Хрупкость

Что сподвигло Рихарда перейти по ссылке на новость, не имевшую никакой привлекательности в плане его деятельности, он не может понять до сих пор. Но все началось именно с этого случайного нажатия левой кнопкой мыши. Что ж, не будем забегать вперед и начнем с самого начала. *** Уже три недели не было подходящих происшествий, зарплаты, соответственно, тоже. Работа журналиста — «кочевника» (так называли себя Рихард и его коллеги) очень непостоянна. Один день полон самых разнообразных случаев, таких как убийство в запертой на все замки квартире, появление отца, умершего двумя годами ранее на пороге своей дочери и загадочные круги на поле. В другой день все мирно, спокойно и тихо. В таких случаях Шнайдер курил не переставая, и иногда застывшее молчание прерывал его возглас «Какое гадство!». Вот и сейчас вся команда тонула в летней жаре, что пробиралась в комнату сквозь щели в форточке, и от нее не спасал даже вентилятор, скромно притулившийся в уголке. Клубы дыма воспаряли к потолку, бычки, сожженные до фильтра, уже не помещались в пепельнице в виде акулы, раззявившей пасть в ожидании добычи. Пауль дремал в своем любимом кресле, чуть приоткрыв рот и иногда забавно хмурясь. Рихард сидел за ноутбуком, безуспешно пытаясь разыскать хоть что-то стоящее и украдкой поглядывая на Хайко. Уж больно милым был он во время сна. Оливер строчил какие-то заметки в своем неизменном блокноте, что в пути был обычно прикреплен к его ремню цепочкой. На старом шатком столе громоздилась пирамида из пустых пивных бутылок. Ее верхушку украшали сигаретная пачка и журавлик из фольги. Идиллическую картину дополняла паутина, робко свисающая со полуразвалившегося платяного шкафа и оплетшая обе его дверцы. Упитанный паук-крестовик деловито обматывал липкими нитями слабо жужжащую и тоже одуревшую от духоты зеленую муху. Стояла середина июля, и весь город превратился в пышущую жаром преисподнюю. Подвяли листья на деревьях, трава пожухла и пожелтела, птицы предпочитали не высовываться до самого вечера. И ни одного дуновения ветра не разрывало колышущееся марево, охватившее большую часть Берлина. Смог еще сильнее сгустился, усиленный высокой температурой, и выйти без кислородной маски на улицу мог лишь безумец. Круспе пролистывал уже десятую страницу новостной ленты, подперев подбородок кулаком. Ничего интересного не попадалось. В самом деле, кто в такую жару выйдет на охоту за невинными жизнями? Глаза слипались, и все больше усиливалось желание впасть в ленивое полузабытье. Пальцы на мышке вдруг дернулись, и щелкнула клавиша. Рихард встрепенулся и вперил мутный взгляд в экран. Там была открыта некая статья. Заголовок гласил: «Привидения в Белиц-Хайльштеттене». Мужчина ухмыльнулся. Кажется, наклевывалось что-то интересное. «Которую ночь из заброшенного госпиталя доносятся странные звуки, очень напоминающие стоны и надрывный вой. Местная молодежь однажды отправилась на разведку с целью выяснить причины активности сверхъестественного. Но успехов в этом деле они не имели, ибо спустя пять минут пребывания в здании отважные исследователи вылетели в окно первого этажа сломя голову. Что их так напугало, не смогли выяснить ни их товарищи, оставшиеся снаружи, ни родители, ни наш корреспондент, настолько сильным был их шок. Тайны военного госпиталя до сих пор остаются нераскрытыми, и не нашлось пока смельчаков, что решились бы вывести на поверхность». − Можете считать, что вы их уже нашли, − улыбнулся журналист и принялся тормошить Пауля, сопроводив свои действия возгласом: − Парни, я нашел нам работу! Недокуренная сигарета выпала из внезапно ослабевших пальцев Кристофа, Оливер от неожиданности пнул ножку стола, и стеклянная пирамида рассыпалась с печальным звоном, отправив журавлика в полет. Ландерс потер глаза и негодующе поглядел на друга. − Черт бы тебя подрал, Рихард! Ты, как обычно, обрушил все мои надежды нормально выспаться. Впрочем, не только их, − прошипел он, споткнувшись об очередную бутылку и чуть не последовав примеру птички из фольги. — Хотя плюсы в этом тоже есть. − Куда ехать? — сразу сориентировался Олли, единственный владелец транспортного средства. − Неподалеку от Бранденбурга. Заброшенный госпиталь. Будем развеивать местные мифы о призраках. − Я должен взять Мефистофеля, − сказал вдруг Шнай, набирая эсэмэс. − Кого? — удивленно спросили все. − Кот. Всегда брал его с собой, когда занимался сталкерством, − сообщил Кристоф. — Он чувствует опасность. − Крис, ты серьезно? — иронично изогнул бровь Рихард. — Все еще сохраняешь верность своим милым маленьким предрассудкам? − Сейчас это для тебя предрассудки, а потом, когда будешь убегать от разъяренного призрака, поблагодаришь за мою предусмотрительность, − возразил Шнайдер. — Меня и Мефиса интуиция редко подводит. − Ладно-ладно, пусть твоя животинка едет с нами. Только не говори, что ты еще и датчик МРТ прихватил! — сказал Оливер и строго поглядел на друга. − Как ты догадался?! — воскликнул Крис, прицепляя на пояс странный механизм с кучей лампочек и длинной антенной. − Послушай, Шнай, мы же не охотники за привидениями, а разрушители мифов о них, − буркнул Пауль, укладывая стопку одежды в рюкзак и прикрепляя к карабину кружку. − Хайко, ты же знаешь, что его очень сложно в чем-либо разубедить. Мятежный дух охотника за сверхъестественным в нем еще не до конца уснул. Вспомни одну русскую поговорку: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». Вот и наш Шнайдер как ребенок. Только с возрастом игрушки приобретает несколько иной характер, чем в детстве, − философски промолвил Рихард, за что получил дружеский подзатыльник. — Кстати, вы зарядили аккумулятор? − Ясен пень, − отозвался Оливер, застегивая молнию на чехле генератора. — Нам нужно несколько газовых баллонов. Все, что были, закончились. − Значит, дернем в Карстадт, а оттуда уже в Бранденбург, − вывел общий итог Пауль. Сказать-то просто, а вот с выполнением плана часто возникают проблемы. Провидение журналистам — «кочевникам» сегодня не сопутствовало. Пока Шнайдер забрал кота от соседки, наступил час пик, и друзья влипли в многокилометровую пробку. Путь до торгового центра занял два с половиной часа, плюс еще три на выезде из города, и на свободу удалось вырваться лишь к восьми часам. Стало ясно, что засветло до места не добраться, и было решено остановиться в отеле. В полночь коллеги разбрелись по номерам и мгновенно отключились, вымотанные «веселой» поездочкой. Впрочем, все не так просто. Рихард проснулся далеко за полночь от серии ужасных видений, в которых фигурировал странный человек (а может, не совсем) с горящим безумием взглядом. А от кровожадного оскала незнакомца Круспе передернул озноб, и его словно подбросило на старом скрипящем диване — единственного предмета мебели в комнате кроме стола. Он жадно глотал спертый ночной воздух, а сердце колотилось как сумасшедшее. Выкурив сигарету и запив ее глотком конька из фляжки, мужчина снова уснул, на сей раз без сновидений. *** Пробудившись снова, но от солнечного света, бьющего в окно, он, щурясь и пошатываясь, побрел в сторону ванной. С трудом разлепив склеившиеся ресницы, Рихард бросил взгляд в зеркало и ужаснулся. Кровь из прокушенной ночью губы, чего он тогда не заметил, залила весь подбородок и немного горло. Зрелище было не самое приятное, и Круспе поспешил смыть с себя напоминание о тяжелой ночи. Необычно, − подумал он. — Лет с двенадцати кошмары не снились. А тут вдруг нахлынуло. Не знаешь, почему? — спросил Рихард у отражения и, пожав плечами, вышел. Зеркальный двойник почесал затылок и растворился. Странности только начинались. Компаньоны встретились в маленькой грязной столовой. Желтоватая жижа в тарелке выглядела отвратно, сыр по твердости был схож с кирпичом, а бурое варево, названное в меню кофе, никто даже не рискнул попробовать. Купив на заправке неподалеку по пачке чипсов, журналисты загрузились в старенький Форд и продолжили свой путь. Шнайдер, сидевший на переднем сидении и скучавший больше всех, включил радио. «Сильнейший грозовой фронт движется в направлении Берлина с юго-запада. По возможности оставайтесь дома и не планируйте поездок…», − Крис повернул колесико, сопроводив саркастическим замечанием «Ну и погодку мы выбрали». «Герр Нахтер, как, по вашему мнению, падение евро отразится на экономике? — Я считаю, что…» − Скучно. — Еще один поворот. «На дне Марианской впадины обнаружен пятиметровый моллюск…» − Да что вы говорите! — Скрип. «Наблюдается внезапный падеж скота в…» − Иисусе на лисапеде, где музыка?! — недовольно воскликнул неугомонный Шнай и завертел колесиком еще быстрее. Рихард старался не обращать внимания на резкие звуки из динамиков. Но потом от услышанного он содрогнулся. «Слыш-ш-шишь…меня…берегис-с-с-сь…ведь…я…жду…тебя!» − рявкнула изношенная магнитола и, натужно зашипев, умолкла. − Тьфу, чертова гроза! — взвел очи к небу владелец кота и уставился в окно. Тучи тем временем сгущались, собирались вокруг солнца, оплетая его серыми клубами, напоминающими щупальца, отчего светило было похоже на злобно воззрившийся на Землю бледно-желтый глаз. Всем стало как-то неуютно. Пауль открыл бутылку минералки и отхлебнул немного, наблюдая за происходящим снаружи, потом достал из рюкзака плед и замотался им до кончика носа. − Ты сейчас смахиваешь на совенка — такой же нахохлившийся и хмурый, − заметил Круспе. — Пожалуй, окно надо закрыть. − Буду весьма благодарен, − донеслось из глубин оранжевого в зеленую клеточку одеяла. − И правда, похолодало что-то, − Оливер поежился и увеличил скорость. — Скорей бы этот чертов комплекс. Тут же, за поворотом показалась группа старинных зданий. − Предлагаю остановиться у того, центрального, − сказал Шнайдер. — Оно выглядит более целым, чем все остальные. − Ты что, хочешь ночевать внутри? — удивился Пауль. − А что? Спальники, пенки, грелки у нас есть, так почему бы и не попробовать? Экстрим, какой-никакой. − Пообещай не прыгать в окно, если испугаешься, − с самым серьезным видом присовокупил Олли. − Еще посмотрим, кто из нас быстрее смоется, когда появится призрак, − загадочно улыбнулся Кристоф. − Неужто эта незамысловатая байка так тебя зацепила? — всплеснул руками Хайко, не вылезая из-под пледа, посему это выглядело очень комично. − Как бы тебя кое-что не зацепило за одно место, − довольно пошло поиграл бровями охотник за привидениями. Ландерс залился краской, Ридель прыснул в кулак, а Рихард нахмурился. Нечто, похожее на ревность, на секунду полыхнуло в нем, но тут же погасло. В конце концов, какое ему дело до того, как смотрят друг на друга и перешучиваются между собой Пауль и Крис? Вот именно, что никакого. Честно сказать, когда-то очень давно, лет пять, а может, десять назад Круспе был влюблен в очаровательного, юркого и юморного товарища по работе. Теперь эта тень его биографии давно в прошлом, но ма-а-аленький осадок остался и время от времени ненавязчиво напоминал о себе. Вообще, с тем неосязаемым и призрачным предметом, а скорее, субстанцией, что называется любовь, у Рихарда все сложно. Точнее, неимоверно ужасно, непонятно и печально. Во всех прочитанных им книгах говорилось, что существует любовь с первого взгляда. Вот увидел ты в первый раз человека и сразу понял — он твой. Также авторы упоминали так называемую искорку, что должна проскочить между двумя людьми. В детстве Рихард доверял написанному. Но годы шли, а искорка появляться и скакать не спешила. Юношеская пылкость уступала размеренности и серости будней, эмоции уходили на второй план, а надежда на высокое и светлое чувство постепенно блекла и растворялась в вихре мыслей и дел. Точнее, он затолкал ее как можно дальше, запер в кованый сундук на семь замков и вынес на чердак своего сознания. Самому себе он стал напоминать лишь жалкое подобие человека, этакую куклу с человеческим лицом. Внешне ничем не отличающуюся от остальных Homo Sapiens, но совершенно опустошенную и выпотрошенную изнутри. Яркость красок и ощущений притупилась. Иногда ночами он молил неизвестно кого жарким, сбивающимся шепотом о том, чтобы снова вспыхнул в груди огонь. Чтобы было сладко. Чтобы было больно. Чтобы каяться. Потом. Видимо, ответить на его просьбы было некому. Его размышления прервало ворчание грома, что через секунду переросло в оглушительный раскат. Вспыхнула уродливая молния и, разрезав небо пополам, она исчезла, ослепив и обескуражив все живое. Олли заглушил мотор, чье жужжание уже не было слышно из-за грохота, который, казалось, сотрясал весь мир. Как только Шнайдер ступил на истертую асфальтовую дорожку, на землю упали первые капли дождя. Пока выгрузили оборудование и донесли до корпуса, разверзлись хляби небесные, и журналисты вымокли до нитки. − В прогнозе говорилось, что солнечная погода будет до конца недели, а температура превысит норму на десять градусов, − ворчал Пауль. — Как обычно, нас накололи. − И дождевиков никто не взял, − грустно прибавил Рихард, шлепая по ручейкам. Перескакивать их не было смысла, поскольку в его ботинках воды было чуть ли не больше, чем в лужах. Прелести их положению добавлял кот, который выл, не переставая, с того самого момента, как они вышли из машины. Кристоф тщетно пытался успокоить несчастное животное, потом оставил бесполезные попытки. Компаньоны прошествовали на первый этаж госпиталя. Каждый из них оставлял мокрые следы, а с одежды и волос натекали целые озера. − Какое счастье, что я такой запасливый и захватил свитера. Можете не благодарить, − Шнай выудил из дополнительной спортивной сумки теплые вещи и вручил друзьям. Затем он вытер неведомо откуда взявшейся скатертью кота и повесил свои джинсы на железяку, торчащую из стены. Остальные последовали его примеру. Далее установили горелку. Все сгрудились вокруг единственного источника тепла, завернутые в спальники, и протянули руки к огню, на котором готовился закипеть чай. А кот тихо стонал, сидя в своей переноске, прикрытой куском фланели. − Что это с ним? — поинтересовался Пауль, сняв котелок и разлив черную в слабом свете жидкость по кружкам. − Он считает, что это плохое место. И сейчас он бы охотно оказался километров на сто подальше отсюда, − ответил Крис, отхлебнул большой глоток чая, по температуре схожего с лавой, и закашлялся. − Я бы с удовольствием отправился с ним, если бы была такая возможность. Но у меня ее нет, и поэтому я предпочту остаться и раскрыть тайну сих живописных развалин, − отозвался Круспе, размешивая сахар. — Кстати, надо будет опросить местных. Нужно разделиться. − Я чур к населению! — сообщил Хайко. − Составлю тебе компанию, − Шнайдер зашуршал фольгой, открывая плитку шоколада. — Кто-нибудь будет? − Еще как! — последовал ответ. Некоторое время царило молчание, пока проходила дегустация какао-продукта. − Стало быть, мы с Олли остаемся на «квартире». Я бы хотел попросить вас, друзья мои, чтобы в случае обнаружения наших с Олли бездыханных тел… − Рихард сделал трагическое лицо, − вы бы посадили на наших могилах красивый плющ. Над моей рыдал бы ангел. Больше нам ничего не надо, правда, герр Ридель? — с придыханием прошептал он. − Придурок ты, Риша, − вздохнул Пауль. — Не шути с этим, будь добр. − А ты не будь таким серьезным. Помни, смех продлевает жизнь. Теперь валите отсюда к своим бабушкам и дедушкам и не мешайте взрослым делать свою работу, − Рихард щелкнул кнопкой фонарика, и белесый луч разрезал сумерки. − И это при том, что я тебя старше на три года, − фыркнул Ландерс, застегивая куртку. − А я выше, мистер Хоббит, − съехидничал Круспе. − Ума рост тебе не прибавляет, − ответил выпадом на выпад Хайко. − Брэйк, парни. Нечего ругаться из-за ерунды, − Шнайдер встал между спорщиками, останавливая. — А идти и правда пора, − он приобнял Пауля за плечо и мягко повел за собой. — Удачи в поисках! Оливер и Рихард двинулись вглубь здания. Тучи немного рассеялись, и посветлело, но в углах клубилась тьма. Звенящее безмолвие захватило это место, и лишь иногда его прерывал звук капающей воды. Шаги гулко отдавались в пустоте лестничного пролета, и нельзя было определить, есть ли кто-то еще в этом царстве сырости, уединения и печали. Рихард открыл первую попавшуюся дверь и оказался в классной комнате. Покосившиеся, разбухшие от влаги парты, выцветшая от времени доска, на которой было весьма натурально нарисовано сердце, объятое языками пламени. Рядом отпечаталась темно-бордовым чья-та ладонь. Мужчина приложил свою ладонь к следу. Чужие пальцы были шире и длиннее, чем его. На заднем фоне вилась мысль о том, откуда в госпитале взялся целый учебный класс. И тогда пришло осознание того, что все не то, чем кажется, и проблема кроется гораздо, гораздо глубже. Заскрипела дверца шкафчика. Заинтересованный, журналист открыл ее настежь и тут же отпрянул, испуганный птицей, внезапно вылетевшей из запыленных недр. Ворон (а это был именно он) приземлился на подоконник и пронзительно и сипло каркнул, косясь единственным и черным, как безлунная ночь, глазом на ошалевшего человека. Потом, как ни в чем не бывало, принялся чистить перья, заляпанные паутиной и еще какой-то гадостью. «Вороны — посланники дьявола», − сказал голос в голове Рихарда, и тот отмахнулся от него, как от навязчивой мухи. − Дьявола не существует, − произнес он вслух он, и ему на голову насыпалось порядочное количество штукатурки из трещины на потолке, что стала заметно шире с тех пор, как Круспе вошел в комнату. С трудом очистив запорошенные побелкой глаза, Рихард отошел на несколько метров и задрал голову, пытаясь выяснить причину сего недоразумения. Не обнаружив ничего подозрительного, он уже хотел идти дальше, как вдруг замер на месте из-а того, что нечто холодное капнуло ему на щеку. Проведя по щеке, он только размазал липкую мерзость. Взглянув на пальцы, он остолбенел. Потому что это была далеко не вода. Тяжелые, вязкие капли плюхались на потрескавшуюся плитку, собираясь в бурую лужицу. Весь потолок окрасился в нежно-розовый. И только когда кровь проникла Рихарду в ботинки и начала затекать за шиворот, он побежал. Молча, стиснув зубы до скрежета, сжав руки в кулаки и скользя на поворотах. Обогнув очередной угол, он врезался с размаху в Оливера и тут же обмяк, повиснув на маленько охреневшем друге. − Эй, ты чего? Привиделось что-то? — безуспешно спрашивал Олли, но не добился ни слова от совершенно невменяемого коллеги, который трясся, как осиновый лист, и нес какую-то чушь про кровавую комнату и ворон. После отрезвляющей пощечины он пришел в себя и, опершись на стену, зажмурился, рвано дыша. Спустя несколько минут он даже смог рассказать, почему вынужден был так спешно вернуться и каким образом вымазался в крови. − Давай я пойду с тобой, и ты покажешь мне ту дверь. Сам подождешь снаружи. По-хорошему, ты должен был сфотографировать сей феномен, но, как я понял, тебе не до того было. Слабо кивнув, пострадавший похромал вслед за Риделем. − Вот, вот эта, − указал на дверь, покрытую облупившейся белой краской. Оливер осторожно отворил ее и чуть ли не на цыпочках прошел внутрь. Потом донесся его недоуменный голос: − Здесь ничего нет. Тут кладовка. − Там был класс! И парты, и шкафчик с вороной, и доска! Зеленая такая! — немного истерично пролепетал Рихард, медленно сползая по стенке и бледнея. − Пусто. Может, ты перепутал? — удивленно предположил Олли, выходя. − Нет, я уверен, стопроцентно уверен, что это та самая дверь! Нет, я не сошел с ума, пожалуйста, поверь. Что за хрень со мной произошла вообще?! − Так, не истери. Дыши глубже. Дойдем до «лагеря», я налью тебе коньяка. Думаю, на сегодня приключений достаточно. Когда вернулись Пауль и Кристоф, Рихард выглядел более-менее нормально. Восковую бледность заменил лихорадочный румянец на щеках, а взгляд был немного расфокусированный. В руках страдалец держал стакан с горячительным напитком, и было заметно, что его руки подрагивают. − У нас все успешно, − сообщил Шнайдер, ставя рядом с костром увесистый мешок. – Ну, если можно так сказать. Здание построили в начале двадцатого века. Изначально это был обычный госпиталь, во время Первой Мировой его переформировали в военный. В сороковые случился пожар, и погибло около двухсот человек. В две тысячи седьмом фотограф убил свою модель, перерезав ей глотку от уха до уха. Сейчас он в дурке с шизофренией. − А здесь был когда-нибудь интернат? — спросил Круспе хрипло. − Да, я забыл об этом упомянуть. В тысяча девятьсот сорок девятом тут размещались около двадцати детей и штат воспитательниц и медсестер. Недолго, всего месяц. Из-за убийств. Точнее, исчезновений. Все дети пропали. Нашли только один изуродованный трупик. В подвале. Во-первых, отсутствовало сердце. Во-вторых, у слезных протоков имелись дополнительные отверстия. То есть… − …маньяк забирал их слезы и сердца, − закончил за него Рихард. — Так его поймали? − К сожалению, нет. Единственный, кто его видел, смог лишь поведать, что убийца шагнул в зеркало и исчез. Остальные утверждают, что в тот момент свидетель был пьян. И кому верить, не особенно ясно. М-м-м, тогда же случился второй пожар. − Впрочем, не все так плохо. Нас яблочками одарили, − вклинился Пауль и указал в сторону мешка. — Угощайтесь, − он прищурился и посмотрел на Рихарда. — Ты чего такой пришибленный? − С ним приключилось очень неприятное дело, − понизив голос, ответил Ридель и поведал историю о странной комнате. − Ну дела, − присвистнул Ландерс. У Криса был вид а-ля «я же говорил». − Завтра мы пойдем все вместе. И выясним, остался ли этот маньяк здесь до сих пор, − кровожадно промолвил он, щелкнув перочинным ножом. Спать журналисты отправились пораньше и уснули практически сразу. Только Рихард ворочался в своем спальнике и никак не мог дождаться, когда веки смежит сон. Никак не мог забыть отвратное ощущение крови, текущей по телу. И страх. Липкий, обволакивающий, сковывающий движения, порабощающий… Тьма навалилась неожиданно, стремительно, замораживая мысли и замедляя дыхание. Снов не было, только странные сумерки. Снова Рихард пробудился в три ночи. Не мог понять, от чего. Он сидел, глядя в никуда, и на его губах играла легкая улыбка. Он ждал, сам не зная чего. И вот прошелестели мимо тихие шаги. − А теперь, милые детишки, прошу внимания. Я — голос из подушки. Я вам кое-что принес. Я вырвал это из своей груди… − пропел низкий мощный голос. Круспе ощутил, как стекает по спине холодный пот. Пальцы свело судорогой, и они намертво впились в ничем не повинный спальник. − Господи, помоги… − только и мог что шептать потрясенный до глубины души смертный. − А Господа нет, Рихард. Иначе он бы услышал нас, − грустно заметил призрак, остававшийся невидимым. — А теперь спи. И журналист ощутил легкое и мимолетное, как крылья бабочек, прикосновение к своему лбу. *** Утро было серым и безветренным. А события прошлой ночи показались всего лишь страшным сном, навеянным сыростью и холодом места ночлега. Оливер сосредоточенно варил кофе, Пауль намазывал масло на бутерброды, Шнайдер совершал утреннюю медитацию, отстукивая специальный ритм по коленке, а Рихард грыз яблоко и старался ни о чем не думать. Отложив фрукт на складной столик, он достал из рюкзака сахар. А яблоко непринужденно взлетело в воздух и лишилось одной половины. Подняв голову, Рихард был весьма обескуражен этим фактом. − Кто посмел покуситься на мою добычу, а? — грозно вопросил у своих коллег, которые застыли на своих местах, изумленные произошедшим. Они покачали головами в знак своей непричастности. − Только не говорите, что… − Риха, это правда не мы, − растерянно ответствовал Кристоф. — Это он. − Ну здрасьте-приехали. Беспредел! Наглые призраки нынче пошли! — возмущался Круспе скорее для того, чтобы разрядить обстановку. — Еще и окажется, что он чай мой выпил, − он протянул руку к кружке, потряс ей немного и поставил обратно. — Мать вашу, минуту назад она была полная! − И кот пропал, − сказал кто-то. Ложка скользнула по краю стола и зазвенела по полу. Огонь на горелке потух, щелкнула кнопка, отключающая подачу газа. Пролетел порыв ветра, взъерошив волосы у Рихарда на макушке, и тут же стих. Где-то на третьем этаже упало нечто железное и с грохотом покатилось дальше. − Господа, вынужден вам сообщить, что мы в заднице. Полнейшей, беспросветной заднице, − скорбно промолвил Шнайдер, демонстрируя датчик МРТ. Все лампочки горели красным светом и непрерывно шипели и пищали. — Если учесть, что здесь находится около двухсот тридцати (по новым сведениям)  душ, и нас достает лишь одна из них, то все не так плохо. Пока. Я думаю, неуспокоенный маньяк не самая большая наша проблема. − А ты уверен? — прорычали ему прямо в ухо, да так громко, что он аж аппарат выронил. Через секунду Кристоф орал как резанный, ибо, будучи волочимым по полу, усыпанному осколками, приятного получишь мало. − Крис! — крикнул Пауль и кинулся догонять разъяренное приведение, размахивая бейсбольной битой, которую взял на всякий пожарный. — Ах ты ублюдок невидимый! Что, боишься показаться? Ну, выходи со мной один на один! Шнайдер сейчас же был отпущен. Чуть позже Пауль об этом пожалел. Он взвыл от боли и рухнул наземь, поскольку его колено вышло из сустава. Оливер тоже времени не терял и, как следует разбежавшись, вскочил на незримого врага, пытаясь опрокинуть его. Не соотнеся свои силы с силами противника, Ридель заметно проигрывал, и теперь стоял на коленях, держась за горло, удушаемый взбешенным фантомом. Рихард, в самом начале схватки отброшенный к стене и сильно ударившийся головой, нашел в себе силы рявкнуть: − Прекрати это! Сейчас же! Олли рухнул как подкошенный и долго еще не мог пошевелиться. Шнайдер силился хоть немного сдвинуться, но обломки стекла, застрявшие у него в спине, не позволяли сделать этого, и он шипел от бессилия. Неподалеку стонал от боли Хайко, чье состояние оставляло желать лучшего. Все же Кристофу удалось передвинуться достаточно близко, чтобы сжать руку Пауля и прошептать: − Зря ты полез. − А что, мне надо было ждать, пока он тебя сдерет с тебя всю кожу? — возразил Ландерс. − И не поспоришь, − согласился Шнай. − О, есть еще кое-что, с чем ты точно спорить не будешь, − промолвил Пауль, целуя ухмыляющегося Кристофа. − Теперь вопрос: что мы будем делать с твоей вывихнутой ногой? − Да чтоб леший дрючил этого злоебучего маньяка! Это ж надо, выбрал ту ногу, что я сломал в детстве, упав с забора. Ты чертов мудак, слышишь?! — он был чрезвычайно зол. − Скажи спасибо, что он тебе шею не свернул, − прошелестел из дальнего угла голос Рихарда. — А ведь он мог. Но не стал. − Ты его что, защищаешь? — с подозрением воскликнул Хайко. − Нет. Просто ситуацию разъясняю, − устало ответил Круспе. − Вот и молчи себе. А лучше помоги Крису. Аптечка пришлась весьма кстати. Пауль вызвался обработать боевые ранения Шнайдера. А потом Оливер и Кристоф загрузили его самого в машину и отправились в Бранденбург, оставив Рихарда «на хозяйстве» по его собственной просьбе. − Я пострадал меньше всех вас, к тому же нога Хайко не располагает на полное заполнение автомобиля. Позвоните, когда будете возвращаться. − Нас не будет как минимум три дня. Точно хочешь куковать в одиночестве столько времени? — недоверчиво полюбопытствовал Ридель. − Я не один, − хмыкнул Рихард. И оказался прав. Когда рокотание мотора затихло вдали, журналист взял фотоаппарат и отправился снимать «внутренность» госпиталя. Щелк, щелк, щелк — лязгала вспышка, запечатлевая скрытые от глаз предметы. Круспе помнил старинную байку о том, что на фотографиях можно увидеть истинное положение вещей. Вот и сейчас его целью было выяснить, есть ли кто-то еще, кроме маньяка, не показывающегося на глаза. За спиной прозвучали быстрые отрывистые шажки, что подтвердило гипотезу о присутствии других призраков. Рихард старался не обращать на них внимания. Ему было важно разыскать виновника сегодняшнего инцидента, ничто не могло от этого отвлечь. В нем проснулся типичный для людей их профессии азарт. Каковы причины тех или иных поступков убийцы — наиболее часто задаваемый вопрос. Рихард уходил все дальше и дальше, забыв о времени. Как будто что-то вело его в определенное место. Иногда раздавался детский смех, и на секунду становилось жутко. Но мужчина упорно шел вперед, старательно обходя темные углы и провалы в полу. Вдруг его взгляд приковала к себе дверь, почти слетевшая с петель и визгливо скрипевшая от каждого дуновения воздуха. Осторожно перепрыгнув через кучу тряпья, ощерившуюся осколками, он распахнул дверь и увидел ряды кроватей, протянувшиеся от самого входа. Заржавленные, местами погнутые, они выглядели обломками давно ушедшей эпохи. Расколотый ночник валялся недалеко от порога. Обугленные занавески на окне без стекла шевелил ветер. Круспе огляделся и выбрал единственную имевшую матрас кровать. Осторожно приземлившись на правую половину, он подтянул колени к груди, обхватив руками, и стал ждать, слушая тишину. Спустя некоторое время матрас левее него прогнулся под тяжестью чьего-то веса, и скрипнули пружины. − День добрый, − поприветствовал своего гостя Рихард. − Скорее вечер, − поправил голос, и журналист невольно бросил взгляд в окно. Там давно стемнело. − Как мне к вам обращаться? А то как-то неловко, вы мое имя знаете, а я ваше нет, − он начал издалека. − Тилль Линдеманн. Можно просто Тилль. На «ты». − Э-э-э, не мог бы ты стать видимым? − К сожалению, нет. Но если жаждешь узреть мой облик, возьми вон тот кусок зеркала, − на тумбочке рядом с кроватью шевельнулась стекляшка, и Рихард с осторожностью сгреб его с поверхности. Чуть отставив зеркало, он вгляделся в отражение. Первое, что бросилось в глаза — усталость. Неземная усталость в суровом взоре. Ни у кого из смертных не увидишь такой. А еще одиночество. Долгое и, видимо, ничем не прерываемое. Выбившаяся из хвоста смоляно-черная прядь только добавляла угрюмости. Визитер был одет в запыленный черный сюртук на белоснежную когда-то рубашку. Сейчас же вся грудь была залита запекшейся кровью. − Как тебя убили? — спросил Рихард. − Я вырвал свое сердце, − Тилль расстегнул несколько пуговиц и продемонстрировал зияющее меж ребер отверстие с рваными краями. — Потому что больше не мог жить. Но они все равно меня не отпустили. − Кто? − Я не могу сказать. Они сковывают мой язык всякий раз, как я пытаюсь объяснить. Но, − отражение улыбнулось, − я могу показать. И свет погас. *** Тилль давно искал работу. И то, что его взяли поработать учителем математики у сирот, не могло не радовать. Это забавные существа, так легко меняющие настроение: сейчас их смешит то, как у тебя задралась штанина, а через секунду они рыдают из-за смерти мотылька, спалившего крылья пламенем свечи. Тилль любил детей. Но…по-особенному. Он них исходила некая энергия, которая давала на некоторое время свободу от голосов. Да. Все проблемы исходили от чертовых голосов. Они шептали, визжали, хрипели не переставая. И умоляли, просили, иногда приказывали. Самое странное, что эти голоса возникли после того, как Линдеманн некоторое время лечился в госпитале, где сейчас находился интернат. А может, после того, как от него ушла девушка. Сложно сказать. Ночью было страшнее всего. В комнате никого не было. Но голосам было жизненно необходимо доказать, что они никогда не оставят свою жертву. И предметы двигались сами собой. Языки пламени бегали по стене. Кто-то в углу выл от боли. Скрежетали по железной ножке кровати чьи-то ногти. В зеркало постоянно стучали. Что-то подсказывало Тиллю, что отношения к психическому заболеванию его проблема не имеет. Цель этих невидимых тварей была совершенно не ясна. До поры до времени. Однажды они сказали: «Ты принесешь нам сердце и слезы маленькой Гретты». И Тилль не имел возможности сопротивляться. Большая часть детей была мертва, когда ему удалось, наконец, обрести контроль над собственным телом. И он решил действовать. Убив нескольких тварей, поселившихся в этом забытом богом месте, и таким образом отомстив за погубленных детей, он попытался сбежать. Не вышло. Оставалось только одно. Наивный, он думал, что, покончив с собой, прекратит весь этот ужас. А им того и надо было. Те, кто обитал в теле несчастного Линдеманна, придали невероятной силы его и без того мощным рукам, и первая часть ритуала была завершена. Тилль не умер. Он всего лишь стал одним из них. Тем временем нашли один из трупов. И ему ничего не оставалось, кроме как исчезнуть. Изрисовав кровью по указанию голосов зеркало, он сбежал из мира живых. Но он не мог и предположить, что его ждет кошмар куда более худший, чем все с ним приключившееся. Кромешная тьма. Холод, пробирающий до костей. Омерзительные прикосновения липких потных пальцев. Все тот же шепот, наполняющий голову. И оглушающая пустота в грудной клетке. Этот мир был бесконечен. Ад, в котором были заточено бесчисленное множество душ. И теперь к ним присоединилась еще одна. Ошалевший от ужаса, терзаемый тупой, ноющей болью, покинутый и опустошенный, Тилль бродил по безбрежной тьме, не теряя надежды на спасение. Но так было лишь первые несколько лет. Рвущее на куски, ломающее, гнущее позвоночник, сжимающее горло одиночество истязало его несколько вечностей подряд. Пока он не вышел на свет. Однако облегчения он не принес. Тилль оказался в том самом госпитале, где погиб. Но все было зыбким, нереальным. Он ни к чему не мог прикоснуться. Полуразрушенное, запущенное, изрисованное и пустое здание стало его тюрьмой. Выход преграждала полупрозрачная колеблющаяся стена, на ощупь как каменная. Сумрачное безмолвие оглушало, замораживало, вынуждало застыть ледяной бесчувственной статуей и не шевелиться. Не вырвется облачком дыхание, не застучит кровь в висках, не обожжет шею чье-то дыхание. Никто не услышит, никто не увидит, никто не придет на помощь. Бессменно он будет скитаться по длинным коридорам, стонать от бессилия, царапать лицо ногтями в надежде почувствовать, и ждать несбыточного. Иногда появлялись люди, но, как и следовало ожидать, они не видели сумрачного, удрученного и жалкого обитателя бетонного лабиринта. Лишь вздрагивали, когда их обдавало сквозняком, а книги с размокшими страницами падали с полок сами собой. Никто из них не смог бы понять печального скитальца. Они были слишком живыми, чтобы воспринять глубину переживаний мертвеца. *** Рихард словно вынырнул из глубокого темного омута и теперь не мог отдышаться. Его как будто придавило тяжестью увиденного в воспоминаниях привидения. Он был охвачен смятением. У него в голове не укладывалось, что можно пережить такое и не повредиться рассудком. Еще Рихарда немного пугало то, что он донельзя похож на Тилля тем, что тоже безуспешно жаждал ощутить хоть что-то. И иногда думал, что лишен сердца. − Потом появился ты. И сумрак, окруживший меня, стал понемногу рассеиваться. Что-то тянуло меня вслед за тобой. Я как никогда желал быть услышанным. Прости, если напугал тогда, − губы духа в зеркале искривила смущенная улыбка. И Рихард подумал: «Какой же ты беззащитный. И куда лучше, чем кажешься с первого взгляда». − У тебя превосходный голос. Такой…мощный. И глубокий. У меня аж мурашки, − сообщил он. − Это большой комплимент для меня. Ну так что, больше не боишься? − Совсем нет. А…кровь в той комнате. Это был не ты? — осторожно полюбопытствовал Круспе. Тилль помрачнел. − Кое-кто похуже меня. И куда опаснее. Если они положили на тебя глаз, быть беде. − Зачем я этим твоим безымянным? — несказанно удивился журналист. − Без понятия. Но явно не для дружеской встречи. Вдруг Рихард услышал, как кто-то его зовет. − О, меня, наверное, обыскались! Я тогда пойду. Мы сможем еще встретиться? − Всегда к твоим услугам, Рихард. Только позови, − и Линдеманн исчез. Круспе задумчиво поплелся к импровизированному лагерю на первом этаже. На лестнице на него наткнулся Шнайдер и с укором произнес: − Мы тебя тут ищем, волнуемся, а ты шляешься хрен знает где! Нас не было неделю. Мог бы и встретить. − Ага, с тортиком и чайком! — съязвил Рихард. Но мысль, что целая неделя пролетела для него как один день, настораживала. Тут же вспомнились легенды про фейри, которые приглашали смертных на свои пиры, и им казалось, что прошло всего ничего, а на самом деле двести лет. Конечно, как только люди ступали на землю, они обращались в прах. − Как твои исследования сверхъестественного в особняке, а? — осведомился Пауль. — Надеюсь, духи надавали тебе по шее за любопытство? − Неа. Узнал много интересного и фоток кучу нащелкал. Домой вернемся, я проявлю и продемонстрирую. Как твоя нога, кстати? Жить будешь? − Прекрасно. Правда, хромаю до сих пор, но скоро пройдет. Шнаю все равно хуже пришлось. Кое-где швы наложили. Оливер теперь щеголяет красочными фиолетовыми синяками на шее, но все равно не тянет на героя-любовника. Уж больно суров, − Ридель строго посмотрел на Хайко, потом улыбнулся. Рихард не стал рассказывать коллегам о том, что с ним приключилось за время их отсутствия. Все равно бы они не поняли правильно. Иногда он сбегал ночью и шел на встречу с обитателем зазеркалья. Они просто сидели рядом и говорили обо всем, раскрывая душу. Чаще всего их заставал рассвет. С первыми лучами солнца Тилль растворялся в зеркальной пустоте. Все труднее ему давался переход из адских глубин в реальность, граничащую с явью. И однажды Рихард понял, что больше всего на свете хотел бы коснуться своего собеседника. Убедиться в том, что он настоящий, и не привиделся в одном из снов, так похожих на правду и в которых можно прожить целую жизнь, не подозревая о том, что всего лишь спишь. − Как тебя освободить? — решился, наконец, задать вопрос Круспе. Призрак из зеркала взглянул на него с неподдельным изумлением. − Ты действительно хочешь этого? Даже я не знаю, какие могут быть последствия. − Да. Я уверен на все сто. Так ты знаешь? − Возможно. Для начала ты должен отыскать большое старое зеркало. Оно единственное уцелевшее из всех. Попробуй спуститься в подвал. Потом тебе понадобится свеча. В комнате должно быть темно, из источников света только свеча. Нарисуешь своей кровью на зеркале определенные знаки (я оставлю листок с ними на столе). Затем повторишь за мной специальные слова и задуешь свечу. Вот, собственно, и все. − Так просто? — недоверчиво воскликнул журналист. − Не совсем. Ритуал заберет у тебя много сил, поскольку эта магия темная. А, как известно, в плане энергии колдующего она крайне прожорлива. − Тогда, пожалуй, схожу за свечой. Какая удача, что она лежит у меня в рюкзаке с незапамятных времен отключения электричества. Рихард тихо крался мимо спящих друзей. Главным было не разбудить их, ведь объяснить причину своих ночных бдений будет сложновато. Аккуратно выудив свечку-шайбу из бокового кармана и прихватив фонарик, он зашагал в сторону винтовой лестницы, ведущей на нижний этаж. Чудилось, будто мрак в углу пошевелился, выпустил свои липкие щупальца, потянулся вслед за человеком, нарушившим границы его территории. Но Рихард шел уверенно, решительно, и ничто не могло его отвлечь от миссии, что он явился исполнить. И поэтому спокойно прожег фонариком дыру в одной из конечностей. Тварь злобно зашипела, но отступила до поры до времени. Зеркало притулилось у стены, отозвавшись бликом на потолке на луч света. Рихард установил его поровнее. Потом выключил фонарик, отчего чернота подвала сомкнулась над ним, как воды озера, чиркнул спичкой, подпалив фитиль. Достал из кармана медицинский скальпель, одолженный ненадолго у Олли, и полоснул по ладони, слегка поморщившись. Кровь блеснула в пламени свечи черным жемчугом. Он достал из кармана смятую пожелтевшую бумажку и, внимательно с ней сверяясь, стал чертить причудливые геометрические фигуры на гладкой холодной поверхности. Далее шепнул в темноту: − Я готов. И через секунду он вторил голосу из-за спины, читая невероятно сложное по произношению заклинание. В нем смешивались гортанные и шипящие звуки, чередуясь в мудреных комбинациях, сливаясь в один сплошной поток слов. Воздух заметно похолодел и словно искрился от количества энергии, что выплескивалась в него. С каждым новым куплетом Рихард все больше и больше слабел. Язык заплетался, а веки тяжелели. Но, собрав силы в кулак, он продолжал творить темный обряд. Он был обязан выпустить Тилля. Вот голос затих, и мир перед глазами поплыл, покрылся рябью, как поверхность воды. И, уже на грани потери сознания, Круспе задул свечу и услышал: − Спасибо…