друг друга с полуслова. Та рассмеялась, поднимая кончиками пальцев его брови и рисуя улыбку — так и осталась на лице. — Спасибо, что приехали, — сказала она заговорщицки. — Нами-чан собралась устроить бал, но твое письмо отрезвило ее. — Пирушка — это хорошо, — сказал Зоро, — Я напьюсь и подерусь с кем-нибудь… Как в старые-добрые… — Старые-добрые… — повторила за ним Робин, и теплая грустная улыбка появилась на ее лице. — Я люблю тебя, Зоро… Береги Санджи-куна. Береги себя. — Дуреха… — буркнул постаревший ее друг, сжав украдкой ее локоть. *** — И сто сорок восьмая песня Согекинга, да прольется она бальзамом на ваши сердца… — пел Усопп. Его слушал только Чоппер — тот восхищенно хлопал, позабыв снять с головы корзину после своего танца. Вторая такая корзина была на голове Френки — но подпевать он не мог, Калифа, которая осталась с новорожденными двойняшками дома, просила его вести себя хорошо. У ног Френки сидели его дети — Чоппер, Айсберг и Том, младшие. Старшие его сыновья, Луффи, Зоро, Усопп, Санджи, Брук, остались дома — строят корабли для семейной верфи. Дочери Нами, Робин и Кокоро давно разъехались. Вотер 7 теперь небольшой городок — рядом Айсберг при поддержке правительства открыл Вотер 8, но так даже лучше. Спокойнее. Френки любит строить корабли. Френки любит семейный свой очаг, который они с Калифой берегут уже два десятка лет. Френки любит свою жену. — Я подыграю вам, Усопп-сан! — Брук, которому время не по чем, играл на трех инструментах сразу. Скрипка пела, жалобно постанывая — струны стерлись, но Брук был слишком пьян, чтобы заметить. Барабаны гремели. Гавайская гитара Френки подпевала. Веселье кипело — и Брук как-то и сам позабыл, что уже покинул сцену, и теперь может позволить себе только такие концерты. Время звезд уходит, но он и не желает греметь дальше — его ученики успешно гастролируют, а школа, которую он скромно назвал «Школой звездности» выпускает молодых артистов. — Вот же придурки, — вздохнула Нами, показывая Робин на фотографию, которую ей прислали пасынки Ичиджи и Ниджи, на ней они изрисовали спящего Санджи — любящие старшие братья. — Я их вздую, когда вернутся. — Мамочка Нами, — поддразнила ее Робин. — У тебя не шестеро детей. У тебя их одиннадцать. Вместе со старшими. — А куда деваться? — развела та руками. — Все мое. Мое богатство… — она с нежностью погладила фотографию взрослых братьев, резвящихся, как детей. — Семья моя. — Мама? — с тревогой спросила Ольвия, которая сидела поодаль. Она спохватилась и подняла глаза на Робин, та улыбалась, глядя на своих накама, но слезы торопливо катились из ее глаз. Робин плакала, потому что чувствовала себя счастливой, необыкновенно счастливой, Робин плакала, потому что ей ужасно не хватало всего этого, потому что она не знала, какие небеса благодарить за то, что у нее сейчас было. Робин плакала — днем она уже получила письма от Крокодайла, который сейчас был на отдыхе, от Сабо, который уже несколько лет строил новое Вертиго, от Луччи, который предложил ей навестить могилу Спандама, умершего год назад, вместе. У Робин была семья и друзья, было прошлое — и будущее тоже было. И от этого, не имея возможности сдержать бурю, рвущуюся из ее груди, она плакала — по-женски и невинно. — Мама, — сказал Намизо, ее зять. Он положил обе руки на плечи Робин и погладил ее. — Мы с Ольвией решили назвать нашу младшую дочь Робин, если родится девочка. — Спасибо, — сказала Робин, вытирая слезы, ощущая, как одобрительно смотрит на детей Нами. — Но все мы знаем, что у вас будет сын, дети мои. А сына вы назовете… Она поправила шляпу, скрипка Брука жалобно пискнула — и струны лопнули. Чоппер и Усопп замолчали, глядя на Робин, даже Зоро и Санджи, которые тихо наслаждались редкими днями мира в их семье, посмотрели в ее сторону. Ее дочь подняла круглые красивые отцовские глаза на мать и улыбнулась широко и красиво — так, как улыбался ее отец. — Назовем сына Луффи, — сказала она, беря мужа за руку. — В честь папы, так? — В честь короля… — сказал ее муж — и все рассмеялись. Робин опустила взгляд вниз — и подумала, что сегодня ее дети снова будут недовольны — она во второй раз пойдет к морю, куда ей ходить нельзя. К мокрым доскам и спящим чайкам на борту. К морю, подарившему ей счастье. К небу, которому она оставила свою большую чистую любовь. К своему прошлому, наполненному одним именем. К своему будущему — в котором ее ждал нерожденный еще внук. — Луффи, — скажет она там, на пирсе, и Луффи ее точно услышит. — Твоя младшая дочь — счастливая женушка. У маленькой Руж режутся зубки, и она больно кусается, когда злится. Она темноволосая и красивая, но не похожа на тебя — в ней больше от Намизо, от Нами. Зато тот, кто родится — я уверена, унаследует твою улыбку. Но даже если и нет — он все равно будет улыбаться всю свою долгую счастливую жизнь, я позабочусь об этом. Робин закрыла глаза, предавая воспоминаниям. Двадцать один год счастья — Луффи подарил ей их. И вечность, наполненная надеждами и любовью — когда она подойдет к концу, они снова встретятся. — Я люблю тебя, — сказала она. — Я всегда тебя любила. И всегда буду любить. *** — Я люблю тебя, — сказала она. Луффи удивленно поднял глаза, поправил волосы — без соломенной шляпы они казались темными и длинными. — Привет, — качнулся он. — Привет, Робин. — Привет, — ответила она. Робин села рядом, но силы как будто и не покидали ее. Рафтель — теперь тут не было ничего — понеглифы исчезли. Деревья влажно шумели, сонное еще солнце не освещало верхушки холмов. — Я хотел встретить тебя там, но не смог вывести плот на воду, — бесхитростно сказал он. — Тогда я решил подождать тебя на берегу. Вот тут. Ты припозднилась, — безо всякой обиды заметил он. — Я знаю, — сказала-было она, но Луффи ее не слушал. — И все равно, я рад, что ты тут, — добавил он. — Будешь мясо? Он жарил мясо на углях, на вертеле — любил его по-прежнему, как ребенок. Робин кивнула — будет мясо, будет все, будет все, что он даст, что он предложит. Она взяла горячую косточку — и от удивления и ощущения долгожданного счастья не выдержала. Разрыдалась, как девчонка, сжав колени. Мясо упало на песок. Робин рыдала. Слезы густо катились по ее лицу. — Что? — испугался Луффи. — Недосолил? Мало? Я еще нажарю… — рассеянно кивнул он, показывая на гору мяса. — Не плачь, Робин. Не плачь больше. И в этой его последней фразе она услышала то, что хотела услышать, остановилась, удивленно глядя в самые любимые глаза на свете и разрыдалась еще громче. Луффи легко сжал ее голову, прижав к своей груди, стараясь избавить ее от плохих мыслей — и от плохих воспоминаний. От него пахло морем и солью — так хорошо… Робин теперь было хорошо. Теперь — не тогда. И не после. — Я люблю тебя, — сказала она ему ночью, когда они спали, прижавшись друг к другу. — Я останусь с тобой, даже если ты прогонишь меня. Если мир остановится. Или закончится. Я останусь с тобой. — Зачем мне тебя прогонять? — сонно спросил Луффи. — Я же так долго ждал тебя, Робин. Я знал, что ты приедешь. Они говорили мне. — Они? — она слушала, как бьется измученное сердце Луффи и дрожала. — Они? — Ребята… Когда Аокидзи тебя забрал. Они сказали, что ты вернешься. Сабо сказал. И остальные. И даже Дадан написала мне после — приезжала Нико Робин. Плывет к тебе. Я знал, что ты доплывешь. Я тебя ждал. Он говорил, говорил, говорил что-то — но Робин уже его не слышала. Измученная ожиданием счастья — сытая счастьем — она потерялась во времени и теперь могла только улыбаться и плакать одновременно. По-женски. Как умела. — Почему ты снова плачешь? — удивлялся Луффи. — Не плачь, Робин. Мы останемся тут, да? А потом — если захочешь — вернемся в Новый мир. К ребятам… Или просто поплаваем… Мне нравится этот новый корабль. Френки — мастер… А я еще нашел там пещеру, ты же любишь старые камни. И мы будем тут вместе, да? Постоянно, да? И до самого конца, да? Он говорил и Робин беззвучно кивала, слушая, как за тонкой стеной шатра шумит море, как будто отвечая на все вопросы Луффи безоговорочно и бесповоротно. — Всегда, до самого конца, да… Октябрь, 2016 год. Конец.