Шарлатанка

- В общем, бежала я, значит, по лесу. Бежала, бежала… - девчушка начала наглядно показывать, как она это делала, задирая до неприличия подол юбки и обнажая тощие лодыжки, - и знаете что? – все присутствующие уставились на нее в ожидании, пока она выдерживала театральную паузу, - добежала! Добежала, я вам говорю! А знаете докуда? – она растянула широченный рот в восхищенную улыбку, - обратно до дворца! Представляете? Обратно! – она тихонько хихикала в кулачок над своей шуткой. Она воображала себя настоящей острячкой. Никто почему-то ее смешливое настроение не разделял, и все лишь тихонько вздыхали и отводили взгляд от нерадивого дитя. - Вы не поняли? – она взглянула на них немного разочарованно, - я оббежала всю земную сферу и вернулась обратно!       Голосок молодой принцессы эхом проходился по зале, звенел в мертвой тишине, объявляющей девушке, что она снова что-то не то сделала. Нет, определенно она-то все сделала, как и полагается, раз уж всем вдруг стало дико неловко. Шепоток, зашелестевший вместе с шелковыми подолами, проходящий волной по всему помещению ее уже давно ничуть не трогал, зато он тронул лицо старика-отца, сморщивая его от неловкости за свое дитя. Его маленькая принцесса немного его жалела, но его смущения не разделяла также, как он – ее веселья. Она перевела взгляд на мать, но лицо той, как и всегда, было застывшим и ничего не выражающим. Девушка хотела бы подавить в себе желание проверить, не превратилась ли мать в статую наконец, но подобная сдержанность никогда не была ей свойственна, так что она неловко подскочила по лестнице к трону королевы и тыкнула пальцем ей в щеку: - Maman, вы живы? – та на ее выходку лишь безразлично улыбнулась. - Тебе уже пора, кажется, - женщина махнула рукой в сторону выхода, но, вспомнив, что слова «намек», как и слова «тактичность», в лексиконе ее дурочки-дочки не было, прямо сказала ей удалиться в свои покои. Азалия снова улыбнулась и, притянув края платья к себе, побежала скорее из скучной мрачной залы со скучными мрачными стрельчатыми окнами, скучными мрачными и жутко тяжелыми портьерами и скучными мрачными людьми.       Она стучала невысоким каблучком по каменному полу без ковров. Коридор был с голыми холодными серыми стенами, освещенный лишь только несколькими лучами полуденного солнца, что проникали через высоко пробитые тоненькие окошки, больше похожие на трещины в стене. Принцесса, конечно же, бежала не в свои покои, а в темницы под замком, в которые она пробиралась давно не использовавшимся ходом. Темниц было немного и полностью они заполнялись редко, потому что заключенных довольно скоро перевозили в пункты сбора и переправляли к месту отбывания наказания, но были, так сказать, и постоянные жильцы, заключенные, еще когда она ростом не доставала и маминого колена. Они были в чем-то особенные – Азалия это знала – иначе их бы давно отослали на север, а не держали под замком, но своих преступлений они не раскрывали. Это были грязные озлобленные желчные люди, с которыми принцесса все же водила короткое знакомство. Над ней там порой потешались, но, к своему счастию, она этого мало замечала, а может и просто пропускала мимо ушей; и все же там она уже стала своей.       Обычно своих проделок она не скрывала, скорее даже демонстрировала всем очередную глупость, которую сотворила, как например сегодня: Азалия ранним утром спряталась в верхнем шкафу, прикрывая себя стопками наволочек, а когда стража разбежалась в ее поисках, прошмыгнула маленькой птичкой к кухне, где умудрилась незаметно выскочить через проход для прислуги во двор. Там она весь день болтала с конюхом о необходимости дамам укоротить юбки, и, хотя мотивы у них были разные, общий язык они явно нашли. О том, что конюха взяли недавно, Азалия, конечно, знала, а увидеть свою непоседливую госпожу ему еще не доводилось, поэтому, когда подняли шумиху, что пропала принцесса, дворовый мужик даже и не подумал в сторону угловатой растрепанной лупоглазой и лопоухой девчонки, которая в течении четверти часа перечисляла ему преимущества короткой юбки перед длинной. Когда же болтать с ним ей надоело, она перебежками добралась до главного входа, торжественно в него вошла, и была такова.       Единственное же, что она скрывала, это ее вылазки к заключенным, потому что за это, даже ее, пропащую для общества дитя, выдрали бы как сидорову козу. Пропащей же Азалия была совсем не из-за своей неуемности: многие дети были баловниками, даже если их дрессировали с самого детства. Нет, она была особенной. Она была проклята ведьмой. Или гадалкой. А может даже жрицей. Азалия уже и не помнила, но подозревала, что то была вообще просто-напросто искусная шарлатанка. Так вот ей во младенчестве напророчили, что будет она страшненькой и глупенькой, как и ее дети, а любой мужчина, покусившейся на царское сокровище, малышку-дочурку, будет дурнеть день ото дня. Ибо глупость заразна. Так ей, по крайней мере, говорили. Азалия и правда была далеко не красавица, но не так уж и страшна для еще не сложившегося подростка. Азалия и правда была немного дурочка, но только охрану Его Величества периодически обводила вокруг пальца без большого труда. Азалии с детства говорили, что быть дурнушкой – ее судьба, и ей надо смириться, а Азалия и не спешила никого разочаровывать умом и красотой. Она была счастливицей, каких свет не видывал. Потому что она пользовалась всеми преимуществами царской фамилия, но совсем не обязана была для этого нести то же бремя, что, например, несли ее старшие сестры. Красивые, всесторонне развитые, благовоспитанные, они были обязаны в будущем безропотно подчиниться выбору отца относительно их судьбы. Они были принцессы не только по статусу, но и по воспитанию, по складу ума; они принадлежали не себе, но интересам страны. А Азалия не принадлежала никому! На ней сразу поставили крест, так что она жила в достатке и творила при этом, что вздумается. Она с удовольствием была глупой, потому что это очень ее веселило. Она с удовольствием была страшненькой, потому что никто не покушался на нее. Она мечтала в будущем стать сумасшедшей старой девой, как леди Шарлотта. Леди она провозгласила себя сама, а если к ней обращались иначе, била нещадно тростью. То была когда-то милейшей души кухарка, а теперь забавнейшего вида дворовая клоунесса, над которой потешались все, у кого было на это время. Азалия, над которой тоже потешались все, у кого оно было, видела свою судьбу в продолжении миссии старой леди, видела себя ее ученицей. Азалия находила ужасающее очарование в том, чтобы стать не просто какой-то там дурочкой, а профессиональной поехавшей идиоткой.       Азалия общалась с теми, кто был неприятен приятному обществу, она общалась с теми, с кем и воздухом одним дышать было бы неловко, и мечтала, чтобы однажды рядом с ней всем тоже становилось неловко. В общем-то, Азалия могла вполне справедливо сказать, что мечты порой действительно сбываются!       И вот сейчас она, пачкая и без того не везде чистенькое платьице, пробиралась по разваленной местами лестнице, периодически проползая через слишком узкие проходы, добиралась до обратной стороны темниц, где не стоит охрана. Сторона эта была скорее чуть больше полуметра в ширину расстояние от задней стены темниц до стены замка. Этакий коридорчик, о котором не многие знали. Обнаружила его Азалия пару-тройку лет назад, когда лазила по замку в поисках скелета непослушной девочки, которую замуровали в стену. Девочка эта была где-то на нижних этажах. По крайней мере, так ей на ночь рассказала нянечка, в надежде припугнуть непоседливого королевского отпрыска. Тогда-то Азалия и наткнулась на волшебный проход, соединяющий мир дурочки-принцессы с пеленой дурачества на глазах и пустотой в голове и мир мужиков с грязными бородами, грубыми словами и дурным запахом. По полу прохода были разбросаны разные предметы: ножички, шкатулочки, лезвия без ручек, стекла и столовые приборы. Принцесса шагала тихо и осторожно, чтобы ни на что не наступить и не порезать ступни через тонкие тряпичные туфельки. Послышался вдруг то ли скрип, то ли скрежет и из стены вылез один кирпич. За ним еще один, и еще. Из первого проема вылезла красная плотная рука с пальцами, похожими на рулетики из мяса, которые девочка ела прошлым вечером; из второго – рука жилистая, обвитая шнурками вен и с слишком явно выпирающими костяшками. Маленькая Азалия решила, что это, верно, какое-то волшебство, и, подокравшись к ближайшему проему, мягко тронула руку. Та вздрогнула, застыла на секундочку и спряталась в свое убежище. Другие руки насторожились. Азалия решила продолжить игру и тронула другую рука, которая также быстро возвратилась назад в стену. Из отверстий за ней начали наблюдать глаза, которых она не видела. Глаза насторожившейся, испуганные и немного злые. Глаза видели маленькие ножки и шелковый подол, чуть шуршащий при движении, глаза чуть успокоились, поняв, что совсем не стража обнаружила их тайник. Еще немного понаблюдав, они, переглянувшись за стенкой, решили развлечь девчонку и повытаскивали руки, ожидая теплых ладошек принцессы. Первое время они развлекали друг друга незатейливой игрой, а потом Азалия смогла развести их на общение.       Теперь же она тихонько пробиралась к коридорчику, насвистывая давно знакомую мелодию. В ответ она услышала такой же мотивчик, поэтому тихонько присела посередине прохода и стала ждать, когда ее друзья «выйдут» пообщаться. Камни привычно задвигались. - Эй, малышка, ты же не с пустыми руками? – хриплый низкий голос Гленна. - Я мечтал о твоих белых ножках ночами, моя нимфа! Моя фея! Моя… моя?.. м-м-м… Не поднимешь юбочку? – парочка привычных сальных комментариев от Крошки Руди. - Я принесла десерт с завтрака вам! – Азалия села поудобнее, скрестив ноги и задрав юбку Крошки Руди на радость, развернула кулек с остатками десерта, взяла с пола ближайший ножик и под аккомпанемент басистых подгоняющих голосов стала с самым серьезным видом делить десерт на шесть хотя бы приблизительно равных частей. Раздала всем, просовывая маленькую тощую руку в отверстия, и стала рассказывать свою утреннюю шутку. - Бежала я, значит, бежала!.. – Азалия держала паузу, слушая тяжелое дыхание за стеной, - все бежала! – ручки в предвкушении сжали платье, - и добежала! Представляете? А знаете куда? Знаете? – мужики, похрюкивая, начали у нее выспрашивать. А она все молчала. - Аза, ласточка ты моя! Моя птахонька певчая! Просунь ручку, я оближу твои пальчики!.. – Азалия бы может и просунула ручку, ей же не жалко, видит Бог. Но пренебрежения к своей шутке она не терпела. - Нет, Крошка Руди, не дам своей ручки, ты же меня не слушаешь! – девушка сделала свой голос как можно более капризным. Мужчина начал выпрашивать ее рассказать шутку, обещал посмеяться, молил о прощении и что-то еще болтал про «его милого котеночка, его ласковую козочку, прелестную кроличку», но Азалия после обещания посмеяться уже и не слушала. - Добежала обратно до дворца! Всю сферу оббежала за утро! Представьте? – громкое гоготание Крошки Руди замяло собой невнятное похрюкивание остальных заключенных. Виззи, совсем не прилично, но очень довольно чавкая, уточнил, оценили ли шутку придворные и Их Величества. - О да! – Азалия и сама посмеивалась, - смеялись до изнеможения! До икоты! До коликов! Чуть не высмеяли свои сердца ненароком. Я совершенно уверенна. Где-то за закрытыми дверями, где их никто не видит, - принцесса блаженно улыбалась, воображая картину, - но при каменеющем взгляде достопочтенной maman лишь краснели, сдерживая смех… - А не от смущения ли за проказницу? – Гленн явно улыбался, хрипящим басом чуть ли не отхаркивая слова. - И за нее тоже, безусловно, - ничуть не растерялась принцесса. - Скучно тебе уже тут, да, милая? - Ску-уу-учно. - Слышал от охранников, что на западе появился темный ма-а-аг, людям жить мешает… - Виззи как бы намекал, и уж этот намек принцесса поняла. - Вон оно как! – Азалия что-то прикинула у себя в голове и предвкушающе улыбнулась. Она еще немного поболтала со своими друзьями о всяких неважностях, а на следующий день на ее кровати нашли записку, выведенную корявым почерком, но все же с помпезными завитушками: «Ушла победить злодея во имя достопочтенных Его и Ее Величества, Ах да! Прихватила на случай старичка Виссариона, А.»