***
Лёгкий толчок в плечо заставил протосса прийти в себя и беспокойно захлопать глазами, озираясь сквозь сон. Вряд ли десятиминутную отключку можно назвать полноценным сном; отчаянно хотелось, чтобы именно это время стало реальностью, а всё прошлое – бесполезным кошмаром, от которого всё ещё можно отойти. Нион, по привычке или от спазмов, дёрнул руками – шипение и лёгкий ток, пропущенный по пальцам, издали тёмные металлические кандалы. Протосс прикрыл глаза, не давая приступу паники вырваться в эфир, и с равнодушным видом оглянулся. – Очнулся, – тихо раздалось в приватном эфире. Нион с некоторым неудовольствием и удивлением попытался найти глазами обладателя голоса, но ни один взгляд не был устремлён на него: стражи, облачённые в иссиня-чёрную броню, с надвинутыми на лицо масками, напоминающими внешне черепа одноглазых падальщиков, неподвижно замерли по разным углам за искрящим экраном – ограничительной решёткой в клетке пленников, и никоим видом не подавали даже малейшего интереса к персоне Ниона, хотя он знал, что, стоит ему лишний раз вызывающе шелохнуться, они без зазрений совести выпустят ему кишки и сбросят в ближайшую дыру космоса. Впрочем нет, забота о собственной жизни не позволила бы ни одному самому безбашенному воину ослушаться прямого приказа Владыки, так что в живых Нион должен был гарантированно остаться хотя бы до конца "поездки", а вот списать случайно вырванный случайным образом кусок лица, бедра или любой конечности можно было и на несчастный случай. Если, конечно, у господина будет хорошее настроение. Нион заметил шевеление на зеркальной поверхности выступа стены и скучающе перевёл взгляд в противоположную сторону. Мигающий рыжим защитный купол напомнил протоссу о барьере, однако он удивился, что в одно место поместили сразу двух подозреваемых... "злоумышленников". Взгляд бледно-жёлтых глаз был направлен в сторону прозрачного иллюминатора на скромное скопление звёзд, притянутое тёмной дымкой. Девушка – он мысленно сопоставил её и голос у себя в голове – сидела, сжав колени и локти, в достаточно неудобной позе, но её это, по-видимому, ничуть не смущало; да она вообще не проявляла каких-либо признаков жизни и казалась бы игрушечной, если бы не настойчивые переливы в зрачках, оплетающие лицо в районе щёк и скул аккуратной беловатой вуалью. – Я не был в бессознательном состоянии, – хмыкнул Нион, но эфир был уже закрыт. Он настойчиво буравил незнакомку взглядом, пока она с оттенком усталости не открыла свои мысли; он повторил сказанное в гораздо менее дружелюбном тоне, не представившись. Её высказывание, всё же, заставило его усомниться во временном промежутке его сна. – Это была констатация факта, – безэмоционально протянула Шейтира – он прочитал её имя в складках разума, поэтому она поспешно прервала эту связь – и покосилась на Ниона, не меняя позы, – Вершитель. Нион чуть заметно вздрогнул. Он едва ли знал застывшую заключённую, а вот она, похоже, прекрасно знала о его положении. Не похоже было, чтобы стражи были любителями посплетничать, да и он сам имел достаточную силу воли, чтобы не выдать настолько глубокие мысли. Не каждый мог различить тал'дарима в протоссе с бирюзовыми глазами: это играло ему на руку в пограничных стычках и операциях на территории Империи. – Странно видеть тебя здесь, кхалай, – последнее Нион почти выплюнул, однако ни единым движением не выдал своё презрение – их общение должно было оставаться тайным, хотя достаточно глупо было бы думать, что стражи полностью исключали возможность ментального контакта двух заключённых. – А мне странно видеть талдарима в темнице собственного народа, – парировала Шейтира, наконец-то украсив свою речь отпрысками гнева, – Впрочем, среди вас тоже должно быть понятие хуже. – Небольшое недоразумение не сможет отпечататься на моей судьбе, – Нион подумал и добавил, – И теле, в отличии от тебя. Хотя что-то у него внутри указывало на другое. Интуиция, видение, как бы это не называли. Какой бы ты пост не занимал, бесполезно надеяться на благосклонность со стороны Владыки – а ведь Нион был достаточно приближён к нему. И стал ещё ближе, сократив расстояние буквально до нескольких шагов. Если ему, конечно, позволят остаться в живых. Нион закатил глаза и коротко усмехнулся, вслух, просто уставившись в гладкий потолок. Многие поднялись вверх по Цепи вознесения, хоть незначительно, хоть значимо, а взамен новым именованиям залили Слейн собственной кровью. "Интересно, понравилось ли это зрелище Амуну?" – сузив глаза, подумал Нион. Десятки, сотни и сотни погибших в агонии затмили сиреневый восход криками и воплями, отсрочили выполнение великого плана на многие годы, а за такую оплошность Тёмный Бог жестоко наказывал. До этих пор. Стены еле заметно дрогнули, заставив Ниона качнуться в сторону – он внимательно изучал иллюминатор, внезапно посиневший, что значило посадку транспортного челнока. Полупрозрачный барьер распахнулся подобно хищной пасти, несколько стражей подошли к смирно сидящему Ниону и грубо подхватили его за руки: он не сопротивлялся, со скучающим видом озирался, однако пришёл в крайнее... неудовольствие, когда таким же образом подхватили скверную приверженку Кхалы. Нечего было равнять их, будто и он был таким же жалким, бесхребетным... Ноги волочились как-то сами собой, оставляя Ниону возможность мысленно возмущаться, придумывать проклятья и всяческие унижения для будущих диалогов. Освещённый красными огнями коридор, по которому стражи, м-м, сопровождали тал'дарима, всколыхнул какие-то старые воспоминания, но Нион предпочёл отдаться смачным ругательствам, а не ностальгическим самокопаниям. В огромной зале стражи замерли, и одновременно с ними замерли сердца посвящённого. Он машинально склонил голову, почти касаясь тёмной клипсой на подбородке собственной груди и упал на колени; с презрением глянул на гордо выпрямившуюся Шейтиру, что наивно не понимала, где и перед кем находится. Облачённый в длинные сияющие одежды с тяжёлыми наконечниками по краям красной мантии – Нион видел только его ноги – Клинок Амуна, Говорящий-От-Его-Имени, сильнейший из тал'даримов, на чьё имя – Ма'лаш – было возложено негласное табу, вышел вперёд, мерными шагами отчеканивая какой-то навязчивый ритм. Его голос прозвучал громко, низко, удушливо спокойно, будто бы он упивался своим положением и медленно высасывал души замеревших перед ним воинов: – Склоните голову перед Владыкой и полностью покоритесь моей воле, – хотя все присутствующие уже послушно и с благоговением замерли. Кроме Шейтиры. Казалось, воздух затрещал от жара. Нион зажмурился, а в следующий миг упивался криками и запахом хлынувшей крови девушки, не торопясь переводить взгляд на неё. Тяжёлое шипение и рана подкосили тонкие ноги – кхалай упала, согнувшись, встретившись лбом с холодным полом. Верховный тал'дарим хмыкнул, прислонив когтистую стопу к виску Шейтиры, и Нион услышал лёгкий хруст. – Я велел склониться, рабыня, – процедил он, но убрал ногу, оставляя Шейтире возможность безумно хлопать глазами. Закованные в чёрную броню руки оттащили её, и следом за телом выступила голубоватая полоса крови. Нион склонился ещё усерднее, не чувствуя сомкнувшихся на его плечах когтей, доставая макушкой до колен и ниже, когда Владыка приблизился к нему. И каждая доля секунды ожидания длилась мучительно долго. – Я разрешаю тебе смотреть на меня, посвящённый, – раздался голос над ним, прервав оглушающую тишину и ропот сердец, и Нион вскинул голову; "разрешаю" – одна из высших наград-слов Ма'лаша, и не принять её означает навлечь его гнев и, собственно, смерть себе. Нион встрепенулся: неужели это означает его... милость? Помимо Владыки, в зале, в противоположном углу, гордо выпячившись, замерли первые три посвящённых: Ур'далл, Андуор и Нурока. Их присутствие могло значить всё, что угодно; Нион не стал искушать судьбу своими догадками. – День Пляски Кровавых Клинков, – неспеша, растягивая каждое слово, начал Ма'лаш, обходя застывшего от дрожи Ниона, снова слегка склонившего голову, – Такое пафосное название дали последнему, не мало, одному из крупнейших Рак'шир. Он сделал паузу и впился в Ниона взглядом – по крайней мере, последнему так казалось, так как подсвеченная маска Владыки скрывала большую часть лица. – Усладившее жажду крови и чужих душ, но отсрочившее приход нашего господина... происшествие. Ты знаешь, почему ты здесь, Нион? – Я был участником ритуала, Владыка, – негромко, но вкладывая в голос всю свою уверенность, произнёс тал'дарим. Резкая смена темы неприятно отразилась в его разуме; что-то в висках старательно защёлкало, возможно, предупреждая, а может, пытаясь вдолбить некий важный аспект в беспокойного протосса, – Тем, кто бросил вызов. И победил. Того требует священный долг. Не моя воля заставила стольких воинов сойтись в битве и отдать свою энергию. Ма'лаш едва заметно усмехнулся: – И, раз ты исполнял волю нашего господина, почему твои руки скованы цепями? – через мгновение что-то щёлкнуло, и Нион почувствовал свободу в районе запястий. Он едва не зашёлся смехом от столь лестного стечения обстоятельств и поклонился, – Так предстань же перед ним лично и донеси о своей славе. Ниона хватил удар. Он, широко распахнув глаза, уставился на Говорящего-От-Его-Имени. "Что?" – только и смог бы сказать тал'дарим, если бы говорил вслух; можно было подставить множество значений для этого высказывания. К Тёмному Богу можно было попасть разными путями, но Ма'лаш дал понять, что не собирается убивать Ниона. А что... Внезапно стопы перестали чувствовать землю и легко оторвались от тёмной поверхности. Тело протосса окружило рыжеватое мерцание, сковывающее движения плёнкой из шестиугольников. Нион попытался дёрнуть рукой, но тело онемело. Пытаться вырваться с помощью псионной силы – самоубийство, если Ма'лаш воспримет это, как атаку. Похожая стазисная энергия стянула обмякшее тело Шейтиры, остановив капающую из рваной раны кровь; она непонимающе, сквозь пелену боли огляделась и на миг встретилась взглядом с Нионом. Ужасно было признать хоть какое-то сходство тал'дарима и кхалая сейчас: они оба не знали, что будет дальше и, возможно, страшились исхода. По крайней мере чувствовали лёгкое беспокойство. Стазисные камеры окружил второй прозрачный слой, ограждая от воздуха внешнего мира. Протяжное, надрывистое шипение раздалось в районе стоп; Нион инстинктивно поджал бы их, если бы не сдерживающее поле. Зеркальная поверхность справа отразила сиреневатое пятно. – Это так... благородно... с твоей стороны, – прошипел Нион, уставившись на Владыку, теперь сверху вниз, – Позволить мне услаждаться Дыханием Жизни. Лучшего наказания и представить было нельзя. Тал'дарим томно втянул аромат божественного тумана, впитывая наркотик каждой клеточкой тела, пока ещё была такая возможность – жадно, с придыханием, надеясь заслужить одобрение господина. Но хищный блеск в глазах Ма'лаша заставил Ниона вздрогнуть и занервничать. Густой газ окутывал его, впиваясь в кожу. Мир перед глазами пошёл кругами – привычно и безболезненно для того, кто часто находился на местах разлива терразина, однако, когда фиолетовый дым затмил глаза, появилось неприятное жжение. Нион фоном слышал чужие крики – Шейтира металась в парах терразина, насколько это позволяло стазисное поле; кхалаю никогда не понять прелести Дыхания Жизни. Однако почему в этот раз тал'дарим чувствовал такое напряжение и волнение? Глаза бессмысленно навелись на потолок и будто бы побледнели. Сознание уходило всё глубже, глубже в Пустоту, навстречу шелестящему голосу Тёмного Бога, и Нион чувствовал себя бултыхающейся в воде пернатой птицой или выброшенной на берег рыбой. Мозг пронзил сначала жар, а потом холод, не давая сконцентрироваться, и в конце концов Нион оставил свои жалкие и беспочвенные попытки, хотя вся сущность, каждая клеточка кричала о нависшей опасности. Тал'дарим попытался выдать что-то в эфир, но услышал лишь отстранённый стон, бессвязные звуки на неизвестном языке. Бессознательно он мотнул головой... и почувствовал свободу. Не понимая, что произошло, он приоткрыл глаза; каким образом они оказались закрыты, если Нион смотрел на расплывающийся в лиловых красках потолок зала, осталось неизвестным. Впрочем, протосс не придал этому особого значения. – Уверен, что предстоящий ритуал обещает стать... незабываемым, – послышался голос у самых пластин, что было странно, ведь протоссы общались посредством телепатии, а не раздражали воздух. Нион повернулся – ничто больше не удерживало его – но не только из-за необычного ощущения, а из-за странной узнаваемости голоса. Однако он не заметил его обладателя в зале Владыки... – Ты сомневаешься в моей победе, Нижний? – процедил раздражённый голос, на этот раз в голове, однако Нион ещё больше ужаснулся. Он принадлежал ему самому. Тал'дарим развернулся, пытаясь найти – будто бы это возможно – причину необычных явлений, а вместо этого увидел... тень. Высокая, но не крупная, облачённая в сияющую броню, потому немного смазанная в районе кровавых кристаллов, с выступающими острыми наплечниками и со сжатыми в кулак ладонями – его собственная, тянущаяся от его стоп, но не копирующая движения, живущая собственной жизнью. – Что ты, в твоей силе кроется непоколебимая истина – победа, – раздался ответ, и мерный, растягивающий каждую букву в какой-то особой манере, противной, саркастичной, но ласкающей душу лестью, принадлежал молодому протоссу, которого невозможно было спутать с кем-то ещё. Нион ненавидел его за это, но и, как не признать, вдохновлялся плавными речами, не всегда замечая яд в похвалах. Тень на миг замерла, задумываясь, а потом дёрнула руками, расслабляя ладони. – В этом ты прав, Аларак, – и усмехнулся, заставив Ниона вдрогнуть от странного ощущения в висках. Что-то с силой сдавило тал'дариму горло и он попятился назад, наблюдая, как тень остаётся стоять, увеличиваясь и увеличиваясь в размерах, но уже не касаясь пяток протосса. Пространство исказилось, пестря искрами и пеплом, а Нион просто наблюдал, как Нижний извивается в парах Дыхания Жизни, хищно сверкая глазами. А затем снова что-то говорит, многим, многим воинам с вспыхивающими от гнева клинками, дёргает за ниточки, стравливая тал'даримов, деля их на две мощные фракции. А затем молча, едва заметно улыбаясь, смотрит, как волны пси-энергии захлёстывают противников, что считались союзниками несколько часов назад, смотрит на хлынувшую кровь, боль, крики, сам не испачкав в битве ни коготка. Ведь он не принимал в ней участие, хоть и обещал Ниону. И кто ушёл невредимым с ментального поля боя? Кто поглотил чужие эмоции, упиваясь исходом? Кто буквально взлетел вверх по Цепи вознесения, когда этот глобальный Рак'шир закончился?.. "Аларак!" – выкрикивает Нион в пустоту, с яростью пронзая её складки когтями, клинками, собственным телом... И пока он захлёбывается иллюзиями терразина, настоящее тело скребётся о стекло. А Тёмный Бог видит всё. Всех. Но в тот день он не наказал своих самых верных слуг, что залили его планы собственной кровью. Он тоже смеялся, как и Аларак, но громко и жадно, поглощая ушедшие души – Нион видел их туманом в Пустоте и протянул руку, но с шипением отдёрнул, когда светлая энергия пронзила подушечки пальцев. Он узнал её – слышал в собственной голове голос и лавировал в складках сознания, не сумев вытащить многого, но и крупиц было достаточно. Он брезгливо прищурился, смотря, как душа Шейтиры – она не выдержала пытки Дыханием Жизни – уходит в Пустоту, к Амуну. И тогда до него дошло, тогда он вскрикнул ещё яростней от ощущения обмана и бессилия; знал бы Владыка, что, пытаясь подчинить его сознание терразином, он приоткрыл ему завесу правды. И Ма'лаш знал. Он чаще всех общается с Амуном, и знал, что отнятые жизни тал'даримов принесли ему только удовольствие. Не только тех, кого он лживо и корыстно называл своими приближёнными, но даже последние кхалайские глупцы удостаивалась "чести Амуна", как вещал каждый из Владык. Но теперь Нион не смог бы донести увиденное. Дыхание Жизни опьяняло, сводило с ума, отшелушивая скорлупу сознания, очищая мозг до нужного вида, до вида безумия. Нион видел таких – безжалостные, но опасные из-за отсутствия меры и элементарного тщеславия, на котором можно было сыграть – на котором сыграл Аларак, когда общался с Нионом – с хриплым, дрожащим голосом и совершенно без собственной воли. По крайней мере так казалось, потому что из-за одного только повеления своих господ такие тал'даримы готовы были биться головой о скалы, заодно уводя за собой все подчинённые войска. Он просто не понимал, не понимал, почему стал жертвой этого эксперимента – немногие доходили в поглощении Дыхания Жизни до заветной, нужной Высшим точки, ведь не чувствовал в себе силы. А когда дошло, Нион хрипло, безумно рассмеялся. Маленькая авантюра Аларака заставила Ма'лаша поверить в то, что Нион обладает силой преодолеть порог. Стать сильнее, подчинившись лишь Амуну и говорившему от его лица Владыке. Осознание всего этого свалилось бы на него неподъёмной ношей, если бы разум не стал покидать его капля за каплей, выливаясь в длинный ручей из крови, заливая Пустоту этой жидкостью цвета индиго. Он пытался бороться, схватившись за чьё-то ускользающее из под когтей сознание; ему ответили удивлением и раздражением. Стал терять силы теми же темпами, оставляя в пространстве цвета своей кожи, сам растворяясь в потоке чужих эмоций, прочувствывая крики, стенания и стоны павших.***
– Опять терраны-грабители вторглись на нашу землю. Бел'шир был священной землёй Тал'дарим задолго до того, как терраны проложили путь к звёздам! Убирайтесь с нашей планеты, пока я решаю сохранить ваши жалкие жизни! – просипел талдаримский Вершитель Нион в передатчик, когда перед ним всплыло бородатое лицо пришельца, раздражающе-наивно улыбаясь. – Успокойся, приятель, – хмыкнул в ответ Джеймс Рейнор, терранин, имя которого, как и титул разбойника, мятежника, наёмника и героя, распространилось за пределами его собственной юной и глупой расы, – Не горячись. Нам всего лишь нужно немного газа. "Знал бы ты, на что способен этот чарующий лиловый наркотик," – довольно хмыкнуло что-то внутри взбешённого талдарима, но он усилием воли подавил внезапные, беспричинные пляски мыслей за пределами его понимания.