Похороненные сердца.

      Линде снился сон.       …Я проснулся рано утром.       Дом, фанерный дом. Сверху гигантское окно на половину комнаты, одной единственной, и я почему — то вижу через него поле.       Бег через парадную, в белом одеянии: я окунаюсь в сочную, перламутровую от росы и зеленую от хлорофилла, траву.       Щиколотки чувствуют великолепие.       Хотя еще не день — солнце припекает. Вереница заправленных в зеленое разрушенных дальменов, — покоится у подножья поросших травою скал.        В них живут боги музыки, — ночью они берут на вкус эту равнину, а с серебром дня, — убегают в туман.       Кого я ищу здесь? Мне страшно. Это тот страх, когда боишься спокойствия — пребывая в желании чрезмерного бунта? Хочется совратить эту скуку.       Тут, снаружи, обыденно, но сунув руки по локоть в дальмен, я чувствую неприятную судорогу, словно кто — то леской полоснул по пальцам.       В голову приходит мысль, одиноким фениксом она вырождается, появляясь из пригоршни пепла: » Я ищу здесь кого — то. Уж не ту ли странную черную лошадь?       Она превращается в юношу и заводит своей скрытностью.       — Не убегай.       Почему, даже во сне, ты стремишься убежать? Именно здесь, во сне, я могу тебя чувствовать и наслаждаться этим фактом. А просыпаясь, знать, что ты за тысячу километров, быть может, находясь на расстоянии одного метра.       Хорошо, что я не беспокою тебя во снах, — ни на секунду не желая знать, что  мог бы  помешать тебе своим присутствием.       Внезапно, ты являешься в метре от меня, — заставляя вздрогнуть и приветливо улыбнуться.       — Останься, — Прошу тебя я еле слышно.       «А тебе нравятся эти плавные, сонные, сюрреалистические движения? Как рыба, двигаться и задевать макушки трав? Едва касаться земли голыми ступнями?       Очаровательное чувство…        Подскажи мне номерок того скульптора, что вылепил твои скулы и зрелищные линии подбородка.        Акустические линии твоего голоса, заставляют танцевать мою безутешную фантазию».        — Мне надо идти… — Шепчешь ты, покрывая свое лицо шелковой накидкой       — Нет, стой. Посиди еще со мной в этой траве. Чего тебе стоит …? -Призрачно прошу я.       — Срочно оставь меня, и не пытайся спросить почему я прошу тебя об этом именно сейчас.       — Что, если я хочу увидеть тебя другого? Бей, ломай, круши, выпей мои глаза…       — Стоп, остановись, прошу тебя. Я ни хочу причинить тебе боль.-Шепчешь ты. Шепчешь снова, будто нас могут услышать, сделай ты голос чуть громче прежнего.       — Но это сон: стало быть, мне все равно.       — Окей, окей, окей. — Он сказал это очень сладко. Едва он коснулся меня, бледное тело обвили черные ленты. — Нет, нет, нет. Лучше, я отведу тебя кое -куда, ведь здесь не безопасно.       — Вроде бы, здесь очень тихо…       — Какой обман, не правда ли? Вот, смотри… — Он протягивает мне очки — обычные, от солнца, и я с опаской цепляю их на нос. Не слишком-то удобно, признаюсь.        Но, то что я вижу, заставляет меня вгрызаться ногтями в землю.       Я вижу СУЩЕСТВ, — они двигаются рывками. Они покупают, они кидают, они бьются в судорогах. Они предают, они слагают сказки о другой жизни — совсем не похожие на их привычную.       Они погрязли в чужих мечтах. Они могли бы воплотить свою жизнь в НЕЧТО, но предпочитают быть постояльцами тухлой таверны с ее разбойными законами.       И среди этого мусора, маленький ангел пытается влезть на лесенку. А потом, я вижу еще, и еще одного.       — Эй, что это? — Я поворачиваюсь к Вилле. Он, — наполовину темный, наполовину — светлый. Смотрит на меня, с грустью зеленых трав.       — А ты? …Каков ты? — Кажется, он улыбается, глядя на меня.       Я смотрю на свои руки. Я иного цвета — цвета индиго…       — Почему так? Это плохо? Я болен?       — Отнюдь. Ты меня выдумал… Ты считаешь меня ангелом, но наполовину. Ты выдумал эти очки. Ты, — выдумал этот мир и потому, видишь «это». «Человек — способный понять свою не безупречность, становится безупречным». Твоя вечная кара, ведь ты имеешь этот дар, вот и горишь в аду за свои знания. А еще вот. — Он достал из сумки черную маску, — Одень ее и ты, будешь таким же, как они, — но внутри останешься собой. Поверь, это — славный выход.       — Эй Вилле, я не хочу так жить…       — Тогда: выбери свой путь…        — В чем он будет заключаться?       — Это тебе решать и только…       Я тронул его ресницы губами.       — Ты — самый лучший. Я чувствую, что тебе можно доверять…       — В этом мире доверяй только себе, хорошо?       — Договорились. Я по — детски рассмеялся, поднимаясь с травы. Первый раз, я ушел из этого сна по — собственному желанию.       Покамест сон окончательно не выветрился из моей памяти, и я не ощутил реальный мир — неведомая сила заставила меня обернуться назад…       Этот человек — самый странный и самый лучший.       Разумеется, очков я не обнаружил, когда проснулся. Но краем сознания чувствовал, что они на мне. — Ангелов находил без труда.       Я должен был донести свои чувства до этого призрака, пока его тело не растворилось по обыкновению.       Я пробовал удержать его тело в своих руках, я пытался не плакать навзрыд, но Вилле выпорхнул из моих рук подобно птице.       Он взметнулся вверх, — превратившись в золотистого дракона, и переливаясь чешуей помчался на закат.       Я еще долго смотрел ему вслед: кусал губы и стискивал себя в объятьях, а позже, оставил попытки дождаться       Я пошел в «фанерный» дом, сел за «фанерный» стол и отведал «фанерных» хлопьев. — Странно, раньше они нравились мне, теперь же их вкус напоминал воздух. Ничего не было милым. То ли дело — упущенный шанс, что улетел несколько минут спустя…       Я стиснул зубы. В моей голове родилось стихотворение. Беглое, неидеальное, но честное и чистое:       Кто, последний или первый? Вероятно, но не твой.       Кто продел отрезок нерва Утоляющей иглой?       Я не знаю, чем я стану, Под прицелом тех орбит,       Где затравленные страны, И огонь гитар горит;       В жестком сексе и нирване, Я сольюсь с твоей мадонной;       И обтянутый саваном, Я взлечу на подоконник.       Этот ветер самый резкий. Он играет с волосами.       Он срисован с алой фрески, При рассеянном тумане.       Милый мой, прозрачный ангел. Ты — бесплотный, но не мертвый.       Ты вознес себя на ранги, Так же рухнул — распростертый.       Бабочки и ураганы, Сны грязнее, чем реальность       Предвесеннего тумана, И его материальность.       Дождь кружил тебя в объятьях, Он дарил тебе свободу.       На проклятое распятье, Он с тоской обрушит воду.       Сардоническая пропасть, Пасть раскрыла, не стесняясь.       Сардоническая пропасть, смотрит зыбко: не пленяясь. Время замерло. Я не знал, что в этот момент, Вилле склонился надо мной в реальности, и поцеловал в лоб…