Килеса-мара

      Он появился внезапно. Сначала Бьякурен показалось, что это просто галлюцинация. Из-за солнца почти не было видно его лица, но девушка понимала: это мужчина. Он не спешил подходить к ней, стоя в лучах. Так он казался посланником Ада. Марой, который совращал Будду. Но Бьякурен сильная. Она никогда не сдаётся. Даже сейчас.       Она закрывает глаза. Чувствует свет, но не хочет смотреть на него. Слышит шаги. Такие тихие, будто парит. Но даже они отдаются в абсолютной тишине громко-громко. Он близко. Бьякурен чувствует его дыхание, слабое. У брата такое было, когда он умирал. Но это не брат. Она почувствовала бы Мёрена. — Кто ты? — спрашивает незнакомец. Голос у него хриплый и скрипучий, так не подходящий его образу в лучах солнца. Это голос мёртвого. Значит, они заточили её в ад.       Она молчит. Сидит в темноте и тишине. Никого не видеть. Ничего не слышать. Только мысли, они путаются, они мешаются. Казалось, кто-то читает их, вытаскивает воспоминания одно за другим. — Почему ты здесь? — настойчивее спрашивает он.       Бьякурен открывает глаза. Он выше её, гораздо. Под одеждами почти нельзя разглядеть его тела, но лицо такое худое… Длинные пепельные — может, и седые — волосы и взгляд. От этого взгляда всё внутри останавливалось. Кажется, она почувствовала пустоту. На пару минут. Блаженное просветление. Пусть и такое короткое. Но этот миг Бьякурен навсегда запомнит. — Почему? — снова спрашивает он. — Ты можешь говорить. — За свои взгляды, — сухо отвечает она. — А кто ты? — Принц Сётоку, — усмехается он.       Бьякурен, конечно, знала о нём. Великий реформатор их страны. Тот, кто принёс из далеких стран учение Будды. Тот, кому она благодарна. Девушка встаёт на колени, кланяется ему — почти как изваяниям в сангхе. А затем, поддавшись чувствам, целует его ладонь. — Не надо таких почтений, — произносит он и отходит. — Встань.       Она слушается. Стоит, не зная что сказать. Может, это Мара. А может, пришествие великого. Или просто её галлюцинации после стольких часов на палящем солнце. Бьякурен не могла сказать наверняка. А ещё ей было стыдно. Не должно быть никаких желаний. Все они — главная причина страданий. Вот и теперь её трясло. Стоять тяжело, ноги будто ватные. Может, от волнения. А может и потому, что она не вставала уже бесчисленное количество времени. — Зачем Вы пришли ко мне? — спрашивает она, боясь, что говорит лишнего. — Бесцельно хожу по мирам, — отвечает он, проходит мимо неё и оказывается прямо за спиной. — В любой момент я могу уйти. Также внезапно, как и пришёл. — Колесо совершит очередной оборот, — прошептала Бьякурен. — Все мы приходим и уходим.       Он довольно хмыкает, обходит её и словно поедает взглядом, словно принюхивается и прислушивается к ней. Каждый раз, когда глаза Бьякурен ненароком пересекались с его странными серыми — такими мёртвыми и даже стеклянными — глазами с квадратными зрачками, то всё внутри замирало. Такие ли те, кто достиг просветления? Или это существо нижнего порядка? В этом аду невозможно дать ответ.       Но перед искушениями надо стоять достойно. Они помогут достигнуть просветления. Если, конечно, постараться. А Бьякурен хочется этого изо всех сил. Вырваться. Доказать всем насколько она сильная. И объединить людей с ёкаями. — Ты непохожа на обычных представителей своего учения, — усмехается принц.       Она молча глядит на него. Вопросительно, быть может. У Бьякурен никогда не получалось скрывать своих эмоций. Пусть даже это были бы грешные как гнев или грусть. Но сейчас она старалась. Достойно держаться перед искусителем. «Все проходят через это, — твердит она себе. — Абсолютно все просвещенные». — В тебе так много желаний, — продолжает он. — И ты совсем не хочешь им следовать. — Любое желание содержит страдание, — тут же парирует она. — Но разве твой учитель не проповедовал о том, что и в аскезе должна быть умеренность? — и опять этот насмешливый тон.       Она уже ненавидела его. Рядом с этим могущественным существом она чувствовала себя совсем мизерной. Песчинкой. Одной из миллиардов, рассыпанных у его ног. Это так глупо. Так жалко. Что бы сказал ей брат? Но Бьякурен держалась. Только сильные смогут устоять. — Я монах, — мягко говорит она. — Мы следуем Пути строже, чем простые миряне. — И что с того? — ах уж этот голос, полный издевательств. — Ты смешная. Срединный путь одинаков для всех, разве не так?       Оставалось лишь кивнуть. Он говорил откуда-то из-за спины. Совсем как искуситель. Но девушка не могла повернуться. Не могла смотреть в эти ужасные серые стеклянные глаза. Лучше она будет стоять на расстоянии. Сделает шаг вперёд. Ведь она сильная, она многое пережила и сможет выстоять даже сейчас. Даже если больно. Действительно больно. — Не уходи, ты интересная, — теперь он говорит с какой-то совсем другой интонацией, мурчащей такой, прямо ласковой. Отойти ещё дальше. Не слышать. Не видеть. Не чувствовать. Полная нирвана. Полный порядок везде и всюду. Освобождение. Только без тебя. — Это бесполезно, — снова его голос звучит так громко, будто он за самой спиной. — Я приду ещё раз и ещё. Я не просто твоё искушение. Ты интересна. А я люблю собирать в коллекцию тех, кто мне интересен. И, смеясь, он растворяется.