Побочные эффекты

Глава 6 — Что, прости? — переспросила Винка, пробуя что-то из стоящей на печи кастрюльки. — Ты попала под дождь? Ты вся грязная, я попрошу маму подогреть воды. И… что с твоим платьем? И где твоя трость? Ты упала? Тебя так долго не было, что-то случилось? Вот, возьми супчика, на мясо денег не хватило, но он и так хорош! Денег не хватило… Я взялась за миску обеими руками. — Ты только не волнуйся. Меня просто ограбили немножко. — я попыталась улыбнуться, но вышла, кажется, только моя фирменная кривая ухмылка. — О, силы небесные! — воскликнула Винка и тут же метнулась ко мне, — ты не ранена? У нас есть заживляющий отвар, на продажу, но… — Не волнуйся, пострадал только мой кошелек и душевное состояние. Будем считать, что я отделалась легким испугом и хорошей едой на ближайшие пару недель. Ничего, я заработаю еще. Знаешь, у нас теперь будет собственный магазин, как раньше… Да куда мы побежим… Три женщины без денег, а одна из них еле ходит. И куда вернутся (если вообще вернутся) Энке с Ларусом? Я лениво потыкала в похлебку ложкой и выловила неразварившуюся горошину. Аппетита совершенно не было. — Что такое? Невкусно? Винка озабоченно дотронулась до моего плеча. Я скосила глаза и заметила свежий порез на бледной коже ее пухленького пальца, и передо мной будто вновь возникло то жуткое существо из шкафа в кабинете Бадана. — Варила без меня, да? — Немножко, — улыбнулась Винка, — кончилось снадобье от простуды, а наш сосед, кажется, захворал, так внезапно. Я немного посидела с ним, знаешь, что он сказал? — Что? — я насторожилась. Мало того, что эта дурочка потащилась к больному в такое время, так еще и торчала у него невесть сколько, сто раз, небось, успела заразиться, и упаси ее Рааххо от коричневой лихорадки, а если уж на то пошло, то и меня! — Он сказал, сегодня на площади объявили начало новой войны с Ястрадом. Но это же неправда? Ты ведь была сегодня в центре города, если бы объявили о чем-то важном, ты бы сразу пришла домой и сообщила? Вот оно что… На площади было так много народа из-за важной новости, которую я так неудачно прослушала. И глупый Акора часто упоминал победу Иста над Ястрадом именно из-за этого. — Я не слышала, — призналась я, — но, кажется, этому можно верить. Ты не волнуйся, мы ведь не на самой границе живем. Стены Литеча крепки, я думаю, снова подерутся за клочок земли между Ленивкой и проливом, а сюда и не доберутся. Ведь раньше не добирались. — Хорошо, если так, — Винка вздохнула, — я совсем не хочу войны, но знаешь… Плохо, конечно, так говорить, но если бы не она, у меня не было бы такой замечательной сестрички. Я не стала ничего отвечать, но мою грудь словно тесным обручем сжало. Винке, наверное, было одиноко все эти годы, ведь она видела разве что дом, храм и иногда ярмарку. Вряд ли Ларус много общался с младшей сестрой, которая только и знала что молиться и варить супчики, да и мне куда приятней было валяться в комнате и изображать несчастную калеку, плохо понимающую язык. Винка села рядом и осторожно приобняла меня — большая, теплая, заботливая и, надеюсь, не больная. Очень надеюсь. — Будет тебе, — наконец буркнула я, высвобождаясь из объятий, — ты, главное, береги себя, а там уж как-нибудь разберемся. А сейчас я хочу умыться и прилечь. Поможешь мне подняться? Можно было и не спрашивать. Только раздевшись и забравшись в кровать, я до конца осознала, насколько ужасным был этот день и сколько проблем я себе заработала. Да и не только себе… Итак, я знаю, откуда до сотрудничества со мной Бадан доставал храмовое вино и откуда он знает про ястрадское травничество. А он, в свою очередь, знает, насколько близко я подобралась к разгадке этой тайны, ему наверняка сообщили, что в его кабинет принесли больную девку, которая потом исчезла, миновав главные ворота. То есть, по меньшей мере неприятный разговор — это всего лишь вопрос времени, знать бы только, смогло ли то существо что-то рассказать. Судя по всему, речь оно практически утратило, то ли из-за постоянного нахождения под действием дурмана, то ли оно таким и было… Вот оно, всеобщее благо. Не хочешь по-хорошему совершать добрые дела — заставим. Нет уж, если чему-то меня жизнь и научила, так это тому, что соперников нужно выбирать так, чтобы шансы на победу были значительно выше вероятности проигрыша. И уж точно не стоит связываться с теми, кто контролирует весь город. Сомневаюсь, правда, что от этой схватки я смогу увильнуть. Если уж дело докатилось до очередной войны, то сбежать нам не удастся, ведь судя по словам Акоры, охота уже началась, и за пределами района, где я живу, люди вряд ли отнесутся ко мне положительно — хотя меня и раньше спасал только платок и нежелание выходить наружу. Ну ничего. Как-нибудь справимся. *** Приятно просыпаться в мягкой постели на шелковом белье от первых лучиков солнца, едва пробивающихся сквозь плотные портьеры, потягиваться и понимать, что день можно посвятить праздности и удовольствиям. Совсем другое дело — продирать глаза на неровно набитом тюфяке от запаха не то гари, не то пыли с улицы, кое-как ползти к двери и осознавать, что сегодня кому-то придется разгребать последствия вчерашних приключений. Что ж, от первого варианта я уже отвыкла, ко второму — уже привыкла. Спать неудобно? Заработай на нормальную постель. Занавески превратились в тряпки? Нечего было руки вытирать. Трости нет? Ничего, на кухню можно привычно съехать по перилам. А зачем мне теперь идти куда-то дальше кухни? Лучше б я и дальше комнаты не ходила. Прямо у лестницы на моем любимом высоком табурете сидел Наставник Бадан собственной персоной и активно благословлял совершенно довольных Винку с Виролой и примкнувшую к ним соседку. В печи задумчиво поплюхивал горшочек с чем-то явно подгорающим. — Еда, — коротко заметила я. Винка тут же метнулась к ухвату. Главное — не подавать виду. Бадан явно не просто так пришел, он, конечно, и раньше заходил к нам “благословить” семью (а заодно и соседку), но в этот раз я была практически уверена в том, что меня ждет нелегкий разговор с непредсказуемыми результатами. И посторонние уши мне здесь не нужны. — Почтенная… Аби, кажется? Я вот видела сверху, что к вам какие-то пацанята в окно лезли, — придумала я на ходу. — Ох! — соседка моментально поднялась с колен и вытащила заготовленную ивовую ветку из кадки у стены, — Наставник, благословите хворостину в руках моих! Бадан улыбнулся уголком рта. Хорош, мерзавец… Ничего особенного, но такой весь правильный, а жесты такие выверенные... Неудивительно, что его все так почитают, а Винка так вообще, кажется, влюбилась. — Благословляю, идите с миром и несите учение Хранителя юным душам. Соседка, вздыхая и цепляя боками мебель (и откуда у людей столько еды берется?), выкатилась наружу. В ее руках тряслась праведным гневом на несуществующих воришек ивовая хворостина. Минус один. Бадан, казалось, еле сдерживал смех и с нарочито равнодушным видом разглядывал бегущую по потолочной балке мышку. — Матушка, — начала я, не особо надеясь на успех, — я вчера встретила Ротти из швейного магазинчика, он сказал, что сегодня привезут новые нити. Вам ведь как раз не хватало коричневого цвета? — Ну что ты, доченька, я уже давно все закончила, на следующий базарный день нам будет что продать! Мимо. Я уже начала придумывать другие способы выставить мачеху с сестрой из кухни, но Наставник наконец позволил себе усмехнуться и просто попросил: — Вы не могли бы оставить нас с Раухой наедине, как бы странно это ни звучало? А вот теперь попалась. В опустевшей кухне оставлись мы с Наставником, каша и пара дохлых мух на грязном подоконнике. — Так ты вчера меня искала? — совершенно будничным тоном поинтересовался Бадан. — Не особенно. Я достала из горшочка добрый черпак подгоревшей пшеничной каши и плюхнула его в тарелку, на всякий случай оставив горшочек поближе — мало ли, добавки захочу. Бадан выглядел достаточно мирно и не собирался меня сжечь на месте, но страх меня не покидал, а для успокоения нет ничего лучше большой порции еды! — Что, даже не помолишься перед трапезой? — поинтересовался Наставник, принюхиваясь. — Кому? Тому уроду, который за мешок крупы с жучьем потребовал двадцать серебром, или Винке, которая спалила кашу, пока перед вам лбом об пол билась? Бадан вздохнул хорошо отработанным проповедничьим вздохом, но мораль читать не стал. Что ж, это уже неплохо, в такой атмосфере можно и позавтракать. Я осторожно подула на кашу и отправила ложку в рот. То ли поджаристо, то ли горело, все равно съедобно. Маслица бы… Ничего, будем считать, это особо изысканный ханвейский рецепт. Та ханвечанка рассказывала, что они там у себя и крупу жарят, и насекомых едят, может, и мне полезно будет — мяса-то все равно нет. — Извините уж, что не предлагаю, вас и так неплохо кормят. — Да освятит Хранитель твою пищу. Отрадно видеть, что по заветам Хранителя вы обходитесь без излишеств в питании и не брезгуете даже подпорченной пищей. Готова поспорить на свою левую ногу: этот тип либо действительно настолько глубоко верит, либо намеренно старается вывести меня из себя, пока я давлюсь подгоревшей вареной крупой. Сам, небось, пирогами запихивается! Я смерила его презрительным взглядом. — Это утонченное блюдо, рецепт которого Винке поведал личный повар ханвейского Императора, когда заезжал к нам прикупить посуды для императорской кухни. “Мукоеды под пшенично-водным соусом с приправой из куколок”, если вам угодно. Подается в лучших домах страны, между прочим, сам Император регулярно… — я заметила, как скривились тонкие губы Наставника и записала на свой счет победу. — Ладно. Что вы хотели? — Я? — поднял брови Бадан. Гримаса, которая появилась на его лице после описания “утонченного блюда”, приняла какой-то уж совсем дикий вид. Впрочем, Наставник быстро пришел в себя. — Ну не я же вас сюда приглашала, — ответила я с набитым ртом. Крайне невежливо. Когда-нибудь я за это огребу сполна, но это лишь малая доля моих преступлений. Еще один канонический вздох. Он, наверное, по ночам тренируется. На таких-то простынях только вздыхать… — Мне сообщили, что ты, дочерь моя, вчера меня искала, и почти преуспела, но встретиться нам так и не удалось. Поведай же мне, что привело тебя к моей скромной келье. Я насторожилась. Значит, Бадан точно знает, что я у него была, хоть надежды на это и так почти не было. — Ничего особенного. Мне стало дурно, а поскольку случайных больных на улице по вашему же наставлению свозят в вашу же богадельню, я решила, что мне совершенно не улыбается валяться среди резвящихся полутрупов, и попросила благородного горожанина отнести меня к единственному знакомому мне храмовому служителю, думая, что вы-то уж точно не оставите меня в беде, но вы — увы — оставили, не явившись проведать бедную-несчастную меня, поэтому ничего мне не оставалось сделать, как уползти домой в гордом одиночестве и совершенно без какой-либо помощи. Кашка-кашка, ступай мне в ротик... — Так. И что же ты делала у меня в… келье? — Бадан встал и схватил меня за запястье, от чего я выронила ложку. — Полежала немножко. Мне, видите ли, и встать было тяжело. Мне вообще в принципе не особенно легко вставать. А так хотелось вот пойти и взять у вас что-нибудь почитать… Поймав взгляд Наставника, я тут же заткнулась. Куда меня несет? Этот человек вот так вот запросто может сделать так, что меня сегодня же спалят на главной площади за колдовство, а я несу какой-то бред и чуть ли не признаюсь, что шарилась по кабинету. — Не знал, что ты умеешь читать, — искренне удивился Наставник. Напряжение в его глазах потихоньку угасало, а хватка на моей руке ослабевала. — Ну как же. В Ястраде все дети с семи до одиннадцати лет в свободное от работы время обязательно должны ходить в школу и изучать письмо, счет, историю и где что находится… — заученно начала я, потихоньку высвобождая руку. Силен мужик, даром что ничего тяжелее кадила не поднимает… Наверное. — Никогда о таком не слышал. Впредь, пожалуйста, избегай посещения храма без особой причины. Особой причиной можно считать смерть твоей сестрички-Снадобницы или потерю той книжки, без которой она ничего нормально сделать не может. Я ясно выразился? — Не очень-то и хотелось, — прищурилась я. — Что ты видела в моей келье? — Ничего. Прежде, чем я успела что-то понять, он сунул мою руку в горшок еще дымящейся каши. Думаю, мой крик был слышен на всю улицу. Конечно же, Винка с Виролой примчались чуть ли не в ту же секунду, но Бадана на месте преступления они не застали. На столе осталась горстка серебра за предыдущую поставку снадобий, недоеденная каша и кусочек ладана. На полу валялась я, баюкая обожженную кисть. *** — Болит все еще, тетя Рауха? — поинтересовался Ильки, кивая на мою забинтованную по запястье правую руку. — Нормально. Шевелись, — проворчала я. Мальчишка понимающе хмыкнул и достал с телеги последний ящик со снадобьями, тщательно укрытый тряпьем и сеном. За последние три недели мы успели до блеска вычистить лавочку Ветты, заказать и получить новую вывеску и приготовить более-менее безопасные для продажи средства от самых распространенных среди горожан болячек. Ничего из того, что я продавала Вальвесу, в ассортимент не включили, ничего из того, что я сдавала Бадану, открыто продавать не собирались. Хорошо, что мы с Винкой выдали далеко не все свои секреты и успели разработать несколько отличных снадобий на основе того, что уже знали. Рука моя практически зажила, жаль только, что противоожоговая мазь с ястрадскими травами быстро закончилась, а новую порцию мы изготовить уже не смогли — материалы кончились. Качество доставляемых Вальвесом трав постепенно снижалось, и нужных среди них часто не попадалось. Зато наш огородик все еще относительно процветал, а кубышка пополнялась. Еще немного — и мы накопим на переезд куда-нибудь подальше. А хоть в ту же столицу! Посмотрим, как там без нас скучали Энке и Ларус. — Все понял? Простой отвар от простуды в обычной бутылке, особый — в бутылке с ленточкой. С другими то же самое, только не перепутай, пожалуйста. Не продавай кому попало и напоминай, чтоб не болтали. Особого — не больше пятой части бутыли в одни руки. Да не обсчитайся со сдачей, голова садовая, знаю я, как тебя дед учил. Ильки пнул первый попавшийся камешек. — Да понял я, понял. Ты мне уже сотню раз говорила. — Если что — сразу бросай все и беги, спрячешься у кого-нибудь, только не у меня, у меня в первую очередь искать будут. — Что ж ты, девочка, сама-то не поторгуешь, а? — заскрипел Ветта откуда-то позади. Я обернулась. Старичок прислонился к стене соседского дома и смотрел на пару здоровенных подозрительно длинных шмелей, вьющихся вокруг буйно цветущего донника. — У меня и без того куча дел, — смутилась я, — да и должен ведь кто-то готовить продукты, а? — Не нравится мне, что ты затеяла, — продолжил Ветта. — Ты обещала, что все будет тихо-мирно, без вывесок-объявлений. Были бы у меня деньги, я бы в жизнь не согласился. — Были бы у меня деньги, и я бы не вертелась белкой, а сейчас, пожалуйста, постарайтесь не идти на попятную в ночь перед открытием, иначе я попрошу вас возместить мне все расходы на уборку и оформление. Ветта промолчал. Да и было ли ему что сказать? Случись что, Ильки останется совсем без опеки, и было бы неплохо оставить ему хотя бы что-то в придачу к разваливающемуся домику, полному мышей. Например, мешок со звонкими монетами. Ночной ветер слегка раскачивал табличку с изображением ступки с пестиком, из которой торчал чем-то напоминающий лаванду цветок. Из приоткрытой двери слышалось позвякивание расставляемых бутылочек и баночек и бурчание Ильки, которого ради такого дела подняли ни свет ни заря. Смотрите, я налаживаю свою жизнь. *** Тайная торговля не слишком законными продуктами. Ну что же могло пойти не так? Я покусывала кончик пера, пересчитывая доходы и расходы. Первые были какими-то уж совсем смешными, вторые — весьма и весьма грустными. Неделя завершилась не то что провально, а как-то вообще никак. Нам удалось продать лишь несколько плесенных припарок обеспокоенной матери исцарапанных, но довольных близнецов, почти две бутыли любимого средства Вальвеса смущенному пьянчужке и кое-как впарили настой из крушины грустному юноше, который явился за средством от несчастной любви и запора. Итого за неделю мы оказались в убытке на три серебряных и пять бронзовых, включая аренду, зарплату и разбитую бутылочку капель от насморка. Больных в городе меньше не становилось, хоть коричневая лихорадка и начала сдаваться к осени, война на юге, все еще не подбирающаяся стенам Литеча, неустанно поставляла раненых в и так переполненную богадельню. Нам оставалось только верить в армию Иста. С фронта за этот месяц приходили только достаточно обнадеживающие вести о тяжелых боях с перевесом в сторону “наших”. Я, правда, не знала, кого именно мне считать “нашими” и просто на всякий случай исправно заматывала типичные красноватые ястрадские волосы платочком и скрывала типичные янтарно-карие ястрадские глаза под капюшоном. Мало ли. Впрочем, война все же казалась делом далеким и полуреальным. Нехватка еды, с другой стороны, и убытки… Это все, конечно, можно было бы списать на то, что о нашем магазинчике пока мало кто знает. И я списала. И приняла меры. Дождливым утречком после выходных я оставила на крылечке ближайшей таверны аккуратную корзинку, полную особых снадобий для тех, кто накануне хорошенько повеселился или вообще любит повеселиться с хмельными напитками и прекрасными дамами. Пусть новые составы значительно хуже тех, что получает Вальвес, мне же потом будет меньше проблем. Надеюсь. А кому не поможет, пусть просто больше пьют. Хозяин таверны, воровато оглядываясь, втащил корзинку внутрь и через пару минут вернул ее практически пустой — на дне перекатывались симпатичные серебряные монетки с гордым кривоносым королевским профилем. Все как я люблю. Через несколько дней не менее дождливым вечерком я заглянула в таверну якобы поужинать, а на самом деле проверить, как идут дела. Непогода никак не повлияла на количество постояльцев, посидельцев и попивальцев. Внутри как обычно попахивало мокрыми крысами, скисшим капустным супом и давно не мытыми пьянчужками, но практически все места были заняты народом разной степени удовлетворения — кто-то ковырял мерзко выглядящую еду, кто-то жаловался на разбавленное пиво, кто-то мацал фальшиво сопротивляющуюся разносчицу. Хозяин же сидел за прилавком с достаточно мрачным видом. — Не берут? — тихонько поинтересовалась я, усаживаясь рядом со стойкой. Эти места редко занимали — кому охота торчать на проходе, где то и дело кто-нибудь готов уронить на тебя тарелки с подноса. — Не берут. Не в обиду, но готовься вернуть деньги, если до полуночи так и не распродам. Я кивнула. Ответ не стал для меня неожиданностью. — Договор есть договор. Но вы… Вы хотя бы пробовали предлагать? — Как ты себе это представляешь, девочка? — Не знаю. Рассказать паре надежных разносчиц, пусть толкают потихоньку. — Ах, вот оно что! А я-то, старый дурак, и не знал! — хозяин аж покраснел. Я поняла, что сказала что-то не то, но было поздно. — Эй, Танси! Подь сюды! Фигуристая разносчица, которую в дальнем углу активно тискал какой-то богато одетый пожилой мужчина с бородавкой на веке, немедленно выскользнула из костлявых объятий и поплыла к нам, игнорируя возражения своего воздыхателя. Таких держат не столько для обслуживания, сколько для привлечения клиентов... «Ну правда, на каких харчах они себе такое хозяйство отращивают? Что Винка, что эта… Да и вальвесова баба совсем не обделена округлостями» — внутренне захныкала я и машинально поправила плащ на собственной практически плоской груди. Ну и ладно, зато на ткани экономия. — Надо чего? — нетерпеливо спросила она, плюхаясь рядом со мной. Массивные груди уютно устроились на столе. Я скривилась. — Тут госпожа травница говорит, что мы недостаточно ту ее отраву продвигаем, — усмехнулся Хозяин, — может, знаешь, чем подсобить, а? Продашь все — не обделю и тебя. Танси криво улыбнулась и с неожиданной прытью встала на стул. Стул возмущенно заскрипел, но выдержал. — Эй, господа почтенные! Минуточку внимания! Пожалуйста! Вот сюда смотрите, на меня! Постепенно стих гул и звон посуды. Большинство посетителей уставились на разносчицу, внезапно ставшую еще заметней. —Тут прошел слух, что кому-то неможется — снизу али сверху, а кому и посеред, кому с утра, кому по вечерам, а кому и днем жить тяжко! — продолжила она. — Только сегодня и только у нас вы, дорогие мои немощные, можете приобрести чудодейственных отваров от любой болезни! Кому голову прочистят, кому стручок подымут — ни одна баба не устоит, а ежель и устоит, то уломаете, у нас и для того средства будут! А ежель баба дурна, то и от того поможем, есть у нас и вина крепленые, и пиво душистое! Налетай, торопись, на всех не хватит! Натуральный продукт, не какая-то там алхимическая отрава! От похмелья и стыда иль еще кака беда! Я в ужасе стекла под стол. Танси же слезла со стула и гордо удалилась в кухню — и правильно сделала, потому что к стойке мигом хлынула толпа тех самых “немощных”, сшибающих мебель и пинающих друг друга в ажиотаже приобретательного процесса. Монеты лились рекой, ругательства шумели водопадом, а я кое-как пробиралась к выходу, не стесняясь толкаться, наступать на ноги и тыкать особых наглецов палкой, которую теперь использовала вместо трости. Во всеобщем беспорядке не принял участие только тискавший Танси мужчина с бородавкой, но я не придала этому особого внимания. Он, наверное, вообще заведением ошибся, в такой-то одежде. Или пришел разносчиц помацать, таких бы кто угодно захотел помацать. Разве что принц, кажется, предпочитает мацать парней, по крайней мере, так в народе говорят, иначе с чего бы это он отвергал одну принцессу за другой? Ну что ж, это можно считать успехом, надеюсь, я смогу продавать часть добра через таверну. Как бы теперь успеть работать на четыре точки… Может, запрячь Виролу и использовать Винку только как финальный ингредиент? Все равно она все путает… А кто тогда будет следить за садиком? Может, привлечь соседку, которая у нас и так чуть ли не поселилась из-за визитов Бадана? Мысли о Бадане отозвались болью в не до конца зажившей правой руке. Я инстинктивно спрятала изувеченную ладонь в карман плаща и ускорила шаг, мне совсем не нравилось топать домой под дождем в промокшей одежде. По залитой грязью набережной, мимо посеревших от дождя домов богачей, на широкую улицу, идущую вниз по холму — только бы не поскользнуться — и дальше по лужам до видавшего виды двухэтажного дома с полуразвалившейся табличкой “Посуда”. — Эй, Винка! Я дома! Есть что-нибудь пожевать? Кухня была пуста. В печи догорали последние угольки, а пол усеяли черепки и комья грязи. — Винка! Матушка! Тишина. Только поскрипывала держащаяся на одной петле дверь в бывший торговый зал, где мы теперь выращивали необходимые травки. Страшная догадка мелькнула у меня в голове, и я поспешила внутрь. Растоптанные разноцветные лепестки, раскопанные грядки с ястрадскими и истскими лекарственными травами. Не уцелело ни одной травинки, разве что поросший сорняком уголок никого не заинтересовал… — Кто-нибудь дома? — позвала я срывающимся голосом. Нет ответа. Только ветер задувает капли дождя в раскрытые и разбитые окна. Это явно не воры, они бы не стали уничтожать имущество. Да у нас и красть-то нечего, разве что виролины иголки и посеребренные ножнички. Может, Винка с Виролой спрятались в подвале? Нет, закрыто, замок на месте. Значит, мой алхимический набор цел, это уже хорошо. Я поднялась на второй этаж и застала ту же картину — разруха, пустота и грязь от нескольких пар ног. В комнате Винки и Виролы — то же самое, заботливо вышитые на продажу подушечки разбросали по всей комнате и хорошенько прошлись по ним сапогами. Замок на двери бывшей комнаты Энке и Ларуса, которую мы использовали как склад, явно пытались сломать, но не осилили, на чердак тоже никто не обратил внимания. А вот в моей комнате явно побывали... “Мало тебе?!” гласила надпись грязью по стене над моей разодранной кроватью. Кругом валялись клочки бумаги с печатными ястрадскими буквами — все, что осталось от моего бесценного Советника Снадобника. И ни следа моей сестры и мачехи.