Пепел

      Комната неожиданно поплыла перед глазами, лениво описала полукруг и качнулась в обратную сторону. Его холостяцкая квартира — его надёжное логово, но сегодня она оказалась на редкость непослушной, никак не хотела замереть на месте. Всё как всегда: дом, пропитанный книжной пылью и пропахший сладковатым запахом табака, похожим на аромат чернослива, старые выцветшие обои, пожелтевший от дыма потолок. Но детали непривычно кружились, вызывая тошноту, стоило отвести взгляд от текста. Писатель сдавил виски руками и непонимающе огляделся по сторонам. В этом мире светало, а он и не заметил, застрял в том, другом, придуманном, пока время неизбежно перетекло из одних суток в другие.       – Кофе. Мне нужен кофе, — рассеянно пробормотал он, с трудом отрываясь от недописанной главы на экране ноутбука, за которым провёл всю прошедшую бессонную ночь. Теперь усталость брала своё, неподъёмной тяжестью тянула веки опуститься, он то и дело отключался на минуту или две, даже не замечая этого, встряхивал головой и продолжал дальше. Глаза щипало, они слезились от напряжения, а горло саднило от горечи бессчётного количества самокруток и сигарет, выкуренных в эти часы.       Когда накатывало, нельзя было упускать момент, он это знал по опыту. Стоило хоть немного не вписаться в сроки, затормозить следующую часть, и издатель с него бы не слез, сожрал бы с потрохами. Писатель был готов на что угодно, только бы не встречаться с редактором-истеричкой. Эта бойкая нервная женщина с писклявым голоском могла и мёртвого заставить работать, но для начала за опоздание сделала бы его мёртвым, всю душу вытрясла бы, выпотрошила. Бешеная стерва. Поэтому критически важно было успеть, как угодно, но доработать очередной кусок текста, а после можно будет и отоспаться.       Вздохнул, тяжело поднявшись с кресла, оно жалобно скрипнуло, словно не хотело отпускать, и пепел сорвался и неряшливо упал с зажатой в зубах сигареты.       – Чёрт! — выругался в сердцах, посмотрел на крохотную траурную горсточку на полу. Она напомнила ему могилу в миниатюре и что-то ещё, он едва не бросился обратно к клавиатуре в стремлении скорее записать образ, но вовремя одумался, сам себя остановил.       – Кофе, а то так и сдохнуть недолго, — утренний голос звучал глухо, надломленно, словно это не он сам говорил, а его бессонница — серая, тусклая усталость, ожившая в звуке, гулкая, как пустая станция метро ночью.       Он привык говорить сам с собой. Иногда это становилось необходимостью. Просто ещё одна потребность организма, которую надо удовлетворять, хочешь не хочешь. Можно было только мечтать превратиться в робота, в автомат для записи тоски, которому не нужно есть, пить, курить. А ещё — говорить вслух с самим собой, чтоб не свихнуться от одиночества.       Но автор, к своему большому сожалению, не был механизмом. Поэтому он заставил себя подняться, несмотря на ноющую спину, несмотря на то, что ноги почти не слушались, подхватил со стола грязную чашку, на дне которой причудливым коричневым рисунком застыли крохотные крупинки кофе.       – И на что это похоже? Кажется, на череп. Чудненько, — устало вздохнул он, вглядываясь в смутное изображение на дне. — Неужели Оикава-сан всё-таки сделает мне трепанацию за последнюю арку?       Мужчина выглядел измождённым донельзя: потухший взгляд, синяки под глазами, потрёпанная вылинявшая футболка и растянутые домашние штаны. Его чёрные волосы потускнели, их давно надо было привести в порядок, они отросли уже до плеч, стали мешаться и неприятно щекотали шею во время работы, лезли в глаза, но добраться до салона было некогда. Вообще всё стало некогда в последнее время. И всё из-за романа. Эта история сожрала его душу, порой тот и сам был не рад, что взялся за неё. Он не понимал, с чего поднялась такая шумиха вокруг его последней книги. С его точки зрения, это была обычная фантастика, оборотни, вампиры, ничего такого. Но она резко стала бестселлером и спустя полгода всё ещё держалась на первых строчках в рейтингах по продажам. Правда, это принесло только море головной боли. Деньгами, которые он заработал, воспользоваться было решительно некогда, издательство наседало на него, требуя продолжения как можно скорее.       Несмотря на депрессию, несмотря на полную неразбериху в личной жизни, приходилось работать. Писатель не вникал, зачем ему вообще это нужно, но продолжал. Тот мир, созданный его фантазией, управлял им, вырываясь изнутри, обретая плоть в словах. В счастливые редкие моменты, как в эту ночь, когда он уже не чувствовал грани между двумя реальностями, ему становилось легче. Он забывал про Таканори.       Вот и теперь, вывернутый наизнанку, сонный донельзя, автор испытывал лёгкую эйфорию от того, что сюжет постепенно двигался. Последняя написанная сцена ему удалась.       Босиком по скрипучему паркету, с чашкой в руке, с сигаретой в зубах он шёл на кухню мимо книжных шкафов, едва сдерживая желание провести пальцем по корешкам, выбрать на ощупь, раскрыть, сесть на пол и читать-читать до потери сознания. В доме он хранил лишь самые любимые книги, только в тех изданиях, которые ему нравились, долго подбирал, отыскивал, за некоторыми даже охотился по букинистическим. Это были его друзья, его любовницы и любовники. Только они отвечали ему взаимностью и дарили покой. Людям подобное не удавалось.       They said someday you'll find       All who love are blind       Oh, when your heart's on fire       You must realize       Smoke gets in your eyes       Радио мягко мурлыкало на заднем фоне. Он всегда писал под старый рок-н-ролл, под музыку шестидесятых, в его доме желанными гостями были Элвис и Фрэнк Синатра. Вот и сейчас любимая радиостанция дарила приятное расслабление, лаская старыми мелодиями, словно укачивала на искристых тёплых волнах. Как-то в интервью девушка-журналистка интересовалась тем, какую музыку он предпочитает. Ответ её искренне удивил:       – О, я думала, вам нравится что-то демоническое, тяжёлое, сложное и интеллектуальное.       – Вы считали, что я пишу под Вагнера, приправленного Шнитке? — рассмеялся он. — Нет! По-моему, это надо делать под музыку, которая хороша для занятия сексом или — ещё лучше — для того, чтоб напевать её в душе. Меня и так столько всего грузит, зачем же добивать себя Вагнером в висок?       У него дома не было телевизора. Да и ноутбук он использовал только для работы. Никогда не просматривал новостные ленты, раздражался с одного случайно всплывшего заголовка так, что потом долго не мог успокоиться. Поэтому чуть не швырнул чашку об стену со злости, когда музыкальный трек по радио оборвали на середине, и диктор нервным голосом заявил: «Мы прерываем программу для срочного выпуска новостей».       Писатель раздражённо стряхнул пепел в раковину, глубоко затянулся ещё пару раз и потушил окурок в случайном стакане с водой, стоящем на столе.       – Ты бы ничего не прервал, сука, если бы я был в комнате, но мне нужен кофе, — недовольно пробормотал он, включая кофеварку и роясь в ящиках в поиске зёрен.       Радиоприёмник, стоящий в комнате пока на максимальном удалении и в безопасности от недовольного литературного деятеля, не ответил на грубость и продолжил вещать: «Очередная вспышка загадочных исчезновений. На этот раз в районах Синдзюку, Сибуя и Накано. Пугающее явление, которое общественность окрестила «эпидемией», продолжает набирать обороты. На этот раз в полицию заявили более чем о двух сотнях жертв. Власти напоминают о принятии необходимых мер безопасности. Постарайтесь по возможности избавиться от зеркал и любых отражающих поверхностей…»       Речь диктора оборвал раздражённый выпад: писатель подскочил и вырвал вилку из розетки. Как же он был взбешён! Кофе отыскать на кухне не удалось, он не заметил, как за последние пару недель подчистил все свои запасы, а тут ещё этот невозможный идиотизм по радио, будто вселенная решила его добить сразу несколькими изощрёнными методами.       – Придётся ползти вниз. Блеск, — покачал головой и направился в спальню, чтоб отыскать в шкафу в груде мятых шмоток хоть что-то более-менее приличное.       Издательство давно предлагало ему нанять прислугу, но он категорически отказывался. Не хотелось, чтобы кто-то копался в его вещах, лез в его холодильник, что-то трогал, пусть даже ради наведения чистоты и приготовления еды для него же. Он предпочитал не пускать чужих в свою жизнь и не хотел отступать от своего правила. Даже в данный момент, когда мучительно не хотелось вылезать из уютной прокуренной квартиры в обезумевший от страха и непонятных суеверий город.       Одевшись, перед выходом писатель по привычке заглянул в ванную, чтоб пригладить волосы. Он не выбросил своё единственное зеркало, даже не занавесил тканью, хотя его редактор возмущалась подобной безответственности.       – А бриться я как буду? И так на пугало похож. По вашей, между прочим, милости.       Простое и тонкое, но довольно большое овальное зеркало без рамки крепилось к стене так, что казалось вросшим в неё, в темноте походило на бездонную дыру или чёрный провал огромной пустой глазницы. Он не стал включать свет, потому что торопился, мельком глянул на себя, провёл по волосам расчёской, бросил её на полке и направился в коридор. Голова снова закружилась. И уже выходя, он недоуменно прислушался: за спиной раздался протяжный то ли вздох, то ли стон.       – Совсем уже до ручки дошёл. От усталости с ума схожу, — скептически пожал плечами писатель и закрыл дверь на ключ.       Он вышел на улицу, щурясь от сероватого, неприветливого утреннего света, спрятал руки в карманы тонкого плаща и мысленно ругнулся — пожалел, что не надел под низ свитер, только рубашку. Было прохладно, ветер влажно и неприятно касался лица, кожу пощипывало от недосыпа, автор ёжился и нещадно матерился про себя. Прогулка не входила в его планы, и теперь нужно было хоть пять минут, но всё-таки испытывать неудобство, мёрзнуть на пути в ближайшую кофейню.       Недавно прошёл дождь, асфальт пропитался влагой, то там, то тут поблёскивая лужами. Проходя мимо одной из них, он неосознанно усмехнулся: «Как можно спрятаться от зеркал, когда весь мир одно большое зеркало?» Город согласно кивнул ему миллиардами окон, капель, витражей, глазами прохожих и водной гладью прудов и фонтанов. Прятаться было некуда, поэтому «эпидемия» казалась выдумкой, раздутым мыльным пузырём, который родился из фантазий жадных до сенсаций журналистов. Вот и сейчас витрина кофейни тоже сверкала, отражая ссутуленную фигуру в светлом, немного измятом плаще.       Колокольчик над дверью тоскливо звякнул, и писатель вошёл внутрь вместе со звоном. Место было уютное. Когда-то, когда он не пропадал дома месяцами, писатель любил посидеть тут утром над своим кофе в окружении тёмного состаренного дерева, пластинок на стенах, разноцветных стеклянных плафонов и невероятных ароматов. Теперь посетителей почти не было, только одна парочка влюблённых жалась в уголке за маленьким круглым столиком, словно две озябшие птицы. За стойкой скучал его приятель и по совместительству любимый бариста, Икеда Шиничиро. Это даже немного улучшило настроение, по крайней мере, покупной кофе будет вкусным.       – Широяма, утра! Давно тебя не было видно.       На знакомое имя тихая парочка в углу зашушукалась, видимо, обсуждая приятный сюрприз. Мало кто мог похвастаться тем, что видел воочию столичную знаменитость, автора нескольких популярных романов, Широяму Юу. В прессе его называли затворником, издательство с охотой эксплуатировало загадочный образ и вбрасывало в масс-медиа всё новые таинственные детали его личной жизни. То рассказывали, что вся его семья погибла в автокатастрофе, а он построил дом на месте трагедии, то его называли любовником целого ряда селебрити разной степени популярности, то врали про похищение инопланетянами. Это был ещё один повод ненавидеть новости. Правда, сейчас они всё меньше уделяли времени сплетням о знаменитостях и твердили только об одном.       – Широяма, приём? — привлёк его внимание улыбающийся мужчина с небольшой бородкой, стоящий за стойкой.       – Ах да, — встряхнулся Юу, — прости, Шин, меня что-то совсем вырубает.       – Мы это исправим! Большой мокко экстра кофе, так ведь?       – Совершенно верно. Всё помнишь?       – Да как забыть, сам Широяма-сама же, — Икеда на мгновение изобразил что-то вроде того благоговейного трепета, каким щедро одаривали Юу его поклонницы (с которыми, к счастью, приходилось сталкиваться нечасто), закатил глаза и тут же вернул на лицо привычное выражение.       Широяму пародия ничуть не задела, он даже коротко усмехнулся, на большее не было сил. Впрочем, стоять тоже не хотелось и он решил дождаться своей порции кофеина в более комфортном положении, придвинул ближайший высокий стул и устроился на нём.       – Слышал новости? — чуть понизив голос, поинтересовался бариста. — В США побит рекорд исчезновений за сутки, куда там нашим двум-трём соткам в день. Скоро с этой «эпидемией» самыми богатыми людьми в мире станут производители упаковочных пакетов, — он серьёзно поднял вверх указательный палец и, не дожидаясь реакции Широямы, отвернулся и начал готовить напиток.       – А производство зеркал канет в лету. Вот скажи, ты тоже в это веришь? — проворчал Юу, порылся в карманах, достал сигареты и закурил. При входе была запрещающая табличка, но ему было плевать, к тому же он знал, что Икеда его не прогонит и замечание не сделает. Да никто не сделал бы, он и правда был постоянным и очень ценным покупателем, его фото висело на стене кофейни с надписью «Знаменитый писатель выбирает наш кофе». Раньше эта чванливая деталь неплохо поднимала посещаемость, ещё до того, как всех кругом охватило безумие.       – Тупее причины творящегося найти не могли, — продолжил он, выпуская струю дыма в потолок. — Мистика живёт в книгах, например, в моих, а в жизни всё куда скучнее. Люди дохнут пачками, а они продолжают верещать про этот бред.       – Дохнут? — переспросил Икеда, ставя перед ним высокий стакан с ароматным напитком, от одного запаха которого у Юу мигом прошла голова. — Думаешь, пропавшие мертвы? По официальной версии останки у всех идентичны, и это не человеческие останки, просто…       – Нет, их забирает и прячет армия гномиков в свои маленькие тайнички, — перебил Юу. — Но шутки шутками, а вот куда деваются тела, действительно, интересно. И реально ли они куда-то деваются? Может быть, мы просто чего-то не знаем. Вирус? Болезнь? Я бы не верил тому, что говорят официальные источники, — усмехнулся писатель, хотел ещё что-то добавить, но в этот момент в кармане плаща зазвонил его мобильный. ***       Неизбежность этих звонков и следующих за ними встреч не могла не угнетать. Каждый раз, едва зафиксировав глазами имя на дисплее, Юу боролся с невыносимым желанием сбросить вызов, выключить телефон и больше никогда не включать. Конечно, это было бы сущей глупостью и ребячеством. Он никогда так не сделал бы. Он никогда так не делал. Потому что первая внутренняя атака сходила на нет быстрее, чем он успевал повести себя по-детски. В конце концов, именно ему это и было нужно. А умение вышвырнуть в воображаемое окно весь здравый смысл и гордость становилось его ценнейшим навыком в такие дни. Сделать это раз в пару недель было не так уж нереально.       Вторым стремительным приходом, ещё до того, как он успевал ответить, была мысль о том, как хотелось бы хоть раз увидеть входящий вызов от совсем другого абонента. В существовании которого Широяма уже был готов разувериться, настолько давно они не виделись. Всё, что у него оставалось — эта ниточка. Этот человек, встречи с которым стали единственной возможностью хоть как-то прикоснуться к тому призрачному, недосягаемому и далёкому. Сузуки Акира являлся этой ниточкой.       Визиты Акиры неведомым образом становились той самой стоп-силой, которой была подвластна даже работа писателя. Как бы он ни был занят, как бы ни зажимал срок сдачи, Широяма откладывал всё на потом. До той минуты, когда закроет за Сузуки дверь и облегчённо выдохнет, бесконтрольно прокручивая в голове его путь домой, точно до входной двери. Дальше — нет, дальше фантазия обрывалась. Юу предпочитал не представлять, как Таканори открывает эту самую дверь, и всё дальнейшее было под запретом. Незачем. И работа ждала. Хоть что-то ждало и его.       Выпитый кофе и короткий абстрактный разговор со знакомым в кофейне привели в порядок организм и мысли лишь до той степени, чтобы вымученно улыбнуться вылезающему из машины Сузуки. Снова светловолосый, ухоженный, но с этим налётом брутальной небрежности, в почти приросших к его заду синих джинсах, в стильной кожаной куртке поверх рубашки. Традиционное, фальшиво сияющее дружелюбие, со стороны ну просто встреча века, как бы не сдохнуть от счастья. Короткая «перестрелка» дежурными фразами. Всё начиналось именно так, будто старый друг заехал на чашечку чая, просто поболтать, просто повидаться. Именно так Юу и предпочитал воспринимать происходящие. Хотя бы первые полчаса-час.       До самой квартиры Акира всегда шёл впереди, не гость — хозяин, так уверенно и легко, несмотря на неизменные пакеты в руках, забитые продуктами и сладостями. Широяма любил сладости, а Мацумото их почти не ел, хотя как раз он и получал все эти упаковки средоточия сахара от клиентов. Знали бы они, как по-злобному иронично выглядели подобные вежливые презенты, но Таканори о своих слабостях предпочитал не распространяться. Что касается Сузуки, то про него и говорить нечего, у того каждая калория была на счету, поэтому-то всё это и перемещалось в дом Юу раз за разом. Остальные продукты покупались для него специально, сродни издёвке, словно он не взрослый мужчина, а ребёнок, который сам не в состоянии о себе позаботиться. Со временем писатель перестал отнекиваться и просто равнодушно принимал очередную подачку, прекрасно понимая, что о нём таким образом заботятся. И, возможно, ещё потому, что что-то ему подсказывало: это не инициатива Сузуки, вовсе нет. Плюс там всегда был отличный кофе, почему бы и нет?       – Ого, — весело присвистнул Акира, мельком оглядевшись, после чего разулся и двинулся в сторону кухни, чтобы сбросить там притащенную провизию. — Поджимает, да?       – Всю ночь не спал, — просто ответил Юу, проследовав за ним. Он чувствовал, как стены вокруг идут тягучими волнами и искажаются, но быстрое движение ладонью по лицу, как если бы стряхивал воду, ненадолго останавливало предобморочный распад реальности.       – Эм, — блондин замялся, оценивающе оглядел прислонившегося к двери холодильника друга. — Сказал бы, могли перенести.       – Нет. Ничего, не надо, — вяло отбился Юу. Уж он-то знал, что этот человек приезжает только в абсолютно свободные дни, а такая роскошь перепадала ему нечасто. Честно говоря, это даже льстило. Долгожданный выходной Акира делил с ним, не с Таканори. — Просто дай мне пару часов, ладно? Я посплю немного, а потом ты разбудишь меня.       – Разбужу, — нарочно или нет, но прозвучало до ужаса сально и пошло, наигранно. Сузуки был плохим актёром, а Широяму чуть не вырвало от этого старания казаться кем угодно, но не ими самими. Не друзьями. Да и были ли они ещё таковыми? Изощрённое извращение на троих вряд ли способствовало продолжению того, что все называют «дружбой».