Королева идёт

Чем дальше в лес – тем деревья выше. Они похожи на обугленные пальцы, пытающиеся схватить с неба луну, сжать в кулак и утащить вниз, чтоб она светила только там, на радость подземным демонам. Ночь в Запретной Лесу царствовала почти безоговорочно, не желая уступать место светлым временам их законный час. Пышные, спутанные кроны деревьев были за верных слуг и стражей, не давая проникнуть вниз ни лучику, они заменяли облака, а светящиеся глаза лесных тварей – звёзды сами себе. Трава у подножия деревьев и всевозможные растения нашли путь к жизни, без солнечной пиши. Всегда чёрные, как шерсть зверя, то стелилась по земле, как шёлк, то топорщилась, как иглы. Но были места, островки, целые оазисы света – проплешины в плотном строе колонн-деревьев. Но и это лес не хотел принимать, отплёвывая как заразу. Солнце, как бы ярко не светило, достигала земли не в виде золотых копий, а блёклым их отражением, вселяя лишь уныние. Зато Луну он любил, питая какую-то тайную привязанность к большой несъедобной холодной жемчужине. Потоки света валили вниз, как вода из прорвавшейся плотины, и растекающаяся по низу, затекая под корни, затопляя траву и обрызгивая кору. Деревья, «намокшие», похожи на щербатые кости, выломленные из почвы. Пепельно-лунные, как тотемы вокруг храма, казалось, они подпирали само небо, водя хороводы вокруг луны. Но сегодня небо устроило свой собственный хоровод. Первой его заметила Мэннок – молодая девушка-кентавр. Кожа её огрубевшая, жёсткая, бледно-голубая, как небо по утру в более благосклонных местах. Зато густые волосы, хвост и нижняя часть тела – угольно-чёрная, с золотыми проблесками прядей и пятен, настоящее сияющее ночное небо. Мощный торс опоясывал ремень кожаной сумки, за спиной – большой, даже по размерам кентаврийки, охотничий лук. Колчан был приделан сбоку за человеческой частью спины, наподобие чересседельной сумки. Мэннок несла в руках небольшие разноцветные глиняные горшочки, с вырезанным на них одним и тем же символом – дерево, чьи корни тянутся вверх, сплетаясь с кроной. Розовые, желтые, светло-зелёные, голубые, сиреневые – пугающе неестественные и неподходящие цвета для вечно затемненного мира, опасных тварей и суровых кентавров, что обитали в нём. Но каждый цвет не случаен, нужный для ритуала, значащий то, что ещё не забыли с тех времён, когда деревья были чуть ниже, а света больше. Заполненные землёй, в которой стояло по одной свече, девушка ставила их в специальные углубления в стволах или ставила на ветки, зажигая. Близился старый, как шотландская земля, праздник, и среди листвы должны быть застывшие вздрагивающие светлячки. Но вот глиняный подсвечник чуть ли не падает – дочь леса вышла к свободному куполу неба, и смотрит в него, а от увиденного замирает дух и слабеют руки. В последний момент, ловкая охотница подхватывает сосуд. Парад планет и звёзд. Скоро откроются новые миры. И будут новые знания. Поставив последний подсвечник, и зажёг свечу, кентавр мчится назад. Наползающий туман тянул свои щупальца к быстро перебирающим ногам, пытаясь связать их, но мощные ноги рвали путы в клочья, и наползающей дымке пока что удавалось только поглотить стук копыт. И вот огни поселения – столбцы с горящими наконечниками, очерчивающие границы, и костры на земле. В честь праздника в них кидали порошки, и дым шёл вверх витиеватой полупрозрачной радугой. Старейшины собрались вокруг самого большого костра. Уж не молоды, но не немощны. Какое-то предчувствие витало в их умах, но дальше задумчивых взглядов, всматривания в пламя и редких взглядов наверх, в темнеющие кроны, у них не уходило. Ни слова ни сорвалось с их губ. Мэннок чуть не сшибла один из столбцов, доскакала к костру, встав на дыбы, возвысившись над всеми присутствующими. - Небо! – закричала она, указывая вверх. – Небо! - Падает? – с лёгкой улыбкой спросил Флоренц, подходя к ним. - Танцует! Небесный парад! – Мэннок не считала нужным быть сдержанной или многословной. Кентавры, почти не сговариваясь, побежали к ближайшему месту, откуда было видно небо, выходя за пределы поселения. Мэннок не ошиблась. Скоро откроются порталы в иные места или же миры найдут другой способ соприкоснуться. Принесут они горе или пользу – вопрос, но кентавры ко многому относились довольно философски и сейчас лишь с любопытством ждали. Впрочем, не откладывая праздник. Кентавры могли смотреть в дневное небо и видеть далёкие звёзды за короной солнца. Людям, даже магам, нужны были приспособления. Астрономическая башня была полна людей. Очень поздний урок по расписанию. Учитель – одержимый маньяк своего дела – неустанно и почти что одновременно смотрел и на небо, и в карты, отзеркаливающие оное краской и позолотой, и направлял учеников. Дети же или смотрели в свои телескопы, или боролись со сном, а некоторые решили что лучший бой - не начатый бой, потому откровенно дрыхли, затаившись в дальнем конце площадки. Правда или до первого тычка в бок локтем, или до восклика заметившего профессора, или же до самого конца занятий. Среди блестящего хрома приборов тени были так уютны... Сегодня к загадкам космоса приучались барсуки и львы с пятого курса. Один из спящих был Джеймс Сириус Поттер, которой ещё чуть-чуть и грохнется вниз. А удерживающей его от полёта в пропасть была Доротея Каммингс – пухленькая, крепкая пуффендуйка, с тихим сдержанным голосом, круглым лицом с аккуратными чертами, чем-то и правда делающих её похожей на барсучиху. - Проснись, зараза, - начала пинать она его уже ногой. - Дотти, отвали, - шипел тот змеёй в ответ. В момент, когда профессор-звездочёт снова обернулся в их сторону, девушка отпустила другу такой пинок под зад, что тот вскочил, моментально проснувшись. Выглядел он в этот момент бодро, и у учителя не возникло сомнений, что Поттер действительно учился. - Опять чёртов Малфой, - причитала девушка, делая пометки в тетрадке. - Не выражайся. Поттер и Каммингс были вместе с первого курса: общее купе, общая лодка, общая парта. Они были неразлучны настолько, насколько это возможно, будучи на разных факультетах. Дот получила брата, о котором всегда мечтала, а Джеймс – сестру по возрасту. Которую не надо учить и всё объяснять, как это у него происходило с Лили и Розой; которая наоборот, не поучает его самого, как это делает Виктуар. Это было общение на равных. Но на следующий год поступил Скорпиус Малфой, и всё погрязло в грызне. Доротея только и успевала, или не успевала, их разнимать или навещать потом друга в больничном крыле. На следующий год наступило подозрительное затишье. Ещё через год истинное перемирие: сначала обмен кивками при встречах, потом приветствия, редкие перекидывания репликами, смешки по пути в Хогсмид. И вот теперь это переросло в подобие дружбы. Дружбы всеразрушающей, ненормальной и опасной для окружающих. Этой парочки следовало опасаться, обходя стороной, когда они затихали в тёмном углу, пользуясь больше жестами и междометиями. Вчера ночью эти черти сбежали в лес по смолу. И Дотти было страшно представить, для чего они её используют. Куда спрятали собранное – молчали. Тут всю площадку сотряс вопль. - Чо, свалился кто? - рассеяно оглядывался Джеймс. Но это орал учитель. Объяснений от него добиться нельзя: крики сменились полуобмороками, те дикими танцами, позже – подобие эпилептического припадка. Скорпиус бы предложил просто его столкнуть, чтоб не мучился. Доротея думала ударить по нему заклятьем, чтоб остолбенел и правда ненароком не свалился. Перед тем как по настоявшему потерять сознание со счастливым лицом, он прокричал: - Парад! Когда он отключился, то и гипнотическое действие его припадка спало, и студенты сами уже могли сдвинуться с места. Староста Пуффендуя тут же подбежала к телескопу профессора, пытаясь понять, что тот увидел – сегодня телескопы стояли по кругу, смотря на разные участки неба, и промежуток по обе стороны от профессорской позиции был самый большой, так что ученикам надо было или развернуть свои или попросту воспользоваться профессорским телескопом, чтоб разобраться. - Ждите, - только и сказала задумчиво пуффендуйка, отстраняясь от окуляра. - Чего? - Всего. Парад планет и звёзд – время спонтанных телепортов и невиданной фигни. Небо чёрное, маслянистое, оно напоминало засаленную внутрянку кошелька. Кошель качнулся – кто-то дёрнул за цепочку, потом открылся. Не для того, чтоб из него что вытащили, наоборот, чтоб нечто положить. Но ничто не попадает в абсолютное никуда, и не приходит из ниоткуда. Это переложили из дальнего проклятого кармана, который следовало бы держать на кевларовой молнии. В глубинах подземелий, где от морской толщи коридоры ограждала лишь каменная стена, на плоском холодном полу, появилось нечто. То, что не должно было тут быть, то, что только предстоит понять, то с чем придётся бороться. Тут не тонуло всё в кромешном мраке, нет. Сверху падал зеленоватый луч света – при постоянной повышенной влажности, факелы быстро подгнивали, поэтому их заменили кристаллами, чтоб были расположены этажом выше. Они освещали подземные оранжереи, обитателям которых был опасен солнечный свет. В полу проделывали небольшие отверстия, через которые и просачивались потоки света. И вот, в центре одной из таких областей, соткался мягкий кожистый сосуд. Зловещий цветок, который готов раскрыться. Цветень внутри хотел проснуться и дать росток. Лучший свой росток. Королевский. Взращенный на магической кровавой почве, в таинственных запутанных коридорах – будущей колыбели и охотничьих угодьях новых тварей. Таких же чёрных и красивых как небо высоко-высоко над одиноким гнездом, таких же зловещих и опасных как лес, что вокруг. И они не ограничатся замком. Не ограничатся лесом. Ведь космическое пространство не стало преградой.