Похороненные сердца.

      Мы лежали друг напротив друга.       Вилле — обмотанный шерстяным одеялом — слегка постанывал во сне и ворочался без устали.       Моей нежности не было предела.       Свет пробивался сквозь шторы, заворачивался вокруг странных предметов на подоконнике и прикладывался к векам спящего музыканта в добром и светлом поцелуе.       Мое сердце щемило при одной лишь мысли о том, сколько страданий перенес этот человек, лежащий подле меня.       На стене отпечатывался профиль Вилле. Он был идеальным, почти мифическим. Я придвинулся ближе и попал в тень очертаний — теперь нас стало двое. Два образа на серых обоях. Контур менялся до неузнаваемости, превращаясь в двуглавое нечто.       Я сторожил его сон, как и раньше, порой, случалось. Без права разбудить, нарушить столь мерное дыхание и приоткрыть болезненные веки.       Часы неторопливо поведали о времени, которое перестало иметь всякое значение рядом с нерушимой надеждой и пламенной мечтой.       Я подложил ладонь под голову, несмотря на то, что она могла затечь в столь неправильном положении.       Сухие губы распахнулись, взгляд уткнулся в потолок. Вилле судорожно выдохнул и попытался выбраться из своей уютной «раковины». Те попытки не обвенчались должным успехом. Оставив оные, Вилле повернулся набок и кротко улыбнулся.       — Как ты? -Нетерпеливо спросил я, удерживая себя от желания вцепиться в него с разгону.       — Уже лучше. — Его тон сменился на легкий панихидный марш. Кажется, он силился вспомнить события минувшего дня. — Сколько сейчас времени?       — Какая разница… (Почему его это так волнует?)       Я ревниво отвел его лицо от часов и посмотрел в зеленые задумчивые глаза.       — Только сейчас понимаю свою ошибку. Боюсь представить, что бы было, если бы я действительно уехал из Финляндии.       — Предпочитаю думать об этом, как о самой безголовой выходке твоего создания. Иногда, ты пользуешься своим задом не по назначению, предпочитая думать именно им, а не привычным для других людей местом. — Вилле выдавил хриплый смешок и провел рукой по карману. Именно там, по его мнению, должна была лежать пачка сигарет, которой не было.       —  Я купил. — Поспешно пробормотал я, доставая из — за пазухи его любимые сигареты. — И, вот… твои серьги.       Вилле похохотал над дребезжащими безделушками и кинул их на подоконник, распечатывая блаженную пачку. Я немного нахмурился.       — А где «спасибо»?       — Я что, должен ответить тебе прямо сейчас и здесь? — Он вульгарно облизнул губы и нетерпеливо щелкнул зажигалкой. Иногда, он был «не тем Вилле», что так сильно нравился мне. Приходилось принимать всех его бесов, даже тех, что залезали в мои штаны и руководили там своими «пошляцкими ручками».       — Вилле, я не об этом. Существуют слова благодарности и прочее. Ты — дерьмо на палочке.       — Самое любимое дерьмо, я так понимаю? — Он приподнял бровь и вещал профессорским тоном. — Ты сам не извинился за свое предательство. Уехать он вздумал…       — Ты мог остановить меня. — Я угрюмо откинулся на спину и заложил руки за голову. Несмотря на нашу наигранную посредственность, я ощущал его стройные лодыжки у своих и буквально сходил с ума от этого факта.        Мы по — свойски валялись на кровати Вилле и обменивались колкостями.       На той кровати, на которой происходили самые непристойные, подозрительные и, местами, возмутительные вещи.       — Знаешь, почему я бежал за поездом? — Вилле сделался серьезным, более того — слегка напрягся.       — Разве не потому, что не хотел отпускать меня?       — И это тоже… Йессе нашел в твоем ящике письмо. Оно пришло сегодня утром, но твоя мама, видимо, не хотела его забирать, либо просто не заметила.       Я с непониманием посмотрел на друга, после чего принял письмо и поспешно разорвал верхнюю часть, извлекая на свет нечто.       — Что это? — Вилле округлил глаза, разглядывая вырезку из какого — то журнала и несколько строк на формате а4. По его мнению, на подобном листе могло поместиться с десятка два песен.       — Без понятия… — Я оттолкнул Вилле и сел на кровати, поставив ноги на пол.       Строчки не желали читаться, а смысл не желал притворяться в безутешную голову. Слишком большая неожиданность оттягивала мои руки, рискуя свести с ума своим содержанием.       — Оно от моего отца. — Последнее слово давалось с некоторым трудом.       Вилле сдернуло с кровати. Он монументально прожигал меня глазами. (Нет, — съедал, так будет точнее)…       — «Дорогая Риитта, я так счастлив. Счастлив от того, что пишу тебе. Я задержусь здесь на некоторое время, и не пытайся отговаривать меня от сделки.       Линде — взрослый малыш, он не станет обижаться на отсутствие такого нерадивого „папаши“, как я. У нас не все гладко, и ты должна это понимать. Я не могу приехать к тебе, ведь, все не так просто…       Я люблю тебя…       Дай точный адрес твоего теперешнего проживания, иначе я сойду с ума от неизвестности»… С любовью, Олли.       Я оторвался от письма и перевел взгляд на вырезку. С нее на меня смотрел мой отец. Я не увидел ничего необычного в его внешности, но приметил одинаковый с моим — цвет волос, и такие же пронзительные, светло — голубые глаза.       — Странно, что он не прислал настоящее фото. Почему вырезка? — Вилле сосредоточенно разглядывал бумаги в моих руках. — Как ощущения? Ты, ведь, никогда с ним не встречался…       — Дерьмовые… — Я озлобленно скомкал бумажки и кинул их под стол. -Почему мама никогда не рассказывала мне о нем? Даже сейчас, я не знаю: кто он и где живет…       — Может, на то была какая — то весомая причина? Вдруг, он какой — нибудь убийца или маньяк… — Вилле невесело улыбнулся.       — Не неси ерунды. Риитта говорила, что он и мухи не обидит…       — Знаешь что? А давай, наведаемся по этому адресу. Ты не против?       — Не думаю, что это то, что тебе сейчас нужно. Это часть моей жизни, к которой ты не имеешь никакого отношения.       — Если ты не перефразируешь эту фразу, я могу обидеться и навалять тебе. Что это значит, черт тебя дери? Разве, мы не вместе?       — Вместе, — Я поджал губы и уставился на свои пальцы, — те судорожно сжались в кулаки. — Но, не в этой ситуации. Мне кажется, что эта ситуация касается только меня, и никого более.       — Как мило. А с чего такие выводы? — Вилле плюхнулся на диван и потянулся за никотиновой «добавкой». Он не понимал меня. Не понимал моего поведения и того, что заставило меня изменить настроение столь скоропостижно.       Я чувствовал себя разбитым и уничтоженным.       — С того. Чем ты можешь мне помочь? У тебя все есть, и большего не надо. Ты не терял ничего в своей жизни.       — Кажется, ты взбешен. Интересно, чем я заслужил подобное отношение? Уж не помощью ли, а может,  — любовью?       — Я и сам не понимаю… — Я опустошенно упал обратно на спину и сцепил зубы.       Спустя мгновение на мою грудь опустилась теплая расслабляющая рука. Она погрелась в лучах сердца и плавно перекочевала на живот. Вилле разлегся на мне и впился пальцами в мое тело.       Его подбородок упирался в ребра, а глаза любопытно разглядывали мое хмурое лицо.       — Кролик, не бузи.       Я скосил взгляд, и немного помолчал, любуясь правильными чертами моего напарника. У него все было столь продумано и эфемерно, что я терялся рядом с его рассудительностью и знаниями о внешнем мире.       — Вилле, мне так больно. — Я зарылся пальцами в его волосы.       — Я могу уйти. — он поспешно приподнялся, а я удержал его на месте.       — Больно в душе, а не снаружи. Я хочу встретится с моим отцом, честное слово. Но, я не могу, просить тебя о том, чтобы ты тратил целый день на «скучного меня».       — Как у тебя все мудрено, просто идиотизм какой — то… — Кажется, Вилле начинала надоедать моя серьезность. Сегодня, он проснулся с крайне — хорошим настроением, и я вовсе не хотел вовлекать его во все свои глупые, почти несущественные, проблемы.       — Почему бы тебе не стать проще? Если я нужен тебе — проси. Приказывай. Ты обязан это делать, иначе я не пойму тебя, и не сделаю то, о чем ты хочешь меня попросить. Это обычная ситуация. Стандарт.       — Есть некоторые желания, о которых проще не говорить, нежели высказать подчистую.       — Какие например? — Вилле улыбнулся пухлыми уголками губ. Его глаза сияли настолько искренне, что мне стало немного непривычно. Ранее, он казался бездушным.       — Например, я хочу… — Я запутался в ощущениях и не знал, как намекнуть…       — Чтобы я поцеловал тебя? Хочешь меня или быть во мне? Мы можем просто прогуляться. Попить пива и прокатиться на катере. Покупать первое, что приходит на ум, съездить в абсолютно любой город, на который ты укажешь пальцем. В конце концов, я могу устроить концерт в честь твоей унылости, и закидать тебя цветами с комплиментами. Ну какого хера ты грустишь, а?       — Я не могу смириться с тем, что мы наконец — то вместе. Это самая восхитительная глава моей жизни. — Я блаженно вздохнул и опустил голову к нему на плечо.       — Если не будешь ныть, то получишь подарок. Ясно тебе? — Виле задорно потряс меня.       Для такого момента, как раз — таки, не хватало перца и огня. Не хватало Йессе, который ввалился в комнату и раздосадованно впечатался в стену напротив двери.       Это действие было умышленным, просто таким образом, он старался показать свои эмоции и напугать нас до мозга костей. Вилле надменно приподнял брови и проверил брата на признаки слабоумия.       — Давай, поведай нам о том, как тебе плохо… — Вало вновь стал прежним и хладнокровно пустил дым кольцами.       — Я повешусь с этим Йонне, — Бедняга вытер пот со лба и возвел руки к небу.       — Вы же «того», встречаетесь. В чем проблема? Мне казалось, что он тебе нравится.       — Да… Раз все уже знают об этом — нечего греха таить. Йонне свел меня с ума. Он настолько энергичный, что я рядом с ним «бьюсь в судорогах — ножками к верху». Вечно говорит про свою треклятую музыку, смущает, водит на непонятные тематические вечеринки, вечно пялится в зеркало, таскает меня по дизайнерам, знакомит с какими — то непонятными людьми…       — Стоп, стоп. — Вилле нахмурился. -А чего это ты клюнул на него? С самого начала было понятно, что он «хер с рогами». У этого паренька все наоборот, ежели у нормальных людей. Я был удивлен столь длительной депрессии с его — то стороны. Знаешь, не в его стиле — сидеть на подпевках. А иногда, мне кажется, что он считает себя богом… Да, и такое бывало…       — Это вы сейчас о Йонне? Мне казалось, что он тихий и скрытный — весь в своих болезненных переживаниях.       Наступило краткое молчание. Ейссе и Вилле переглянулись. Кажется, я сморозил какой — то бред, никак иначе. Наверное, с пущим успехом, я бы мог демонстрировать свое тело, кричать о том, что я душа компании, ежели говорить о том, кого (как оказалось) я и в помине не знаю… Да уж. Весело с ним наверное, с таким «полубогом — полурадугой».       -Йессе, мне абсолютно все равно, кто у вас в кого будет совать свой причиндал, и кто скупит все дурацкие кофточки с рюшами в радиусе сотни километров… Ты мне ответь на один вопрос: сможешь раскрутить Йонне на поездку в штаты?       — Чего ты там забыл?       — У Лили там есть одно дельце, — Уклончиво ответил Вилле.       — Скромняжка Лили оттягивает «струны» на «грифе» «великого и могучего». Какая милая сказка про любовь.       Йессе заохал, заахал и построил нам глазки.       — Ублюдок. — Вилле взревел словно дьявольский носорог и кинул в брата пустой бутылкой. Та весело просвистела мимо меня и настигла свою цель. С расчетом траектории у Вилле всегда было все в порядке. Удостоверившись в коротком всхлипе, Вилле продолжил раскуривать сигарету.       — Ну так, что? — Спросил он, более спокойным тоном.       — Чертов Вилле. Хуев «биатлонист». — Йессе потер предплечье. — Я смогу вас отвезти, но с одним условием: — заприте Йонне в багажнике.       Вилле и Йессе обменялись рукопожатиями.       Видно вокалист серьезно наскучил им обоим. Я же с их мнением не считался. Йонне был отличным парнем, намного лучше меня, — к слову.       — Вот и отлично, — Вилле метнул сигарету в уголок рта и принялся зашнуровывать ботинки. Он все время кривился от дыма и бодро оттягивал шнурки.       Я решил прогуляться в ванную комнату, поскольку не был там столь давно, что забыл как оная выглядит.       В зеркале меня ожидал «чопорный бомж», с женственными губами, и с какой — то непонятной грязью на подбородке.       Наскоро умывшись, я вышел из ванной и пробормотал о том, что хорошо было бы «немного позавтракать».        Анита вкрадчиво выслушала каждое слово и убежала готовить. Я немного поудивлялся, а потом вспомнил, что та была матерью Вилле, а не моей, иначе вышесказанная просьба не увенчалась особым успехом.       Сидя в окружении знакомых мне людей, я полностью растворился в приятной дружеской атмосфере.       Насмешки Йессе не казались мне тупыми, а Вилле — не казался озлобленным. Все было столь естественно, что лучше быть — просто не может.       Идея Вилле поначалу напрягла меня, но обдумав оную на досуге, согласился с парнем.       Чего греха таить, я хотел увидеться с отцом. Пусть, он не был самым лучшим, самым сильным и самым правильным, зато, он не относился ко мне, как к вещи.       Я идеализировал его образ лишь потому что ни разу не сталкивался с ним в реальной жизни. У меня не было подробного описания его личности и характера. Исходя из этого, мне было сложно делать выводы на его счет…       Кажется, я уже считал часы до встречи с ним, совершенно не подозревая о том, как буду вести себя в его присутствии, и что буду говорить.       Вилле понимал мои чувства. Он старался отводить чужие взгляды от моей личности, старался сменить тему разговора и плавно перевести ее на собственного брата, который ни сколько не смущался от подобных махинаций; Он давно привык к Вилле и несмотря на нарочитую озлобленность в его адрес — любил до потери памяти…