Kрик в тишине

— А теперь - сальса!— Объявили музыканты. Чтобы описать, какая именно атмосфера была в ресторане, немного опишем его. В центре большого зала была сцена и танцевальная площадка, а по периметру стен стояли столы для посетителей. Освещение не было ярким, как будто на улице, благодаря этому из купола , который был сделан из стекла, были видны звезды и небо. Эффект улицы создавали и нарисованные на стенах сцены города: дома, магазины, музыканты, картины повседневной жизни маленьких городов Кубы. Зона столов от танцпола разделялась колоннами— скульптурами из железа и уличными фонарями. На танцевальной площадке уже было нескольких танцующих пар. Ая понимала, как на Чонина может повлиять эта атмосфера, ведь здесь все дышало танцем. Она чувствовала всю его напряженность и думала, что это от того, что тот всей душой хотел танцевать. Понимая, что это желание может превратиться для него одной недели боли во всем теле, она попыталась не допустить этого. Она одной рукой взяла его за руку и переплела их пальцы, а другой перекинула руку Кима через собственное плечо, и прижалась к нему спиной, как будто заставляя сидеть и не пойти на танцплощадку. Отчасти, она была права. Всей своей душой Чонин хотел танцевать. Он хотел избавиться от напряжения, хотел потеряться в ритме сальсы, хотел этого интимного танца. Он знал что сможет, ведь латинские танцы не требуют слишком большой физической силы. Они требуют души- взамен на свободу. Ведь те эмоции, которые испытывает человек во время танца, не может дать ничто, даже если человек совсем не умеет танцевать. Но излишняя забота Аи не давала ему возможности танцевать. Он был благодарен ей за такую поддержку, но это не та забота, которая давала крылья, а, наоборот, заставляла чувствовать себя должником. Музыка сводила его с ума, и он не удержался. — Может потанцуем? — Чонин, тебе нельзя! — Но это всего лишь сальса, не надо будет напрягаться или делать поддержки. — Знаю я тебя. Позабудешь обо всем, станешь танцевать одновременно со всеми, доказывая всем, что нету кого-то лучше тебя, хотя это их танец,— закатила глаза Ая. — Танец не может принадлежать кому-то,— хрипло сказал Чонин. Он начал злиться из-за того, что после стольких лет Ая ничуть не изменилась, как была немного ограниченным человеком в плане понимания искусства, так и осталась. Он неосознанно посмотрел в сторону Кенсу и увидел в его глазах ту страсть, которую испытывал сам. Из-за вида омеги по телу Кима прошла дрожь. Профиль того был прекрасен: красивый лоб, нос, слегка приоткрытый рот, губы которые дрожали от волнения, горящие глаза. Он так же, как и Чонин, хотел бы сейчас быть среди танцующих. Ведь танец мог дать человеку свободу, как искусство или как, в случаи Кенсу, скорость. Чонин видел, как Кенсу молча повторял слова песни, иногда кусая или облизывая свои губы, ведь даже на расстоянии чувствовалась страсть, исходящяя от танцующих. Он стучал пальцами по столу, в ритме музыки, а грудная клетка поднималась и опускалась от приливов эмоций. Ким отвернулся от него, как будто хотел сбежать от соблазна. Он прижал Аю к себе и поцеловал в макушку, зарываясь носом в ее волосы. Он смотрел на танцующих и никак не мог успокоиться. — Спасибо Всем. Это было прекрасно. Ну а теперь, для влюбленных пар, нежнейшая музыка. Господа альфы, Вы, просто обязаны, пригласить Ваших омег. Не надо стесняться, ведь этот танец не столь ритмичен. Песня музыкантов Bueno Vista Social Club-а! Ая вздрогнула, ведь под одну из песен этих музыкантов она танцевала с Тэмином. Это была их песня. "О, нет , пожалуйста только не она, ведь она...",— пронеслось у нее в голове, но кажется, ее никто не услышал. С первых аккордов она узнала его. Да, это была песня "Chan - chan", под которую они с Тэмином встретились. Воспоминания нахлынули, не спросив разрешения. Картины, из счастливого прошлого, никак не хотели исчезать. Она, как наяву, видела, как Тэ увел ее от Чонина, приглашая на танец, как они танцевали у костра под открытом небом, как смеялись над Чонином, который, злой как черт, искал их, когда они исчезли от его поле зрения, как сбежали от всех, и всю ночь провели наедине с небом и морем, как переплетая пальцы, говорили обо всём и одновременно ни о чём, как спокойствие и умиротворенность царили в душе. Как же она истосковалась по этим эмоциям, ведь она сама, сейчас, не меньше Чонина, чувствовала себя как в клетке. На ее глазах появились слезинки, что не остались не замеченным от Кима. Он чувствовал ту боль, что чувствовала она. Он разозлился на весь мир, из-за несправедливости к этой маленькой девочке. Ему захотелось дать ей понять, что все это в прошлом, она больше не будет страдать, вед он рядом, он наполнит пустоту. Он взял Аю за руку, и не дождавшись ее разрешения повел на танцпол. Она кажется и не почувствовала ничего. Он прижал ее к себе и немного встряхнул, чтобы она вернулась в реальность. Она посмотрела на него с распахнутыми глазами. Он мягко улыбнулся ей, и вставая в исходное положение, заставил ее двигаться в такт этой безумно красивой музыки. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, но понимая что не сможет, закрыла глаза и прижалась к нему, чувствуя себя самой последней эгоисткой. Чонин улыбнулся и задал темп. Они начали медленно двигаться, растворяясь в грустных и наполненных безумной тоской звуках музыки. Сначала они просто качались в такт, потом, когда он почувствовал, как она расслабилась, надавил на спину, заставляя прогнуться дугой и откинуть голову назад. Он наклонил ее еще ниже и провел пальцем, с подбородка по линии шеи, доставая до груди, потом наклонился и сам, поцеловав шею. Он медленно поднял ее, заставляя положить голову на свое плечо и медленно снял с ее волос все, что удерживало их. Ее волосы сползли на плечи обоих. Он зарылся носом в них. Он просто хотел дать ей все, что она хочет. Он хотел изгнать Тэмина из жизни обоих, хотя и сам чувствовал, как предает их дружбу, и чувствовал себя скотиной, что еще больше мешало ему думать. Все внутри смешалось. Он прикоснулся губами к шее Аи, заставляя вздрогнуть, потом одной ладонью прошелся по талии, опустив руку еще ниже, заставляя ее обвить себя ногой. Ая подняла ногу и наклонилась вперед, одной ногой опираясь на пол, он плавно оттащил ее на несколько шагов, потом отпустил ногу, и, оторвав от себя, заставил кружиться, потом поймал ее и опять прижал к себе, от этого ее волосы разлетелись, и, очертя волну, опустились на их плечи. От переизбытка эмоций, возбуждение накрыло обоих. Ведь для людей так легко довериться своим близким друзьями, иногда переходя за линию дружбы. Ведь по сей день у них не было физического контакта, и в какой-то момент оба думали, что в этом и есть причина, почему они не могли любить друг друга. Он наклонил голову Аи к себе и нежно, но собственнически поцеловал. Песня закончилась. Чонин от избытка чувств хотел лишь одного- поскорее избавиться от возбуждения. Он посмотрел на нее, как будто спрашивая разрешения, но, увидев в глазах напротив те же эмоции и получая утвердительный кивок, провел ее к столу. — Извините, господа, мне жаль, но мы должны уйти. Еще раз извиняюсь. Он поклонился всем, пожал руку отцу, придерживая Аю за талию. Не осознавая, он на последок кинул взгляд на Кенсу, но тот не смотрел на него, а сидел, опустив взгляд. Чонин хмыкнул, почему-то в душе обвиняя Кенсу в чем-то.В чем именно, он и сам не знал. Почему-то, за хаос внутри и за собственные ошибки, ему всегда казалось, что должен расплачиваться именно Кенсу. Они быстро вышли из здания и направились домой. Ая не говорила ничего, просто смотрела на его руку на своём колене, и, положив ладонь на него, прикрыла глаза. Им обоим надоело быть правильными. Они поженятся, так в чем проблема, если оба хотят этого, почему бы не потерять разум, почему она должна быть преданной тому, кто ее предал. Она знала, что возможно использует Чонина, чтобы, наконец то, самой навредить Тэмину. Она почувствовала, как злость и отчаяние смешались внутри. Ее глаза опять наполнились слезами, и это в конец взбесило Чонина. Назад пути не было. Они ворвались домой целуясь. Ая всеми силами прижималась к Чонину, кусала его губы, как будто хотела, чтобы Чонин был груб с ней, чтобы тот опять не думал, что она не может решить за себя, и оттолкнуть ее, назвав это неправильным. Но кажется, этого и не надо было. Чонин, и сам целовал ее слишком властно, слишком безумно. Он приподнял ее за ягодицы и увел в спальню, попутно раздевая, и давая ей возможность раздеть себя. Он повалил ее на кровать а сам навалился с верху. В отличии от нее, Ким понимал, что делает (он просто не мог потеряться в ней). Он снял последние остатки одежды с обоих, и, наклоняясь к ней, начал медленно опускаться поцелуями с шеи. От каждого поцелуя она вздрагивала, поддаваясь бедрами вперед. Он не спешил, быть грубым с ней он не мог, ведь она слишком нежная, слишком невинная (и не принадлежит ему, эту мысль он не хотел слышать). Он подстраивался под нее, ведь ему хотелось заставить ее почувствовать наслаждение, а не самому получить его. Он сжал ее грудь своей ладонью, а другой рукой начал массировать ее промежность. Спускаясь поцелуями вниз, он поцеловал грудь, потом облизнул опухший сосок, продолжая гладить грудь. Ае казалось, что эти сладкие муки никогда не кончатся. Она стонала в голос, зарываясь пальцами в волосы Кима, выгибалась на спине и рвано дышала. Она хотела, чтобы Ким, наконец-то, овладел ею, ведь она так устала быть правильной. Может этот шаг даст возможность обрести то будущее, которого так хотел Чонин. Она же тоже хотела отдать Киму всю теплоту, на которую она была способна, ту, что накопилась в ней за все эти годы. И если их тела действовали по указанию животного инстинкта, то разум никак не хотел отключиться, до того момента, когда Ким ввел один палец в нее. Она слишком остро отреагировала на это, поддаваясь еще ближе к нему. А когда он ввел второй и третьей палец, разум и вовсе покинул ее, ведь против физиологии не попрешь. Отсутствие секса заставило о себе знать. Он смотрел на нее, с наслаждением отмечая про себя, что это ей нравится. Он понимал, что должен быть чрезмерно нежным с ней, и, медленно вытащив пальцы, приставил свой член к входу, раздвинув ее ноги еще шире, медленно стал входить, останавливаясь на каждой секунде, давая ей возможность привыкнуть. Она сама насаживалась на член и дала сигнал, чтобы он медленно двигался, что и он сделал, наклоняясь к ней и устроив голову поверх плеча. Он слишком нежно входил и выходил из нее, боясь поранить. Он понял, что это ее не первый раз, и это разозлило его, ведь опять напомнило о Тэмине. Он еле сдержал себя от того, чтобы не прекратить это, ведь все равно, в голове была эта чёртова красная лампочка, что кричала о том, что это не правильно, ведь она не его. Но он послал все к черту, и действовал по своим правилам. Она обвила его своими ногами, как будто давая полную свободу действий. Чонин немного ускорил темп, от чего она начала более громко стонать и царапать его спину, но когда он еще прибавил темпу, то она перешла на стоны напоминающее крики, это заставило Кима вздрогнуть, ведь он не думал быть с ней грубым. Сам не понимая он толкнулся слишком резко и от этого она слишком быстро кончила(отсутствие секса дало о себе знать). — Тэ,— застонала она и, откинувшись на кровать, отпустила его бедра. От этого Ким впал в шок и вышел из нее. Он помог себе рукой, ведь кончить в нее не входило в его планы. Он молча смотрел на нее. Она, кажется, не поняла, что с одним лишь словом возвела стену между ними и их будущем. Он очистил ее и кровать от следов произошедшего, одел штаны и вышел из спальни, направляясь в свои кабинет. Такого удара по своему самолюбию, он не ожидал. В голове все смешалось: боль, безысходность, потерянность, все это мало-помалу переросло в злость: на себя, на Тэмина, на Аю, на Кенсу, ведь с появлением последнего, его внутренняя стена дрогнула. Если он всегда держал все под контролем, то сейчас день за днем, все больше и больше терял контроль над собственным поведением, потому что До не был просто омегой, он был человеком, которому было под силу изменить жизнь Чонина. Он был достойным соперником и для Кая и для Чонина. Он сам не понял, как забыл о злости на других и сконцентрировался на Кенсу, как будто именно Кенсу должен был нести ответственность за него самого. Он так и задремал, на кресле у окна. ****** После ухода Чонина и Аи, ужин продолжился. Бэк всем телом чувствовал, как Кенсу умирает изнутри, он не на шутку боялся за него, ведь тот не показывал никаких эмоций, а зная Кенсу, он понимал, что тот просто заблокировал все. Он боялся того, что Кенсу не дает знаков, чтобы уйти, а просто разговаривает с Паком, и пьет вино. Бэк поймал себя на мысли, что его друг очень много выпил, и от этого ему стало понятно, с помощью чего Кенсу держался. Он восхищался своим другом, не все бы так смогли. Он знал, что Кенсу тоже догадался зачем Чонин и Ая ушли, после столь страстного танца. Он верил в Кенсу, поэтому не настоял на том, чтобы уйти. Ведь Кенсу принял вызов, и если на какой-то миг Бэк усомнится в нем, Кенсу развалится. По этому он продолжал разговаривать со всеми, иногда вмешиваясь в разговор До и Пака, а Чанель, сам того не подозревая, своими шутками помогал Кенсу отвлечься от сегодняшнего, и за это обе омеги были так благодарны ему, что Бэк даже забыл о том, что они играют в пару, не называл идиотом и не скидывал руку альфы со своих плеч. Не только Бэк заметил напряженность Кенсу. Мистер Пак увидел, как помрачнели на миг глаза Кенсу, и задрожали губы, во время танца Чонина и Аи. Он понимал, что возможен тот вариант, что однажды, как и все омеги, тот был влюблен в Чонина. Но этот вариант не удовлетворил его. Он, не без восхищения, наблюдал за тем, как Кенсу неотрывно смотрел на них. Он не понимал: тот - последний мазохист, или просто слишком сильная личность. Но все равно, До Кенсу стал для него загадкой, которую он не хотел разгадать своими методами, из-за уважения, что вызвал в нем Кенсу. Он знал, что будет ждать, решения Кенсу - открыться ему или же нет. Ведь если он узнает о Кенсу от других, даже если его мотивы честны, со стороны Кенсу, это может быть оценено, как вмешательство в личную жизнь. Даже если это могло касаться Чонина, он этого не сделает. Он всеми силами старался отогнать мрачные мысли Кенсу. Как будто сговорившись, он с Бэком и Чаном заставляли его смеяться. В пол первого они вышли из ресторана. Мистер Пак и Чанель отвезли омег домой. Выйдя из машины, мистер Пак обнял обоих омег. — Ну что ж, господа , спасибо за ужин!— Поддавшись порыву, он еще раз крепко обнял До, прижимая к себе, как отец, и тихо прошептал,— я восхищаюсь вами. Держитесь, господин До. И прежде чем Кенсу смог отойти от шока, мистер Пак уже сидел в машине. Он улыбнулся ему и посмотрел на Бэка и Чанеля, которые о чем-то спорили. Бэк надул губы и отвернулся от Чанеля, а тот повернул к себе, дал в руки коробку, и напоследок поцеловав кончик носа сел в машину. — Адиос, Кенсу-я,- крикнул Чан, и машина тронулась с места. Омеги приблизились к друг другу. Оставшись наедине, улыбка сползла от лиц обеих. Кенсу не смотрел на Бэка, а тот, наоборот, смотрел на него и положил свою руку ему на плечо. Кенсу вздрогнул из-за теплоты ладони. Он сглотнул и повернулся к Бэку. Тому показалось, что он сам захлебывается болью в глазах на против, его самого окутала это волна. Он знал, что должен уберечь друга. — Давай пройдемся,— взяв друга за локоть, сказал Бэк. Кенсу кивнул. Они стали гулять по городу, ведь Бэк знал, что для того, чтобы Кенсу начал говорить, ему надо было проветрить мозги. Сеул был тем городом, который открывал душу Кенсу. Безумный шум улиц города, исходящий от машин, многолюдные улицы, шумные магазины, рестораны, многоэтажки - все это заставляло чувствовать себя потерянным. От этого шума иногда человек не мог слышать собственные мысли и поэтому ему казалось, что он потерян, его нет, как нету и его проблем. Он растворялся в городе, как и город растворялся в нем. Когда его слух привыкал к этому шуму и он опять начинал слушать себя, казалось, что он только-что получил электрический разряд на сердце и мозг. Именно это всегда и было ключом от эмоций Кенсу, и когда они бродили Бэк почувствовал, как настал момент, когда Кенсу был готов. Он незаметно привел их к безлюдной детской площадке. Они сели на песок, и Бэк наклонил голову Кенсу к себе на плечо, обнимая за плечи. — Говори, Кен-а. — А что я могу сказать? — Все. Говори, Кенсу. Слабым быть не грех, не надо отвергать тот факт, что ты сегодня почувствовал, что Чонин для тебя не просто решающий момент из прошлого, который ты должен был победить. Он для тебя настоящее. Он не только твой природный альфа, он тот, кого ты любишь. От слов, которые подтвердили все сомнения Кенсу, его сердце на миг остановилось, потом опять забилось в бешенном ритме, стало не хватать воздуха. Все, что было скрыто от него самого, ударило по сознанию, ему не оставалось другого выхода кроме как говорить. — Бэк, мне кажется, сегодня мне больнее, чем тогда. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Голова раскалывается. У меня такое ощущение, что весь мир обрушился на меня, как будто я падаю в бездну, и мне ни за что не ухватиться. Если тогда я смог встать на ноги, потому что чувств, как таковых у меня не было, и я был далек от него, то сейчас он рядом, я не могу сбежать. Да, он последняя сволочь, но почему-то он такой именно со мной. Ты же видел какой он с ней, как нежно он целовал ее, ласкал. От этих картин, у меня начинает сжиматься все внутри. Я как будто бегу от этого, но опять натыкаюсь на его глаза, на его улыбку, на его руки, его ум. Бэк, этот контраст убивает меня. Что я такого сделал, что? Чем я заслужил, такого обращения, тогда и сейчас? Из-за отца? Это же идиотизм. Он не настолько глуп! Из-за его отношения ко мне, я чувствую себя совсем маленькой, ущербной омегой - отшельником. Мне хочется спрятаться от себя и от него в объятиях его самого. Я знаю, что я силен, знаю что многого достиг, у меня есть друзья, семья, наш Фо, но ... но, когда он рядом я теряю себя. Все это тускнеет перед осознаванием того, что ему плевать на меня. Я ведь мог получить ласку от другого, но нет, я как последний идеалист не хочу врать кому-то. Ты же видел, как он обращался с ней. Знаешь, что перед этим, он зажал меня на балконе. Я и сейчас чувствую, как тонул в нем. Мне не хватает его прикосновений. За несколько дней я стал зависим от него. Мне нравится его ненависть ко мне. Мне нравится все, что он делает. Я как будто одержим им. Пусть даже ненавидит меня, лишь бы обращал на меня внимание. Глупо, да? Знаешь, ради него я даже хочу быть глупым. Хочу быть глиной, чтобы он слепил из меня то, что хочет, лишь бы хотел.— Кенсу сделал большой вдох, и прикрыв глаза, сломленным голосом прошептал,— он заставляет ненавидеть самого себя, чувствовать самым подлым скотиной, завистником, как будто я положил глаз на чужое. Вором,— Кенсу усмехнулся,— никчемной омегой. Кенсу замолчал. Он почувствовал, как слеза скатилась по его щеке. Его глаза начали болеть от напряжения, ему казалось, что все слезы, которые не имели возможности выйти наружу за все эти годы, толкались изнутри, требуя свободы. Это наконец-то случилось, Кенсу улыбнулся им, и они начали скатываться с глаз. Сначала медленно, больно, а потом уже легко и быстро. Наконец то. Они освобождали его от себя самих. Бэк прижал Кенсу к себе. Он молчал, зная, что Кенсу еще не закончил, ведь понимал, что человек у которого, в принципе не было детства, всегда останется в душе беззащитным ребенком, который несмотря на то, что вырос в бойца, все равно будет реагировать так на все, что напомнит его о душевных ранах и комплексах. От того, что он чувствовал себя ненужным человеку, которого он, без на то причин, любил. Он был уверен, что Кенсу любил Кима, ведь слишком многое связывало их. Бэк сам удивлялся самому себе, из-за своих мыслей, что Кенсу и Чонин были идеальной парой. Обе были загадками, отгаданными со стороны другого, и если Кенсу считал, что это он тянет руки к чужому счастью, то Бэк думал иначе, ему казалось, что это другие должны пропустить Кенсу к своему. — Не говори ерунды! От его высказывание Кенсу впал в ступор, а когда Бэк оттолкнул его от себя и встал перед ним, то ему не оставалось ничего кроме того, чтобы задать вопрос. — Ты о чем вообще? — Нет, это ты о чем! Не смотри на меня, как потерянный котенок. Я-то знаю, что ты не такое уж безобидное создание. Кто вообще тебе сказал, что ты должен отказаться от Чонина?! Кто тебе вообще убедил в том, что он принадлежит другой. Если вчера я был с тобой солидарен в том, чтобы ты всего лишь боролся за то, чтобы победить прошлое, то сегодня я вижу, что ты любишь его, и я не дам тебе погубить себя. Он твой альфа, он твой любимый человек, и это дает тебе право бороться за него, никто не сможет тебе упрекнуть в этом. Я выколю всем глаза, если хоть кто-то посмеет винить тебя в нечестности. В первый раз в жизни, Кенсу, борись со своим страхом перед комплексом "никчемной омеги", а не "никчемного человека"! У Кенсу глаза просто готовы были выпасть. Но Бэк на этом не остановился. — Да пошло оно все к черту!— Он взял Кенсу за ворот,— это Твоя жизнь, Твое счастье, так борись за него. Да она даже не любит его, и он ее. Открой глаза. В отличие от тебя, что просто не хочет видеть между действиями Чонина истинные его мотивы, я смотрел со стороны, поверь мне, сколько бы они не были "опьянены" друг другом, это все равно было ложью, в которую они сами верили. Я чувствовал это. Чонин не такой мягкий, чтобы любить такую прекрасную и невинную особу. Это не может быть его стилем любви. Он человек азарта, а с ней он просто обязан сдерживать себя. Подумай сам, ведь если у него было бы все хорошо в своей любовной жизни, ему было бы наплевать на тебя. Но нет, он хочет сломать тебя, хочет избавиться от тебя, ведь ты не такой, как она. Он боится тебя, ведь знает, что ты можешь изменить его! Ты мешаешь ему, он не может не замечать тебя! Закончив свой монолог, Бэк стал часто дышать, пытаясь перевести дух. Он и сам удивился своей речи. А что сказать про Кенсу?! Он смотрел на него, сперва, как будто видел перед собой призрака, потом понемногу пришел в себя и стал смотреть на Бэка с безумной благодарностью в глазах. Кажется он нашел ту спасительную руку, за которую он сможет ухватиться. Его взгляд и вовсе прояснился, в нем появился блеск. — Утешил. Значит я уродливый, колючий и со мной можно и быть мудаком. И только поэтому возможно, что Чонин полюбит меня?— С деловым видом сказал он. — Что?— Бэк впал в ступор, потом понял, почему Кесну сделал такой абсурдный вывод, и начал смеяться в голос. К нему присоединился и Кенсу. Напряженность спала, ведь в словах Бэка был смысл. Если Чонин был счастливим, не бесился бы так из-за Кенсу. — Да~ Во всей моей речи, ты заметил только это, да? А ведь я чувствую себя психоаналитиком,— надул губы Бэк.— Тебе надо заставить этого скотину влюбиться в тебя и точка. Мне плевать на ваше мнение. Он твой и точка. Со временем он скажет мне спасибо за это. — Режим Дивы опять включился да? — Ой, ой, ой~ Kак мы заговорили. Посмотри на себя. Жалкое зрелище, если честно. А ну-ка дай руку!— Он резко схватил руку Кенсу и заставил подняться, не только физически, но и душевно. Удерживая его за плечи, он посмотрел на него серьезным взглядом и твердо сказал. — Не смей даже упрекать себя в чем-то. Он твой! И если до него не допрет - заставим! Кенсу смотрел на Бэка несколько секунд, ему даже стало смешно от вида такого серьезного Бэка, и он опять рассмеялся. — Да,— сказал он, расслабленно вздыхая. Бэк обнял его, потом взяв Кенсу за локоть повел домой, подпевая какую-то задорную песню. "Да, Бэк, это моя жизнь. Так будем же играть до конца. Пан или пропал!". Впереди суббота и воскресенье, у них будет времени чтобы подготовиться.