ЧУВСТВА.

      Северус Снейп мерил размашистыми шагами свой кабинет. Наколдованный Темпус показал одну минуту девятого. Поттер опаздывал. А его собранная в кулак храбрость, начала просачиваться сквозь пальцы, словно вода в песок. Сказать, что он нервничал — не сказать ничего. Внешне он выглядит чуть раздраженным, но внутри его всего трясло от предстоящего разговора. И то, что Поттер опаздывает, только ухудшало его состояние. А вдруг не придет? Вдруг понял, что зелье испортил он, и решил забить на отработку? Или может забылся в объятьях своей невесты?.. Сердце резануло ревностью, словно тонким лезвием. Он не имел права его ревновать, но ничего не мог поделать. Вся заготовленная после окончания занятий речь канула в Лету, сжигаемая эмоциями, что сейчас в нем бушуют. Он сомневался, что даже под Сывороткой правды сможет вспомнить заготовленные слова.       Гарри мялся под дверью. Уже полчаса как. Но боялся даже постучать по затёртой древней древесине двери, не то что войти. Он понимал, что уже на пару минут опаздывает. Не терпящего опозданий зельевара это только выведет из себя, и не добавит ему здоровья по окончании тяжелого разговора по душам. Если его вообще слушать кто-то будет, ага.       Раз двадцать рука поднималась, чтобы постучать. И столько же раз опускалась. Так страшно ему не было даже тогда, когда он вышел к Темному Лорду для того, чтобы тот его убил, убив с ним и часть своей души.       Руки потели и дрожали, во рту пересохло, его била нервная дрожь.       — Со стороны я, наверное, жалко выгляжу?       — Открою тебе секрет — ты всегда так выглядишь. Великий Потти испугался отработки? Неужели наш декан страшнее почившего Лорда?       Гарри, не ожидавший получить ответ на свой риторический вопрос, вздрогнул, услышав голос давнего недруга. Малфой впервые оказался прав. В данный момент его декан действительно был страшнее десятка Темных Лордов.       — Иди куда шел, Малфой!       Драко открыл было рот, чтобы ответить, но, увидев его тяжелый взгляд, решил не будить лихо. Все же Поттер убил хозяина его отца, тут не поспоришь. Драко, хоть и был о себе завышенного мнения, все-таки дураком не был и прекрасно понимал, что вряд ли окажется сильнее Воландеморта. Его положение после войны и так было шатким, а стычка с Героем точно выбьет из-под ног опору. Возможно, упрячет туда, куда он только чудом не попал, да и то, опять же, благодаря показаниям Поттера.       На практически сбегающего Малфоя Гарри не обращал внимание. Перепалка с белобрысым слизеринцем встряхнула его настолько, что… Себе Поттер не врал, не имел такой привычки и обзаводиться был не намерен. Ему всё ещё было страшно, но не так, как до появления белобрысой сволочи. Как бы он не хотел отсрочить «казнь» — она рано или поздно состоится, да и ожидание казни порой хуже неё самой. Дверь подалась почти без скрипа. Гарри не стал стучаться. Какой толк — он всё равно опоздал. Наверняка Снейп и не заметит этой фамильярности.       Звук открывающейся двери показался раскатом грома, и, как бы Северус ни старался себя держать в руках, он всё равно вздрогнул. Но, к его счастью, Гарри этого не заметил, потому что стоял с опущенной головой и рассматривал что-то интересное на своих ботинках.       Повисшая неприятная тишина забивала уши словно вата. Гарри был удивлен  — он ожидал, что профессор начнет отчитывать его с порога, едва только он дверь приоткроет. И это неожиданное молчание выбило из колеи.       Северус же не знал, с чего начать разговор. За последние две минуты он перебрал столько вариантов будущего разговора, но все они казались жалкими и неподходящими, неспособными выразить и десятой доли того, что он чувствует.       Гарри мучился тем же. Никак не мог подобрать нужные слова.       Когда у одного и второго сложились первые слова признания, они начали одновременно. Так же одновременно и замолкли.       — Я хотел сказать...       — Гарри, я хотел бы…       Что хотел зельевар, Гарри не услышал бы, даже если бы дал ему продолжить. Из-за стука собственного сердца Поттер почти ничего не слышал. Слов, подходящих слов не было, и вряд ли они появятся.       Гарри внезапно понял, что всё равно не сможет ничего сказать, во всяком случае, ничего, несшего в себе смысл. О своем косноязычии он прекрасно знал, Северус не раз ему это говорил. Отступать было поздно. Оставался всего один способ донести до любимого мужчины всё, что он чувствует. К тому же он был так близко — всего несколько шагов, на которые он потратил лишь пару секунд, и вот он уже целует губы, о которых так долго мечтал и так отчаянно хотел поцеловать.       Северус Снейп никак не мог понять, что происходит с Гарри. Он молчит, а один-единственный, украдкой пойманный, взгляд, сложно было расшифровать — столько там было неприкрытых ничем эмоций. Непонятно только — плохих или хороших.       Северус злился. Уже минуты три прошло с тех пор, как Гарри все-таки пришел, а он так и не может взять себя в руки. Упустить такой шанс он не может, иначе потом поедом себя съест, жалея об упущенных возможностях. В голову пришли только слова извинения за сегодняшний его поступок, приведший Гарри сюда. Но сказать ему не дали, заткнув рот самым приятным способом, который знали люди.       Все происходило быстро, и в первые мгновения зельевар даже не понял, что происходит, а когда понял… Неверие. Отрицание. Радость. Непонимание и упрямая, но робкая надежда.       Гарри старался. Он вложил в поцелуй всю свою любовь. Но ответа не было, вообще не было никакой реакции. Его даже не оттолкнули. Первые мгновение он списывал безынициативность Северуса на шок, вызванный его действиями. Но прошло около минуты — и пришлось признать, что Снейп не хочет тратить на него силы, даже отталкивая…       И вот когда Гарри с болезненным разочарованием хотел было отпустить его и, наплевав на отработку, уйти, чтобы найти пустой класс и хорошенько выплакать всю «пустоту», что сейчас затягивала его глупое влюбленное сердце…       Его прижали к себе так сильно, что стало почти больно. Но Гарри этого не заметил потому, что Северус стал его целовать. Так, как он мечтал. Так, как видел в этих чёртовых розовых снах… не только губы, но покрывать поцелуями всё лицо, шею, при этом шептать… самым восхитительным голосом те самые слова, что он так хотел услышать, но даже не надеялся… Не смел мечтать о них.       Оставаться в долгу Поттер не собирался. У него тоже были руки, которые немедленно обняли зельевара за спину, которую он начал тут же оглаживать… и целовать — везде, куда придется, куда дотянется. Всё-таки, как не крути, а он был ниже своего великолепия. Гарри не сомневался, что «своего», и молил богов, покойного Дамблдора и даже Воландеморта, чтобы всё, что сейчас происходит, не оказалось очередной мокрой фантазией его воспаленного любовью разума…       — Только бы не сон… Мерлин, пожалуйста, только бы не сон…       Гарри, который плавился в объятьях и растворялся в поцелуях, и не сразу сообразил, что эти слова говорит обнимающий его мужчина. Повторяя вновь и вновь, словно мантру.       Вот теперь Поттер окончательно убедился, что ему это не снится, что все эти поцелуи и нежные слова признания в любви — все они были наяву и предназначались ему, только ему. Ибо он точно знал, что даже его мозг бы до такого не мог додуматься.       Как он оказался полураздетым на парте, за которой обычно сидит его «Слизеринский Принц» — Гарри и под Круциатосом не вспомнил бы. Да и вряд ли бы его о таком спрашивали. Одно он знал точно — он больше не сможет смотреть на парту Малфоя и не вспоминать все творящиеся сейчас безумства.       Северус не мог поверить. Он обнимал своего мальчика целовал, и Гарри — его «мир» — ему отвечал. Прижимался, гладил, обнимал, подставлял под поцелуи шею и губы и целовал в ответ так сладко, что ноги подкашивались. И говорил — говорил такие слова, которые он ни от кого в свой жизни не слышал и не надеялся услышать. Особенно от него…       Гарри отдавался ему с жадностью, стонал, так что пальцы на ногах поджимались, а смотрел так, что дыхание перехватывало. Выгибался в его руках, словно дикий кот.       Гарри плавился в удовольствии, которое не смогла ослабить даже боль от проникновения. Всё это не имело значения, главное, что он принадлежит ему, этому невероятному мужчине, самому желанному и любимому, самому восхитительному человеку. Который брал его с такой нежностью, а смотрел так, что от восторга и любви в его тёмных глазах кружилась голова, а тело сводила судорога удовольствия. Кончили они вместе.       Северус обнимал своего мальчика, уложив его спиной на твердую поверхность парты, жалея только о том, что у его «счастья» наверняка останутся синяки на спине, и обнимал, пока их сотрясала послеоргазменная дрожь. И не мог поверить, что всё это реально. Что это не сон.       Гарри обнимал своего мужчину и думал о том, что это самая лучшая отработка в его жизни и что они её непременно еще не раз повторят. Парт в классе много. К тому же есть ещё и учительский стол. А начать они могут и сейчас.       Влюбленные начали самозабвенно целоваться, заходя на второй раунд, и вскоре на парте оказался разложен уже зельевар. Никто из них не заметил невольного свидетеля их счастья, который открывал и закрывал рот, тараща почти круглые глаза. Краснел не то от стыда, не то от зависти. И пятился назад, забыв, зачем сюда пришел. Впрочем, Драко себе поклялся, что не только поменяется с кем-нибудь партой, но и больше не бросит в сторону Поттера ни одного негативного взгляда, не то что слова.       Поттер-то может и равен по силе Темному Лорду, а может и сильней. Только вот его крёстный в гневе пострашнее будет… да и вообще, надо бы принести извинения друзьям Героя, а то мало ли что?