Его глаза

Новая ночь началась для нее с того, что она по инерции, повинуясь еще не до конца забытым человеческим привычкам, вдохнула воздух в легкие и с шипением выдохнула, чувствуя, как опускается грудь и рана начинает стремительно заживать. Все-таки очень мало приятного в том, что тебе пронзили сердце здоровенным дорожным знаком «STOP». Гражина тряхнула головой и подняла голову, чтобы разглядеть, кто же такой храбрый помог ей. Над ней возвышался Сородич, изобилующий различными телесными модификациями, словно бы у него не то фетиш, не то пунктик, не то просто комплексы по поводу настоящей внешности: два изогнутых рога от лба, искусственные шрамы, проколотая левая бровь, жабры на шее и очень забавные уши. Уши, пожалуй, ей понравились больше всего: они напоминали плавник рыбы или крыло летучей мыши, только немного сплюснутое и уменьшенное в размахе. У незнакомца были ярко выраженные скулы, тонкие, лишенные пухлости губы, нос идеальных пропорций, опять же, с пирсингом (что опять натолкнуло девушку на мысль о комплексах). Глаза же… Гражина залюбовалась. Если рассматривать незнакомца по частям, выходило неплохо, если разглядывать лицо «комплексно», то возникало странное смешанное чувство восхищения и омерзения, хотя лично для нее – восхищения экзотичностью и интересностью созданного Цимисхом образа, а вот глаза… Произведение искусства. Яркие, живые, звериные, любимого ею цвета – цвета изумруда, с кошачьим зрачком и миндалевидной формы, умело подведенные черной подводкой, что делало их цвет еще выразительней. Они смотрелись с живым, чуть ли не с любопытством человеческого дитя, лукавством и каким-то превосходством. Гражина поймала себя на мысли, что хочет их. Плевать на все, она хочет смотреть в эти глаза вечность. Хотя нет, вечность – это долго. Веков пять, пожалуй. - И что же эта за девочка бегает по моим владениям?... – вампирша не сразу поняла, что незнакомый Сородич заговорил с ней, увлекшись созерцанием. Очень интересный экземпляр… Женщина дружески ему улыбнулась: она уже знала, что с ней будет, так к чему все эти расшаркивания?.. - Какая-то девочка бегает, - отозвалась она, хихикнув и вставая на ноги. Она беззлобно ему улыбнулась, тряхнув волосами пшеничного цвета. – Гражиной кличут, крови Малкавиан, дитя Джека Ножа. Ложь привычно звучит в ее устах. Сколько раз она представлялась подобным образом?.. Территория Шабаша – шабашитский сир, территория Камарильи – значит, камарильский… Выживание – это главное. Неважно как, неважно какой ценой, даже если за спиной придется оставить улицы, усеянные пеплом и трупами. Какое ей дело до вампиров?...Наделают еще потомков… Люди? То же самое. К смерти женщина относилась философски – никак. Особенно если ей она не угрожала. Она любила называть себя потомком Малкава. Вечные дети, вечные искатели, вечные ученые, где границы меж реальностью и выдумкой, ложью и истинной так размыты и чем глубже ты погружаешься в шепоты безумцев, тем слабей и слабей становится цвет этой границы. В этом их кланы были похожи. В этом, но далеко не во всем. - Была бы весьма признательна, если бы вы простили мое поведение, что я не представилась сразу, и вам пришлось меня отлавливать… - добавила она и развела руками в стороны. – Я плохой искатель. Цимисх смерил ее долгим и тяжелым взглядом. - Хорошо… - медленно, словно что-то взвешивая в своей голове, произнес он. – Ты можешь находиться здесь. Ты пришла по делу?.. Откуда?.. - Я путешествую, - она блаженно улыбнулась, склонив голову на бок, и наслаждаясь вниманием Цимисха. Его взгляд скользил по ее телу, подмечая любые мелкие детали в телодвижениях, как опытный психолог или агент спецслужб, пытающийся поймать ее на лжи. Не выйдет, детка... Ложь – это истина ее клана, иллюзии, что они дарят смертным и Сородичам, иногда превращая собственные сказки в жестокую реальность. Кажется, вампир поверил ей. Он кивнул, отбрасывая сломанный дорожный знак в кучу мусора и слегка поклонился, протягивая правую руку вперед, а левую закладывая назад, в классическом жесте полупоклона, чтобы поцеловать даму руку, а после и вовсе предоставить локоть, чтобы Гражина могла опереться на него. Такую манерность женщина нашла забавной. - Вы надолго?.. – поинтересовался мужчина, если понятие пола вообще уместно употреблять по отношению к Цимисхам. Хотят – девочка, хотят – мальчик, а не хотят – непонятная фигня. Признаться, Гражина всегда была без ума от Извергов. И безумно хотела… Изменяться. – Вам есть куда пойти?.. - Нет, не думаю. Надеюсь, я не слишком обременю вас, если остановлюсь, скажем, на недели две?.. – она продолжала блаженно и глупо улыбаться, позволяя мужчине (ха-ха) увести ее из переулка на кишащую людьми, машинами и владельцами собак широкую авеню. Мигель привычным и отточенным жестом накидывает на голову капюшон плаща, дабы не привлекать к себе внимания, уверенно продолжая вести ее вдоль дороги. Еще бы, с его-то набором «комплексов». Гражина не любила собак, как в буквальном, так и в фигуральном смысле. В ее владениях любую собаку ожидала одна участь: она переворачивала ее шкурой вовнутрь и подвешивала высоко на старой водонапорной башне, наблюдая, как стаи воронья начинают смертельные схватки за самый крохотный кусочек плоти, предоставленный хозяйкой. Самых лучших из бойцов она позже поила своей кровью. Вороны. Вороны сопровождали ее повсюду. Преданные, большие, с острыми клювами, умными и плутоватыми взглядами…Даже сейчас она краем глаза видела, как одна из ее «приспешниц» перелетает с дерева на дерево или с крышу на крышу, ревниво-осуждающе поглядывая на Гражину. Переживут. Она хочет его глаза. - Две недели?.. Не имею ничего против. Где вы остановитесь?.. Вы по делу? – опять повторил он и женщина здраво решила, что теперь ей следует ответить, дабы не возбудить лишние подозрения. Внимание ей ни к чему. - Думаю, что в гостинице в этом районе. Кажется, я видела одну через квартал… - один из прохожих задел ее плечо, за что был удостоен тяжелого взгляда… на который совершенно не обратил внимания, разговаривая по телефону и глядя прямо перед собой. Гражина недовольно скривилась и человек на полном ходу, ни с того ни с сего чертыхнулся, падая на асфальт и дырява дорогой деловой костюм: мелкая пакость, мелкая злость, но как она могла позволить смертному так вести себя?! Да она бы себя после этого не уважала! – Я здесь всего лишь проездом, сэр… Хм… Сэр. - Прошу прощения, я не представился, - поспешил исправить собственную оплошность по отношению к гостье Цимисх. – Мигель крови Цимисх. К тому моменту они опять оказались в узком переулке, пахнущем дешевой выпечкой, спермой и желчью. - Добро пожаловать в наш небольшой, но уютный город, - он усмехнулся. Стандартное рукопожатие, обмен кровью, кивки в знак признания. Гражина хмыкнула. Появляться так, что сначала ее колируют, а потом задают вопросы, уже превратилось для нее в аттракцион, когда тебе просто интересно знать, когда же ты больше не сможешь проснуться, слышать и видеть. Забавная игра… Они медленно, рука об руку брели по улицам квартала. Гражина поддерживала непринужденную беседу и внимательно слушала Мигеля, который милостиво решил устроить ей экскурсию по владениям стаи. Гражине же было все равно, что он говорит: она просто ловила каждый взгляд чудных глаз, что так ее очаровали. Цимисхи всегда были ее слабостью… - Завтра мы намерены собраться небольшой компанией… Не желаете ли присоединиться? – неожиданно спросил мужчина, остановившись у здания с вывеской «PinappleHotel». Гражина мысленно усмехнулась: отконвоировал, значит… Ей очень не хотелось идти на какие-то игрища. Она вполне могла отказать посетить стаю, правда, доверие к ней сразу же упадет ниже нуля, так что лучше будет ответить согласием. Тем более, раз эти глазки будут там, то... - С удовольствием, - она продолжала рассеяно улыбаться и делать вил, что смотрит куда-то сквозь вампира и дальше. – Я буду рада познакомиться со всеми вами поближе… брат. Набор слов – привычная для нее гамма. Ложь – это жизнь, ложь – сладкий яд, ложь – ее музыка, а слова – это ноты в дьявольской ее симфонии. Набор слов – они приняты благосклонно. Гражина задержалась на полторы недели дольше срока. Мигель увлек ее, как новая игрушка, пассия, возможность скрасить ночи, которых столько еще будет впереди, что-то изменить в них… Она рассекала на автомобилях по дорогам с его стаей, что приняли «шабашита»-кочевника на ура после Огненной Пляски – Гражина умела отдаваться общему безумию и не стеснялась крепкого словца, не боялась вызовов и с легкостью соглашалась на безумные затеи. Ложь и игра – это ее суть. Так смысл же в не-жизни, если не в игре и лжи?.. Она опомнилась, что задержалась, только когда Мигель, у которого она уже переживала рассветы несколько ночей подряд, спросил ее, не желает ли она выставить гладиатора на грядущем Карнавале Мертвых. Шла вторая неделя марта… Гражина только хитро улыбнулась: дождалась… - Просто так – неинтересно, - она поджала губы, острым когтем выцарапывая узоры на его обнаженной коже, слыша тихое шипение и, как завороженная, наблюдая за фантастической , с точки зрения людей, регенерацией. – Давай… Поспорим. - Поспорим?.. – лениво переспросил тот, не открывая глаз, позволяя любовнице дальше расцарапывать ему плоть, ждать, пока рана заживет наполовину и опять вцепляться в нее коготками. – На что?.. - На действо! Проигрываю я – я выполняю твое желание, проигрываешь ты – то ты мое. Мигель приоткрыл один глаз и ухмыльнулся, кивая. Гражина отвернулась и закусила губу, чтобы не дать выйти наружу торжествующей улыбке. - Значит, сделка! – восклицает она, поднимаясь с постели. – Надо бы подобрать подходящего кандидата… Когда-нибудь она будет смеяться с этого происшествия и, опережая вопросы, с задумчиво-загадочным видом говорить «Цимисх был молод и глуп, а лисица – хитра…» Бедный, бедный Мигель… Карнавал был в самом разгаре. Гражина осторожненько нацедила крови в обычный пластиковый стаканчик, коих здесь было великое множество и, буркнув что-то в духе «а в году пятисотом мне бы давно дали кубок…» так же тихонько стояла у стеночки какого-то старого склада, попивая кровушку. Сегодня она была на редкость миролюбива: когда у тебя на глазах насиловали и раздирали до костей женщину, а Мигель при этом сращивал ей органы и создавал новые, используя потроха из других трупов, настроение улучшалось как-то само собой. В этом году конкурс выиграл Мигель. Всего-то несколько капель крови пролил… Она не могла не подойти к Цимисху и не поздравить, после невзначай поинтересовавшись, когда же они смогут приступить к собственной маленькой игре. Мигель улыбнулся, а следом и несколько членов его стаи. - Когда вам будет угодно, милая Гражина… - Милой Гражине угодно. Вот прямо сейчас и угодно! Мигель улыбнулся шире, а Гражина опять залюбовалась его глазами, подмечая про себя, насколько же совершенную маску создал этот юнец по всем для нее меркам: талантлив, повезло стае с дуктусом. Весьма… Запах крови ударил в ноздри, голова кружилась от избытка витэ, а из груди вырывалось сиплое шипение, переходящее в рык. Гражина вцепилась в стальную решетку гигантскими когтями. Взревела подобно бешеному зверю и ударила по ограде, оставляя гигантские борозды. Вокруг стоял дикий шум: шабашиты столпились вокруг импровизированной арены, глядя как люди отчаянно борются за саму сладкую из иллюзий – возможность выжить. Она контролировала каждое движение – но в тоже время не хотела и не видела смысла отказывать себе в маленьких удовольствиях, наподобие капризов-проявлений Зверя, с коим сроднилась уже давно… Так давно, что могла наплевать на целый мир и выкосить целую страну, если вдруг она будет чувствовать себя недостаточно уютно. Ее кандидат проигрывал. Гражина недовольно зашипела, обвела взглядом собравшихся и облизнулась. Пора закрыть им глаза туманами лжи… Удар! Дикий рев, тело гладиатора летит на землю, забрызгивая кровью траву и песок, смешиваясь с грязью и дождевой водой в лужах. Женщина обернулась. Мигель смотрел прямо на нее. - Кто ты и что здесь делаешь? – опять из нее вытаскивают кол. На этот раз голос женский, прокуренный, грубый – почти мужской. – Отвечай, живо! - Меня зовут Гражина. Сира не знаю, - она садится на земле и убирает волосы с лица, чтобы поднять голову и взглянуть на сородича, что освободил ее. Ее маленький аттракцион со смертью продолжался в ее пользу. На Бруху смотрели зеленые хитрые глаза, такие живые, что, казалось, перед ней не Сородич, а человек. Миндалевидные, с кошачьим зрачком, цвета чистейшего изумруда, подчеркнутого черной подводкой. Его глаза.