ID работы: 4049618

Долина Кукол

Фемслэш
NC-17
В процессе
154
Размер:
планируется Макси, написана 241 страница, 28 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
154 Нравится 204 Отзывы 40 В сборник Скачать

Часть 27

Настройки текста
      Не прошло и получаса, как в больнице началась нарастать суета после созыва врачей и хирургов. Пациенты, в том числе и я, начали из любопытства выглядывать из палат. Мне оставалось только гадать: это любой другой экстренный случай или то, что я думаю? В одной больничной рубашке было холодно, но я не могла просто так сидеть в палате. У меня было плохое предчувствие, особенно из-за того факта, что эта больница — ближайшая с центральным парком. В руке так и был сжат телефон с того момента, как звонок прервался. Я несколько раз пыталась дозвониться Софи, докричаться до медперсонала, предпринимала попытки вызвать полицию — хоть кого-нибудь, чтобы сделать хоть что-то, что я могу в нынешнем положении. — Все расступитесь! Разойдитесь по палатам! — строго наказывала медсестра, быстро идущая по коридору и размахивая руками, — Освободите коридор! Из-за поворота послышались указания врачей, стук колёс каталки и истошные женские вопли. Те пациенты, которые не успели зайти в палаты, прижались к стенам, чтобы пропустить каталку. Ливень за окном и тусклый утренний полумрак дополнял и без того жуткую картину. Врачи и медсёстры, видимо, выходили на улицу, чтобы довезти каталку, поэтому их волосы и халаты в зоне плеч были влажными. Один из ассистентов бежал за каталкой с таким же штативом для капельницы, что и у меня. Двое других везли рядом дефибриллятор, который пикал явно быстрее сердечного ритма. На подушке можно было разглядеть копну мокрых коротких каштановых волос. Вопли чередовались с громкими визгами и стонами. — У неё тахикардия! — крикнул один из врачей, — Быстрее! — Наркоз отходит! — Вколите снова! Подобные фразы с трудом было слышно сквозь женские крики. Пациенты прикрывали рты от ужаса и отходили ещё дальше. Когда каталка проезжала мимо меня, я успела узнать Софи. Её шея была зафиксирована специальным бандажом, а тело плотно привязано к каталке, чтобы исключить любое её движение. Помимо этого, на её лице и теле была кровь, перемешанная с дождевой грязью, и гематомы. Лицо искажалось в гримасах крика от невыносимой боли. Её крики эхом звучали по всему этажу и, казалось, по всей больнице. До этого момента я думала, что ничего ужаснее не увижу. Оказалось, что худшее всегда только впереди. Я подошла к той же медсестре на посту, к которой обратилась после звонка Софи. Та с беспокойством и горечью ответила, что девушку нашли лежащей на ступенях в парке и, на данный момент, вынесли предположение о её падении с этой лестницы. — Ясно… А сколько будет длиться операция? Это же моя коллега… — Этого я сказать не могу, простите. Вам нужно вернуться в палату. Скоро будет обход врача, вам нужно быть в палате. Ничего не оставалось, как развернуться и уйти. На ум не приходило ничего, кроме немого шока одновременно с нецензурными словами. Мне хотелось закричать от того, что всё это происходит на самом деле. Эти ужасы один за другим. Ночной кошмар, которому, похоже, и правда не будет конца. «Это я виновата… Это я ей позвонила, когда она была там в такую погоду и отвлеклась на мой звонок. Это я…» — не дойдя до кровати, я села на пол у закрытой двери и старалась плакать как можно тише. Я думала, что слёзы падают на колени в таком количестве только в кино. Воздуха не хватало всё больше, но мне было не до этого. Перед глазами теперь стояло это лицо Софи с распухшей гематомой на лице и кровью, от чего её почти нельзя было узнать. Такое чувство, будто последние недели испачканы кровью: сначала Хлоя, потом Гейл Брукс, а теперь Софи. То, что я не примкнула этому кровавому списку — чистое везение. И всё равно перед глазами одна лишь кровь, будто красный жидкий омут, в котором нет просвета. Может, это какое-нибудь проклятие? Почему такая череда ужасных событий вокруг нашего магазина? Мало нам оказалось криминала, так ещё и это в придачу! То, что сейчас творится одно за другим, для меня уже слишком! Мне всё страшнее и страшнее. Как убрать всё это из головы — я уже не справляюсь! Дверь, ударившая в спину, подействовала как пощёчина. Это был врач, пришедший на утренний осмотр, который из-за двери вытянул голову. — Боже, я сильно вас задел? Что же вы делаете на полу? Вам нужен постельный режим!— мужчина в белом халате за плечи поднял меня и поставил на ноги, медленно довёл до кровати и начал спрашивать о моём самочувствии: — Как ваша голова сегодня? — но я молчала. Не знаю, что мне хотелось: всё высказать или промолчать? Даже не знаю, готова ли я слушать какие-либо утешения — не станет ли мне от них ещё хуже, — Полагаю, вас беспокоит то, что вы видели в коридоре. Но поймите: это больница. Здесь такое можно встретить очень часто. Да, зрелище явно непривычно для пациентов, но… — Она – моя коллега, — я посмотрела на врача из под распущенных волос. Понимаю, почему некоторые так ходят: волосы, закрывающие лицо, служат неплохой психологической защитой от окружающего мира, поэтому чувствуешь себя немного спокойнее, — И это я попросила кого-то поехать туда. Перед этим мы с ней говорили по телефону, после чего…, — я судорожно ковыряла заусенец, но врач положил свою руку на мои пальцы с целью, чтобы я этого не делала, — После чего услышала, как она кричит. А потом – ничего. Мужчина ошарашено смотрел на меня и с каким-то искренним сочувствием. Видимо, он сам затруднялся, стоит ли мне что-то рассказывать. Врачи ведь всегда такие: не хотят беспокоить пациента без лишнего повода. — Эльза, вы знаете, есть ли у этой девушки кто-то из близких? — Да, её молодой человек. — Не могли бы вы дать его номер? — Боюсь, у меня его может не быть. А где её телефон? — Возможно, где-то в её личных вещах в камере хранения. Но неизвестно, сколько её сумка пролежала под дождём. Вероятность того, что телефон не промок, довольно невелика. — Он наверняка лежал рядом, а не в сумке, если мы с ней разговаривали… Тогда вероятность ещё ниже. А так в целом, скажите просто как человек человеку – насколько там всё плохо? Врач глубоко вдохнул и посмотрел на окно. На его лице пестрились тени от дождя, накрывающего стекло как прозрачной тканью. Свет так и остался выключенным, поэтому палата была в серо-мрачных, абсолютно неуютных тонах. — Как вам сказать… множественные переломы, ушибы, ссадины. Сейчас за неё активно борются хирурги, чтобы её восстановить. Но, честно скажу: там месиво. Возможно, потребуется не одна пластическая операция. Случаев падения с лестницы у нас было много, и тут зависит от того, удачно ли человек упал или нет. Так вот в её случае – крайне неудачно. Это всё равно что неудачно уронить куклу, из-за чего у неё разом откололись все конечности. — Господи… — Вам нельзя напрягаться. Я рассказываю вам исключительно потому, что вы знакомы. А так я здесь, чтобы отслеживать конкретно ваше состояние. — Но ей врачи нужнее, чем мне. Почему вы не там? — Потому что я терапевт, а не хирург. Ей занимаются другие специалисты – и они у нас хорошие. Вашей коллеге, конечно, понадобится уйма времени на восстановление. И задача наших врачей в том, чтобы элементарно кости срослись правильно, органы, если те не сильно пострадали, работали нормально, а также её, возможно, будет посещать психотерапевт, так как такого вида травмы оказывают сильный удар по нервной системе и психике. Сами вообразите, что человек чувствует, когда совсем не может двигаться и испытывает боль при каждом вдохе. — В какой она палате? — Её пока оперируют. В отдельную палату переместят позже, так что не могу знать. Прошу вас, не грызите ногти. Я, кстати говоря, подумываю направить вас к неврологу. Психотерапевта тоже не исключаю. — Зачем? Я итак ходила к психологу? — Нет, судя по моим наблюдениям и вашей медкарте, ваше состояние требует более серьёзных мер. — Просто вылечите мои синяки и всё. Ещё не хватало, чтобы из меня овоща сделали. — Вы, похоже, путаете психотерапевта с психиатром, — он сбавил тон голоса на более тихий и наклонился чуть ближе, — Как раз психиатр просто поддерживает состояние пациента, подсаживая на сильные лекарства. В вашем случае в борьбе с тревожностью, которую я заметил, достаточно психотерапевта. Они лечат мягче, используя свои методики и более щадящие препараты. Только под конец его монолога я подумала о том, что это неплохой способ спросить подробнее о том самом внезапно возникшем в памяти Стезолиде. — Может, вы и правы. — Пока что я буду наблюдать за вашим сотрясением и самочувствием в целом. В дальнейшем попрошу вас обязательно сообщать мне, если вы почувствуете себя хуже. И, возвращаясь к прошлой неприятной теме — у вас, всё же, нет никаких способов связи с близкими той девушки? Снова он об этом. И правда, как можно быть настолько опрометчивой, чтобы не взять телефон ни у кого из коллег, кроме Хлои? Оставалось только одно: звонить Анне и спрашивать у неё телефон Артура. Разумеется, делать я это не хотела. Анна сейчас разбирается с магазином и думает о том, как мне здесь одной несладко. Я прекрасно помню, как после новости о Хлое она утешала меня, но у неё дрожали руки. Теперь придётся «обрадовать» её ещё кое-чем, иначе неизвестно, когда Артур узнает об этом. Его мне тоже очень жаль. Не представляю, как он отреагирует на такую новость. Если бы мне позвонили и сказали, что такое случилось с Анной, я бы просто сошла с ума. И меня бы тоже увезли в больницу, только в другую — что-нибудь из сферы психиатрии. — У меня есть подруга, у которой может быть номер. Но это… — Сложно, я понимаю. Хотите, я позвоню? — Нет! Она итак перенервничала из-за меня, услышав в трубке чужой голос вместо моего. — Я понял вас. Но как только вам скажут номер молодого человека – тут уже будем звонить мы. Такие порядки, — врач приготовился записывать, щёлкнув ручкой. Мучительные гудки разрывают голову. И, вроде, звонишь любимому человеку, но то, что ты собираешься ему сообщать, заставляет очень сильно нервничать. Я снова нервно кусаю ноготь на большом пальце свободной руки, пытаясь настроить себя на серьёзный разговор. — Привет, зайчонок, как ты? От этого приветствия мой настрой исчез. Сразу вспомнилось то, что ошарашило меня из слов Софи. После того, как я узнала, что Анна на самом деле меня старше на три года, казалось, даже её голос звучал как-то по-другому. Я понятия не имела, как теперь говорить с ней. Эта мысль боролась с другой мыслью — «а что в этом такого?». С другой стороны – да, мало что изменилось. Но странное чувство не покидало меня: будто я всё время общалась с одним человеком, а теперь его заменили на другого. Такого быть не может. Сложно представить, что это милое очаровательное личико и лучистую детскую улыбку носит человек, которому на самом деле больше двадцати пяти. А, может, Софи ошиблась? Хотя, как она могла ошибиться: что Софи, что Хлоя говорили мне об этом. Ещё одна головная боль. И, всё же, вопрос, который так трудно задать самой себе: стала ли я любить её меньше? Или же нет? Видимо, нас с ней ждёт очень серьёзный разговор, которого я теперь сама ужасно боюсь. В груди не отпускал нервный спазм, а врач напротив меня положил свою руку на мою, чтобы я почувствовала хоть какую-то поддержку. — Анна, ты…здравствуй… — Всё хорошо? У тебя что-то болит? — Ну… нет. — Точно? Может, тебе что-нибудь привезти? — я слушаю её, и мне интересно: так обычно заботятся старшие сёстры? — Ты… ох… знаешь телефон Артура? — Неожиданно. А для чего он тебе? — её тон был как всегда любопытным. — Тут… кое-что произошло… С Софи. — С Софи? — Да. — Эльза, почему у тебя голос дрожит? Что там с Софи? — Пожалуйста, дай мне телефон Артура, ладно? — мой голос дрожал ещё сильнее, переходя в плаксивый из-за накатывающих слёз. — Господи, что там случилось? Ты плачешь? Мой терапевт что-то шепнул из разряда «давайте я». Видимо, не выдержав столь жалкого зрелища, аккуратно взял из моей руки телефон. Я просто закрыла лицо руками, не желая слушать то, что он скажет, и то, как отреагирует Анна: — Здравствуйте, это лечащий врач вашей подруги. Дело в том, что её коллега сильно пострадала сегодня утром и экстренно доставлена в нашу больницу. И в правилах больницы сообщить об этом ближайшим родственникам и близким о случившемся. «Конечно, эти ваши чёртовы правила. Из-за вас Анна узнала о том, что я здесь.» — Эльза сказала, что телефон молодого человека пострадавшей может быть у вас, — он кивал и периодически переводил взгляд на меня. Голос Анны я не слышала, — Нет, с Эльзой всё относительно в порядке… Конечно, мы ей занимаемся... Да… Не волнуйтесь, с ней будет всё хорошо…Так вы сможете дать номер того человека? Хорошо… Ну, сейчас ещё не время для посещений… девушка, я всё понимаю, но…Алло? — он отнял телефон от уха и вздёрнул бровь, — Бросила трубку. Она сейчас отправит сообщение с номером телефона. Это та самая, что приходила к вам вчера? — Да, она. — Удивительная особа. Ещё вчера подняла такой кипиш, чтобы её впустили в палату, и теперь снова намерена прийти сюда в ближайшее время, — усмехнулся, — Мне кажется, будет проще её впустить. Это же вас не побеспокоит, Эльза? Потому как в наших с вами интересах стабилизировать ваше здоровье. — Она не может меня бесить, — ответила я, ожидая разговора с ней. Может, всё не так плохо? Анна всё ещё любит и заботится обо мне. Поэтому, возможно, уже несётся сюда. Может, я всё слишком преувеличиваю? — Как знаете. Если вам что-то потребуется – обращайтесь. Для того вы и здесь. Отдыхайте, — он улыбнулся, вышел из палаты и аккуратно закрыл дверь, оставив меня наедине с собой.       В палате не осталось ничего, кроме звука дождя. Он даже немного успокаивал. Свет в палате так и был выключен. Я встала с кровати и, везя капельницу за собой, пошла босиком по холодному полу к окну. Мне нужен был воздух, и я дёрнула за ручку на раме: окно распахнулось от сквозняка, и резкий ветер с дождём ворвался в палату, отшвыривая назад занавески и мои волосы. Я закрыла глаза и представила, что в мире только я и дождь, который смоет с меня всё то, что лежит на плечах и сердце тяжким грузом. Казалось, что всё сдувается с меня этим ветром: где-то в уголках памяти звук бьющегося стекла остановки смешивалось и путалось со звуком того разбившегося стакана о стену. Крики Софи путаются с гудками машин. Последние отголоски ноября холодным ветром пробирают через больничную рубашку до костей. Мои открытые колени в пластырях мёрзнут, как и намокшее от летящих капель лицо. Я чувствую эйфорию – она будто нежно берёт меня за горло. Я уже не здесь, а где-то далеко отсюда. Внутри будто играет музыка, отражающая все мои переживания, всю мою боль и усталость. Я потеряла счёт времени и не знаю, сколько простояла так. И даже не хнычу – слёзы просто остановились в глазах и замерли. Чувствуешь? Как с каждым вдохом и выдохом дождевого запаха тебе становится легче? В такие моменты начинаешь задумываться о том, насколько ты близок к природе. Насколько вы с ней – одно целое. Дождь необходим, как и всё остальное. Он дарует не только жизнь обезвоженной почве, но и очищение. Это всепоглощающее чувство, будто сама природа плачет из-за того, что ей жаль тебя, поэтому ветер обнимает тебя даже со спины. Его объятия так похожи на человеческие и такие родные. Я подняла руки к животу, чтобы подарить объятия в ответ. Пальцами чувствую человеческие руки, поворачиваю голову и едва улавливаю аромат мёда и магнолии. Разум начал возвращаться из одного забытья и переходить в другое. Холодные объятия превратились в тёплые. Трепет в животе отдался жаром и согрел замёрзшие ноги и руки. Анна целовала мой повреждённый затылок и обнимала ещё крепче. Это казалось таким же плодом наваждения, как нечто приятное из подсознания, однако она молча развернула меня и коснулась губами моего лица, а затем нежно взяла за руку, довела до кровати и укутал одеялом по самый подбородок. Я лежала как ребёнок под этим одеялом, молчала и не шевелилась, боясь утратить эту волшебную иллюзию. Анна размеренно целовала моё лицо от губ до щёк, от щёк до лба – и так чередуя. Постепенно приходило осознание, что она на самом деле здесь. Наконец, меня прорвало, и я заплакала по-настоящему. Вытащив руку из под одеяла, я прикрыла лицо. Анна убрала мою ладонь, вытирая слёзы своей рукой. — Вот так. Всё правильно, — шептала она, другой рукой гладя меня по голове. То, что нужно было у неё спросить, мешало сосредоточиться на моменте. Мне слишком не хватает чего-то такого. Чувствую себя потерянным ребёнком. Вся эта взрослая жизнь со взрослыми проблемами и обязательствами не делает тебя взрослым. Она делает тебя тревожным подростком, который всю жизнь живёт во внешней и внутренней борьбе. — Анна… Это правда? — Что правда? — она говорила очень ласково, от чего мой вопрос всё меньше имел шансы быть озвученным, но всё же… — Что ты на три года старше меня? Её поглаживания по голове прервались. Она немного потупила взгляд, а я тут же пожалела, что спросила. Следовало молчать, но это было бы гораздо хуже. Напрасно я поспешила с этим вопросом. Эйфория всё стремительнее покидает меня, и на смену ей приходит уже такая родная тревога. В глубине души я ждала, что Анна засмеётся и скажет, что это какое-то недоразумение. — А я разве не говорила, сколько мне лет? Хотя, ты, по-моему, не спрашивала. Кто тебе сказал? — Софи. Точнее, она сказала, что вы с ней со школы одногодки, а позже она назвала свой возраст. — Понятно, — Анна выпрямила спину и отвела взгляд. Я всё ещё ожидала, что это окажется шуткой, и реакция Анны будет другой. Но она была серьёзна и выглядела пристыженной, — Сердишься, да? — За что? — Даже не знаю. Или, может, тебе теперь некомфортно рядом со мной, — теперь я, зная правду, начала видеть не столько во внешности, сколько в глазах её настоящий возраст. Её глаза по-прежнему большие и по-детски лучистые, но в них, в самом деле, что-то стало другим. Или я чего-то не замечала раньше. Анна тяжёло выдохнула, нервно сжимая кулаки на своих коленях: —Эльза, если тебя это тревожит, то… «Нечего бросать людей, тогда они не будут бросаться стаканами» — Я никуда не уйду. — Чт.. — Не надейся, — я улыбнулась как-то заговорчески, — Так просто тебе от меня не избавиться. Анна прыснула от смеха и тут же прикрыла рот рукой. Видимо, это был спонтанный порыв, который она посчитала неуместным в данной ситуации. И, всё же, я смотрю на неё и понимаю, что она всё та же. Много взрослых людей, которые внутри как дети? Как я уже выяснила на своём опыте – более чем. — Прости, — Анна опустила лицо вниз и едва коснулась пальцами моей руки, — Что не сказала. Скажи, для тебя это имеет сильное значение? — зелёные глаза смотрели с беспокойством, — Ну что ты молчишь? — Я в растерянности. И не понимаю, от чего. Могу предположить, что из-за своих ожиданий. — Каких ожиданий? — Ну, это прозвучит глупо…, — я вздохнула, так как мне самой было стыдно за это. Но, думаю, стоит сказать. В этом же нет ничего такого. — Обожаю глупости, — тепло Анна и взяла меня за руку крепче. Этот жест приободрил и добавил смелости. — Видишь ли, я, думая, что чуть старше тебя, как дурочка в своей голове вообразила, будто я – сильный и отважный рыцарь в доспехах, который в любой момент тебя спасёт. А тут, когда я узнаю, что я тебя моложе, то мои фантазии рассыпаются, как волны об скалы. Скажи же, что ужасно глупо! — я чувствую, как снова краснеют щёки. — Я ничего милее не слышала, — простонала Анна и положила голову мне чуть выше колен, нырнув туда лицом. Её лицо. Там. Нет. Сейчас не время. Нет… — Анна! — Ой, прости, у тебя же тут ссадины, — она резко подняла голову и виновато прикрыла губы пальцами. — Дело не в ссадинах. — А в чём же? Мне осталось отвернуть красное от смущения лицо в сторону от неё. Я не заметила, как закусила губу. — О… О-о-о, — это её протяжное «о» делает только хуже моему самоконтролю. Хотя, о каком таком самоконтроле речь? — Видимо, кто-то очень сильно напряжён и к тому же соскучился. Улыбчивый тон и загадочность в голосе Анны сильно меня возбудил, и теперь мои мысли спорили с вспыхнувшими чувствами. Однако, внезапно возникшее воспоминание разом потушило всё и ввело в прежнее состояние апатии: — Ты была у Софи? Видела её? Улыбка с лица Анны сползла, а глаза стали серьёзными: — Нет, туда пока не пускают. А ты её видела? Мне сказали что-то невнятное про лестницу. — Да, врачи говорят, что она катилась по ступенькам. И да, я её видела, — прошептала я, кивая головой, — Хорошо, что ты не была здесь в тот момент, когда её провозили прямо мимо меня. — Да ты что… Всё так плохо? В эту секунду дверь открылась, и в палату вошёл мой лечащий врач. Он шумно выдохнул, почёсывая короткие тёмные волосы на лбу: — Ну что могу сказать. Состояние стабильно тяжёлое, в себя пока не пришла, — врач перевёл взгляд с меня на Анну, — И вам здравствуйте, — та виновато улыбнулась, видимо, понимая, что в больнице ещё помнят её вчерашнее шумное появление. Но я её не винила – это было сравнимо с тем, как если бы она влезла в окно, чтобы просто меня увидеть. Если бы мне год назад сказали, что я в душе романтик, – ни за что бы не поверила. — Когда её можно будет навестить? И известно ли, когда она придёт в сознание? — спросила Анна. — Будет известно чуть позже. Сейчас сообщаю о её текущем состоянии. Вы хотя бы спокойно реагируете, в отличие от парня, который до сих пор плачет, сидя у входа в палату этой девушки. — Артур? — я подалась вперёд от удивления, — Ты ему звонила? — А как иначе? Знала бы ты, как он кричал в трубку несвязные слова. Такие вещи очень непросто сообщать. Врач и я лишь молча кивнули в знак согласия со словами Анны, думая каждый о своём. Мужчина снова выдохнул, покрутил шариковую ручку, которую он не выпускал из руки, и сказал, чтобы я не забывала о своём здоровье и постельном режиме. И, видимо догадываясь, наказал не слоняться по больнице. А я тем временем в своей голове уже его ослушалась. Как только мы остались с Анной наедине, она дождалась, пока после хлопка двери последуют уходящие шаги, а затем развернулась, подалась вперёд и поцеловала меня. Вихрь в животе снова взмыл, а к голове начали подступать приятное покалывание и жар. — Я ужасно люблю тебя, — шептала она горячим дыханием мне в ухо, — Я ждала, пока он скорее уйдёт, чтобы сказать это снова. И каждый раз, когда я ухожу отсюда, то чувствую желание вернуться обратно. — Анна… — Не говори ничего, — улыбнулась она и поцеловала снова. Мысли переключаются на сладостную эйфорию, но другого характера, — И не стой так больше у окна – простудишься. — Я уже и забыла. — Ну вот и славно. Иногда сотрясение идёт на пользу, — она приобняла меня, — Знаешь, мы можем быть теми самыми рыцарями друг для друга невзирая ни на что. Позволь и мне быть этим рыцарем для тебя. — Хорошо, — я сильнее уткнулась в её плечо, пока перед глазами обрывками мелькала искалеченная Софи. Бывают вещи, от которых спасти нельзя. И, если честно, я не знаю, сможешь ли ты спасти меня от меня же самой. Мы нехотя расцепили объятия, и Анна, взяв сумку, направилась к выходу: — Завтра принесу тебе что-нибудь поесть. — Но здесь же кормят. — Пф, — прыснула Анна, закатив глаза, — Одно название, что кормят. А я намерена исполнить свой рыцарский долг и избавить свою девушку от тягот здешней еды. Дальше она лишь мило хохотала, пока я прятала лицо под одеялом. Ну почему ей так нравится видеть меня настолько уязвимой перед ней?

***

      Ближе к вечеру дождь кончился, а малиновый свет заката окрасил белые стены больницы в персиково-розовый. К тому времени я прошла через все процедуры и осмотры. На ужин в палату привезли нечто, что они называют овощным рагу. Я, конечно, понимаю, что в больнице исключительно полезное питание, но есть рагу, а есть то, что только называется этим словом. А по факту – безвкусная зеленоватая масса, грустно взирающая на тебя из миски. В результате, поужинала я кефиром из пакетика, который подавался вместе с «рагу». Теперь я ловлю себя на мысли, что жду, когда Анна залезет в моё окно с пакетом, полным еды её собственного приготовления. Хотя, я была бы рада и куску пиццы из ресторана. Я прекрасно помнила, что мне велели не «шататься» по больнице, а отдыхать в палате, выходя из неё только на процедуры. Но так как я скрытая бунтарка, мои поиски тапочек увенчались успехом. Они были из твёрдой резины и, будучи не ношенными, оказались ледяными. Пришлось их минут пять греть под одеялом, прежде чем надеть на ноги. В коридоре больницы было мало людей. Пациенты либо слонялись, либо сидели на диванах в зоне отдыха. Врачи и медсёстры появлялись реже – они ходили быстро с чёткой целью, будто не замечая никого, кроме своей задачи. — Девушка, — остановил пожилой мужчина, высунувшись из палаты, проходящую мимо медсестру, — Девушка, милая, у меня с боку снова болит, не могу уснуть. — Сейчас принесу вам обезболивающее. Пока что вернитесь в постель. Диалоги в таком ключе доносились отовсюду. То кто-то из пациентов просил у медсестёр лекарство, то пациенты между собой жаловались на свои недуги. И всё это под аккомпанемент фоновой классической музыки из приёмников под потолком и запах медикаментов и вымытого хлоркой пола. Всё это должно расслаблять, но, почему-то, оказывает обратный эффект. Ненавижу больницы. К сожалению, мне не было известно, где палата Софи. Скорее всего, она находилась в отделении реанимации, куда совершенно точно не пустят. Но неведение мучило меня весь день и больше я вряд ли бы выдержала. Так я и плутала по коридорам, в слепой надежде следуя указателям в сторону реанимации, пока не нашла широкие металлические двери с характерной надписью. Рядом на стульях сидя спал светловолосый парень, опустив голову к груди. Я засомневалась, что это Артур, но как только он поменял неудобное положение, подняв лицо, сомнения отпали. — Артур, — тихо позвала я, сев рядом с ним, — Ты спишь? Он начал медленно просыпаться и продирать красные глаза, которые были сильно заплаканными. Сердце сжалось. — Эльза? — хрипло спросил он, потирая глаз. Он огляделся, видимо, чтобы убедиться, что всё ещё в больнице, и ему это не снится, — Что ты здесь… почему ты в этом? Что с тобой? — он окинул взглядом мою синюю больничную рубашку с завязками на спине. — Я тоже пациент. Потом расскажу. Как ты? — Ну, нормально, — выдохнул он. А потом закрыл глаза и начал шмыгать носом. Его плечи слегка подёргивались, — Конечно, ни черта не нормально. Такое чувство, что за этими дверьми угасает моя жизнь, пока я сижу здесь и ничего не могу сделать. Мне стало искренне больно за него. Я вспомнила, как мне снилось нечто подобное: Анна в опасности за запертой дверью и зовёт меня на помощь, а я ломлюсь в эту дверь и абсолютно бессильна. Хотела бы я, чтобы тот ужас, что сейчас переживает Артур, был просто сном. И нас обоих разрывало неведение – выживет ли Софи или нет. — Анна тоже была здесь, — сказал Артур, с трудом сдерживая слёзы, что получалось у него плохо, — Сказала, что ей очень жаль и спрашивала, может ли для неё или меня что-то сделать. Но что она может сделать, если уже всё случилось? Да и у неё сейчас прибавилось своих забот с магазином, потому что некому работать. Эльза, ну как это могло случиться? Почему именно моя Софи? — Не знаю, — я не представляла, что можно ему сказать. В такой ситуации очень сложно найти слова, которые действительно помогут, потому как они могут сделать только хуже. Поэтому я просто села рядом и прислонилась к его плечу. Просто к сведению: даже если человек говорит, что ему не нужно плечо в трудную минуту, и он сам со всем справится без последствий для нервной системы и психики – он врёт. Артур не стал меня отстранять даже из вежливости, а наоборот внезапно обнял меня и начал плакать. Правильно, нужно просто дать человеку выплакаться. «Мужчины не плачут» – глупейшее убеждение, из-за которого процент инфарктов среди мужчин выше, чем у женщин. Просто потому что они не плачут, а держат всё в себе. Но ведь природа не дура и не просто так наделила человека возможностью плакать. Это единственный безопасный и простой способ отпускать боль хотя бы по кусочку. В эти минуты Артур раскрылся как невероятно добрая, искренняя и душевная личность с нежным сердцем. Ему и Софи обоим повезло, что они есть друг у друга. Лишь бы так и осталось. — Бедная моя Софи. Сначала она долго переживала за нашу бывшую коллегу Линду, с которой мы дружили, потом плакала из-за Хлои, что я только и успевал её успокаивать и пресекать истерики. А теперь ещё и это. — Софи до сих пор переживает за Линду, — сказала я ему в плечо. — Ещё бы! Её полоумная мамаша устроила в нашем магазине невесть что. Линде было ужасно стыдно за свою мать. — Почему? Софи мало что рассказала о ней. Артур протёр рукой под носом, звучно шмыгнув: — Может, тебе кто-нибудь рассказывал, что у нас в магазине внезапно решили устроить медосмотр всех сотрудников? — Да, Хлоя ещё рассказывала. — Ох, Хлоя… Ну вот, в этот список также входил осмотр психолога. Эльза, можно я тебя попрошу не говорить об этом Софи? — он отстранился, — Если она очнётся, конечно. — Разумеется, очнётся, не выдумывай! Я не скажу ей, если ты не хочешь. — Хорошо. Потому что я тоже общался с Линдой, и та попросила меня не рассказывать. Тем психологом и была её мать. Возможно, у неё было что-то не то в голове, так как её поведение порой казалось весьма странным. Я склоняюсь к мысли, что она могла помутиться рассудком из-за ареста мужа, а может, просто давила Линду гиперопекой, боясь тоже её потерять. И из-за этого стала отслеживать почти всё, что её окружает. Надо же, да? Такие люди работают в психологии и психиатрии! — Ареста мужа…, — у меня внутри появилось нехорошее чувство. — Да, он, кстати, был директором нашего магазина. Его поймали за торговлей наркотиками. — Ничего себе семейка…, — подумала я, но это получилось вслух. Я решила не распространяться о том, что уже знаю. Так он, возможно, скажет мне что-нибудь новое. — Ты не подумай ничего про Линду. Она хороший человек, просто на неё свалилось очень много. А теперь она сама неизвестно где. Искренне надеюсь, что у неё всё хорошо. — Артур, ты случайно не знаешь, как зовут мать Линды? — спросила я. Возможно, именно она и будет зацепкой для дальнейшего расследования, как только я выйду отсюда. В такие моменты я понимаю, что мне не хватает Хлои. — А тебе зачем? — Ну, о Линде много кто рассказывал в магазине. Да и, может, удастся у неё что-нибудь спросить по поводу Линды. — Ой, она никому не даёт интервью. Да и к тому же, полиция итак не нашла её дочь. Думаю, лучше к ней не соваться. — Я подумаю над этим. Просто скажи, как зовут. И, возможно, адрес, если знаешь, — мне надо было понимать, с чего начать. — Фамилия точно Келли, если у Линды такая же. А имя, если я ничего не путаю, — Гейл. Мне резко стало плохо. Сердце заколотилось как бешенное, а ладони вспотели и задрожали. Я на автомате встала на ноги и, ничего не объясняя, поплелась обратно по коридору на трясущихся ногах. — Эльза, ты куда?! — голос Артура остался где-то сзади, но я его почти не слышала. Гейл, которая психолог. Простое совпадение? Или та самая Гейл, убившая Хлою, наверняка, с определённым умыслом. Наверняка, зная, какое отношение та имела к её дочери. Иначе зачем ей было убивать её? Но зачем было пытаться убить меня? А потом и вовсе убить саму себя?! На меня снова напал приступ сильной головной боли и тошноты. В ушах зашумело предвестие грядущего обморока. Я села на ближайший стул у стены, согнувшись пополам, чтобы кровь вернулась обратно к голове. — Эльза, куда ты ушла? — задыхаясь, спросил Артур, который, видимо, за мной погнался, — Тебе плохо? Я что-то не то сказал? — Всё нормально, только… голова. — Да что же с тобой случилось? Что с твоей головой? Я разрывалась между мыслью сказать правду и мыслью озвучить версию полиции, которую рассказали Анне. Софи призналась, что боится быть следующей, и падает с лестницы. Что если это не случайность, и Артуру тоже могут грозить неприятности? Да что здесь вообще происходит?! Надо срочно поговорить с теми сотрудниками полиции, которые ведут дело Гейл и Хлои. Но, я боюсь, что после моей выписки из больницы как бы не было слишком поздно. — Что-то случилось? — послышался высокий женский голос, и я сквозь свои волосы увидела ноги в медсестренской обуви. — У неё очень сильно болит голова, — обеспокоенно ответил Артур. — Эльза, почему вы не в палате? — третий голос издалека принадлежал моему врачу, который, не обнаружив меня в палате, готовился третировать. — Боже, отстаньте все…, — бубнила я себе под нос, не в силах терпеть головную боль. — Вы, видимо, не понимаете всю серьёзность сотрясения. — Сотрясения? — спросил Артур. — А вы кто? — спросил врач. — Я её коллега. И посетитель к девушке, которая сейчас в реанимации. После непродолжительной паузы мой врач ответил: — Я понял. Могу вас попросить помочь проводить её до палаты? — Да, конечно! Они вдвоём вели меня под руки, а к головной боли прибавилось головокружение. Я утрачивала надежду, что меня в скором времени выпишут отсюда. Как только я оказалась на своей койке, врач сел рядом: — Вы же должны понимать, что я не просто так назначил вам постельный режим. То, что вы ослушались, может только усугубить ваше состояние и продлить нахождение в больнице. — Извините, — тихо ответила я, заметив краем глаза Артура, который выглядывал из приоткрытой двери. — Не извиняйтесь, а лучше хорошо подумайте о себе. Понимаю, что вам хотелось узнать о состоянии вашей коллеги, но вам скажут об этом тогда, когда врачи сами будут чётко это знать. Не нужно лезть в бутылку. — Доктор, — неожиданно вмешался Артур, пройдя внутрь палаты, — Вы сказали, что у неё сотрясение? А из-за чего? — А вам Эльза не сказала? — этот идиот сейчас всё ему разболтает, чёрт, — Насколько я в курсе, её хотели ограбить и ударили по голове. Это со слов полиции. Ну слава богу, что полиция и врачу не сказала правду. Это хотя бы обезопасит его. Знать бы ещё от чего. Знать бы, с чем мы вообще имеем дело. — Ого, — охнул Артур, — Несчастье за несчастьем. — Да уж, — согласилась я, понимая, что он имеет в виду помимо меня Хлою и Софи.

***

      Следующее утро ознаменовалось тем, что Софи очнулась. Об этом сообщил Артур, который остался ночевать в её палате, так как нахождение дома в неведении причиняло ему боль. К тому же, он хотел быть рядом с Софи в тот момент, когда та проснётся. Конечно, он с трудом сдерживал печальный тон, рассказывая о том, что увидел, впервые войдя к ней в палату. Я смогла войти к ней в палату куда позже — меня не отпускали до тех пор, пока я не пройду все процедуры в это время. Моей голове начало постепенно становиться лучше – боли уже не такие мучительные. В светлой палате рядом с кроватью сидел Артур. Его лицо отражало то облегчение, то печаль, которую по обыкновению закрывал улыбкой. Он держал в руке пальцы Софи. Что касается неё: Софи была почти вся замотана бинтами. Одна нога была закреплена в ортез выше колена и подвешена вверх, другая была туго забинтована в районе стопы. С руками немного иначе: на одной руке также был ортез с фиксацией руки и плеча, а на другой — такая же фиксация запястья. Артур касался пальцев именно этой руки. Грудную клетку и талию Софи опоясывал гипсовый корсет. От этого зрелища мне самой стало душно, будто корсет был на мне. Её шея также была зафиксирована, из-за чего Софи смогла только перевести на меня взгляд – глаза уже уставшего от боли человека, которому ещё только предстоит восстанавливаться, а следственно, мучиться. На скуле и губе, а также в разбросе по телу были начавшие желтеть и синеть ссадины. — Привет, — всё, что я могла вымолвить дрожащими губами. Мне было до смерти жалко Софи и больно от того, что это я во всём виновата. Уголки губ шатенки дёрнулись в знак ответного приветствия. Артур встал, уступив место рядом с кроватью, чтобы я могла присесть: — Я принесу что-нибудь попить. Скоро должен прийти врач на повторный осмотр. Он вышел из палаты, оставив нас наедине. Я села рядом и также коснулась поцарапанных пальчиков, лежащих без движения на матраце. — Прости, Софи, — слёзы выступили сразу, и я уже никак не могла их сдерживать. — За что? — тихо и хрипло спросила она, хоть я и не ожидала, что она вообще может говорить. Её брови вопросительно сошлись на переносице. — Это ведь я тебе позвонила и отвлекла, когда ты спускалась по тем скользким ступенькам. Я не хотела, чтобы так вышло. Прости, — я размазывала слёзы по щекам, стараясь не рыдать в голос. — Эльза… — Нет, я знаю, что ты сейчас будешь меня успокаивать и тому подобное. Лучше уж прогони меня из палаты и скажи мне больше не появляться на глаза. Потому что ты здесь благодаря мне. — Эльза, мне очень трудно говорить, просто послушай. Да, я здесь благодаря тебе, — она закашлялась и поморщилась, видимо, из-за боли в груди, — Но если бы не ты, я бы осталась там умирать. В том, что случилось, нет твоей вины. — И всё же… — Меня толкнули, — будто предвидя, что я хотела спросить, сказала Софи. — Толкнули? Кто? Тебя кто-то задел? — Нет, это была не случайность. Я отчётливо помню толчок рукой в спину, после чего я кубарем скатилась вниз, а дальше – ты знаешь. — Что? — Я не говорила Артуру. И ты не говори, ладно? — с трудом шептала она. — Почему? Софи, если я всё правильно понимаю, это было покушение на убийство. — Помнишь, я говорила тебе, что боюсь быть следующей. Видимо, не зря боялась, и то, что я жива, простое везение. Если и Артур будет что-то знать, то в опасности окажется и он. Ай, чёрт! — Тебе больно? Позову врача! — Не надо, — выдохнула она, тяжело дыша и пытаясь перетерпеть боль. Надо сказать, я впечатлена тем, насколько Софи держится. Ведь, наверняка, у неё тоже сотрясение, как и у меня. И вместе с головной болью приходится выносить ещё и мучительную боль во всём теле. Это очень впечатлило меня: за хрупкой девушкой скрывается крепкий духом человек. Нужно ли ей сказать о том, что Артур, возможно, итак знает то, чего не знает она. Одна только информация о матери Линды чего стоит. Вдобавок ко всему, они оба не знают, что я здесь именно по её милости. Вспомнив об этом, у меня снова участился пульс. — Софи, вы же с ним вместе. Он должен знать. К тому же, если это всё и правда как-то взаимосвязано, и в опасности мы все, то, думаю, нужно наоборот объединиться, всё обсудить и вступить в сотрудничество с полицией. Софи ничего не ответила, а лишь закрыла глаза: — Не хочу. Ничего не хочу. Хочу просто уехать далеко и чувствовать себя в безопасности. Почему я? Не хочу, чтобы всё это происходило со мной! НЕ ХОЧУ! — она начала плакать навзрыд и задыхаться. Мне пришлось выбежать в коридор и позвать кого-нибудь. Прибежали две медсестры и, удерживая её, вкололи успокоительное. Только после этой манипуляции я смогла проглотить застрявший ком в горле. Внезапно в коридоре по громкой связи объявили, что скоро обход врачей, и пациентам нужно вернуться в свои палаты. Попрощавшись с Софи, я вышла из палаты. Было жаль оставлять её – она смотрела мне в след заплаканными испуганными глазами, а я старалась выдавить подобие улыбки, означающей, что «всё будет хорошо». Прямо в тот момент, когда ко мне вошёл врач, вместе с ним вошли двое полицейских. Врач сказал, что посчитал моё состояние достаточно стабильным для того, чтобы, наконец, дать показания. Сопротивляться я не стала. Мне пришлось рассказать им то, что я узнала о Гейл, которая, видимо, сменила фамилию. И поведала им о том, как её и Хлою связывал человек, давно пропавший без вести. — Вот оно что, — задумчиво воскликнул тот самый полицейский, который звонил мне, когда я была в квартире Гейл, — Это может многое объяснить. — Что именно? Может, я смогу ещё чем-то помочь. — Это нам с вами нужно будет обсудить, чтобы продвинуться дальше в деле. Вы же не вовлекли никого постороннего? — Как бы я ни старалась, да, видно, придётся, — вздохнула я, опустив глаза, — Ещё одна моя коллега сильно пострадала. Её прооперировали и, думаю, она может тоже дать показания. — Мы как раз приехали взять показания не только у вас, но и у некой Софи… — Да, это она. Её молодой человек тоже здесь — вы с ним также разговаривали в магазине. Они оба уверены, что это не случайность, так как знают то, что тоже будет вам полезно. Я предлагаю устроить общую беседу, где каждый поделится своим. Может быть, тогда мы как-то сдвинемся с мёртвой точки. — По правилам, мисс, я должен брать показания у каждого по отдельности. Но ваши доводы имеют логику. Возможно, так и поступим. Я обсужу это с врачом. Кстати, как вы себя чувствуете? — Сносно. Было и хуже, — ответила я, перекидывая волосы на одно плечо. — Рад, что вам лучше. Тогда в скором времени, когда решу все вопросы, я к вам зайду. — Хорошо.

***

      В послеобеденное время пациенты также слонялись из угла в угол или смотрели в окно на серую морось. С того момента, как привезли Софи, Анна ни разу не приехала. Да и я ей не звонила, так как была загружена переживаниями и раздумьями о грядущей беседе с полицией. Возможно, она и правда так сильно занята магазином, ведь это дело её жизни. Иногда бывает так: закрутился в делах, что просто забыл написать. Я стараюсь объективно это оценивать, но, признаюсь честно, именно её поддержки мне сейчас не хватает больше всего. Особенно остро это ощущалось, когда мне приходилось есть больничную еду, вспоминая, что Анна обещала принести мне что-нибудь съедобное. Это странное и одновременно пугающее чувство, как предчувствие, что всё хорошее с каждым днём остаётся где-то позади. А впереди тучи сгущаются всё плотнее, и от этого к сердцу подступает тревога, а прежние давние проблемы кажутся ничтожно мелкими и вызывают горькую улыбку. Я, Артур, двое полицейских собрались в палате Софи. Коп, что до этого говорил со мной, также поинтересовался её самочувствием. Софи лишь подняла брови, будто взглядом говоря «сами не видите?» Сев на заранее принесённые стулья, коп вытащил бланк и ручку: — Предлагаю начать. Скажу сразу: на данный момент работы полиции всё, что будет обсуждаться в этой палате, не должно распространяться за её пределы, — он протянул бланк с ручкой и жестом указал поставить свои подписи, — Оставаясь в палате и подписываясь в протоколе, вы соглашаетесь на сотрудничество и неразглашение данных посторонним лицам. Мне стало вновь жаль, что Анны здесь нет. Неужели, я буду вынуждена ничего ей не рассказывать? Из всех присутствующих я была последней, кто должен был поставить подпись. «Но мы же пообещали ничего не скрывать друг от друга! Мы пообещали…» — Эльза, мы ждём вас, — деликатно кашлянул коп. Я подняла глаза на Софи и, почувствовав душераздирающее чувство от вида её тела, написала своё имя. «Прости…» Второй полицейский забрал бланк и убрал в свой портфель, пока первый, сложив руки на округлом животе, дал добро на дачу показаний. Так как о Хлое все рассказывали на допросе в магазине, сейчас речь зашла уже о Линде Келли и её семье. Софи разрешалось говорить мало или поддакивать, когда Артур озвучивал то, что она хотела сказать. В процессе рассказа выяснилось, что Артур и Софи не менее ценные свидетели, зная, что Линда является дочерью директора магазина и психолога Гейл Брукс. Всплыли некоторые факты, которые они знали каждый по отдельности и друг другу не рассказывали. Это чуть не переросло в перепалку, которую полиция быстро пресекла, призывая к серьёзности, благоразумию. Хорошо, что эти двое достаточно отходчивы и быстро примирились, прекрасно понимая, что секретами хотели уберечься от последствий. — Итак, если мы мало что знаем о Линде и её местонахождении, то, судя по всему, — коп потёр отросшую щетину на подбородке, — У нас есть только один вариант – пообщаться с её отцом. — Что? Но он же в тюрьме, — воскликнула я от неожиданности. — Значит, нужно отправиться туда запрос на встречу с ним. Он, кстати, может даже не быть в курсе того, что его дочь пропала. Может, эта новость подстегнёт и его на сотрудничество. — Подождите, но он же, всё-таки преступник, — хрипло сказала Софи со своей койки, — Чёрт, как же чешется под гипсом! — Согласен с Софи, — Артур наклонился, чтобы помочь девушке почесать под гипсом, куда та не доставала, — Может, стоит встретиться с её мамой? Мы с копом переглянулись. Наши взгляды неотрывно смотрели друг на друга в попытке договориться. После еле заметных кивков головой он сказал: — К сожалению, это невозможно. На днях она покончила с собой. Софи и Артур молча смотрели на нас с распахнутыми глазами и ртами. — Это ещё не всё, — он покосился на меня. — Не надо, — вырвалось из меня на автомате. Им и так досталось. Что же с ними будет, если они узнают, что… — Гейл Брукс, ранее Келли, совершила самоубийство после вооружённого нападения на вашу коллегу, — он кивнул в мою сторону. Я смотрела в точку на полу. — Что? Эльза…, — вздохнула Софи. — Да, — появилось чувство, что уже нечего терять. Рассказывать так рассказывать. Я уже сама устала от бесконечных тайн, — Ты, как говорила, здесь из-за меня, а я здесь из-за неё. — Не может быть. Мы же с ней общались во время того медосмотра. Приятная женщина…, — ужаснулся Артур. — Хах, я скажу даже больше, — видимо, мой шоковый испуг после нападения начал потихоньку отступать, и на замену ему подбирался гнев, — Эта самая «приятная женщина»…, — теперь я неуверенно покосилась на копа. Тот сделал длинный медленный кивок, давая согласие, — … Убила Хлою. Коллеги молчали, уставившись на нас. После моих слов воздух в палате накалился до предела, а тишина стала звенящей. — Чтобы отбросить всякие сомнения – это зафиксировано камерами видеонаблюдения. Эта женщина столкнула мисс Шварц с балкона. Если есть необходимость, отдел полиции готов вам предоставить видео. — Нет, это какой-то бред. Бред! Как она могла? В каком смысле убила? Нет... — блондин сел на стул и, согнувшись пополам, запустил пальцы в волосы. Его лицо побелело от ужаса. — Кто-нибудь понимает, что вообще происходит? — пропищала Софи, не имея возможности вытереть выступившие слёзы. — Мы пока не знаем, — сказал полицейский. — А что если прежние сотрудники тоже как-то пострадали? Я уже не удивлюсь, если это в самом деле какое-то проклятие! — бубнил Артур себе под нос, зажмурив глаза. — На счёт проклятия не знаю. Да и нет никаких доказательств, что ваши бывшие сотрудники как-то связаны с недавними событиями. Во всяком случае, это не последняя наша беседа. О, как раз вовремя, — сказал коп, поднявшись при появлении в палате врача. — Вы закончили? А то пациентам пора отдыхать. — Да. Завтра нам нужно будет снова прийти. — Лишь бы ваши беседы были не во вред. За их здоровье отвечаем мы. — Ну а мы отвечаем за их безопасность, — коп ухмыльнулся одной стороной рта, после чего, попрощавшись, вместе с напарником и врачом удалились из палаты. — Не плачь, — шептал Артур на ухо Софи, поглаживая её по голове, — Мы с тобой ещё прокатимся на сёрфинге! Шатенка, наконец, слабо улыбнулась, а Артур поднялся и, ничего мне не говоря, просто обнял: — Эльза, ты могла нам всё рассказать. — Я боялась вас напугать ещё больше. — Да куда уж больше… Теперь это касается всех нас. Ты же расскажешь подробнее, хорошо? Мы ведь беспокоимся – ты ведь тоже, можно сказать, уже член нашей семьи. — Ладно, — у меня защипало в глазах, но я улыбнулась и выдохнула, — Тогда можно попросить проводить меня до палаты? Голова опять кружится. — О, это само собой запросто! — Эй, я сейчас обижусь! — иронично подала голос Софи. — А если я тебе завтра принесу огромного плюшевого медведя? — игриво произнёс блондин. — Ладно, прощу! Они смеются. У Софи болит грудная клетка, но она хотя бы может искренне улыбаться. Хоть Хлоя и не любила лицезреть их отношения, подобные смеси сахара с сиропом, во всей этой завесе сгустившихся туч они как лучик света. Как кусочек солнца на сером небе Лондона. Как напоминание о том, что в мире ещё осталось что-то хорошее.

***

      Глубокая ночь проникала в окно палаты ровным синим светом. Софи не могла уснуть, а лишь лежала с закрытыми глазами. Ей не давали спать её травмы и мысли, перебирающиеся в голове одна за другой. Она лежала, закрыв глаза и шумно дыша, чувствуя очередное покалывание в ноге или области рёбер. Почти неслышно открылась дверь. Бледная полоска света из коридора проникла в тёмную палату, и Софи перевела взгляд на вошедшего. Судя по тому, что получалось разглядеть, это был кто-то в белом халате, шапочке и медицинской маске. Он не был похож на её лечащего врача, но Софи не предала этому значение. Может, это врач на ночном дежурстве. — Не спится? — раздался шёпот врача. — Всё болит, — тихо ответила Софи, пока врач доставал ампулу и набирал содержимое в шприц. — Понимаю. Сейчас всё пройдёт, — сказал он, отсоединив от катетера капельницу, и вставил шприц. Софи не видела, как он ушёл. Она чувствовала, как её сердце начинает колотиться, конечности стремительно холодеть, а в голове зашумело, вызывая ассоциации с шумом морского прибоя. Дыхание давалось всё тяжелее, а стены палаты начинали светлеть, пока не превратились в окончательную невесомую белую пустоту.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.