Похороненные сердца.

POV Linde       Я шел в школу, встречая утро безжизненной улыбкой. Самой безжизненной, на которою был способен.       Такое поведение было неотъемлемой частью повседневной рутины, да я и не мог иначе, ведь, по сути, мне нечему было радоваться в этом захолустье — районе Валилла — занимающем столь маленькое пятнышко на карте Хельсинки, что его контуры едва угадывались за бесконечными линиями заповедников и жилых массивов.       Выйдя из дома и перемахнув через низенький забор, я решил прогулять бесполезные уроки, но чувство совести и бесконечные угрозы директора школы урезонили мою попытку к бегству.       Поэтому, решая оправдать себя в неправильно выбранном пути, я свернул в сторону крохотного магазинчика, находящегося параллельно моему дому.       Мне всегда казалось, что он не работает.       Его прежняя вывеска навсегда потеряла свои цвета: одна из ее букв не горела, а витрина была покрыта толстым слоем пыли и грязи.       Приглядевшись к магазину, я явственно увидел паутину в углу окна, но быстренько моргнул: не было никакой паутины, а вот сколопендры бегали. Вроде бы наперегонки, не знаю…       Как оказалось, вразрез с моими пустыми догадками, магазин вовсю наполняли звуки тихой и величавой музыки. Та придавала помещению своеобразную и неповторимую атмосферу.       Я потянул кованую дверь чересчур резко, отчего немного испугался, когда та открылась и едва не смела меня со ступенек.       Попав внутрь, я услышал отзвуки японского колокольчика, который противно зазвенел, стукаясь о мой лоб.       Я выругался, пробегаясь взглядом по полкам, треногам и вешалкам.       На полках ютились различные приспособления, от которых я смачно покраснел и опустил взгляд навстречу полу.       До шестнадцати лет я ни разу не держал в своих руках порно-журнал, и оттого немудрено, что я предался волнению, созерцая ряд фаллоимитаторов, наконечников для сосков, плёток и плакатов с голыми женщинами в откровенных позах.       Все это смущало меня до мозга костей, но я и подумать не мог о чем-то сексуальном, ведь я не имел выработанной практики в подобных вещах. Да и в амурных делах у меня было все худо-бедно.       Что говорить о человеке, у которого мысль о поцелуях готова была вызвать горячку и страх…       Решаясь переключиться на другой фон, я понимал, насколько глупой оказалась моя затея, ведь в магазине кроме интим-товаров, в принципе, не на что было смотреть.       И, кстати, я поставил продавцу довольно низкую оценку — просто чудо, что в таком безлюдном месте ему не приходило в голову хоть раз занять себя чем-нибудь, помимо перелистывания журналов и приёма пищи.       Борясь с рефлекторными приступами эпилептического смеха, и некоторым количеством страха, я отвлекся на боль в носу.       Кажется, от такого количества пыли я мог подхватить аллергию…       Завидев в дальнем углу ряд кожаных штанов, я с воодушевлением приноровился к некоторым из них: стоял, долго рассматривал фасоны и ценники, сверял качество и плотность кожи со своими собственными — купленными в бутике Хельсинки.       Тут же были и ремни — клепаные, прочные, с различными пряжками, украшенные витиеватыми эмблемами и прочими изысками.       Наученный горьким опытом, связанным с закупом в местах общего потребления, я стал умнее и теперь предпочитал искать вещи в более скромных магазинах, где, вопреки всем ожиданиям, качество оказывалось на йоту лучше, чем в вышепредставленных.       В связи с перестройкой многие магазины Валиллы обанкротились, а этот, похоже, и вовсе не заметил перемен, хотя, как мне показалось, покупатели заходили сюда раз в квартал, не стремясь нарушить пыльную тишину секс-шопа.       К тому же, мне мерещилось, что сама судьба подбивала меня прийти сюда.       Я педантично приценялся к представленному товару, покуда не заметил присутствие ещё одного человека.       Я не видел его лица, поскольку дальше прилавка царила темнота, уныние и непроглядный сигаретный смог.       Существо «потрескивало» и что-то бормотало себе под нос, а при более близком контакте я обнаружил у него длинную шевелюру, тощий стан и мрачное, смурное одеяние, которое стлалось по обе стороны подлокотников кресла на котором оно безвольно восседало, почитывая книгу.       — Извините, я могу задать вам вопрос? — Еле слышно пробормотал я, откидывая свои русые, длинные волосы за спину и расправляя плечи.       «Приятный баритон»…       Слишком приятный, мерный и терпкий, чтобы пренебречь желанием рассмотреть незнакомца воочию.       Моя скромность сковывала мне язык. Она лишала меня возможности на развеивание этой тьмы — на разгадку тайны этого странного человека в чёрном.       И, покуда мое сердце исступленно тарабанило марш, я двигался неровными шагами к обладателю голоса.       — Спрашивай, сладкая.       …«К тому же, он подумал, что я девушка. Хотя, меня сложно было перепутать с женским полом.       Да, я был белокурым, стройным и удивительно голубоглазым, но стан имел вовсе не девичий, что не могло не укрыться при более близком контакте с моей сущностью».       — Сорок четвёртый есть? — Я повысил тон, напрягая глаза, дабы опознать неведомого.       Продавец неожиданно встал, с громким хлопком отбрасывая книгу и впечатывая её ладонью в столешницу.       Напугался ли я? Признаюсь честно, едва ли не наложил в штаны, покуда незнакомец «выплывал» из-за стола, чтобы поравняться со мной.       Обложка его книги немного напугала меня. На ней был изображен Ктулху — повелитель морских глубин, омерзительное чудовище преисподней. Книга была потрепана по периметру и заботливо оснащена закладкой, чтобы не загибать кончики и не ломать и без того старые, пожелтевшие от времени, странички.       Магазин освещала одинокая масляная коптильня. Она придавала обстановке образ старинной гравюры, изображения которой были положены под лупу и слегка сдобрены золотистой крошкой.       Последний шаг существа заставил меня вздрогнуть и поднять сияющие глаза навстречу «видению»…       Юноша, походка которого была легкой, как ветерок и даже вприпрыжку, поравнялся со мной и безучастно посмотрел на мой облик.       Он был примерно одного возраста со мной, одного роста и телосложения. На вид ему было лет шестнадцать, а может и семнадцать…       В меру высокий, черноволосый, татуированный.       Из одежды на нём были джинсы, майка-алкашка и берцы — идентичного оттенка, что и волосы.       Лицо же его напоминало мне мраморное изваяние — надменное, прекрасное и совсем не юношеское — гротескная маска с податливым алым ртом, зелёными глазами и удивительно бледной кожей.       Его нос был крылат ноздрями, аккуратно скомбинирован. Недлинный, но и не картошка.       По меньшей мере, сказать, что я был удивлен — не сказать ровным счетом ничего, кроме бессвязного бормотания.       Стоило ли пояснять, что он был прекрасен подобно ангелу, но взгляд имел сродни дьявольскому прищуру? Прищуру, в котором крылось столько эмоций, что моя голова закружилась при взгляде в вышеописанные.       — Ты что, язык проглотил? — Пробасил он, безразлично оттягивая карманы на джинсах и переминаясь с ноги на ногу.       Я бы мог оправдаться, что сражен его красотой, но это было бы неуместно с моей стороны, да и я был недостаточно волевым, чтобы произносить вслух слова, которые были способны перемолоть меня за считанные секунды своей «мясорубкой».       Влияние исходящее от серьёзного лица можно было причислить к непробиваемой стене — глухой, безропотной и томной…       — Примеряй, — Он кинул в меня штанами и указал в сторону примерочной, но я не увидел ее, поэтому немного протрезвел.       — И где же она?       — Здесь всё — одна сплошная примерочная. Мы изысками не блещем, да и к тому же тут все свои. Не стесняйся.       Меня немного покоробило такое предложение, но делать было нечего.       На смену баритону пришел безответный треск чипсов, которые оказались на столешнице под самой ладонью парня.       Он хмуро наблюдал за тем как я переодеваюсь, беззастенчиво разглядывая моё тело, длинные худые ноги и бледную, покрытую волнительными мурашками, кожу.       Он жутко дезориентировал меня своими действиями, и я не нашел ничего лучше, как абстрагироваться и постараться выровнять дыхание.       Я не мог понять, какие чувства испытываю к этому странному юноше.       Я пытался расследовать тайну горячей волны, которая прокатывалась по обескровленному телу, отзывчиво встречающему взгляд бесстыжих глаз.       Тот юноша был неплохим парнем, но и субординацией от него тоже не веяло.       Я всегда обходил стороной таких людей, ибо не знал всех последствий от знакомства с ними.       Так или иначе, мне пришлось сосредоточиться на выборе одежды.       — Обалденно, — Прошептал я, глядя на себя в зеркало.       Даже сколопендра оценила мой внешний вид, задумчиво остановившись и безмятежно скользнув по раме.       — Как тебе? — Я повернулся к парню.       Он покусал ноготь и пожал плечами.       Обойдя меня вокруг, он коснулся ремня и с удовольствием затянул его потуже.       — Ушить придётся — задница висит.       — Ты честный, как сам боженька, — Сварливо бросил я, стягивая штаны и возвращаясь к тем, в которых пришёл.       «Пожалуй, я куплю их», — Пронеслось у меня в голове к тому моменту, когда прежняя одежда снова оказалась на мне, а парень, понявший, что не увидит более ничего интересного, вернулся обратно за кассу.       Нежданно зазвенел колокольчик на двери.       Он оповестил своим звуком о новом посетителе, и я поспешно отошел с прохода, впуская пришедшего.       На пороге возник приятный мужчина: поживший, семейный, с круглыми, зелеными глазами так сильно напоминающими мне глаза продавца.       Должно быть это был его отец, ведь для брата он был немного староват.       — Вилле, закрывайся. Поможешь? — Зычно бросил он, отрывая своего сына от чтения. — Я разбираю старый сарай и мне одному явно не управиться.       — Может быть, — Вкрадчиво ответил парень и вдруг как-то странно посмотрел на меня.       — Ты определился с выбором? — Вилле поторопил меня, явно настаивая на моем уходе.       — Да. Сколько с меня?       — Четыре бакса, — Вилле довольно улыбнулся и протянул мне ладонь.       — У меня только три с половиной, — Со смешком ответил я, сжимая в кармане фигу с десяткой.       Почему-то я решил выбить скидку…       — Давай, сколько есть, — Буркнул его отец и кинул в меня штанами, совсем таким же жестом, как делал его сын пару-тройку минут назад.       Покидая магазин, и отходя от него на приличное расстояние, я остановился, пытаясь засунуть поклажу в сумку.       Семейство Вало бушевало у двери, силясь закрыть безнадёжный кусок металла, который, вопреки ожиданиям, никак не реагировал на тщетные попытки хозяев.       То, что эта дверь до сих пор не отвалилась — было чудом, поскольку её внешний вид, как прямое доказательство долгой эксплуатации, оставлял желать лучшего.       Наконец их усилия оправдались. Двое мужчин, мистер Вало и его сын, погрузились в автомобиль и обогнали меня на черном форде, скрываясь за поворотом в конце улицы.       Ещё долго клубились столпы поднятой ими пыли; когда они проносились мимо меня, мои волосы слетели со лба развиваясь за спиной под диким порывом ветра.       Прежде я не видел ничего подобного, а чувство, возникшее при встрече с незнакомым мальчиком, начинало откровенно говоря свербеть в моём сознании.       Я не замечал за тобой такой страстности, не замечал и мыслей — откровенных и не совсем нормальных для моего привычного рода размышлений.       Мне хотелось побольше узнать об этом парне — странном и притягивающем подобно куску мяса для изголодавшихся узников в «Буковом лесу» близ Веймара…       Хотелось узнать о чём он думает, что скрывает за маской абсолютного безразличия? …       Пройдя немного вперёд, и выходя из-под гипноза, я пришел к выводу, что мне не стоит обременять свою голову ненужными мыслями, ведь я рисковал влюбиться в первого встречного, о котором пару минут назад и думать-то не думал.       Такая опрометчивость была пагубной и притянутой за уши.       И вот, наконец, когда я был волен забыть обо всём и продолжить путь, неведомая сила заставила меня вновь обернуться.       Там, в пыли, у дверей магазина, в неясной тени обрушившейся ступеньки, лежала та самая книга, которая приковала мой взгляд янтарным отблеском заглавных буков.       Я наплевал на все мои домыслы и поспешил вернуться обратно.       Я поднимал находку еле дыша, практически не веря в невероятную удачу дарованную свыше.       Вот он — повод.       Повод, чтобы вернуться сюда уже завтра. Для того, чтобы отдать потерю её полноправному владельцу. Отдать, и вновь увидеть, как мелькнет чёрт в его глазах, как дрогнут длинные ресницы, как рассыпятся каштановые локоны по плечам, когда Вилле возьмет её в свои сильные пальцы.       А если повезет, то у меня появится первый друг в этом городе, и мне будет не так одиноко проводить зимние вечера наедине с камином, урчащим котом и дурацкими сплетнями пришедших к моей матери родственников…       А еще, быть может, мы будем ходить вместе по пустынным улочкам рабочего района — исследовать местность и делиться впечатлениями о какой-нибудь интересной поездке, о прошедшем дне, о прочитанной книге…       Вот он, повод, чтобы научиться ронять более одной длинной фразы произнесённой моим молчаливым ртом раз в квартал…       Почему более одной?       Поясню, что обычно я был замкнутым и за свою жизнь проронил не более сотни фраз.       Раньше мне было этого вполне себе достаточно, ведь, не видя особой нужды в перемывании костей и исследовании каких либо тем, я тем самым ограничивался холодным молчанием и лёгким киванием головы.       То, что я мог вставить в разговор — было бы мною не так понято и трактовалось бы немного иначе первоначальной версии.       То, что говорили мои сверстники — вызывало во мне усмешку.       А то что говорили жадные, дорвавшиеся до власти школьные учителя — ярость.       Исходя из этого, стоило ли вообще начинать разговор, если в нём не было ни малейшей нужды или, скажем так, желания?       Для разговора, как и для секса гораздо важнее было восприятие партнера, как потенциального собеседника, нежели тупоголового болванчика, который покачивал головой и время от времени нёс несусветную чушь.       И чаще всего такое впечатление производили (ох, какое впечатление производили хорошо одетые люди!) незнакомцы.       Незнакомый человек по праву мог заявить о себе в течении пяти минут.       Если человек говорил короткими фразами, то, скорее всего, он был затворником, а затворники (ну разумеется) никогда не позволят себе лишнего.       К тому же, затворниками становятся не от хорошей жизни, а от непонимания общественности…       Не знаю, может этот Вилле Вало так сильно на меня повлиял, а может сегодняшний день был не таким, как все остальные — бог знает.       Одно я знал наперед — мне будет о чём с ним поговорить, и это случится так скоро, что я сам того не замечу — явлюсь к нему и потребую состоятельного диалога…       Поэтому, сегодня я решу оставить эту встречу, как пищу для дополнительного размышления, чтобы обдумать её на досуге более тщательно и без лишних потуг.       Сбросив с себя хандру, я припустился в школу.       Времени оставалось не так много, а я ещё должен был зайти к директору, где состоялся бы дурацкий разговор о не частоте посещений, о моем вечном витании в облаках и проблемах с другими учениками, которые на дух меня не переносили.       Они предпочитали обсуждать моё появление в классе во всеуслышание, тем самым показывая свое неуважение, стремясь свести меня с ума своими нелепыми выводами на мой счет…       Кстати, как я мог забыть…       Меня зовут Линде Линдстрем.       Я, как и Вилле, живу в Хельсинки, в Финляндии.       Особыми талантами не отличаюсь, зато неплохо играю на гитаре. И она, признаюсь честно, служит отличной спутницей во многих невзгодах.       В этот инструмент можно выплеснуть свои чувства — от агрессии до безмерного счастья. Он отлично понимает настроение и позволяет погрузиться в море прекрасных звуков.       И нет сил, чтобы описать, насколько сильно её звуки будоражат меня…       Эту любовь к музыкальным инструментам привила мне моя мать — ранее бард, а теперь медсестра в местной клинике.       Желая исполнить свою несбыточную мечту юности, она от всего сердца верила, что когда-нибудь я стану рок музыкантом, а не писателем, как хотелось мне, с моим индеферентным взглядом на окружающий меня мир.       О недалеком будущем я никогда не задумывался.       Мне казалось, что всё будет вечно — родители будут живы и холодильник будет ломиться от яств.       Я буду влюблён в какую-нибудь девушку, женюсь на ней, а в последствии мы родим на свет двойню. После чего будем их растить, умрём в один день и прочая ерунда.       Не сказать, что мне нравился такой расклад, но это было намного лучше, чем ничего.       Я не отрицал своего авантюризма, но с юных лет был слишком стар сердцем, чтобы верить в чудеса и единорогов.       Мир вокруг меня казался мне скучным и агрессивным, и узнал я об этом лет в десять, когда кинул монету бездомному, а он в свою очередь огрел меня молотком по голове и обворовал до нитки, когда я попытался уйти.       Мир полон дерьма — в этом я был уверен - и мы здесь гости, как бы жестоко это не звучало.       Я не зря оговорился словом «был», ведь я так и думал пока не встретил одного человека, который перевернул мою жизнь с ног на голову.       Вероятнее всего, до знаменательного момента я был пессимистом. И только это могло охарактеризовать мои тяжелые и циничные мысли…       Школа…       Ну, что я мог сказать о школе?       Она всегда бесила меня своей ненужностью.       Я понимал её суть — учителя обучали нас субординации и коллективизации, но мне было глубоко наплевать на всё это, поскольку я жил в своём мире — полном кожи, мёртвой музыки и блаженства…       Я знал, что где-то, возможно в этом городе, живёт точно такой же человек как я. И ждёт такого же как я.       Мы, скорее всего, ходим по одной и той же дороге, смотрим в одну и ту же сторону и затариваемся в одних и тех же магазинах.       Мы смотрим друг на друга, но не замечаем, возможно, ненавидим присутствие друг друга.       А судьба подтрунивает над нами, ведь она та ещё злодейка.       И, возвращаясь к теме о Вилле Вало, я бы мог забыть о сегодняшнем юноше, но он упрямо не желал выходить из моей головы.       В Валлиле все было очень просто — район был маленьким, почти крохотным. Стало быть я мог найти дом своего «видения» на раз-два.       Алиби у меня тоже имелось: я бы принес ему потерянную книгу и мы могли бы с ним подружиться.       Разумеется я бы мог отдать её на неделе, заскочив в тот самый секс-шоп, но рассудок велел мне действовать прямо сейчас.       Мне не терпелось увидеть его снова…       Порывшись в карманах, я наскреб мелочь на таксофон, быстро и решительно приближаясь к будке.       Всего-то ничего — сделать звонок своему дяде, который знал каждую песчинку в нашем городе.        — Лаури, привет, — Немного нервничая, проговорил я.       — Чего тебе, малыш? — Сонно ответил мужчина.       Он простыл после вчерашних посиделок с другом в сквере.       Его голос был слегка надтреснутым и хриплым.       — Что ты знаешь о семье Вало? Они могли бы жить в рабочем районе?       — На моей памяти там проживают два человека с такой фамилией — Анита и Кори… А тебе зачем?       — Их сын потерял свою вещь, и я хочу вернуть её, — Простодушно ответил я, слегка смущаясь от своего вранья. Ведь истинную цель визита я никогда бы не озвучил перед Лаури. Да и ему об этом знать было вовсе не к чему.       — Погоди, я пороюсь в справочнике, — Пробормотал мужчина, шелестя страницами.       — Так и есть… Записывай адрес.       — Лаури, ты мой спаситель, — Я вздохнул, доставая блокнот с ручкой.       — Перестань, — Лаури шумно хмыкнул и дождался пока я перепишу номер в ежедневник.       — Как твои дела, Лили? — Поинтересовался он.       — Дерьмово, Лаури. Совсем скоро пропишусь в дурке, если эта сумасшедшая не оставит меня в покое, — Я стиснул зубы, вспоминая очередную перебранку с матерью.       — Почему бы тебе не переехать ко мне? — Зажили бы счастливой жизнью.       — Я верю, что мог бы разобраться со своими проблемами не прибегая к твоей помощи, — Холодно ответил я и перевёл взгляд на часы. — Прости, Лаури, мне надо бежать в школу. Спасибо тебе ещё раз. Твоя помощь была очень уместной в моих поисках.       — Убегаешь от разговора, — Проницательно подытожил дядя. — Ладно. Удачного дня тебе, Микко.       Я вернул телефонную трубку на законное место и взглянул на записанный адрес.       Грубо говоря, дом Вилле находился практически у меня под носом, а я столько лет жил на одной с ним улице, совершенно не замечая присутствие кудрявого соседа в доме напротив.       Это показалось мне немного странным.       Мне пришлось забыть о школе и повернуть в обратную сторону.       Пока я шёл, моё нутро начинало закипать от волнения.       Я не знал, о чем буду разговаривать со своим соседом после того, как отдам ему книгу.       Тогда ярая надежда возрождалась в моём сердце. Быть может, фортуна помогла бы мне при знакомстве.       Честное слово, я столь сильно боялся облажаться, что причислял свой провал к одной неминуемой смерти, которую был обязан избежать любыми доступными способами…