Теперь ты - ничтожество. Лешенька

      От мрачного тревожного предчувствия никак не удавалось избавиться. Николай быстро застегнул пуговицы на форменном пиджаке и бросил взгляд на часы. Времени на то, чтобы добраться до работы, оставалось совсем мало. Вот только мысли упорно рвались вдаль.       — Мотя, — молодой человек выглянул в коридор. — Может, завтра поедешь? Поздно уже.       — Не поздно. До остановки недалеко. Доеду до вокзала, а там и на последний автобус еще успею, — отозвался ожидающий его у входной двери.       Проверив, все ли взял, Коля вышел в прихожую, надел пальто и ботинки, но остановился.       — Давай завтра? Темно. На улице уже никого. С утра поедешь. Я тебе ключ от квартиры оставлю.       — И что я тут без тебя? Нет, я домой. Успеваю на последний автобус.       Николай по привычке осмотрелся по сторонам и, даже невзирая на то, что кроме них в квартире никого не было, заговорил, понизив голос:       — Я про маньяка же рассказывал, который по городу орудует. Ну вот. Лучше лишний раз поздно в одиночку не ходить. Я бы тебя проводил, но на дежурство уже опаздываю.       — Так он же только на подростков охотится, а я давно не подросток, — с обидой в голосе заявил Матвей. – Хватит ко мне, как к ребенку относиться!       Молодой человек шумно выдохнул, подавляя раздражение, и окинул двоюродного брата оценивающим взглядом. Невысокий и щуплый, в темноте он вполне мог сойти за старшеклассника. Николай мотнул головой, отгоняя нехорошие мысли.       — Ладно. Пошли, — он открыл дверь, пропуская гостя вперед. – Гостинцы все взял?       — Все, — кивнул Матвей, показывая занятые пакетами руки.       — Как доберешься домой, позвони, — строго потребовал Николай.       Проводив брата до остановки, он отправился на службу, так и не избавившись от неприятного тяжелого чувства.       Время действительно было позднее. Редкие прохожие спешили домой. Подъехавший автобус забрал с собой большую часть ожидающих, оставив только Мотю и забившегося в угол остановочного комплекса юношу.       Злой холодный ветер умудрялся дуть сразу с нескольких сторон и успешно пробираться под одежду. Матвей начал приплясывать на месте, пытаясь хоть немного согреться.       Юноша, выждав некоторое время и убедившись, что никто не намерен к ним присоединиться, обратился к молодому человеку:       — Тебе же восемнадцать есть?       — Да, — удивленно ответил Мотя, поворачиваясь.       — Паспорт с собой?       — Да… А что?       — Можешь мне водки купить? – юноша покинул свой закуток и подошел к молодому человеку. – Я денег дам. Мне, видишь ли, не продают, — он кивнул на небольшой магазинчик на углу. – Как ни просил – ни в какую, а мне очень надо. – На лице собеседника согласие выполнить просьбу не отражалось, и юноша попытался усилить аргументацию. – К девушке иду, с пустыми руками стремно же.       — Для девушки… лучше вино, — недоверчиво проговорил Мотя.       — Ладно. Подловил, — раздраженно шмыгнул юноша. – Не для девушки. Сложно все. Теперь понимаешь? – он попытался выразительно посмотреть на упрашиваемого.       — Для?.. – Матвей смутился от своей же догадки, а потом испугался этого смущения, кивнул, взял у юноши деньги и отправился за бутылкой.       Не разбираясь в марках покупаемого, молодой человек купил самое дешевое из выставленного ассортимента. Получатель тоже привередничать не стал, бутылку одобрил и порадовался сдаче.       Через несколько минут подошел нужный автобус, и Матвей уехал на вокзал, а юноша остался совсем один. На самом деле он не ждал транспорта и не намеревался никуда ехать, в единственном месте, куда он стремился, его уже отвергли. Отказ вызывал беспросветную горечь и тоску. Погас единственный огонек, согревающий безрадостную жизнь, и теперь хотелось только умереть. Дальнейшее существование представлялось невыносимой мукой, ведь он будет вынужден видеть ее каждое занятие, продолжать в сторонке наблюдать за тем, как ее лапают… Невыносимо!       Недосягаемую мечту звали Наташей. Она занималась в жанре икарийских игр. Маленькая и хрупкая, словно бабочка, девушка кружилась на ногах то одного партнера, то другого, грациозно перелетала туда-сюда и очаровательно улыбалась. Парни же беззастенчиво лапали ее гибкое тельце, как только могли! Во всяком случае, так казалось отвергнутому поклоннику. Вскипающая ревность будила дикую злость, мешающую сосредоточится на своих трюках. В ответ на все попытки высказать недовольство или откровенно объясниться девушка заливисто смеялась. В ее сердце не было для него места. В этот день Наташа отвергла его робкие признания особенно решительно, и юноше с клеймом неудачника хотелось забыться в алкогольном дурмане.       Кое-как отрыв бутылку, он пил прямо из горлышка, морщась и ругаясь. Быстро одурманивший сознание хмель сначала заставил его громко вещать пространству о постигшем несчастье, потом расслабил мышцы настолько, что речь превратилась в неразборчивое бормотание. Всю бутылку несчастный влюбленный не осилил, уснул прямо на лавочке, выронив утешительницу из рук.       ***       Проснуться заставил сильный рвотный позыв. По телу несколько раз прошла судорожная волна. Желудок пытался избавиться от ядовитого содержимого. Что-то полилось по подбородку, по груди… Юноша попытался отрыть глаза и не смог. Голова болела, тело страдало от отравления, сил настаивать на своем не было. Юноша несколько раз дернулся, ощутил сопротивление со всех сторон и снова расслабился, провалившись в болезненный сон.       ***       — Ничтожество, — с отвращением прошипел мужчина, обнаружив, что жертва за время его отсутствия изуродовала себя рвотными массами.       Любая самостоятельность не поощрялась, тем более такая отвратительная. Пришлось принимать меры.       Ведро холодной воды не только смыло часть нежелательного дополнения, но и вынудило сознание карабкаться к просветлению. Юноша издал хриплый возмущенный возглас и попытался сжаться. Веревки не дали притянуть конечности к туловищу. Он повторил бесполезные попытки несколько раз, пока разум не просветлел настолько, чтобы заподозрить опасность. Осознав, что лежит на чем-то неровном, с разведенными в стороны и привязанными руками и ногами, пленник похолодел от ужаса.       Усмехнувшись, мучитель окатил жертву вторым ведром воды. Та отреагировала более осознанно, натянув путы, а потом постаралась ощупать голову, чтобы понять, почему не может видеть.       — Даже не старайся, ничтожество, не вырвешься, — заявил садист.       Юноша замер, прислушиваясь, а потом страх и раздражение взяли вверх над осторожностью.       — Что происходит? Зачем? Что это? Что вам надо? – он дергал руками и ногами, пробую путы на прочность; от активных движений железная сетка кровати под ним заскрипела.       — Что мне надо, то я и получу, — заявил мужчина. — А для тебя это конец, ничтожество.       — Почему? Вы кто? – пленник натянул веревки до предела.       — Какой глупый вопрос, ничтожество. Разве не ясно, кто я? Хотя… раз уж спрашиваешь, — мужчина взял со стола стек и принялся хлестать беззащитную плоть, приговаривая. — Я твой Повелитель! Повелитель! Повелитель! Только попробуй назвать как-то иначе!       — Прекратите! Блядь! Хватит! Не надо! Не надо! – юноша забился на кровати, стараясь уклониться от невидимого секущего орудия.       Кожа в местах ударов заалела, радуя глаз садиста, да и сами трепыхания жертвы разжигали в душе темный огонь вожделения. Отчаяние выглядело как страсть, а крики боли так походили на возгласы наслаждения.       Случайно обнаруженный спящим на остановке сначала вызвал у маньяка отвращение, но рассудив, что идущее прямо в руки надо принимать, мужчина подобрал подарок судьбы. Раздев и рассмотрев, садист порадовался, что не поддался первому порыву. Юноша выглядел достаточно чистоплотным. Тело было подтянутым и даже в некоторых частях рельефным. То есть объект оказался достойным внимания.       Наличие засохшей рвоты несколько испортило маньяку настроение, но после водных процедур порядок и душевный настрой были восстановлены.       — Прекратите! Пожалуйста! – продолжал извиваться под ударами пленник. – Что я вам сделал?!       Почувствовав приятную усталость и участившееся сердцебиение, мужчина остановился и хищно осмотрел исполосованную ударами плоть.       — Отпустите меня, — потребовал пленник.       — Что ж за ничтожества, одно тупее другого, — покачал головой мужчина. – Ты мое, ничтожество. Никуда тебе не деться до конца жизни. Когда он наступит, решать только мне. А я кто?       — Не знаю! Отпустите!       — Плохо запоминаешь? Я Повелитель! Повелитель! Повелитель! – каждое слово снова сопровождалось безжалостным ударом, терзающим беззащитное тело, заставляя его выгибаться и уклоняться.       — Я понял! Понял! Понял! – закричал юноша. – Вы повелитель! Я понял! Хватит!       Мужчина прекратил хлестать и надавил жертве концом стека на яремную впадину.       — Повтори, кто я?       — Повелитель, — прохрипел пленник.       — Так-то лучше. А ты? – давление усилилось.       — Я… никто… я просто…       — Ничтожество, — подсказал изверг.       — Ничтожество, — послушно повторил юноша.       — Вот и славно, — садист переместил стек от горла пленника к груди и принялся несильно пошлепывать. – Теперь о планах на будущее. Я тебя трахну, а потом убью. — Юноша замер, пораженный такой циничной откровенностью, а мучитель продолжал, наслаждаясь его замешательством. – Именно в таком порядке. Сначала трахну, потом убью. Тебе удастся пережить все прелести изнасилования. Кроме одной, — стек сдвинулся к животу жертвы, а затем спустился к основанию полового органа, — долгая жизнь с осознанием того, что ты полное ничтожество, тебе не грозит, — секущее орудие переместилось к паховой складке и, упершись концом, соскользнуло вниз под мошонку; дыхание связанного участилось.       — Зачем вам я? Других, что ли мало? Баб всяких, — от страха и волнения пленник говорил все, что приходило на ум, только бы отвести нависшую над ним угрозу.       Садист поморщился.       — Не сообразительнее всех других, — констатировал мужчина и убрал стек.       Непонятливость жертвы породила желание причинить сильную боль каким-нибудь изощренным способом, чтобы она явственнее осознала свое положение. Мужчина задумчиво обходил кровать, решая, что же применить на этот раз, попутно продолжая разговор.       — Как тебя звали, пока не стал ничтожеством?       — Леша, — отозвался пленник, поворачиваясь на голос, а потом неожиданно даже для самого себя произнес: — А вас как?       Закрывающая глаза повязка не дала юноше увидеть, какая лютая злоба исказила лицо мужчины, и как тот в приступе гнева схватил со стола биту. Жертве достался только удар по голове, лишивший сознания. Реализация вспышки ненависти дала садисту немного успокоиться и перейти к воплощению новой забавы.       Задумка была довольно простой. Маньяк отвязал ноги юноши от спинки кровати и прикрепил путы прямо к сетке, предварительно согнув конечности в коленях. Проверив надежность креплений, мучитель ушел за очередным ведром воды.       Ледяной душ выдернул несчастного из спасительного забвения. Леша дернулся, но неприятные ощущения от холодного обливания быстро заглушила боль от удара битой. Пленник жалобно застонал. Лишенный возможности накрыть место повреждения рукой, он прижался пострадавшей частью к правому плечу.       Садист посчитал это удачным моментом для утверждения своей власти над беззащитным телом. Схватив жертву за колени, он резко надавил, наваливаясь всем телом и заставляя ноги расходиться в стороны. Это должно было привести к повреждению связок и вырвать у истязаемого прекрасные самозабвенные вопли. Однако криков мучитель не получил, разведенные бедра, поддавшись нажиму, просто легли на сетку.       — Вы что?! – всполошился Леша. – Вы что делаете?! Не надо!       Удивленный и озадаченный маньяк убрал руки. Почувствовав отсутствие давления, юноша поспешил сомкнуть конечности. Мужчина решил предпринять еще одну попытку. На этот раз пленник сопротивлялся, защищая интимные зоны. Просто развести колени руками уже не получилось.       — Ничтожество, будешь сопротивляться – ноги порежу! Добавлю тебе удовольствия ко всему прочему! – заявил садист и, взяв со стола нож, провел острием по левой голени терзаемого.       Тонкий порез сразу побагровел от выступившей крови.       — Сука! Ебать! – прокричал Леша.       Рана отвлекла его, и мужчине удалось усиленным нажимом исполнить свое намерение. Ноги снова безболезненно легли на сетку.       — Ничтожество, чем-то занимаешься? – догадался маньяк. – На шпагат садишься?       — Вам-то что?! – запальчиво бросил юноша, боль притупляла осторожность.       Мужчина взялся за биту.       — Так чем? – продолжил он допытываться и ткнул терзаемого толстым концом орудия куда-то в район анального отверстия.       — Блядь! – от неожиданности Леша дернулся.       — Вгоню по самую рукоятку, если не будешь отвечать! – пообещал мучитель и ткнул увереннее.       — Воздушной гимнасткой! – выпалил пленник, отодвигаясь как можно дальше от угрожающего конца. – Не надо!       — Я и так могу, — усмехнулся садист и ударил жертву по коленям.       Леша вскрикнул, судорожно согнулся, рефлекторно пытаясь подтянуть ноги к себе, и перешел на неразборчивый хрип.       Немного выждав, изверг продолжил расспросы:        — На чем занимаешься? Трапеция?       — Ремни, — простонал Леша, посчитав, что отвечать разумнее.       Новые открывшиеся обстоятельства подстегнули садистскую фантазию и вынудили пересмотреть первоначальные планы. Стройное обнаженное тело захотелось увидеть не только беззащитно распростертым на кровати, но и извивающимся в воздухе, парящим и трепещущим от боли.       — Вижу, в твоей голове наметилось некоторое просветление, — проговорил маньяк и отошел к столу. – Будешь послушным, ничтожество, бить буду меньше.       Мужчина достал из кармана бумажный пакетик, всыпал его содержимое в стакан. Туда же налил мутной воды из ведра, стоящего в соседнем помещении.       — Должно быть, сушняк мучает, — сказал изверг, вернувшись к пленнику. – Пей.       К губам юноши был прижат край стакана. Немного вылившейся жидкости попало в рот.       — Это что? – поморщился Леша, отворачиваясь.       Находясь в смертельной опасности с момента пробуждения, об обычных нуждах тела он подумать не успел.       — Пей, пока дают, — разозлился садист и, схватив жертву за волосы, снова прижал предлагаемое к губам. – Травить не собираюсь. Живым нужнее.       Привязанному пришлось подчиниться. Он давился, но глотал неприятный на вкус напиток.       Влив в жертву все содержимое стакана, маньяк ушел готовить реквизит для новой забавы.       Услышав удаляющее шаги и немного выждав, Леша принялся аккуратно пробовать путы на прочность, натягивая до предела и по возможности ощупывая. Спина и ягодицы терлись о металлическую сетку, подсказывая, что одежды на нем нет, а значит, мучитель честно рассказал о своих намерениях. Представлять грядущие ужасы не хотелось, вместо этого пленник попытался придумать, как вырваться из лап маньяка. Утомление от усиленной мысленной работы и растворенный в воде препарат постепенно утянули Лешу в глубокий сон.       ***       Специальных ремней у садиста, разумеется, не имелось, пришлось обходиться подручными средствами. Обычные толстые веревки мужчина привязал к металлической перекладине, крепящейся цепями к крюку в потолке.       — Але-оп! – воскликнул он, когда все было готово, и ударил кнутом скорчившееся на полу тело.       Звонкий щелчок, и кожу обожгло хлесткое касание. Пленник дернулся, шатаясь, приподнялся, поводил несколько секунд головой, а потом попытался вернуть себе возможность видеть.       — Убрал руки! – гаркнул изверг и снова пустил в ход кнут.       Пленник отскочил, пользуясь предоставленной свободой, и возобновил попытки сорвать закрывающую глаза повязку.       — Убрал руки! Отрублю! – еще злее крикнул мужчина, но так как юноша не желал подчиняться, был использован и другой способ убеждения.       Лешу не оставили совсем уж безконтрольным. На шее красовался ошейник, о котором тот пока не знал. К собачьей гордости крепилась веревка, второй конец которой был пропущен через блок у потолка и привязан к лебедке, размещающейся у пола. Садист рывком дернул привязь вниз у самого подъемного устройства, и жертву соответственно потянуло вверх, резко и безапелляционно, лишая доступа воздуха. Стремясь избежать удушения, пленник инстинктивно схватился за обвивший горло кожаный ремешок и вскочил на ноги. Однако его продолжало тянуть, отрывая от пола и сильнее перекрывая дыхание. Леша, судорожно пытаясь схватить воздух ртом, крепче вцепился в ошейник и задергал ногами.       Не имея пока намерения убить жертву, садист отпустил веревку; юноша рухнул на пол.       — Слушаться надо, ничтожество, а то сдохнешь раньше времени, — презрительно заявил мужчина.       Леша тяжело дышал, встревоженно ощупывая шею и новое украшение.       — Пора показать, что умеешь, — отвлек его от этого занятия мучитель и хлестнул кнутом по спине.       Пленник выгнулся и выругался. Он был вынужден подчиняться, но мысль, что необходимо вернуть себе возможность видеть, крепко засела в голове. Это он считал главным условием и первым шагом к свободе.       — Понравилось? Еще хочешь? – кнут щелкнул у ног терзаемого, тот неловко отскочил и остался без удара. – Наверх! – потребовал маньяк.       — Как?! – огрызнулся Леша.       — Сразу надо было умнеть! – бросил мучитель и наградил беззащитную плоть еще одной красной отметиной.       — Блядь! Сука! – отшатнулся юноша. – Мне ремни нужны!       — Руки вперед протяни, тупое ничтожество!       Истязаемый обследовал пространство перед собой и наткнулся на веревку.       — Это… не ремень, — заявил он, ощупав находку.       — Что есть, то и используй. Нечего привередничать. Это существенно сокращает жизнь, — усмехнулся изверг.       — Глаза развяжите, — попросил юноша.       — Обойдешься, ничтожество.       — Но я не могу вслепую! Это невозможно!       — Тогда удиви меня! – гневно воскликнул садист. – Докажи, что невозможное возможно, если не хочешь сдохнуть прямо сейчас!       Стиснув зубы, Леша потянул имитацию привычного приспособления. Веревка поддалась и пошла вниз. От неожиданности юноша одернул руку.       — Не пойдет. Надо нормально привязать.       — Продолжаешь привередничать, — констатировал маньяк и выразил свое недовольство в паре хлестких ударов.       Оба достигли цели и убедили жертву рискнуть. Леша взялся сначала за одну веревку, затем за другую и, натягивая попеременно, определил, что их движения вверх-вниз взаимосвязаны. На концах, как и полагалось, обнаружились петли. Надежность конструкции вызывала у невидящего сомнения, но выхода не было.       Опираясь о петли руками, Леша поднял ноги и вытянул параллельно пола. Перекладина, к которой крепилась имитация ремней, шаталась, мешая удерживать равновесие, дополнительно усложняя гимнасту задачу.       — Можете выше поднять, — проговорил юноша, имея тайное намерение оказаться от мучителя подальше, чтобы снова заняться повязкой на глазах.       За неуместное предложение пленник получил новый звонкий удар хлыстом. От неожиданности Леша рухнул на пол, едва не вывихнув руку.       — Наверх! – не давая ему полностью осознать произошедшее, потребовал мучитель.       Поднявшись на ноги, юноша вставил предплечья в петли, намотал веревку на руки в несколько витков и стал совершать в воздухе перевороты. Веревка продолжила наматываться, благодаря чему гимнаст поднимался все выше и выше. Леша надеялся узнать, насколько высоко помещение, в котором его держат, а так же предпринять новую попытку избавиться от повязки. Вот только подорванных алкогольным отравлением сил не хватило. Ноги так ни разу и не коснулись потолка. Пришлось гимнасту спуститься.       — Хорошо, — одобрил маньяк. – Продолжай.       Слишком низко расположенные петли сокращали набор возможных элементов. Снова опираясь руками, Леша принялся делать ногами различные движения в воздухе, поднимая, раздвигая, вытягивая то вперед, то назад.       Довольно щурясь, садист рассматривал обнаженного гимнаста. Ничем не прикрытое юное тело представало всей красе. Хорошо было видно как в процессе сложных акробатических упражнений, перекатывают мышцы, изменяя узор рельефа, как безвольно болтается расслабленная плоть, едва прикрытая лобковой растительностью. То полностью открываемые, то прячущиеся интимные зоны дразнили единственного зрителя, воспламеняя алчную страсть.       Однако чего-то не хватало этой красоте тела, льнущего к веревкам, стремящегося обвиться и слиться… Украшений! Разноцветного колыхания и подрагивания – кисточек. Садист решил исправить упущение в следующий раз, прерывать показ не хотелось, потому что, даже не дотягивающий до совершенства, он вызывал долгожданное возбуждение.       Обычно скрытое, а сейчас доступное было полностью на виду, в движении и напряжении. Жертва еще кружилась на веревках, а мужчина уже вовсю представлял, как сорвет и сомнет. Когда возбуждение достигло нужно предела, садист изо всех сил дернул вниз идущую от ошейника привязь. Вскрикнув, гимнаст сорвался и рухнул на пол. Падение всколыхнуло в мучителе новую приятную волну ощущений.       Низвержение произошло с небольшой высоты, что спасло от серьезных травм, но на несколько мгновений Леша потерял ориентацию, оглушенный внезапностью и болью. Садист присовокупил к этому удар по голове.       ***       — Опять засиживаешься, Матвейка, — покачала головой уборщица, вталкивая шваброй ведро в зал библиотеки.       — Да, — оторвался от книги молодой человек. — Не заметил, как время прошло.       — Хорошо тебе, сидишь, читаешь, — засмеялась женщина, водя по полу тряпкой. – Самая подходящая для тебя работа.       — И вы туда же, баба Дуся, — укоризненно проговорил Мотя и, собрав с конторки книги, направился к полкам.       — Так мужское ли дело библиотекарем?       — Работы другой для меня здесь нет. На трактор или комбайн я не пойду. Не в пастухи же, в самом деле.       — А братишка, Колька, что, в город к себе не завет?       — Не зовет. Наоборот отговаривает. В деревне, говорит, безопаснее.       — Ой, не скажи! – уборщица оживилась. – У нас тоже всякой чертовщины хватает! Ты вот задерживаешься, а потом в ночь около Поганого оврага пойдешь. Это разве не страх?       — Поверху же пойду, — Мотя вернулся к конторке. – Сколько хожу, ничего не случается.       — Вот и доходишься! – бабка подошла к библиотекарю ближе и заговорщически зашептала, — Болотница нынче больно озорничает.       — Кто?! – библиотекарь изо всех сил старался не рассмеяться.       — Болотница, — уборщица с явным раздражением отошла и принялась макать тряпку в ведро. – Не слышал разве? Еще моя бабка говорила твоему прадеду: зачем строить дом так далеко от людей? А он: «Хочу, чтобы с холма округу было видно». Вот теперь мимо Поганого оврага и приходится ходить. Ты хоть бы другой дорогой тогда шел, той, что по дальней стороне… Крюк, конечно, но безопаснее. Беречься надо. Болотница-то любит к себе молодых до девок охочих заманивать. Потрясет грудями голыми, они и бегут, с ног сбиваются. Как полоумные.       — С чего вы взяли, что я?.. — Матвей покраснел и схватился за оставшиеся на конторке книги.       — У тебя же подружки нет, — хитро прищурилась уборщица. – Знаю я вас, молодых бычков! Главная голова, что промеж ног болтается! Пока болтается, еще куда ни шло, а как поднимется!..       — Не так все, — пытался оправдываться смутившийся, а потом постарался перевести разговор. – А болотница что делает?       — Плачет и стонет, на помощь зовет, а как подманит, хватает и в воду! На дне оврага как раз худое место. Чаща непроходимая, смрад и зловоние. Добрый человек это место далеко обходит. И правильно делает! Исстари место дурным считалось, а ты так просто там шастаешь! Вот таких бесшабашных и затягивает. Слышала, — бабка заговорила еще тише, — то тут из реки кого выловят, то там… Недавно вот еще одного утопленника принесло. Из оврага ручей же в реку стекает, ниже по течению реки и находят.       Мотя вздохнул и покачал головой, удивляясь, как еще сильны суеверия в двадцать первом веке. О нескольких выловленных в реке трупах он слышал от брата и к проделкам мифических существ, разумеется, не относил.       Уборщица продолжала рассказ, пользуясь тем, что ее не останавливают:       — Вся округа раньше знала, что место дурное. Я вот у тебя тут в газетке как-то вычитала, что фашисты всякими такими вещами интересовались. Прям тянуло их к таким местам. Ну вот, когда немцы сюда пришли, как раз вокруг оврага крутились. Проволоку в несколько рядов натянули, никого не пущали, рыли там что-то. Мне мать рассказывала. А как ушла немчура поганая, проволоку посдирали, но ходить все равно боялись.       — Забавные истории рассказываете, баба Дуся, — проговорил молодой человек, относя к полкам новую партию книг.       — Забавные? Думаешь, сказочки? – обиделась уборщица. – А крики и стоны откуда? А людей кто губит? Говорят, парни все молодые.       — Для этого не мистические объяснения есть.       — А Степка Епифанов? Как в прошлую зиму в овраг попал, так до сих пор спокойно вспоминать не может. До сих пор только под стопарь самогону рассказывает.       — Епифанов – большой любитель выпить, — заявил Матвей, отвергая аргумент, как несостоятельный. – Ему веры мало.       — Мало, — обиженная уборщица активнее задвигала шваброй, уходя в дальний угол зала. — Как тебя туда затянет, так мало не покажется.       Суеверных предупреждений бабы Дуси библиотекарь не послушался и пошел домой обычной дорогой, раз за разом проводившей его вдаль страшного оврага. Теперь же он приблизился к самому краю и посмотрел на скрывающие дно густые заросли деревьев. Вспомнилось, что даже деревенские мальчишки не рискуют туда спускаться. Так было и во время его детства, не изменилось и сейчас. Действительно нехорошая слава была у лесистой балки.       Обрывистые склоны и несколько километров непроходимой чащи надежно скрывали тайну Поганого оврага, какой бы она не была. Настоящая опасная загадка коварно поманила любителя книжных приключений. Вместо того, чтобы сразу отправиться к вершине холма, где стоял его дом, Матвей пошел вниз вдоль восточного обрыва. Здесь не было даже тропинки, не говоря уже о дороге. Высокие хоть и пожухлые травы плотно переплелись, мешая идти. Размокшая от дождей земля скользила под ногами, так и норовя сбросить идущего в недра страшного оврага. Все казалось мрачным и зловещим. Молодой человек прошел около трехсот метров, а места, пригодного для спуска так и не обнаружил. Пришлось на время оставить тайну нераскрытой и продолжить путь домой.       Однако отступать от намеченной цели Мотя не собирался, поэтому на следующий день удивил уборщицу вопросом:       — Баба Дуся, а Кобзарь самогон еще варит?       — Варит, — растеряно подтвердила женщина. – А тебе зачем? Ты же, вроде, не шибко пьешь… Или девку решил охмурить? – тут же оживилась она.       — Что вы все про одно? — возмутился молодой человек. – Не в этом дело.       На закономерный вопрос: «А в чем?», библиотекарь только отмахнулся, то, что нужно, он уже узнал.       На самом деле бутылка самодельного спиртного ему понадобилась для визита к Епифанову. Тот угощению порадовался, но узнав, чего хотят взамен, едва не отказался. И все же, так как выпить он любил, а средств в данный момент на это не было, пришлось идти на взаимовыгодный обмен. Правда, Степан сначала опустошил два стакана и только потом отважился рассказать о посещении Поганого места. История с самого начала оказалась неприглядной. Нетрезвый Епифанов брел вдоль восточного склона и вдруг решил помочиться. Неосторожно слишком близко подойдя к краю оврага, он кубарем скатился вниз. Тут рассказчик приукрасил истину, добавив некую неведомую силу, затянувшую его в нехорошее место, но в это слушатель не поверил.       Случившееся дальше нетрезвый и перепуганный помнил плохо. Организм, даже в сильном подпитии понял, что существует серьезная опасность замерзнуть, и предпринял все возможные меры, чтобы выбраться. Странные скрипы и визги, о которых шепотом поведал Степан, а так же ощущение, что за ним наблюдает некое зло, слушатель тоже посчитал проделками спасающегося разума, добавившего себе таким способом мотивации для мобилизации всех сил.       Каким чудом выбрался, Епифанов помнил не очень твердо, но место выхода по западному склону описывал с указанием нескольких примет. Именно это Матвей посчитал самой достоверной и ценной информацией.