СПОР.

      Гарри ёрзал на стуле, сам не зная — то ли в нетерпении, то ли в страхе, что урок подходит к концу. Место Малфоя пустовало. Никто, естественно, не интересовался, какая же зараза уложила Драко в постель, но Гарри бы этой «заразе» пожал бы руку.       Зельевар тоже вёл себя странно. Если бы Поттер не знал его так долго — подумал бы, что он смотрит на него виновато. С чего бы? В то, что у Снейпа, по мнению Гермионы, есть к нему чувство, он не верил. Хотя некая незначительная часть его очень хотела, чтобы это было именно так. Потому что тогда, в его объятьях, он испытал не только панику и шок, но и ощущение уюта и защищенности. Пусть всего на несколько секунд, но они никак не выходили у него из головы. Как и то, что ему, черт возьми, понравилось происходящее! Что ждать от двойного шпиона — Гарри не знал. Но проверить был обязан — вдруг те приятные чувство уюта были вызваны ступором и неожиданностью, как защитная реакция на стрессовую ситуацию?       По сигналу, оповещающему учеников об окончании урока, студенты поспешили на выход. Сегодня профессор не лютовал и даже отменил контрольную, которой стращал их на прошлой неделе. И вообще вёл себя как вполне адекватный человек. Такой Снейп реально пугал — потому как Гарри не знал, что от него ждать.       — Мистер Поттер, задержитесь, пожалуйста.       Гарри замер, не донеся учебник до сумки всего несколько дюймов. Слово «пожалуйста» из уст зельевара звучало мало того, что неожиданно и непривычно, но и в какой-то мере пугающе. Вежливый Снейп — это что-то с чем-то, и как и с чем его «едят», Гарри пока не знал. Но все, что бы ни происходило, было ему на руку — он хотел проверить те чувства, о которых не сказал даже друзьям. А более хорошего настроения у зельевара он за все прошедшие шесть лет не видел.       Северус замялся. Весь урок он смотрел не за студентами, а пытался продумать до мелочей вот этот момент. Свои слова и действия, чтобы после этих извинений не пришлось просить прощения еще раз. Хотя его вина перед этим юношей неискупима. Он не считал себя виновным в глупой смерти Блэка. Но в смерти Его матери он был бесконечно виновен.       — Гарри, я хотел бы принести свои извинения, я не имел права на вас набрасываться…       Гарри совершенно не слышал профессора из за бьющегося в ушах сердца. Потому как его гриффиндорская храбрость таяла как мороженое на солнцепеке — быстро и безвозвратно. Он решил, что просто обязан проверить свою странную реакцию на Снейпа, или он сойдёт с ума, думая об этом.       Действовать решил вчерашними методами. Теперь настала очередь Северуса впадать в ступор, который, впрочем, продлился недолго.       Заглушающие и Запирающие чары Северус накладывал без палочки — руки ему были нужны, чтобы обнимать и ласкать прижимающееся к нему юное тело.       Гарри не мог поверить, что те неясные, вчерашние чувства могут стать ещё сильнее. Теперь он на двести процентов был уверен, что отклик собственного тела не реакция ступора. Слишком приятно ему было в чужих руках.       Нежный, робкий и чувственный поцелуй перерос в страстный. Блуждающие по телу руки стали нетерпеливыми, хватка объятий сильней, поцелуи жарче. Кто кого раздевает — стало неважным, лишь бы избавиться скорей от ненужной сейчас и так мешающей одежды, лишь бы больше прикосновений к обнаженной коже.       Северус не верил в происходящее. Никак не мог поверить в то, что Гарри его обнимает, с силой вжимается своим телом в его. Что целует везде, куда в силу своего роста дотягивается. Гладит его спину, плечи, грудь с такой нежностью. Но самым ценным был взгляд — его взгляд, полный неприкрытого желания. И как венец всему этому — налившийся кровью член мальчика.       Гарри не мог поверить, что всё, что происходит: все эти сводящие с ума поцелуи, и нежные прикосновения, и сильные объятья — дарит ему этот человек. Но гораздо больше его удивила собственная реакция. Сказать, что ему было хорошо — это не сказать ничего. Ему было невероятно волшебно в самом прямом смысле этого слова. Слушать свои рваные вздохи и стоны вперемешку с его стонами и дыханием было до одури приятно. Возбуждение в крови зашкаливало, грозя рвануть фонтаном, словно магма из жерла вулкана.       Как он, абсолютно обнаженный, оказался распят на учительском столе, Гарри не помнил, да и неважно это было. Ведь он сходил с ума от наслаждения, которое дарил ему Северус. Растяжка и прочие приготовления виде Очищающих чар тоже прошли мимо его сознания. Боль от проникновения тут же была зацелована нежными губами и собрана с его щёк чувственным языком старшего партнера. Да и боль эта была особенная, немного распирающая изнутри, но нисколько не уменьшавшая творившееся в его теле безумство.       Северус старался не терять голову, помня, что он у Гарри первый. И он очень надеялся, что последний. Все делал осторожно, чтобы все последствия не стали преградой в продолжении таких игр. Чтобы Гарри не боялся следующего раза.       Держать ситуацию под контролем оказалось очень трудно, особенно видя, с каким желанием отдается ему Гарри, как закатываются в блаженстве его глаза, слушать его стоны. Всё это не дало ему возможности долго продержаться. Оргазм, один на двоих, был оглушительным. Гарри потерял сознание, а Северус не мог отдышаться почти минуту.       В послеоргазменном обмороке Поттер был всего несколько мгновений. Лежать распластанным на столе на забрызганных спермой эссе было неудобно и стыдно.       Осознание того, что произошло, медленным ужасом пробиралось в сердце молодого человека. Гарри задергался под тяжелым и непривычно горячим обнаженным телом, пытаясь выбраться. Ему было стыдно. Что на него нашло? То, что Снейп был ему физически приятен, не означало, что надо было позволять ему всё сразу.       Северус сразу почувствовал перемену в настроении Гарри. Поднялся на ноги, тем самым давая мальчику свободу.       Сердце зельевара, всего мгновение назад певшее от невероятного счастья, сейчас сжималось ужасом понимания — Гарри жалел. Чем бы ни был вызван второй его поцелуй, весьма неожиданный, в отличие от первого поцелуя. Сейчас бегающий по классу и спешно одевающийся Поттер явно о прошедшем сожалел.       Он снова совершил ошибку, как и в первый раз, слишком поспешил. Конечно, изнасилованием это не назовешь, но у него сложилось чувство, что именно это он и сделал. Сделал с этим совсем юным мальчиком, который из-за маггловской семейки и сумасшедшего змееподобного урода, был лишен не только родительской любви, но и нормального детства. Естественно было, что он тянулся к любому, кто подарил ему тепло. А Северус этим нагло воспользовался. Практически… да нет, не практически, а по факту соблазнив ребенка — ведь тот спор была его идея. И если бы не он, Гарри по своей воле никогда бы не оказался в подобной ситуации.       Гарри жалел. Нет, не о том, что случилось, он не мог жалеть об этом, ведь ему было так хорошо. Он жалел, что не послушал Гермиону.       Она же предупреждала, и неоднократно, что дальше будет только хуже. И что дальше? Как смотреть ему в глаза? Как присутствовать на его уроках? Когда до спасительного выпуска ещё больше полугода? Смотреть на его стол и вспоминать, как было фантастически хорошо с ним. Черт! Он не сможет смотреть на этот стол и не краснеть! Как слушать его голос, дающий очередное домашнее задание, и не вспоминать стоны этого чувственного и невероятно красивого голоса, который ТАК выстанывал его имя?       Было стыдно. Он повел себя словно течная кошка. Не подумав о последствиях. А ведь его предупреждали. Лучше бы он выбрал убийство Малфоя — его хотя бы совесть не мучила.       Самое паршивое, что Гарри не отказался бы от повторения, а может, и многократного повторения. Но что, если он был прав? Что если Снейп, отымев его, потеряет к нему интерес?       Хотелось бежать без оглядки до самой Астрономической башни, а потом, не замедляя бега, камнем вниз лететь навстречу спасительной смерти.       Гарри на части, словно псы игрушку, рвали противоречивые эмоции — он хотел одновременно и сбежать, и залезть под кровать и никогда оттуда не вылезать. И в тоже время хотел, чтобы его обняли. Чтобы ОН его обнял. Гарри хотел прижаться к нему, и одновременно с этим орать до хрипоты, срывая голос, осыпая его беспочвенными обвинениями, лупя по его груди кулаками. Но еще больше хотелось, чтобы он его поцеловал.       Пряжка ремня не хотела застегиваться. А пуговицы норовили застегнуться, но не на те петельки, которые надо, а гриффиндорский галстук он вообще не мог найти. Все это не добавляло ему спокойствия, заставляя ещё больше нервничать. Хотя, казалось бы, куда уж больше? Он и так едва сознание не терял от всех переживаний.       Руки, обнявшие его со спины, стали неожиданными, но они стали тем, что переполнило чашу кипящих эмоций.       Развернуться, забыв про пуговицы, и, словно в детстве, разреветься было сейчас так правильно.       Северус гладил его, говорил нежные и ласковые слова, прижимал к себе, утешая. Чувствуя себя невероятно виноватым и одновременно неимоверно счастливым, Гарри плакал на его груди, но обнимал его с силой недавних объятий в ответ.       — Маленький мой, прости меня, я не имел права… Гарри, я не хотел, чтобы все ТАК получилось. Любимый мой, как же я перед тобой виноват! Я…       Гарри помотал головой, размазывая слёзы по груди старшего мужчины, и только сильнее прижался к все еще обнаженному, но уже такому… какому-то родному, что ли, и желанному, не смотря ни на что, телу.       — Я виноват. Я набросился на вас. И вчера я должен был сказать о споре между мной и Малфоем… простите… простите… вы ни в чём не виноваты…       — Ты ни в чем не виноват. Ты не понимаешь! Это все я! И спор этот устроил Я, и Драко я помог поймать снитч. И желание — он озвучил тебе МОЁ желание… Я не должен был, не имел права так поступать с тобой! Ты молодой, красивый и такой потрясающий человек. Тебя невозможно не желать. А Я, годящийся тебе в отцы урод, посмевший не только желать одного из своих учеников, но и влюбившийся настолько сильно, что бы не понимать того, что я творю… Я погряз в своем эгоизме. И я должен отвечать за свой поступок — Такому, как я, не место в шко…       Гарри не дал ему договорить, вывернувшись из объятий и припав к губам. Поцелуй был нежным и чувственным, и уже было непонятно, кто кого утешает. Но это было уже неважно. Внезапно Гарри понял, что и прошлое тоже уже неважно. Важным сейчас был обнимающий его мужчина. И ничего более.       Обняв замершего и вообще ничего непонимающего зельевара, и уткнувшись в его шею носом, Гарри блаженно закрыл глаза и улыбнулся. Вот оно, то самое чувство уюта. Он не ошибся.       — Не знаю, что происходит. Но ни в какую тюрьму я тебя не отпущу. Раз уж ты ради привлечения моего внимания пожертвовал безопасностью хорька, то… — Гарри не мог подобрать подходящие сравнения. Ему было сейчас так спокойно и хорошо. Словно былая истерика вместе со слезами вытянула из него накопленный за всю жизнь негатив.       — И вообще — какой-такой Азкабан? Как честный человек, ты просто обязан теперь на мне жениться…       Северус замер, совсем сбитый с толку. Гарри отстранился, чтобы посмотреть зельевару в глаза. Его полностью обнажённый вид немного его смутил.       О, теперь-то Поттер мог по достоинству оценить все то, что совсем недавно целовал и ласкал, но толком не видел, а посмотреть было на что…       — Ты такой красивый…       Гарри и не думал скрывать восторг в глазах — ему действительно нравилось то, что он видел. И не только атлетически сложенное тело, которое не портили даже старые шрамы и возраст, а весь вид целиком. И неожиданно шелковые волосы, которые оказались совсем не сальными, и полные растерянности и удивления потрясающе красивые глаза. И чувственные губы. И даже нос. Ему определённо нравилась эта часть его лица. И сейчас Гарри не понимал, как раньше можно было считать его отталкивающе некрасивым и даже уродливым?       Только когда Гарри снова обнял своего всё ещё растерянного зельевара, уткнувшись носом в ему в плечо, Северус вспомнил, что он вообще-то умеет говорить.       — Гарри, я не понимаю…       — Это я не понимаю, Северус, ты признался мне в любви и в махинациях на квиддичном поле. И в соучастнике обмана в лице Малфоя… И вообще! Я три минуты назад сделал тебе предложение и до сих пор не получил ответа! Так как? Выйдешь за меня?       Северус сглотнул, не понимая — шутит Гарри или нет? К тому же он ведь признался, что обманом склонил его к сексу. Используя гриффиндорское чувство ответственности и подростковые гормоны… И как же смерть родителей? Почему тогда Гарри смотрит на него… с восторгом?       Таким растерянным и ни черта непонимающим он себя еще никогда не чувствовал. Слишком привык всегда всё держать под контролем. А тут где контроль?       Какой к дементорам контроль! Когда… тебя обнимает желанный и любимый человек. А обо всем можно и поговорить потом. Все выяснить, во всем разобраться. Чтобы не НИКАКИХ ТАЙН, НИКАКИХ НЕДОМОЛВОК, НИКАКОГО ОБМАНА.       И они до утра этим и занимались.       И первым, и вторым, и третьим, и особенно тем, что не требует слов, только стонов и горячего дыхания тела.       Расставались с трудом под самое утро.       Гарри крался в башню своего факультета уже помолвленным человеком. Невероятно счастливым помолвленным человеком.       Он решил, что всё плохое оставит в прошлом. И начнет всё с самого начала. С тем, кто за какие-то неполные сутки стал дороже всех сокровищ. Кто искренне его любит. Кто тоже уже, хоть и внезапно, но тоже любим им.       Уже засыпая, Гарри подумал, что надо бы поблагодарить Малфоя. И положить, наконец, уже конец этой бессмысленной вражде. Ох и не понравится Рону, что вторым свидетелем будет "Слизеринское Высочество"… Но это уже другая история.