Разворот судьбы.

Полтора года назад -Нет! Калеб, пожалуйста…нет! Ты не можешь! Не можешь…пожалуйста, останься со мной — я бьюсь в истерическом припадке, чувствуя как «деревянное» тело не слушается меня совсем. Калеб. Мой брат. Мой единственный родной человек. И он погиб, я не могу поверить! Господи, за что мне это? Что я сделала не так в этой жизни? Сначала пропала мама, мой лучик света, потом от меня отказался отец. А теперь и Калеб. Я не верю им всем, не верю, что мама погибла, что Калеба больше нет! Почему я? Почему не Эрик сносит все это? Нельзя так думать, но он достоин такого! Господи, почему? Я снова хочу увидеть маму, я знаю…нет, я чувствую, что она жива, ведь я ее плоть и кровь. Я бы чувствовала, что ее больше нет! Но Калеб…он не мог бросить меня, оставить. Он говорил, что мы будем вместе всегда, но он также тяготел к знаниям…Да, он перешел в Эрудицию, но не мог уйти насовсем… за что?

***

Настоящее время Слезы непроизвольно текут по скулам, щекам и падают на черную футболку. Я неподвижно стою на месте, сжавшись как пружина, готовая размотаться. Мозг твердит, что это все не реально, что чудес не бывает, что это галлюцинация. Но сердце…оно шепчет, что вот он, он жив, беги к нему. Сломя голову, я несусь к брату, врезаюсь в него, обхватив двумя руками. Он обхватывает меня одной рукой за плечи, а другой за спину и крепко прижимает к себе. — Реальный…живой…реальный, — повторяю я, глотая слезы, и вжимаясь в такого родного Калеба. У меня нет сил, оторваться от него, но достаточно сил, чтобы поднять опухшее от слез лицо и спросить: — Как? Как это возможно? — Я говорил, Беатрис, что я достаточно живучий, — фирменно ухмыляется он мне и сильнее прижимает к себе. Мне остается только вдыхать его запах и снова заливать футболку слезами. Дурак, какой он дурак! Сколько же в нем оптимизма, во мне его никогда не было. Но как он мог? Где же он был все эти полтора года? Почему не подал мне весточки? Ведь его я похоронила, я страдала, я ненавидела, и теперь… Столько мыслей в моей голове, я чувствую усталость, накатывающую волнами, чувствую мигрень, давящую на виски, и…ненависть. — Как же ты мог? Ты был жив все это время и не нашел время сообщить мне, что жив, Калеб, — отчаянно качаю я головой, пытаясь выбраться из его объятий. Я чувствую себя двояко. Я рада, что он жив, и я ненавижу, что он ничего мне не сообщил. Я не знаю, что мне делать дальше. Наконец-то я вырываюсь из объятий, и, в попытке утереть слезы, отворачиваюсь от сочувствующего Зика и грустного Калеба. Натыкаюсь взглядом на стоящего в дверях подсобки неофита. Он подпирает плечом косяк двери, но не смеет входить. Ну, конечно же, Сухарь! В Отречении не принято лезть не в свои дела. Я надеюсь, что он ничего не слышал и не видел, но это не так. Сухарь не смотрит с сожалением, с жалостью, он просто внимательно рассматривает меня, будто видит впервые. Не нравиться мне это. — Эм, Сухарь! — окликаю я его, он переводит взгляд с парней за моей спиной на меня, — Задержи других подольше, пусть…пусть еще найдут эластичные бинты, они вам пригодятся. Он кратко кивает мне и отправляется вглубь подсобки. В этот момент я чувствую благодарность ему. — Я не ослышался? Сухарь? Отреченный, получается? — настороженно спрашивает Калеб, а мне приходится собрать свои силы, чтобы не стукнуть своего «мертвого» брата. — Да, Сухарь. По сути, очередной глупый 16-летний мальчишка из Отречения, но нет, он достаточно сообразительный, да и на 16-летнего не похож, — начинаю я перечислять все, что отметила в Сухаре, а там много чего можно подметить, — Но мы не об этом сейчас. Расскажи мне все, иначе я тебя побью, у меня рука тяжелая. — Ох, не спорь с ней Калеб, она замечательно прошла инициацию в свое время! — Зик усмехается, но тут же натягивает маску невинности на лицо. Я начинаю подозревать и его. — Прям здесь, малышка? Ну уж нет, мы пойдем к тебе в квартиру. Она ведь у тебя есть? — Калеб слегка отходит от меня, видя мой решительный вид и заплаканные глаза. — Конечно, не с неофитами же мне жить. — Неофитам еще рано видеть такие прелести. Значит, мы пойдем к тебе, — решает сам себе мой брат, напрочь, видимо, забыв, что я инструктор, и сейчас время тренировки. — Не тебе решать, у меня сейчас тренировка, поэтому я никуда не пойду, — я шмыгаю носом и пытаюсь выглядеть решительно, но по слабой улыбке Калеба и добродушной усмешке Зика понимаю, что проиграла. — Не волнуйся, я тебя подменю до обеда, Трис. Вам хватит парочки часов вспомнить все и заполнить проблемы, — старший Педрад подходит ко мне, и хлопает рукой по плечу, довольно ощутимо хлопает. — Зик, не стоит. Калеб может и подождать, ждал же…А ну пусти на землю! Что за привычка таскать меня? — Калеб закинул меня на плечо и вынес за двери спортзала. Последнее, что я видела, это Сухаря, смотрящего всю эту ситуацию неоднозначным взглядом. Господи, стыдно-то как! Обращаю внимание, что Калеб несет меня теми же путями, что я обычно преодолеваю ногами в свою комнату. Откуда он знает?! — Откуда ты знаешь, где я живу? — улыбаюсь, произношу я. Кажется, это будет очень долгий разговор. — С недавних пор я знаю все, — невозмутимо говорит он, и я начинаю понимать, что здесь теперь никто не шутит. И это действительно будет очень-очень долгий и тяжелый разговор.