ЧУВСТВА.

      Профессор зельеварения Северус Снейп сидел на своем уроке и обводил хмурым взглядом учеников. Сегодня была очередная контрольная, которой занималась едва ли половина класса. Вторая же половина пыталась списать. Обычно он жёстко пресекал такие попытки, как и вообще любые разговоры в его классе не по уроку, но сегодня, как и в последнее время, голова была забита совсем другим. Срываться на учениках не хотелось, от слова «совсем». Да и какой смысл? Темный Лорд мертв. И ему больше не надо устраивать на уроках шоу «Злобный сальноволосый тиран», а бездарные неучи — кричи ты на них или не кричи — всё равно напишут в своих свитках очередную ересь. Те же немногие, в головах которых есть хоть немного ума, напишут свои работы на «Выше Ожидаемого» независимо от его настроения. К примеру, та же Грейнджер всегда сдавала свои работы на «Превосходно» вне зависимости от того, что случалось в классе. Хоть взрыв котла, хоть стихийное бедствие.       После победы, его неожиданного спасения, вымученного оправдания, и, невероятно «тяжелого» из-за бесцеремонных репортеров награждения с ним случилось страшное. Он влюбился. Вернее, влюбился-то он года два назад, но тогда из-за его шпионской деятельности и войны в целом, он загнал это чувство глубоко в подсознание, да так, что сам поверил, будто его и не было вовсе. Тогда было не до глупых романтических чувств — он вообще не думал, что выживет. А вот выжил же, всем врагам назло, и теперь не знал, что делать со своим глупым сердцем. Его вводила в панику и ужас не столько сама любовь, сколько выбор его неразумного сердца. Это надо же было влюбиться в своего ученика, да ещё и в сына подруги детства и ненавистного Джеймса Поттера? В подростка, который его ненавидит. В красивого, сильного, молодого волшебника, который даже если бы его не презирал, то все равно ни за что не посмотрел бы в его сторону. В национального Героя, в конце концов.       Он не был идеалистом, и в его ванной комнате висело зеркало. Да и до этого он прекрасно знал, что отталкивающе некрасив. Ему ещё в детстве подробно это объяснили. Все. Начиная от родителей и заканчивая ненавистными «Мародерами». Кроме внешности и отвратительного характера был ещё и возраст. Он годился в отцы Гарри. Да что там! При других обстоятельствах он мог бы быть его отцом!!! Но главным, конечно, являлось отношение к нему Гарри и его гетеросексуальность, чему свидетельством была его рыжая подружка из не менее рыжей и плодовитой семейки.       С момента победы прошло полгода. Хогвартс отстроили общими усилиями за летние каникулы и испорченный кусок прошлого учебного года. Так что двери школы распахнулись для учеников в положенное время. Первокурсники радовались тому, что их зачислили в великую и выстоявшую в войне Школу Магии. Старшекурсники, которым пришлось начинать учебный год с того курса, на котором они учились до великого сражения, в отличие от первогодок, не освещали зал своими сияющими улыбками. «Золотое Трио» было, как всегда, в центре внимания.       Северус не мог оторвать взгляда от преобразившегося за лето Поттера. Он больше не походил на нервного задерганного подростка: улыбался всем, махал рукой знакомым, краснел под откровенными комплиментами и прожигающими любовным блеском взглядами старшекурсниц и не только их. Даже хмурый и дерганый Драко удостоился от него кивка. Северус же получил только нечитаемый короткий взгляд. И всё. И вот тогда, сгорая от ревности и иррациональной обиды, зельевар понял, что он пропал окончательно и бесповоротно. Что раньше гонимое чувство не умерло, как он думал. Оно не только живо, но и вернулось — сильнее прежнего в десятки раз.       Полгода изматывающей тоски. Мокрых снов, словно у него начался второй виток пубертатного периода. Снейп ловил его взгляды, улыбки, случайные моменты, когда удавалось пройти рядом и коснуться его формы краем своей неизменной черной мантии. А если удавалось коснуться вскользь его волос, то он считал себя невероятно счастливым. Ровно миг. Пока ехидное второе «Я», почему-то голосом Альбуса Дамблдора, не спускало его с небес на землю напоминанием, что этот прекрасный юноша никогда не будет его. Ведь через несколько месяцев он закончит школу и навсегда покинет стены Хогвартса, и тогда первые полосы «Пророка» будут вещать о его свадьбе с Уизли. Вечера таких дней он проводил перед камином с очередной бутылкой огневиски, жалея себя и искренне не понимая, что ему делать, предаваясь глупым мечтам, от которых становилось ещё больнее, ещё гаже. Но отказать себе хотя бы мечтать о том, что было бы, если бы Поттер не только его не оттолкнул, но и ответил бы на его чувства. Такие вечера мечтаний всегда заканчивались одинаково: сбившимся дыханием и собственной спермой на пальцах — после чего он напивался и проваливался в тяжелый сон без сновидений.       Видеть Гарри стало жизненно необходимым. Он понимал, что уподобляется сталкеру, но ничего не мог собой поделать. Слышать его голос, ловить его улыбки, даже если они обращены к друзьям — ему это было необходимо, словно воздух. Что будет, когда Гарри выпустится, он и представить не мог.       Омрачало его существование ещё и поведение самого Гарри — Поттер избегал его. Сначала он это не заметил — списывал на его обычное отношение к нему. А потом не замечать то, что он отворачивается и старается держаться от него подальше, прячет взгляд, стало просто невозможно. А на уроках от котла не отрывает голову. Причем знание его предмета и поведение были таковыми, что даже он, с его многолетней практикой третирования учеников, не мог ни к чему придраться. Об отработках наедине можно было только мечтать.       Вот и сейчас Северус старался не смотреть на свою личную Немезиду. Боясь того, что если посмотрит раз — потом не сможет отвести взгляда. В классе ученики, уже не скрываясь, списывали друг у друга. Он перестал на это реагировать месяца два назад. Да и до этого рявкал только на самых оборзевших. И то, больше по привычке, чем для поддержания своей чёрной репутации, которая сейчас мешала ему даже нормально поговорить с его любимым учеником.       Последнюю неделю в его голову стала приходить бредовая в своем идиотизме идея о признании.       Когда он подумал об этом впервые, после особо красочного и жаркого сна о своём мальчике, то ржал истерическим смехом минут десять, катаясь по испачканным семенем простыням и размазывая по лицу выступившие в результате истерики слёзы. Он даже попытался ЭТО представить — как бы он это сделал. Но так и не смог. И не сможет. Потому как не знал, как жить после того, как Гарри рассмеется ему в лицо. Как потом забыть презрение и отвращение в его прекрасных глазах… Так ему казалось тогда, что не сможет признаться. Когда эта безумная идея только посетила его бедное, измученное безответной любовью сердце.       Сейчас, когда до рождественских каникул оставалось всего несколько дней, эта идея переросла в навязчивую. Раньше он так ждал эти незаполненные школьниками дни, чтобы отдохнуть от постоянного шума неуравновешенной и неугомонной толпы ошалевших, а иногда и озабоченных студентов, а сейчас с ужасом ждал, что его любимый мальчик отправится в компании своей невесты справлять праздники в кругу её семьи.       И он будет лишен возможности видеть его целых две недели. Наполненных мучительной, искушающей тоской бесконечно долгих четырнадцать дней. И понимал, что признание ему необходимо… Иначе он просто сойдет с ума. Ему нужен наполненный отвращением взгляд его мальчика, презрительный смех и оскорбления. Для того, чтобы все это помнить. Он признается, получит свою долю насмешек и уволится. Запрется в своем полуразвалившемся доме в Тупике прядильщиков… И будет в одиночестве и тоске доживать свои годы. А может… и не будет — он в состоянии приготовить яд и для себя. А уж выпить отраву ему помогут воспоминания, полные отвращением и ненавистью любимых глаз.       Нужно только остаться с ним наедине, а для этого нужна отработка.       Северус встал, одернул мантию и стал прогуливаться между рядами, чего уже давно не делал, стараясь не обращать внимания на шуршащие учебники и шепотки. Испуганные взгляды больше не радовали, а только раздражали. Пройдясь несколько раз по рядам, он прошел рядом со стеллажом с ингредиентами, приготовленными к сегодняшней практической части контрольной, а потом остановился возле сразу же напрягшегося Поттера. Впервые за прошедший семестр. Так близко, что развитое обоняние зельевара позволяло почувствовать не только запах его шампуня, но и кружащий голову запах тела. То, что в котле Гарри плескалось вполне пригодное к использованию зелье, которое и он не побоялся бы испить, его уже не удивляло. С начала учебного года Поттер немало поразил его своими знаниями в ранее ненавистном предмете. И ни разу за этот семестр не испортил ни одного зелья. Кинуть в котел малюсенькое семечко белладонны, вполне подходящее для его плана, не составило труда.       Когда котел неожиданно (для Гарри) булькнул и облил своего хозяина получившимся варевом, а потом с несильным хлопком взорвался, окатив испорченным зельем ближайших к Гарри учеников, Снейп до побелевших костяшек пальцев сжал палочку, ненавидя себя за этот поступок как никогда раньше. Даже несмотря на то, что он незаметно снизил температуру испорченного им варева и уменьшил силу взрыва. Так Гарри не пострадал, и был повод к чему придраться. На остальных невольных жертв его совсем непедагогического поступка зельевару было плевать с Астрономической башни. Его волновал только Гарри.       — Мистер Поттер, отработка, у меня в восемь часов. Время вышло, сдаём работы.       Класс загудел, словно разбуженный улей: до конца урока оставалось ещё десять минут, и многие не успели доделать задание. Но он не мог дальше вести урок и находиться в классе.       Гарри выглядел настолько непонимающим и потерянным, что у него кольнуло сердце. Друзья из «Золотого Трио» кинулись утешать расстроенного героя, а Северус стоял и смотрел на взорвавшийся по его вине котел и никак не мог выкинуть из головы испуганный, а потом несчастный взгляд Поттера.       Сейчас затея с признанием казалась как никогда глупой и ещё более невыполнимой. Как он вообще будет вечером ему в глаза смотреть? Гарри сразу догадается, если сейчас уже не понял, что в сорванном уроке не он виноват. И как после этого сказать ему о своих чувствах? С таким страхом он не ждал даже собраний Пожирателей Смерти, с которых он мог больше и не вернуться. Но отступать от намеченных планов Северус не будет, иначе сегодня он напрасно обидел своего мальчика. Назвав Гарри «своим» мысленно, зельевар грустно усмехнулся. Ибо голос Дамблдора снова напомнил ему то, что он и так не забывал: Гарри Поттер никогда не был и не будет его. Особенно после сегодняшней отработки.